Участие земств в подготовке специалистов сельского хозяйства

Задача обучения населения в какой бы то ни было сфере знаний не относилась к ведению органов самоуправления, поскольку по за­кону они учреждались лишь “для заведования делами, относящими­ся к местным хозяйственным пользам и нуждам...” Характерно, что даже “в попечении о народном образовании” участие земств опреде­лялось “преимущественно в хозяйственном отношении”¹.

Этот примат правительственного начала над местными запроса­ми до сих пор не только не изжит, но еще более усилился, о чем можно судить по федеральному закону “Об общих принципах орга­низации местного самоуправления в Российской Федерации”, приня­тому в середине 1995 г. Органы, называемые местным самоуправле­нием, особенно районного муниципального звена, сегодня вообще лишены возможности хотя бы как-то положительно влиять на сре­ду обитания сельских жителей. Поэтому даже весьма несовершен­ное царское законодательство о местном самоуправлении от 1 янва­ря 1864 г. имеет для нас актуальное значение. Подобное можно ска­зать и о земском Положении от 12 июня 1890 г. , в котором, несмо­тря на искусственное повышение роли вырождавшегося дворянско­го сословия, тем не менее уже более четко были сформулированы предметы ведения земства. При этом в законе вполне заметно было выражено их возможное участие и в области сельскохозяйственного образования. Так, § 10 Общего положения о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, впервые указывал на значение земств не только в развитии общеобразовательных народных школ, но “и других учебных заведений”².

детельство появилось благодаря тем немногим земствам, которые раньше других пришли к выводу о необходимости подготовки на ме­стах младшего технического персонала для оказания агрономиче­ской помощи сельскому населению при наличии, разумеется, стар­ших специалистов.

Хотя еще раньше Министерство государственных имуществ, ликвидировав в конце 50-х - начале 60-х годов Киселевские сельско­хозяйственные фермы, учредило на их основе три средних земле­дельческих училища: Казанское (1861), Мариинское, близ Саратова (1862) и Уманское (1868), дополнительно к уже существовавшим в предреформенный период Московскому, Горыгорецкому и Харь­ковскому аналогичным учебным заведениям. Причем в них стали готовить и преподавателей для низших сельскохозяйственных школ. Но, приступив к организации последних, ведомство преследовало цель обеспечения сельскохозяйственными старостами, нарядчика­ми, овчарами, скотниками лишь имения землевладельцев. Это было наглядным проявлением того, что в ходе аграрной реформы интере­сы помещиков выходили на первый план и в сфере кадровой поли­тики. Исходя из них, правительство намечало удовлетворить потребности землевладельческого класса в относительно недорогих управителях со средним агрономическим образованием, а затем и работниками квалифицированного исполнительского труда³.

Тем не менее озабоченность отсутствием сельскохозяйственно­го персонала для крестьян была все же проявлена самими помещи­ками, а точнее наиболее просвещенной их частью, представители которой собрались на свой съезд при Московском обществе сель­ского хозяйства (МОСХ) в 1871 г. Но конкретного решения по дан­ному вопросу на нем так и не было принято⁴. И даже присутствовав­шие на съезде ученые и общественные деятели не дали на него пря­мого ответа.

итоге на съезде возобладало суждение о том, что “содержание сель­скохозяйственных школ должно быть отнесено на средства государ­ственные...⁵.

Но проблема состояла не только в недостаточном финансирова­нии строительства учебных заведений, высших, средних или низших, но и в неполном объеме агрономических знаний, в результате чего образовательный процесс не мог быть достаточно успешным. Во многом он основывался еще на достижениях западноевропейской агрономии, и это в значительной степени оправдывало тогда сла­бость усилий правительства в области сельскохозяйственного обра­зования. К тому же и в Западной Европе открытие Ю. Либихом и Ж. Буссенго законов питания растений не находило еще широкого практического применения, поскольку требовались дополнитель­ные исследования в области агрохимии. Наиболее успешно они ве­лись опять-таки не в России, а в Германии. Поэтому высказанная, например, в 1872 г. точка зрения А.С. Ермолова о том, что для стра­ны было вполне достаточно имевшихся сельскохозяйственных ву­зов, в большей степени отражала интересы Министерства государ­ственных имуществ, где он занимал весьма ответственную долж­ность и подавал надежды как ученый.

Свое суждение по поводу перспективы развития сельскохозяйст­венного образования в 70-х годах высказывал и И. А. Стебут. Специ­ализировавшийся в Горыгорецком институте для работы в крупных хозяйствах, он убежденно говорил о том, какие высшие и средние специальные сельскохозяйственные учебные заведения нужны бы­ли в то время в России. Но относительно низшей ступени сельскохо­зяйственного образования у него, по-видимому, еще не было тогда достаточно определенного воззрения. Поэтому он или расширял ее рамки до уровня среднего специального образования “людей, кото­

рые могут быть и самостоятельными управляющими небольших имений и арендаторами небольших ферм”⁸, или вполне придержи­вался присущих ей задач по подготовке “старост, смышленных работников”⁹, или все же утверждал, что “для получения хороших работников нет надобности в особых специальных школах - для них каждое хозяйство есть специальная школа, нужны лишь начальные народные школы”¹⁰.

Сторонник общинного землевладения, Стебут, тем не менее, не допускал возможности коренных улучшений в мелком хозяйстве до прекращения уравнительных земельных переделов. “Нельзя не пожелать, - писал он, - чтобы земские деятели посвятили себя даль­нейшему улучшению и развитию настоящего крестьянского хозяй­ства”¹¹. Но могли ли они в таком случае обойтись без служащих с низшим сельскохозяйственным образованием? Вот почему автор “Основ полевой культуры” весьма неоднозначно относился к низ­шей сельскохозяйственной школе.

Что же касается земств, то после неудавшихся попыток исполь­зовать начальные школы в качестве сельскохозяйственных некото­рые из них, намеревавшиеся пригласить на службу агрономических смотрителей, выступили с предложениями об учреждении низших сельскохозяйственных школ. Например, в Вятской губернии вопрос об их проектировании рассматривался в 1870 г. по инициативе Гла- зовской, Малмыжской, Нолинской, Котельнической, Уржумской, Сарапульской и Вятской уездных управ. Каждая из них пришла к мнению о целесообразности подготовки вначале преподаватель­ского персонала будущих заведений, выделив нужные средства на сельскохозяйственные училища. В этом они не были оригинальны. Но в отличие от средних училищ, образованных Министерством государственных имуществ в 60-х годах, Вятское губернское зем­ское собрание, поручив специальной комиссии составить проект ус­тава сельскохозяйственного училища, не только не ликвидировало существовавшие в уездах сельскохозяйственные фермы, служившие показательными хозяйствами для окрестных крестьян, но, напротив, именно на их основе намеревалось создавать низшие сель­скохозяйственные школы. Затем в 1872 г. Гдовское уездное земское собрание постановило ходатайствовать перед Петербургским губернским земством об открытии низшей сельскохозяйственной школы, а в 1873 г. этому последовало и Лужское земство¹². Однако все эти действия так и не увенчались успехом.

