Возобладала традиционная, архаичная политическая норма — «правление трех», основания чего были исследованы
В литературе уже указывалось на особую судьбу Киевской земли как общерусского стола, объекта коллективного сюзеренитета Рюриковичей.
Но наибольший интерес, на наш взгляд, представляет мнение А.П. Толочко, который трактует великокняжеский стол как «принцепский удел» и убедительно доказывает, что сама система принципата (пользуясь терминологией русских летописей — старейшинства) возможна только благодаря существованию особого юридического положения столичного удела, на который не распространяется отчинное право 61. На Руси — по «ряду Ярослава», как и в Польше — по тестаменту Болеслава Кривоусого, столичный удел передается вместе с титулом и властью принцепса — старейшего в роде, будучи материальным обоснованием его превосходства. Важно, что, переходя на великокняжеский стол, князь сохраняет и отчинные владения, причем такое положение уже существовало во времена Владимировичей: Святополк и Ярослав, занимая киевский стол, сохраняли за собой предыдущие уделы (Туров и Новгород соответственно). Таким образом, представляется, что вышеназванный автор близок к истине, полагая, что родовое старейшинство-сеньорат — уже не просто институт семейно-наследственного права, а, как пишет другой знаток проблемы, первый юридически оформленный порядок престолонаследия, выросший из corpus fratrum и опиравшийся на него62, то есть политическая норма.Источники убеждают нас в том, что на Руси, как и в других раннегосударственных обществах, становление центральной власти происходило как ее узурпация сначала всем княжеским родом, а затем отдельной его семьей, ветвью. То есть взаимоотношения внутри правящего рода строились по принципу формирования так называемого «конического клана». Такая структура отличалась строгой иерархией, основанной на принципах примогенитуры — наследования по старшинству в семье и неравенства между главной и боковыми линиями, а следовательно, неравенства между семейными группами и линиями данного клана 63.
Это подверждается сравнительными материалами о существовании у народов раннесредневековой Европы так называемого «заместительного права», по которому на стадии родового сюзеренитета по смерти одного из братьев его удел доставался не его потомству, а оставшейся в живых братии64. Поэтому появление князей-изгоев уже в XI в., устранение племянников от возможности участия в наследовании великого стола выглядит как необходимый этап в формировании конического клана, и характеризовать такие действия дядьев по отношению к племянникам как близорукие вряд ли целесообразно 65. В этой связи восхищает прозорливость В.О. Ключевского, который писал: «Княжеские усобицы принадлежали к одному порядку явлений с рядами, имели юридическое происхождение, были точно таким же способом решения политических споров между князьями, каким служило тогда поле, судебный поединок в уголовных и гражданских тяжбах между частными лицами... Княжеская усобица, как и ряд, была не отрицанием междукняжеского права, а только средством для его восстановления и поддержания»66.В свете сказанного представляется совершенно логичным то, что привнес в нормативную основу политической системы Древней Руси Любечский съезд (1097 г.). Он юридически обосновал утвердившиеся отчины трех ветвей Ярославичей — «кож-до да держит отчину свою»61, но для собственно политической системы последующего времени еще более важным было признание за Святополком отчинных прав на Киев.