Врач, больной и закон.
(К вопросу об ответственности врачей).
Революционное строительство нового быта поставило, в порядке пересмотра всех взаимоотношений, на очередь вопрос об ответственности врача пред государством и общественностью.
По понятным причинам этот вопрос сразу приобрел особую остроту, обнаружив весьма вредное недоверие, даже недоброжелательство к врачам. И раньше у нас, как и заграницей, это больное место в общественной жизни неоднократно становилось злобой дня, а государство создавало весьма отличные друг от друга законы о врачебной ответственности. Но пока врачевание было по преимуществу частным занятием, а в больницы шли лишь бедняки, нельзя было ждать ни ясности в постановке вопроса, ни настоящего законного обеспечения пациента, ни той человечности, которая должна дополнить, помимо закона, здоровые взаимоотношения врача и больного. Настоящий момент — новая эра в этом вопросе. Медицина в принципе перестала быть частным делом врача, как спеца, и пациента, как покупателя врачебной помощи. Основы советской медицины не имеют ничего общего со старой постановкой помощи населению. Медицина превращается в общественную работу, а ее главной задачей делается предупреждение (профилактика) болезней путем охраны здоровья ребенка, женщины-матери и рабочего. Лечение болезней лишь часть, и не самая большая, врачебной помощи. Но профилактика построена на т. н. диспансеризации, т. е. на проведении всего населения через многочисленные предупредительные пункты по охране здоровья, санитарному просвещению и оздоровлению быта. Врачебная работа превращается в социальную работу, а для выполнения ее врач должен подойти к быту вплотную, слиться с трудящимися — и не тогда, когда они заболеют, а когда они здоровы, работают, войти в их будни. Из профессионала, владеющего специальными знаниями, еще до настоящего времени представляющими какую то таинственную, ему одному подчиненную силу, он превращается в товарища по работе, стоящего на страже всяких излишеств, ошибок, неразумных трат здоровья.
Если пришла болезнь, он лечит без „таинства", без деланного величия, без вида непогрешимости. Но пока это счастливое время социальной медицины лишь осознано, как необходимая форма помощи в новом строе; это—еще неосуществленная часть советского строительства. В действительности же продолжает существовать и властвовать медицина старого режима, посколько старый быт хотя и развалился, но постройка нового еще не закончена, а местами еще только начата. В это-то переходное время имеются, к сожалению, на-лицо все условия для возникновения конфликтов — от простого неудовольствия, осуждения, неосновательной болтовни до уверенности в нарушении врачем закона. Отсюда и обращение к Суду в поисках правды.Установить нормальные, здоровые, справедливые взаимоотношения между врачем и больным необходимо в срочном порядке. И надо попытаться разобраться, откуда возникают конфликты. Суть не в том, чтобы найти виноватого, а в том, чтобы скорей изжить переходное время от частной медицины, свободной от общественного контроля, к общественной, государственной медицине в том широком плане, какой выработан НКЗ. Пока однако старое с новым перемешано в чрезвычайном беспорядке, и врач является в первую половину дня общедоступным советским служащим — в больнице, а вечером принимает за плату больных; пока в одной и той же больнице есть бесплатные больные, плохо обслуживаемые, плохо питаемые, а рядом — хорошее белье, лучший стол, опытные врачи; пока материнство недостаточно или вовсе необеспечено, и женщина вынуждена искать помощи там, где она ее найдет без волокиты; пока предрассудок ложного стыда считает сифилис позорной болезнью — будут и незаконная, и плохая помощь, будут и врачебные ошибки, будут калечества и смерти — будет и нарушение закона. Это — результат роковых трудностей переходного времени.
Вспомним то, что каждый из нас знает. Когда и как идут к врачу, что знает больной о своей болезни, чего ждет он от врача, во-время ли он обращается и всегда ли врач может дать то, чего от него ждут?
Во-первых, несколько слов о современном пациенте.
