УСПЕХИ ХЛЕБА HA ВНУТРЕННЕМ РЫНКЕ И ИЗМЕНЕНИЯ B ОРГАНИЗАЦИИ КРУПНОГО ХОЗЯЙСТВА
Незаметная с первого взгляда работа горожан и крестьян создавала усдовия, систематически подрывавшие
основы феодальной раздробленности. Рост внутреннего рынка несомненно требовал хотя бы некоторого объединения доселе обособленных политических единиц.
Необходимость единения сил для защиты от внешнего врага ускоряла начавшийся процесс. Отдельные его этапы мы можем проследить между прочим на примере уже знакомого нам монастыря Константина и Елены в городе Владимире.Перечень повинностей крестьян Константиновского монастыря XIV века показал нам с полной очевидностью натуральный, замкнутый характер монастырского хозяйства. Так было еще| в конце XIV века.
Через сто лет здесь произошли заметные перемены.
B концеІ XV века * игумен этого монастыря обратил внимание на то, что монастырские крестьяне на себя стали пахать много, а на монастырь пашут по-прежнему мало. Он обратился к митрополиту с проектом изменить положение, и митрополит прислал в монастырь землемера с поручением перемерить монастырскую землю И ПО'-НОВОМу разверстать ее между крестьянами. B среднем крестьянину Давалиі 15 десятин (в трех полях). Кто хотел получить больше, мсг взять на себя и больше, кто боялся не справиться с 15 десятинами, мог брать меньше. Ho каждый из крестьян 20°/о должен был пахать на монастырь.
Еще через сто лет картина изменилась еще резче.
Монастырь завел свою собственную и немалую запашку. Крестьяне должны были обрабатывать монастырские поля из расчета по 3 десятины (ІУ2 озимого хлеба,- Iy2 ярового) на крестьянский двор, сеять, жать, молотить, свозить и ссыпать- хлеб в монастырские житницы, удобрять землю, косить сено. Работали крестьяне на своих харчах.
Еслй мы обратимся к другим монастырям, то увидим то же самое в еще более ярких цифрах, Троицкая. Сергиева лавра в конце XVI века освободила своих крестьян от всех разнообразных работ и заменила их одной — обработкой земли.
Каждый крестьянин должен был вспахать на монастырь 5 десятин «за всякие монастырские доходы».Te же характерные явления хозяйственной жизни мы можем наблЮдать и в крупном хозяйстве Новгородского епископа. Bce многочисленные факты, касающиеся хозяйства этой крупнейшей латифундии- за конец XV и самое начало XVI века, приводят нас к совершенно твердому
выводу об отсутствии в вотчинеНовгородского ёИископа собственной барской пашни. Типичное для феодальной крупной вотчины сочетание крупного землевладельца с мелким крестьянским хозяйством мы встречаем в это время во< всех владениях Новгородского епископа.
Собственную барскую пашню впервые в источниках мы начинаем наблюдать лишь в 40-х годах XVI века. Появление ее может - быть отнесено ко времени несколько более раннему. Характерно, что обрабатывают ее наемные «дружины», — своего рода артели сельскохозяйственных рабочих.
Если Новгородский епископ, богатейший из феодалов, к тому же живущий не только от земельной (конечно, докапиталистической) ренты, а и от, крупнейших доходов с подвластных ему многочисленных церквей и монастырей своей епархии, принялся за распашку земли и организовал свое барское сельское хозяйство, то этот факт гово- рит об очень многом.
He трудно догадаться, чем руководствовались землевладельцы, заменяя старые многочисленные и разнообразные повинности одной — обработкой разросшейся барской пашніи там, где она была раньше, или заводя ее вновь, если до сих пор ее не было.
Причина этих перемен заключается в росте внутреннего рынка, на котором хлеб становился все более и более заметным товаром. Хлеб легко стало превращать в деньги. Ha деньгй было удобнее, легче и экономнее приобретать все TO1, от производства чего были освобождены крестьяне. Отсюда заинтересованность землевладельца в расширении пашни, в увеличении продукции хлеба. Отсюда нажим на крестьянина и стеснение его правового положения.