Весьма противоречивое влияние на развитие сельскохозяйст­венного образования и позицию в отношении его земств оказала правительственная комиссия о реформировании средних земледель­ческих училищ.

но было ходатайствовать о преобразовании в реальное лишь с дву­мя сельскохозяйственными классами в нем. И только благодаря под­держке Министерства государственных имуществ единственное пока среднее училище, основанное земством, смогло вернуть себе положение, а также право подготовки, наряду с учеными управите­лями, и учителей низших сельскохозяйственных школ¹³.

Согласиться с этим Министерство народного просвещения, оче­видно, заставляла его неспособность одновременно обеспечивать на должном уровне сельскохозяйственное образование. В то же время начиная с 1870 г. в средних учебных заведениях Министерства госу­дарственных имуществ постепенно расширялось преподавание есте­ственных наук, в основном изучавшихся в реальных училищах. Поэтому в 1876 г. удачные предложения относительно развития сельскохозяйственного образования, апробированные в нескольких училищах ведомства, были представлены на рассмотрение Государ­ственного совета. Причем некоторые его члены высказались за то, чтобы выпускавшиеся ученые управители обслуживали нужды и мелкого земледелия, так как в стране полностью отсутствовала агро­номическая помощь крестьянскому населению. И хотя мнение этого меньшинства было отвергнуто, тем не менее в подготовленном тек­сте нового Положения о средних земледельческих училищах, высо­чайше утвержденного 30 мая 1878 г., основной задачей являлось “до­ставлять учащимся... теоретическое и практическое образование, по­требное для правильного ведения ими сельского хозяйства”.

Отсутствие прямого указания на занятие выпускниками мест уп­равляющих частновладельческими имениями с этого времени пред­ставляло некоторую возможность поступления и на земскую служ­бу. Это должно было в перспективе заинтересовать органы местно­го самоуправления в финансировании и тех средних училищ, кото­рые ими не учреждались. Однако основной взгляд на средние учеб­ные заведения как на профессиональные школы для обслуживания капитализировавшихся экономий еще прочно держался не только в министерской, но и преподавательской среде. Вплоть до 1904 г. оканчивавшим училища по-прежнему присваивалось звание “уче­ный управитель”, ставшее к тому времени уже анахронизмом ввиду усиливавшейся распродажи помещичьих земель¹⁴.

Существенно препятствовало стремлению выпускников сель­скохозяйственных учебных заведений к земской агрономической де­ятельности и одновременно стимулировало их к занятию ведомст­венных должностей предоставленное по Положению право особо отличившимся, без различия сословий, поступать на государствен­ную службу. Престижность среднего специального образования воз­растала и в результате наделения наиболее способных правом по­ступления в высшие сельскохозяйственные учебные заведения. Кро­ме того, всем отличившимся прилежанием представлялось личное

почетное гражданство, а прочим, выдержавшим испытания, это зва­ние давалось спустя три года, тогда как прежде оно получалось не ранее, чем через 16 лет после выпуска¹⁵.

Положение 1878 г. распространялось на училища, открытые при содействии земств, - упомянутое выше Вятское, а также Хер­сонское, Богородицкое в Тульской губернии, Самарское и Псков­ское. Причем Херсонскому в течение 8 лет пришлось находиться под попечением Министерства народного просвещения. В результа­те училище “далеко не оправдывало надежд учреждавшего его земства”, являясь сельскохозяйственным учебным заведением “пер­воначального типа”. Это хотя и предполагало четырехлетний курс обучения, но фактически было ниже среднего уровня, так как сель­скохозяйственные знания давались по министерской программе, ограниченной двухлетним периодом. Средним же оно стало только с 1882 г.¹⁶ Что же касается времени учреждения училища, то в этом вопросе также не все однозначно. Б.Б. Веселовский полагал, что осно­вание Херсонского сельскохозяйственного училища имело место уже в 1870 г.¹⁷ Но в тот год губернское земское собрание лишь “вы­сказалось” за устройство училища, а утверждение его устава про­изошло 13 декабря 1873 г., что и говорило о фактическом начале су­ществования учебного заведения¹⁸.

Принятие Положения 1878 г. неизбежно должно было повлечь за собой подготовку закона и о низшем звене сельскохозяйственно­го образования¹⁹. Свидетельством этого, в частности, являлось то, что члены правительственной комиссии 1874 г. одновременно с ре­формированием средних училищ рекомендовали распространять сельскохозяйственные знания среди крестьян посредством обучения их для работы не только в поместьях, но и в своих хозяйствах. По­этому в Министерство государственных имуществ стали поступать ходатайства об учреждении низших школ как от частных лиц, так и от земств. Всего до конца 70-х годов ведомством было рассмотрено около 20 таких прошений. При этом выяснилось, что далеко не все из них могли быть удовлетворены, так как от правительства требо­вались значительные пособия и разрешение на бесплатное пользо­вание земельными участками. К этому же оно не было готово, пола­гая, что “образование низших деятелей по сельскому хозяйству луч­ше всего может быть достигнуто в частных имениях”, на которые и намеревалось отнести преобладающую часть расходов. Поэтому большинство проектов было отклонено, кроме четырех, два из ко­торых исходили от землевладельцев, третий оказался ведомствен­ным, а последний, утвержденный 24 ноября 1881 г., - земским, об устройстве в с. Каликине, Нерехтского уезда, Костромской губер­нии Уткинской сельскохозяйственной школы, названной по фами­лии опять-таки земельного владельца, завещавшего свое имение местному органу самоуправления.

По сути такой же двойственный характер имела и школа молоч­ного хозяйства, основанная еще в 1867 г. в с. Едимоново, Корчев- ского уезда, Тверской губернии. Произошло это не столько благода­ря земским кредитам, сколько по инициативе Н.В. Верещагина, имев­шего родовую усадьбу в Череповецком уезде. “Предполагая, что развитие скотоводства и выгодное использование молока повысят доходность отцовского имения, Николай Васильевич стал отыски­вать место, где бы можно было поучиться сыроварению...” Земские же деятели, переходившие в то время от увлечения земельными бан­ками для помещиков к насаждению ссудосберегательных товари­ществ среди крестьян, довольно сочувственно относились к идее артельного маслоделия и до конца 1882 г., пока кооперативное дви­жение не пошло на убыль, давали деньги на подготовку мастеров молочного дела. Правда, сам Верещагин к этому времени больше занимался общественной деятельностью, пользуясь поддержкой ВЭО, нежели увеличением личных доходов. Вследствие этого долг по школе постепенно достиг 6 тыс. руб., и в конце концов земство отказало ему в кредитах.