Он или она, переутомленные годами борьбы, со следами недавнего голода, с плохими нервами, легко раздражающиеся, неуравновешенные, трудящиеся — слишком часто являются пациентами трудными, невыносливыми, к сожалению, в санитарном смысле обычно темными. А здоровье, которого не хватает такому пациенту, самое нужное и дорогое. За рабочим стоит в ожидании его семья, за женщиной — ее дети.Идти к доктору — трудное дело, интимное дело: тяжело рассказать о своей „секретной" болезни; трудно женщине обнажиться пред незнакомым врачем, рассказать ему о болезни, полученной в брачную ночь; приходится говорить о нарушении верности, о боязни беременности, со страхом говорят о болезни ребенка, об угрозе чахотки и т. д.
И все ждут помощи, скорой и полной — ждут чуда, ищут тепла, внимания, проникновения в чужое горе. Открыв раны своего тела и души, больные ждут действенной помощи — делом, словом, соответственным обращением. Эта помощь и чувство, с которым ее ждут, отличаются резко от всяких других обращений человека к человеку.
Рассказ окончен. Врач должен проверить слова и осматривает пациента или пациентку. От подхода врача, от всякого его движения ждут чего-то.
Кто не знает, с каким волнением связано посещение врачебного кабинета, где от всякого непонятного инструмента веет чем-то жутким? Нервы напряжены. Действительность, старая, обидная действительность вступает в свои исторические права: плата за совет и назначение платы за операцию и длительное лечение. Это первая отрава великого врачебного дела. У пациента остается чувство ремесленного и холодного подхода. Исключения не часты. Сомнение, недоверие зародились. Здесь легко и неосновательно возникают представления о недобросовестности, равнодушии врача, о нарушении долга. Конечно, речь идет о серьезных случаях, не о любителях лечиться. Особенно плохо, если пациент приходит слишком поздно, пропустив время лечиться. Особенно легко возникают неправильные впечатления у женщин, которым деловой осмотр нередко кажется бесцеремонным, оскорбительным, а у истеричек, особенно у девственниц, не по своей воле, создаются подозрения об оскорблении женской чести.
Разобраться потом в этих фантазиях, смешанных с исковерканной действительностью, очень трудно, почти невозможно.Неблагоприятным моментом, который способствует укреплению мысли в неправильных действиях врача, является то, что нередко пациенты скрывают свои недуги от близких, идут к врачу тайком (за абортом или лечением от венерических болезней), и когда лечение оканчивается нехорошо, то родные раньше всего приписывают это врачу; в своей среде, тоже медицински невежественной, они находят сочувствие и, подогретые баснями о врачах, создают быстро картону злодейства. А полученный гонорар еще подливает масла в огонь. Во всех этих легендах большую роль играет вера во всемогущество медицины. „Если-бы он хотел, если-бы был внимателен, все бы мог сделать, а то „зарезал".
Но так ли всесильна медицина?
Блестящие успехи медицины за последние десятилетия вызывали иногда несбыточные надежды у больных, но, обманутые в своих ожиданиях, они всю неудачу валили на врачей. Так было с лечением чахотки, рака, сифилиса, исправлением горбатости, лечением прогрессивного паралича прививкой малярии и т. п. К несчастью, газеты легкомысленно пускают в ход басни, сочиненные по телефонным разговорам с врачами. Теоретическая ценность новых, подчас гениальных открытий является лишь нащупыванием новых путей, но практически еще не проработанных. Надо ждать, но это может понять хоть немного грамотный в медицине.
А медицинская грамотность у нас явление редкое.
С другой стороны, не всегда законная смелость врачей, особенно молодых, погоня за новшествами, материальная заинтересованность врача при ныне вымирающей форме частной практики, которая делает доступным новые методы лечения немногим, в виду их дороговизны, дают основание к нареканиям, обычно неправильным, но в отдельных случаях небезосновательным.
Так было с туберкулином Коха, с препаратом 606, с лечением гипнозом и др.
Некоторые новые методы еще не вышли из периода опытов, но уже кое-кем применялись, напр., лет 15 назад, лечение опухолей мозга оперативным путем и др.
Здесь от смелости до излишества недалеко, но и жизнь пациента ставится под опасность.Вывод таков: успехи медицины — огромны, но лишь в руках опытных врачей, и, главным образом, соответственно обставленных.