' Эта ст'орона дела прекрасно отражена в ряде публицистических произведений первой половины XVI века.
B произведении Ермолая Эразма «БлагохотяЩим царем правительница и землемерие» прекрасно изображено положение крестьянина. Он здесь признается самым .полезным членом общества, потому что он производигг самый ценный продукт — хлеб, «всех благих главизна», без которого не может жить ни царь, ни самый простой человек. B то же время этот наиболее ценный член общества «всегда волнениях скорбных пребывает», будучи отягчен всевозможными платежами и повинностями, среди которых необходимость давать деньги — самая тяжелая. Эразм рекомендует для крестьян заменить денежные1 повинности натуральными. A деньги взыскивать с горожан («елицы во градах купующе и продающё и прикупы богатеюще»). Он рекомендует и армию содержать по городам. Из его рассуждений видно, что внутренний рынок достаточно емок, что хлеб один из самых ходких товаров.Эта мысль подтверждается и другим не менее ярким публицистом Пересветовым, который считает идеалом содержание армии на государственные деньги и служилого человека мыслит на государственном жалованье. Te же мысли можно встретить и y' известного ііопа Сильвестра, сумевшего в бытность свою в Новгороде, а потом в Москве организовать какое-то -значительное предприятие, .где у него работали наемные ремесленники (серебряных дел мастера, книжные писцы, иконники, кузнецы, плотники', каменщики и др.).
Энергия всех этих людей в городе и деревне оплодотворяется тем, что появились в.жизни русского общества новые горизонты., новые возможности. Ф'акты большого оживления торговли Москвы с Востоком и Западом со второй половины XV века хорошо известны. Приезжие в Москву иностранцы говорят об этом весьма вразумительно. «Московия, — по словам Альберта Кампензе (1523— 1524 гг.), собравшего много сведений о русской торговле со слов своего отца й брата, торговавших с Москвой, — весьма богата монетою..., ибо ежегодно привозится туда из всех концов Европы множество денег за товары, не имеющие для московитян почти никакой ценности, HO сТоящйх весьма дорого в наших краях».
Москва рано завязывает связи с Востоком. Тверской купец Афанасий Никитин в 1466 г. отправляется с торговыми целями в Персию и успел побывать в Индии лет за 30 до Васко-де- Гама. После завоевания Казани и Астрахани в руках Москвы оказался весь торговый путь по Волге, что привело к усилению торговых связей с Персией, Бухарой и Хивой. B то же время очень энергично завязываются торговьіе отношения с Западной Европой.Завоевание в 1514 г. Смоленска раскрыло дверь для торговли с Литвой и Польшей. B Лейпциге зарождается ярмарка русской пушнины. Устанавливаютїся торговые связи с Англией. Приобретение Балтийских гаваней во время Ливонской войны для России было весьма своевременным новым благоприятным условием дальнейшего роста торговли с Западом. Сухопутная торговля со странами
Севера и Запада тоже играла немаловажную роль. B писцовой книге Обонежской пятины, например, мы имеем запись о том, что на реке Ояти стояло 24 амбара, «куда клали всякие товары»; на Вытегре стояли такие же амбары, куда «хлеб и соль и всякий товар кладут тутошние крестьяне и приезжие торговые люди». Весьма вероятно, что эти товары предназначались для Швеции.
Рост внутреннего рынка тоже виден в различных проявлениях. Аника Строганов, например, в 1566 г., исполняя обязанности царского торгового агента, получил от царя очень серьезные поручения: 15 сентября 1566 г. ему было поручено немедленно («часа того») продать 20 300 пудов хлеба. Ему же поручается доставить в Астрахань, «закупив»: овес, крупу, толокно, муку, всего около 16 000ny- дов. Соловецкий монастырь закупал ежегодно во второй половине XVI века около 64 000 пудов хлеба. Флетчер указывает на то, что создавшаяся в конце XVI века дороговизна хлеба происходила не от недостатка в хлебе, а «от алчности дворянства, спекулирующего хлебом». B грамоте Бориса Годунова от 3 ноября 1601 г. изображаются очень хорошо условия торговли1, правда, при не совсем нормальных обстоятельствах, ввиду голода. Тут между прочим выясняется контингент лиц, торгующих хлебом.