Неудача, постигшая известного в земской России Н.В. Вереща­гина, показывала, что помимо имущественного залога, которым пользовались учредители низших сельскохозяйственных школ, тре­бовалась более широкая правовая база для их существования. Рас­смотрение и утверждение поступавших ходатайств сдерживалось отсутствием единого для всех Положения о низших сельскохозяйст­венных учебных заведениях. Желая устранить это препятствие, ВЭО в феврале 1878 г. создало комиссию для разработки проекта Положения, которым можно было руководствоваться при устрой­стве школ. Получив затем отзывы земских собраний на предложен­ный вариант закона, общество в 1880 г. передало окончательный его текст на рассмотрение Министерства государственных иму- ществ.

Проект ВЭО, в котором отчетливо отображалась и точка зре­ния по крестьянскому вопросу его президента К.Д. Кавелина, мало чем отличается от преобладавших и ранее представлений о сельско­хозяйственном обучении детей крестьян и их последующем распре­делении. Как и в дореформенный период, акцент делался на дости­жении “практического ознакомления... с правилами и приемами рационального ведения хозяйства”. Классные же занятия в течение трех лет представлялись “лишь пособием при объяснении явлений природы”, с которыми ученики сталкивались в хозяйственных рабо­тах. Что же касается четвертого года обучения, то он предназначал­ся исключительно для технических занятий и в целом срок пребыва­ния в школе излишне удлинялся. А при небольшом контингенте уча­щихся стоимость содержания каждого резко возрастала. На финан­сирование одного такого учебного заведения планировалось до

12 тыс. руб. в год, что явилось основной причиной отклонения про­екта министерством, хотя почти всю сумму предполагалось зараба­тывать учащимся в школьном хозяйстве. Само же ведомство наме­ревалось выделять пособия в размере от 1500 до 3500 руб.

Не посчитав возможным положить в основу развития низшего сельскохозяйственного образования план общественности, в мини­стерстве составили свои предположения, которые и были утвержде­ны 27 декабря 1883 г. в виде Нормального Положения. С этого вре­мени низшие школы могли быть 1 и 2 разрядов, естественно, с раз­личной степенью сложности преподавания в них предметов, хотя и одинаковой продолжительностью учебы в течение трех лет. Кроме того, вводилось не только общее, но и специальное обучение по отдельным отраслям сельского хозяйства. Новым было и то, что на­ряду с общеобразовательными специальными предметами вводи­лось изучение естественных наук, что, правда, не совсем соответст­вовало статье первой закона. В ней говорилось, что “низшие сель­скохозяйственные школы имеют целью распространение в народе основ познаний по сельскому хозяйству и необходимым для него ре­меслам преимущественно путем практических занятий”. В 90-х годах это расхождение стало предметом дискуссий на проходивших по во­просам сельскохозяйственного образования съездах и совещаниях с участием представителей ведомств, академических, общественных, главным образом земских, деятелей.

Содержавшиеся в регламентирующем акте позитивные новше­ства способствовали тому, что низшее сельскохозяйственное обра­зование было поставлено на более солидную основу. В связи с этим число школ низшей ступени только за первое десятилетие возросло до 50 общих и 25 специальных²⁰. Но земских среди них насчитыва­лось всего 22 (29,3%)²¹, ибо главный недостаток, который в свое вре­мя не дал возможности развиться учебным заведениям М.Е. .Лива­нова (1790-1797), А.А. Самборского (1797-1803), С.В. Строгановой (1825-1844) и М.А. Байкова (1833-1849), по-прежнему состоял в не- востребованности выпускников крестьянской средой. Однако, если прежде причиной ее являлась в основном правительственно-поме­щичья монополия на обученных сельскохозяйственных работников, то в конце пореформенного периода к этому добавилось аграрное перенаселение деревни. И уже на первом совещании при обновлен­ном Департаменте земледелия в январе 1895 г. констатировалось, что сохранение преобладающего спроса на технических служащих со стороны землевладельцев ограничивает Положение о низших сельскохозяйственных школах, согласно которому готовятся специ­алисты, знающие только специфику крупных хозяйств. Обучавшие­ся почти не имели связи с местным населением и своего хозяйства, достаточно развитого, где они могли бы применять начальные агро­номические знания. Как показали проведенные опросы, в болыпин-

стве своем учиться поступали дети или безземельных или малозе­мельных крестьян, привлеченные возможностью уйти из деревни и найти применение своим силам на стороне²². Среди учеников нередко преобладали выходцы из семей мелких чиновников, священнослужи­телей и мещан, как, например, в Шубино-Вахтинской низшей сельско­хозяйственной школе, учрежденной Даниловским уездным земством Ярославской губернии в 1888 г. На 1 октября 1889 г. их в ней оказа­лось в шесть раз больше, чем представителей крестьянства²³.

Поэтому невольно приходилось приспосабливать школьные хо­зяйства к уровню частновладельческих с их усовершенствованны­ми орудиями, машинами и организацией производства, пока непри­емлемыми в крестьянских дворах. Следовательно, сформулирован­ная в Положении 1883 г. цель распространения среди сельского на­селения агрономических знаний достигалась не полностью.

Несмотря на то что данный вопрос непременно включался в по­вестку дня совещаний и съездов, кардинальных изменений к лучше­му в организации низшего сельскохозяйственного образования не наступало вследствие отсутствия преемственной связи его со сред­ней и особенно высшей сельскохозяйственной школами. К примеру, на Всероссийском съезде сельских хозяев в декабре 1895 г. правиль­но говорилось о желательности недорогого типа низшей сельскохо­зяйственной школы, “имеющей целью проводить сельскохозяйст­венные знания в народную среду, не отрывая учеников от домаш­ней обстановки”, т.е. от условий крестьянского земледелия. Более того, в принятых постановлениях съезда говорилось, что постановка высшего, среднего и низшего сельскохозяйственного образования должна наилучшим образом удовлетворять потребности русского сельского хозяйства. Однако порядок пунктов итогового документа оказался таким, что вначале перечислялись меры, относившиеся к развитию низшей сельскохозяйственной школы, никак не связан­ные с тем, что касалось совершенствования среднего и, в послед­нюю очередь, высшего специального образования. И фактически все три звена были представлены изолированно друг от друга. Прав­да, все же рекомендовалось, чтобы общеобразовательные програм­мы Министерства народного просвещения соответствовали “требо­ваниям средних и высших сельскохозяйственных и других професси­ональных школ”. Но это было проявлением своего рода ведомствен­ного интереса, так как на съезде ничего не говорилось о том, чтобы программа сельскохозяйственной школы, за исключением низшей, учитывала “потребности русского сельского хозяйства”.