Первые тяжелые годы пашей революции помешали нам идти в ногу с успехами европейской науки; инвентарь больничный отстал, разрушился, но и медицинская подготовка понизилась, и это привело к слабой подготовке врачей военного времени. Лишь теперь Институт усовершенствование врачей быстро ликвидирует это народное бедствие.
Надо определенно признать, что несколько лет медицинской распутицы, конечно, обошлись не без жертв, но то были ошибки, несчастия, незнание—и среди них преступления врачей составляют большую редкость.
Области, где чаще всего слышатся нарекания, это — хирургия и одна из ее глав — гинекология. Судить об этом и дать об‘яснения могут специалисты, но здесь можно указать лишь на общественные, бытовые корни этих нареканий.
Резко изменившееся положение женщины, втянутой войной и революцией в тяжелые формы труда, разрушило рамки старого материнства: семьи, где отец работает, а мать заботится о детях, нет больше. Дети стали в тяжесть, несмотря на всю поддержку государства. Выходом явился аборт. И, конечно, помимо законных форм, он нашел и иные пути, тайный аборт. Жертвой его стало не мало женщин. Что производство тайного аборта, оплачиваемого кровью добытыми деньгами, часто кончающегося плохо, должно квалифицироваться, как преступление — об этом не может быть двух мнений. Но это не узко медицинское преступление, а оно должно быть рассматриваемо во всей широте его социального происхождения. Но как раз большинство процессов возникает по поводу несчастных исходов, вызванных предварительным обращением к помощи бабки или шарлатана.
Помимо распада семьи, глубокие извращения полового быта и предосудительные легкомысленные половые связи молодежи привели большое количество молодых девушек, часто почти еще детей — к трагической проблеме: аборт или самоубийство.
Законная и медицински хорошо обставленная помощь недостаточна, приходится прибегать к тайной помощи, на которую добросовестный и опытный врач обычно не идет. Вывод ясный. Результаты понятны. Это второй источник калечества и смерти.Есть еще одна группа врачей, на которую нередко сыплются обвинения. Это — психиатры, которые якобы сажают здоровых в больницы для душевно больных. Старая сказка, создаваемая перессорившимися между собою родственниками больного или в некоторых случаях неуравновешенным психиатром, молодым и неопытным. До сих пор не удалось еще ни разу доказать, что действительно здоровый был посажен в больницу. Это такая же сказка, как та, что врачи отравляют колодцы холерой, что от дурного глаза дети болеют и т. п.
Но однако откуда же возникают процессы против врачей? Не все же они выдуманы? Конечно, не все.
Конечно, врачебные преступления бывают и по тем лее причинам и мотивам, как и другие преступления.
Корысть, невежество, неоправданная смелость могут встретиться у врача, как и у всякого другого человека. Это неизбежно.
И поскольку такие действия общественно опасны, они подлежат общегосударственным законам. Для суждения о медицинской стороне должна быть приглашена экспертиза, как она приглашается Судом всегда, когда нужна помощь специалиста. Это настолько очевидно, что всякая попытка специальной обстановки врачебного процесса была бы лишь утверждением старого чуть ли не жреческого взгляда на врача, была бы попыткой признания его непогрешимости. Наоборот — именно потому, что большинство процессов против врачей возникает частью из общего медицинского невежества населения, частью из еще неизжитых остатков старого быта, частью же из слишком больших прав на человеческую жизнь, предоставляемых врачу со дня получения им диплома — необходимо сделать медицинскую работу доступной государственному и общественному контролю, снять с нее покрышку тайны, очистить ее от отравы денежных расчетов между пациентом и врачем. Только тогда возрастет доверие к работе врача-общественника, а процессы потеряют свой нынешний характер злобы между врачем и пациентом.
Суд открытый, дающий возможность раскрытия всей бытовой картины врачебной помощи, не делающий для врача никаких привиллегий и ставящий его в положение всякого другого работника в общественном коллективе — единственный путь к исчезновению врачебных процессов.
JI. Оршанский.