Это «богатые люди», архимандриты, игумены, епископские дети боярскиеі, Строгановы (речь идеть о Соли Вычегодской), их приказчики, посадские люди, монастырские и дворцовые крестьяне и «многие приезжие прожиточные и пашенные люди». Особо названы «многие скупщики», корыстующиеся «хлебною продажею»; они «рассылают» по всей Вычегодской земле в станы, волости, села, слободы и погоеты своих агентов, и сами ездят по тем же. местам, скупают хлеб и, раздав в «дешевую пору вперед задатки», продают потЬм по «большой цене». Тут же говорится о том, что и окрестные крестьяне возят хлеб свой и «провозный» на торжки и на ярмарки; по дорогам их перехватывают скупщики, выезжая для этого им навстречу, и скупают у них хлеб. B этой грамоте отражено необычное время: тут много злой воли алчных до наживы торгашей, но тем не менее в грамоте есть несомненно черты, говорящие о наличности хлебного рьшка. Обыватель, очевидно, привык к свободной продаже хлеба в любых количествах.Здесь ѵместно напомнить о наших больших городах, живших привозным хлебом и голодавших всякий раз, когда этот подвоз по тем или иным- причинам нарушался.
Ho еще красноречиве’е', чем большие горо;да>, говорят о росте внутренних рыночных отношений торговые успехи мелких поселений конца XV и первой половины XVI века.
Для иллюстрации этого положения возьмем небольшой сравнительно район по реке Мсте, соединяющей Новгород с Московской областью.
B писцовой книге Бежецкой пятины можно наблюдать превращение сел и деревень в значительные торговые пункты, крестьянина — в купца. Перед нами интересный момент рождения новых городов.
Берега и острова реки Мсты с конца XV века усеяны этими новыми очагами торговли. Они возникают и растут на наших глазах. Для иллюстрации положения беру селение Млево на р. Мсте. B конце XV века здесь 225 лавок, в первой половине XVI века уже 332. Оно, как и его сверстники, носит уже наименование рядка (ряды лавок). Возник он на помещичьей земле. Лавки энергично ставят помещичьи крестьяне.
B подобном же рядке Боровичах (теперь город) в 1574 г. было 138 дворов (из них 7 церковных и 7 пустых). 29 из живущих дворов принадлежало недавним крестьянам, которые здесь называются людьми «пашенными», 17 — «торговым», остальные все — ремесленникам. Эти «пашенные» фактически «отбыли пашни»: на каждый их двор приходится лишь 2,14 четверти пашни, тогда как у окрестных крестьян пашня в среднем измеряется OT 8 д'о 11 четвертей. Многие из них сеют только яровое. Озимого не сеют.Чем же торгуют эти лавки? Что хранят рядом с лавками стоящие амбары? Ha этот вопрос нам может ответить хотя бы описание Боровичских лавок. B них товар незатейливый. Больше всего лавок с хлебом и солью, за этим товаром следуют сапоги, рукавицы, щепетной товар, железные изделия (лемеха и косы), овощи. Ассортимент рассчитан на рядового среднего потребителя. Он говорит сам за себя.
Интересно подчеркнуть, что подавляющий процент торговцев — это недавние крестьяне, которые продолжаюі себя так и называть по привычке, несмотря на то, что они успели уже променять рало на прилавок. B Удомельском, например, рядке (тоже на Мсте) 90,3% лавок и амбаров принадлежало «крестьянам», в Лощемле (там же) все 100%.
Наличие растущего внутреннего рынка не. вызывает у нас ни малейшего сомнения.
He удивительно, что при йаличии всех этих условий деньги в общественных отношениях начинают играть все более заметную роль.