Кроме того, такая школа комплектовалась преподавателями преимущественно из выпускников высших и средних сельскохозяй­ственных учебных заведений, слабо подготовленных к работе с кре­стьянским населением. Отсутствие в двух существовавших тогда агрономических вузах - Петровско-Разумовской академии и Ново­

Александрийском институте - кафедр общественной (земской) агро­номии показывало, что решение возникшей проблемы следовало ис­кать прежде всего в развитии высшей школы, являвшейся базовой для средней и низшей ступеней сельскохозяйственного образования. Но на съезде ей уделялось весьма незначительное внимание. “Не предрешая вопроса о лучшем типе высших сельскохозяйствен­ных учебных заведений, - говорилось в принятом постановлении, - желательно учреждение при университетах агрономических фа­культетов, с тем чтобы в эти последние было предоставлено право поступать и воспитанникам, окончившим курс в реальных училищах и в средних сельскохозяйственных учебных заведениях”²⁴.

Содержание данного пункта, несомненно, являлось ответом на реакционную политику правительства конца 80-х - начала 90-х годов, жертвой которой стала и Петровско-Разумовская земледельческая академия, реорганизованная в институт летом 1894 г. Предполага­лось, что вместо прежнего демократического учебного заведения в Москве появится нечто вроде агрономического лицея - привилегиро­ванного, закрытого типа учреждения преимущественно для детей землевладельцев, стремившихся стать хозяевами в своих родовых по­местьях. И вероятно, по той же причине в Положении об институте отсутствовало прежнее указание предоставлять “научное образова­ние по сельскому хозяйству и лесоводству” (1873). Теперь же новый вуз обязывался “доставлять учащимся... высшее образование по сель­скому хозяйству и по сельскохозяйственному инженерному искусст­ву”. Сделано это было в духе университетского устава 1884 г., прегра­ждавшего путь к науке выпускникам специальных учебных заведе­ний, а также в соответствии с принятым в 1888 г. постановлением Государственного совета, запрещавшим институтам давать своим со­искателям научные степени докторов и магистров²⁵. Поэтому-то съезд сельских хозяев должен был предложить какой-нибудь выход для сохранения высшего сельскохозяйственного образования на том классическом уровне, какой существовал ранее, отодвигая тем самым вопрос о подготовке земских агрономов на более позднее время.

Впервые он был поставлен на обсуждение Московского съезда деятелей агрономической помощи местному хозяйству в 1901 г., на котором после довольно широкого обмена мнениями было при­знано желательным организовывать курсы по общественной агро­номии и допускать земских специалистов в вузовские лаборатории с целью пополнения знаний по экономике крестьянского хозяйства. Для этого лишь следовало обращаться с ходатайствами к ученым советам вузов. Что же касается способов подготовки студентов к земской агрономической деятельности, то съезд не сумел их опреде­лить, признав только целесообразным ввести институт земских пра­ктикантов-агрономов²⁶. И это было вполне понятно, так как пред­ставительство земских агрономов на нем оказалось не столь значи­

тельным, чтобы они смогли принять более существенное решение по изучению учебных программ и штатного расписания вузов в пользу широкой подготовки специалистов с общественно-агрономи­ческими знаниями. На это указывает уже само название съезда, в котором акцент делался на нуждах не сельского населения, а мест­ного хозяйства, что свидетельствовало о преемственности со съез­дом сельских хозяев 1895 г. В меньшей степени говорилось о соот­ветствии основному принципу самоуправления - оказывать хозяйст­венно-культурную помощь всем категориям налогоплательщиков т.е. практически большинству сельских жителей.

Монополия помещиков на выпускников сельскохозяйственных учебных заведений все еще давала о себе знать. Поэтому даже весь­ма умеренные предположения первого в России агрономического съезда относительно подготовки для находившейся в организацион­ном периоде земской агрономии пока не получили должного разви­тия. К тому же в самой высшей школе ее задачи также оставались не вполне осознаны: мешал перешедший из Министерства земледе­лия односторонний взгляд на высшее сельскохозяйственное образо­вание как на сугубо ведомственное, предназначенное отвечать чи­новничьим представлениям об управлении сельским хозяйством. Тем не менее такой видный представитель, как А.Ф. Фортунатов, писал, что интересы агрономов должны быть значительно шире, охватывая другие сферы воздействия на земледелие, особенно зем­скую, как наиболее близкую к населению. По мнению ученого, численность земских агрономов могла быть гораздо больше, если бы выпускников вузов не сдерживало опасение за недостаточность общественно-агрономической подготовки²⁷.

Сдвинуть данный вопрос с мертвой точки пытался и профессор Н.И. Карышев, который в 1902 г. в письме директору Департамента земледелия указывал на слабое знание студентами экономики кре­стьянских хозяйств и отсутствие у них познаний о правовых и соци­ально-бытовых условиях развития мелкого земледелия. Поэтому в качестве одной из мер, позволявших усилить приток агрономов на общественную службу, он, как и участники недавнего съезда, пред­лагал устраивать особые курсы, но уже для студентов. Программа должна была включать крестьянское законодательство, земское Положение, сельскохозяйственную статистику, методику проведе­ния подворных переписей, изучение крестьянских бюджетов и исто­рии русской агрономии в сравнении с западноевропейской. Помимо изучения теории планировались экскурсии и учебная практика под руководством опытных агрономов. Предполагаемые двухлетние курсы следовало организовывать на базе Московского сельскохо­зяйственного института и при содействии земств. Задачей вуза при этом являлось обеспечение учебного процесса, а земств - организа­ция летних практических работ.

Ознакомившись с новым проектом преподавания общественной агрономии, глава Департамента земледелия С.Н. Ленин передал его на рассмотрение совета института, члены которого вполне оправда­ли его ожидания. Лишь при повторном рассмотрении им удалось прийти к общему мнению о целесообразности нововведения но, как и прежде, ограниченного так называемыми “повторительными” в течение 3-4 месяцев курсами для агрономов со средним образовани­ем и “подготовительными” для слушателей с высшим образователь­ным цензом. Таким образом, если Карышев намеревался при помо­щи расширенных курсов организовать кафедру общественной агро­номии, то подконтрольный ведомству совет вуза остановился на промежуточном варианте перехода от общей сельскохозяйственной подготовки агрономов к земской специализации, но отнюдь не в сту­денческой аудитории. Налицо было явное нежелание власти сделать информацию о положении крестьянских хозяйств достоянием глас­ности среди студенческой молодежи. Проект одного из тех, кто сто­ял у истоков общественно-агрономической деятельности, лишь формально был принят к исполнению²⁸. Окончательное решение вопроса застопорилось где-то в канцеляриях, и надлежащих курсов организовано не было. Лишь А.Ф. Фортунатов, вернувшийся в 1903 г. в альма-матер из Ново-Александрийского института, где он оказался после изгнания демократической профессуры из опальной Петровки, читал лекции в Московском сельскохозяйственном ин­ституте (МСХИ), знакомя слушателей с началами земской агроно­мической деятельности²⁹.

Таким образом, земства, заканчивая к середине 1900-х годов фор­мирование своих агрономических организаций, не могли сколько- нибудь действенно влиять на подготовку специалистов нужного про­филя. Поэтому неслучайно в 1904 г. без агрономов все еще остава­лось 116 уездных органов самоуправления³⁰. К тому же само предло­жение специалистов далеко не соответствовало даже количествен­ному спросу на них. Так, говоря о том, что “сельскохозяйственное образование... необходимо для ведения ... культурного хозяйства и вопросом может быть лишь то, как распространять его не только между немногими избранными, но и в народной массе”, председа­тель Старорусского уездного комитета Особого совещания о нуж­дах сельскохозяйственной промышленности граф Бенигсен привел ряд цифр, касавшихся количества выпускников во всех звеньях сель­скохозяйственного образования в России. По его данным, с 1844 по 1901 г. высшее аграрное образование получили 1393 человека, сре­днее, с 1826 по 1899 г., - 4216 и низшее, с 1880 по 1900 г., - 2455 че­ловек. Иначе говоря, в среднем в год выпускались по 42 человека, или менее чем по два на 1 млн населения страны³¹.

Отставание в развитии вузов привело к тому, что например, в 1901 г. контингент учащихся в низших сельскохозяйственных

школах (5793) более чем в 25 раз превышал количество студентов МСХИ. А это был единственный крупный сельскохозяйственный вуз. Поэтому изменить ситуацию к лучшему не в состоянии были и 1881 учащийся 15 средних заведений, так как в условиях устаревше­го Положения 1878 г. немногие после окончания курса решались сделать выбор в пользу земской службы, как менее выгодной с ма­териальной точки зрения, по сравнению с частной или государст­венной.

Примечательно было и то, что организация учебы в высших и средних заведениях, как, впрочем, и низших, находилась в полном соответствии с проектной вместимостью аудиторий, пропускной способностью кабинетов и лабораторий, размерами хозяйств, в ко­торых велись опытные работы, не говоря уже о штатном расписа­нии учреждений и материальном вознаграждении преподавателей и технических служащих. Каких-либо резервов, за счет которых мож­но было удовлетворять все возраставший земский спрос на агроно­мических работников, они не имели. Реальные потребности в кадрах превышали возможность основных учебно-производственных фон­дов, стоимость которых по 172 учреждениям, давшим сведения, составляла всего 1,74 млн руб. Ассигнования на подготовку кадров при сопоставлении с другими источниками поступления средств в ви­де земских сборов, доходов от хозяйственной деятельности, платы за обучение, пожертвований увеличивались очень незначительно, на­пример, с 1897 по 1900 г. лишь на 2%. И уже с1902 г. наметилось уменьшение темпов прироста школ низшей ступени³². Правда, основная причина снижения состояла не столько в финансовых за­труднениях, сколько в нехватке специалистов с высшим и средним сельскохозяйственным образованием, только под началом которых мог успешно работать низший персонал.

В связи с этим 22 губернских и 117 уездных земств пытались на своих очередных собраниях сессии 1904 г. найти какие-то иные спо­собы улучшения самой постановки низшего сельскохозяйственного образования. Прежде всего следовало чем-то компенсировать убыль 10 из 49 школ, открытых земствами в разное время по Поло­жению 1883 г. Так, в отношении Вольской сельскохозяйственной школы гласные уездного земского собрания заявили, что за восемь лет на ее содержание ушло 135 тыс. руб., или около 12% бюджетных денег, между тем как на местах оставалось не более 20% выпускни­ков школы. В результате земство, неся неоправданные издержки, постановило передать учебное учреждение в ведение Министерства земледелия и губернского земства. Последнее, со своей стороны, признало это возможным, но с условием, чтобы сельскохозяйствен­ная школа была реорганизована главным образом “для подготовки земского агрономического” персонала. Заполнив в основном гу­бернскую сеть агрономических организаций и в значительной степе­

ни уездную, земства начинали думать также о качественном содер­жании их деятельности, обращая на это внимание и правительствен­ного органа.

Помимо школьного сельскохозяйственного образования в 1904 г. они организовывали курсы, предоставляли пособия тем учебным за­ведениям, в том числе высшим, которые направляли целевым назна­чением нужных им специалистов, с тем же условием выплачивали стипендии, наконец, в местах большого скопления людей (на сель­ских сходах, ярмарках и базарах) проводили сельскохозяйственные чтения, лекции беседы, а несколько земств приступили к созданию основных фондов для учреждения новых школ. Как и прежде, Хер­сонское, Вятское, Самарское, Псковское и Богородицкое земства участвовали в содержании средних училищ, имея при них и низшие сельскохозяйственные школы. На все это органы местного самоуп­равления выделяли немалые средства, составившие в указанном году 720 225 руб., или 19,3% всех их расходов на сельскохозяйствен­ные мероприятия. В 1898 г. затраты земств на сельскохозяйственное образование достигали лишь 210 429 руб. (11,8%). При этом наибо­лее крупные суммы выделялись Херсонским земством - 92 тыс. руб., Полтавским - 76, Пермским - 69, Вятским - 62 и Черниговским - 41 тыс. руб. Примечательно, что содержание агрономов и отрасле­вых специалистов обошлось земствам в 1904 г. почти на 100 тыс. руб. меньше, чем на распространение сельскохозяйственных знаний, так как на агрономической службе земств пока находился 401 человек. Поэтому довольно странно, что на сельскохозяйственное образова­ние ничего не ассигновывали 229 уездных земств, затраты каждого из 68 составили менее 1 тыс. руб. и 52 земств - несколько более чем по 1 тыс. В то же время некоторые уездные земства выделяли завы­шенные суммы, например Жиздринское, Бузулукское и другие, что явно не соответствовало их возможностям и свидетельствовало о не­обходимости оптимизации отношений с губернскими органами са­моуправления³³.