Эту стОро.ну жизни прекрасно подчеркнул в своих писаниях Ермолай Эразм. Оиа же подтверждается и другими обильными и красочными фактами. B конце XV века устаревшие уставные грамоты заменяются новыми, где натуральные платежи крестьян заменяются денежными. B новой уставной Белозерской грамоте 1488 г. отмечается и старое и новое: великокняжеские наместники по новому уставу должны получать «с сохи за полоть мяса 2 алтына, за 10 хлебов—10 ден., за бочку овса 10 ден., за.воз сена — 2 алт., за боран — 8 ден.», и т. д. и т. д. Крестьяне Артемоновского стана, Переяславского уезда по новой уставной грамоте 1506 г. должны давать волостелям «за полоть мяса 10 ден., за боран—1 алт., за воз сена — 1 алт., за хлеб — 1 ден.» Это общее положение для ковых уставных грамот говорит само за себя. Псковская Судная грамота тоже переводит натуральные повинности на деньги, Судебник Ивана IV делает то же. Многие помещики и вотчинники производят у себя такую же реформу. A Новгородский епископ одну из своих крупных вотчин целиком перевел на денежные платежи вместо прежней натуры.
Погоня за деньгами — дух времени. Ha этой почве разыгрывается много катастроф. Особенно заметно это на крупных боярах, привыкших жить, не справляясь с подлинным состоянием источника своих доходов.
Невольно хочется вспомнить зде.сь замечание Энгельса относительно дворянства XIX века: «Чтобы выросший из феодализма дворянский землевладелец — лорд или сквайр— научился когда-нибудь вести хозяйство ио-буржуазному и тоже, стало быть, считать своей первой обязанностью во что бы то ни стало капитализировать ежегодно часть добытой прибавочной стоимости, — это противоречит опыту всех бывших феодальных стран».[6] Даже случайно дошедшие до нас факты задолженности боярст'ва с конца XV и середины XVI века очень красноречивы. Верейский князь Михаил Андреевич был должен, например, только одному Кириллову монастырю 21 600 руб. (на деньги конца XIX века), кн. Иван Борисович Волоцкий — 64 000, брат Ивана III Юрий — 74 200 и другой его брат Андрей — 3 105 000 руб.
B завещании царского духовника Василия (1531— 1532 г.) есть перечень его должников:. кн.Мих. Вас.Вис- лый должен ему 18 000, кн. Ив. Данил. Пенков 120 000, кн. Ив. Мих. Кубенский 5 000, кн. Иван Шапка и Семен Мезецкий 7 000, кн. Мих. Бабич 7 000, кн. Ив. Мих. Воротынский 2 000, кн. Ив. Ив. Барбашин 4 000, кн. ФедорВас. Лопата — 5 000, кн. Ив. Мезецкий, зять протопопа Василия — 20 000 p. O своем зяте в завещании протопоп прибавил: «А зять мой, кн. Иван жил у меня во дворе ІЗлет, ел-пил мое, а служил зять мой государю все моею подмогою». Жена протопопа в своем завещании сообщает дополнительные сведения, о покупке ее мужем у братьев зяТя4, князей Мезецких, имения в 50 000 руб.[7] и прибавляет: «а что есмя давали зятю своему приданного и в ссуду и платйья и кони, и то зять наш прослужил на царской службе».
«Служба», т. e. нахождение в придворной среде, дорого обходилась русской знати. A единственный источник дохода у бояр были их вотчины, т. e. в конечном ■ счете крестьянин, который должен был изворачиваться, чтобы кормить себя, свою семью и покрывать все растущие потребности своего хозяина.
He удивительно, что при неумении рационализировать свое хозяйство, боярство и князья неуклонно шли к своей гибели, задолго до опричины, нанесшей русской знати тяжелый и решительный удар.
Конечно, эти изменения в хозяйстве не были еще явлением массовым и повсеместным, но тем не менее- они весьма показательны и дают нам возможность судить о направлении, в каком шло развитие русского общества в XV-XVI вв.