Закончившийся пятнадцатилетний период организационного развития земской агрономии и предстоявший переход к активной агрокультурной деятельности по оказанию помощи сельскому насе­лению вплотную подводили к отказу от устаревших нормативов подготовки сельскохозяйственных кадров и необходимости разра­ботки нового законодательного установления. Первоначальным ответом на становившуюся актуальной потребность структурной перестройки системы сельскохозяйственного образования явилось Положение о нем от 26 мая 1904 г., которое, тем не менее, несло на себе отпечаток прошлого к нему отношения. Рассмотрев представ­ления Министерства земледелия и государственных имуществ об ут­верждении нового Положения, Государственный совет отверг лишь такой анахронизм, как прежнее указание на подготовку управляю­

щих имениями и технических служащих для помещичьих хозяйств. И это в какой-то мере должно было ориентировать на работу в ор­ганах местного самоуправления. Однако в то же время закон не обя­зывал учащихся делать выбор в пользу общественно-агрономиче­ской службы. В самом общем виде в нем говорилось, что “средние сельскохозяйственные учебные заведения имеют целью доставлять учащимся в них практическое, на научной основе, образование по сельскому хозяйству, для подготовки к сельскохозяйственной дея­тельности”, т.е. без какой-либо конкретизации. В том же духе тол­ковалась задача низших сельскохозяйственных учебных заведений, которые, как и прежде, должны были учреждаться для подготовки к практической сельскохозяйственной деятельности “сведущих и умелых исполнителей по сельскому хозяйству (низшие школы) ... умелых техников-рабочих по разным отраслям сельского хозяйст­ва” (практические школы). Что же касается высших учебных заве­дений, то они могли учреждаться только “на основе особых положе­ний”³⁴; т.е. в каждом отдельном случае. И это еще больше делало неясным будущее земской агрономии.

В какой-то мере на принятие Положения от 26 мая 1904 г. с та­кими недостатками оказали местные комитеты Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Как известно, земства официально для участия в их деятельности не приглашались под тем предлогом, что они уже опрашивались Министерством зем­леделия в 1894-1898 гг. о потребностях сельского хозяйства и мерах их удовлетворения. В те годы земские деятели в основном говорили “о самой тесной связи”, которая должна существовать “между меро­приятиями, направленными на улучшение начального образования, и мероприятиями, направленными на подъем ... благосостояния сельского населения”. Например, земства Владимирской губернии на первый план ставили общее начальное образование среди всех других мер, способствовавших повышению культурного уровня зем­леделия. Утверждалось, что “только путем широкого развития на­родного образования возможно вселить в крестьянское население сознание целесообразности и полезности тех или других мероприя­тий, служащих к улучшению сельского хозяйства, и убедить его в отсталости тех способов обработки земли, которых сельское насе­ление придерживалось еще в настоящее время”³⁵. Поэтому неслу­чайно некоторые земства в первые годы становления своих агроно­мических организаций пытались создавать четыре сельскохозяйст­венные отделения в общеобразовательных начальных школах. И особенно преуспело в этом Пермское земство, которое к 1901 г. имело восемь таких отделений. Но, подготовив в них 265 человек, в 1907 г. на II съезде преподавателей четырех отделений поддержало предложение о преобразовании последних “в общеобразовательную школу”³⁶. Еще раньше это сделали другие земские собрания.

Однако прежняя точка зрения бесследно не исчезла, найдя отра­жение в материалах Особого совещания о нуждах сельскохозяйст­венной промышленности. Вопрос о подготовке агрономического персонала для органов местного самоуправления был отодвинут на второй план. Отсутствие тогда в правительственных кругах понима­ния необходимости коренного преобразования сельскохозяйствен­ной школы для повышения агрокультурного уровня российского земледелия в конечном итоге и позволило Госсовету принять закон по сути, как и прежде, защищавший интересы поместных владель­цев. Хотя сразу же после своего издания этот недостаток Положе­ния 1904 г. был еще не столь заметен. Сказалась задержка его пра­ктического применения из-за разразившегося вскоре революцион­ного кризиса и негативной реакции правительства и самих земств на политические события в деревне. Слишком многие тогда склонны были вообще ограничить агрономическую помощь бунтовщикам и связанное с ней сельскохозяйственное образование, но отнюдь не те, кто готовились к земской службе, изучая сельское хозяйство в вузах. Так, спустя почти год после принятия нового закона о сельскохозяй­ственном образовании, группа студентов Ново-Александрийского института выступила со статьей в журнале “Хозяин”, озаглавленной “Школьная рутина и общественная агрономия”. В ней не только вы­сказывалось положение о замене практических занятий в частных хозяйствах практикой в земских агрономических организациях, но и сообщалось о том, что “Ново-Александрийский институт не считал­ся с самим фактом существования земской агрономии”. Читавшиеся в вузе курсы по статистике, экономике и законоведению студенты называли “безжизненными, мертвыми” и рекомендовали устраивать курсы “по земской агрономии” и другим отраслям сельскохозяйст­венного знания, связанным “с земской жизнью”.

Об этом весьма характерном случае сообщалось не только в журнальной статье, но и в брошюре А.Ф. Фортунатова, солидаризи­ровавшегося с авторами письма в редакцию. По всей вероятности, когда в 1902 г. он ушел из института, чтобы вернуться на свою ка­федру в МСХИ, заменить его кем-то оказалось трудно. Желание же студентов практиковаться в земских учреждениях, писал Фортуна­тов, встретило “сочувственное отношение”, так как пребывание в частных хозяйствах мало что могло дать тем, кто предпочел для себя общественно-агрономическую деятельность. Однако главное все же состояло в том, что нужна была “отдельная кафедра по об­щественной агрономии”³⁷.

Но такое дополнение в штатном расписании сельскохозяйствен­ных вузов не предполагалось, так как оно противоречило самой сути правительственной аграрной реформы, отрицавшей агрономи­ческую помощь общинным крестьянам. Вопрос о проведении агро­номических мероприятий вообще не нашел отражения в столыпин­

ском аграрном законодательстве. И лишь в циркулярных распоря­жениях Главного управления землеустройства и земледелия, а так­же в последующих телеграммах П.А. Столыпина содержались реко­мендации земским и ведомственным специалистам оказывать агро­номическую помощь в районах хуторского и отрубного расселения в 1909-1910 гг. Таким образом, правительство, хотя и избирательно, но обратило внимание на желательность дальнейшего развития сельскохозяйственного образования ввиду его неприспособленности к задаче создания широкого слоя крестьян-собственников.

В связи с этим в первой половине 1908 г. при Департаменте зе­мледелия прошла серия совещаний руководителей учебных заведе­ний, педагогов, земских агрономов и ведомственных чиновников. На них были рассмотрены пути перехода к тому типу сельскохозяй­ственного образования, который позволил бы приблизить обшест- венно-агрономическую деятельность к требованиям единоличных крестьянских хозяйств. В отношении низших сельскохозяйственных школ указывалось на необходимость увеличить их число в целях наибольшего охвата сельского населения, организации учебы с уче­том прежде всего нужд мелкого индивидуального хозяйства кон­кретного района и, по возможности, без продолжительного отрыва учеников от дома, удешевления обучения. Наметив основные на­правления решения проблемы, совещание, состоявшееся в марте, остановилось на тех категориях школ, которые, как показывали на­блюдения, не могли проявить себя в качестве учебных заведений “жизненного типа”. Главными препятствиями для низших сельско­хозяйственных училищ с трехлетним курсом, двухгодичных сельско­хозяйственных школ, низших сельскохозяйственных школ второго разряда, практических школ со сроком обучения до трех лет по- прежнему являлись высокая стоимость их содержания при малочис­ленности учащихся, удаленность от основной массы сельского насе­ления, а следовательно, слабая связь с земскими агрономическими учреждениями. Стремление же повысить академический статус низ­ших сельскохозяйственных учебных заведений, в частности преоб­разованием школ первого разряда в сельскохозяйственные учили­ща³⁸, было обусловлено ошибочным представлением о том, что из общин станут выходить состоятельные многоземельные крестьяне. Однако выяснилось, что для основной массы землеустроившихся по- столыпински крестьян и общинников с их слабой общеобразова­тельной подготовкой учеба в школах повышенного типа оказалась затруднительной.

Такие школы не могли не вызвать скептического к ним отноше­ния со стороны земских агрономических служащих и гласных, осо­бенно проявившегося на Московском областном съезде деятелей аг­рономической помощи 21-28 февраля 1911г. На нем даже встал во­прос о замене низшего сельскохозяйственного образования курса­

ми, которые, как говорилось, “возвращают деревне тех людей, которых они берут. И эти люди, усвоивши азбучные знания и уме­нье, понесут их в деревни и передадут их в хозяйство”. Такова, в ча­стности, была точка зрения ярославского губернского земского агронома А.М. Дмитриева.

Естественно, что большинство на съезде не поддержало идею ликвидации низшего звена сельскохозяйственного образования и высказалось за его дальнейшее развитие. Однако в выступлениях было заметно и явное непонимание основного дидактического воп­роса - чему же учить в школах? М.Ф. Арнольд, представлявший Мо­сковское общество сельского хозяйства, утверждал, что “внешколь­ное распространение знаний по сельскому хозяйству ни в коем слу­чае не может противопоставляться деятельности сельскохозяйст­венной школы. Задачи курсов и школ совершенно различны. Шко­ла предлагает учащимся известный цикл знаний без отношения к запросам поступающих ... лиц. Курсы дают слушателям то, на что заявляют спрос сами слушатели”³⁹. Таким образом подчеркивалась разница между курсовым и школьным преподаванием. В результате схоластически подобранного образовательного материала могла понизиться эффективность даже удачно найденной формы обуче­ния. Поэтому многим, прослушавшим общие школьные курсы, час­то не оставалось ничего, как только подыскивать применение своим формальным знаниям где-нибудь на стороне.

Факты невозвращения выпускников школ в домашние хозяйст­ва не всегда можно было объяснить их отсталостью, на чем настаи­вал в своей речи “крестный отец” земской агрономии М.В. Неручев. Он пытался доказать, что при существующих условиях деревенской жизни такая школа, которая порождала бы желание возвратиться в родные места, по крайней мере в настоящее время “создана быть не может”. Столь категоричное и вместе с тем пессимистичное зая­вление старейшего агрономического деятеля как бы заранее предо­пределяло неудачный исход любых попыток реформирования сель­скохозяйственных школ и тем самым создавало обстановку безыс­ходного ожидания. Но все же большинство на съезде высказалось в пользу устройства школ, “питомцы которых, по окончании курса, непременно оставались бы в своей деревне”⁴⁰.

В том, что запланированные Департаментом земледелия совеща­ния по вопросам сельскохозяйственного образования созывались от­нюдь не в соответствующей последовательности, наверное, имелся некий смысл. Во всяком случае совещание о нуждах среднего образо­вания оказалось первым в предстоявшей серии, и оно состоялось в ян­варе 1908 г. с несколько, на первый взгляд, ограниченной повесткой дня - о реорганизации учебных хозяйств при училищах, - но весьма, как выяснится по ходу заседаний, симптоматичной. Его участники в полном объеме охватили все основные проблемы организации сред­

него сельскохозяйственного образования. И что особенно важно, на нем стоял вопрос о подготовке учащихся не только к частной, но и земской агрономической службе. В связи с этим предлагалось изме­нить сам характер преподавания в училищах и повысить требователь­ность к поступающим. “Принимая во внимание неудовлетворитель­ность сельскохозяйственного училища, - говорилось в программе за­седаний, - представляется необходимым реорганизовать его в смысле расширения курса специальных предметов и уменьшения общеобра­зовательных. Кроме того, является необходимым расширение препо­давания землемерия и счетоводства. Поэтому необходимо установить новый тип среднего сельскохозяйственного училища”.

Этот пункт документа во многом предопределил последующую работу совещания, большинство участников которого высказались за устранение “энциклопедичное™” общеобразовательных предме­тов и выдвижение на первый план изучения специальных вопросов и организации практических занятий учащихся. За сокращение кур­са общеобразовательных предметов и усиление преподавания спе­циальных, чтобы “ученики возвращались в свою крестьянскую сре­ду в качестве инструкторов и специалистов по разным отраслям хо­зяйства”, высказывались председатель обществ сельского хозяйства Юга России В.И. Денисов, председатель педагогического совета Го- рыгорецкого земледельческого училища И.И. Барсуков, старший правительственный специалист, в недавнем прошлом губернский аг­роном Ярославского земства Э.А. Дидрикиль и другие.

Будучи компетентными в своем деле, они не могли не видеть главный недостаток отечественной сельскохозяйственной школы, заключавшийся в слабой профессиональной ориентации из-за пере­груженности общеобразовательными предметами. Но в значитель­ной степени средние, а также низшие учебные заведения вынужден­но играли роль общеобразовательных школ, находившихся по суще­ству в зависимости от того, что в системе Министерства народного просвещения постановка учебного процесса оказывалась недоста­точно общеобразовательной ввиду узости естественнонаучной его составляющей. Поэтому в училища и школы попадало немало таких, кому выгодно было учиться в пределах их оседлости и приоб­рести впоследствии права для поступления в другие учебные заведе­ния или на государственную службу. В связи с этим выступавший на одном из заседаний главноуправляющий землеустройством и земле­делием Б.А. Васильчиков предупреждал, что “не склонен поощрять существующее ныне стремление пользоваться средней школой, как ступенью для высшей”, не выразив при этом неудовольствие по от­ношению к последней и представляя ее, как “совершенно чуждое сельскому хозяйству ... учебное заведение”⁴¹.

Вместе с тем было понятно стремление ведомства ограничиться преподаванием специальных предметов, которые имели особое зна­

чение для подготовки сельскохозяйственного персонала. Но на пра­ктике осуществить это оказывалось трудно без снижения професси­онального уровня обучения, ибо, как писал тогда И.А. Стебут, нуж­ны были знания и “по основным для сельского хозяйства предме­там”, что “возможно было лишь при известной организации обще­образовательных учебных заведений”.

Наряду с этим Стебут указал и на внутренне присущие сельско­хозяйственному образованию недочеты. В частности, один из них он видел в перегруженности курсов самыми различными сведениями по земледелию в попытке тем самым выпускать полностью подготов­ленных работников. В результате затягивалась продолжительность обучения. И хотя учащиеся, оканчивая курс, знали многое, но при­менять его достаточно квалифицированно не могли, так как гото­вых специалистов, по словам заслуженного агронома-педагога, во­обще никакая школа выпускать была не в состоянии. Их создает са­ма жизнь, а учебное заведение, правильно поставленное, должно учить мыслить, разбираться во всей совокупности фактов и явлений сельскохозяйственной действительности. Поэтому во избежание уже другого рода энциклопедичности, предупреждал Стебут, “следу­ет... строго разграничивать основные сельскохозяйственные пред­меты от их мелких разветвлений, в основательное преподавание и изучение первых поставить главной задачей ... подготовки учащихся для последующей их деятельности”.

Точно так же нерационально было загружать их в течение долго­го времени практическими работами якобы с целью приобретения необходимых навыков и умений. Имевшие преобладающее значение такие занятия лишь мешали приобрести то, что единственно дает только учебное заведение. Задачей практического обучения должно было стать “возможно полное ознакомление с сельскохозяйственны­ми явлениями и ознакомление со связью между этими явлениями и за­конами физическими, экономическими, управляющими”⁴².

По всему было видно, что состав январского (1908) совещания был не готов высказаться по существу проблем, стоявших перед средним образованием. Поэтому в конечном итоге оно останови­лось на компромиссных и в определенной степени неокончательных решениях, бывших лишь предварительным проектом будущей шко­лы или материалом для выработки соответствующего закона. Сове­щание единодушно признало существовавший тип земледельческих, училищ неспособным удовлетворять растущие потребности земств, сельскохозяйственных обществ в агрономах и инструкторах. Иначе говоря, оно не смогло найти достаточно точных ответов на постав­ленные жизнью вопросы⁴³:

Так, предполагая наделение оканчивавших курс обучения граж­данскими правами, предоставляемыми другими средними учебными заведениями, совещание одновременно согласилось с мнением Ва­

сильчикова лишить их возможности поступать в высшие учебные заведения. Приняв четырехгодичную программу обучения вместо шестилетнего, совещание высказалось за преимущественное препо­давание специальных предметов. Но при попытке существенно сократить общеобразовательные натолкнулось на непреодолимое препятствие в виде необходимости общей дополнительной подго­товки для оканчивавших двухклассные сельские училища. По этой причине было признано возможным, пока в виде опыта, учреждение при училищах двухлетних приготовительных отделений. В конеч­ном итоге спроектированная схема учебного курса по-прежнему предусматривала наряду со специальными предметами изучение рус­ского языка, алгебры, геометрии, тригонометрии, физики, геогра­фии⁴⁴. Небольшая разница по сравнению с существовавшей органи­зацией учебного процесса состояла лишь в том, что специальные ди­сциплины теперь должны были сосредоточиваться в основных клас­сах, а общие - в приготовительных при значительном усилении пра­ктических работ. Новый проект, расширяя последние “до пределов возможности”, предусматривал в течение четырех лет 32 часа зим­ней практики, 134 восьмичасовых рабочих дня - летних учебно-пра­ктических занятий, 171 - для хозяйственных целей и до 73 дней - на экскурсии и самостоятельные занятия учащихся. Организация многодневной практической подготовки по замыслу должна была “пояснить или иллюстрировать положения... в теоретическом кур­се”, а по существу являлась важнейшим средством материального содержания учебных заведений⁴⁵.

На этом фоне странно выглядит мнение о том, что “к началу Столыпинской реформы складывается достаточно стройная ... сис­тема сельскохозяйственного образования”, в которой “не было еще того формализма, который возобладает потом в России советской и сохраняется в постсоветской”⁴⁶. Напротив, сознавая недостаточ­ность намеченных мер и необходимость лучшим образом приспосо­бить училища к требованиям агрономии, земской и правительствен­ной, Департамент земледелия в ноябре 1910 г. обратился к педагоги­ческим советам средних и некоторых низших школ с предложением обсудить связанные с этим вопросы и дать по ним свои соображения. Ведомство интересовалось, насколько то или иное учебное заведе­ние могло обеспечить подготовку своих учащихся к будущей обще­ственно-агрономической деятельности и какие изменения потребо­валось бы внести в связи с этим в планы и программы занятий, а кроме того, каким образом должна организовываться ученическая практика вне училищ.

Поступившие ответы оказались примечательны тем, что, отра­жая коллективный опыт, гораздо точнее, чем постановления ведом­ственного совещания, указывали пути дальнейшего развития сель­скохозяйственного образования. Признавая лишь за немногими

учебными заведениями способность удовлетворять требования под­готовки агрономов и низшего персонала к земской службе, педаго­гические советы, тем не менее, не видели необходимости в корен­ном их преобразовании. Основное внимание они обращали на сам метод обучения, который “должен быть более опытно-демонстра­тивным, наблюдательным и испытательным, а не книжным, отвле­ченным”. Дальнейшее расширение практических занятий было воз­можно лишь при условии, если простейшие работы, требовавшие главным образом напряжения физических сил, будут сокращены.

Но рекомендуя расширение опытно-экспериментальных работ, педагогические коллективы отнюдь не предполагали делать это за счет уменьшения объема специальных или общеобразовательных знаний. Речь шла только о совершенствовании теоретических кур­сов. И особенно важным, по их мнению, было введение курсов по опытному делу и общественной агрономии. При этом подчеркива­лось, что все виды сельскохозяйственного образования “должны быть приноровлены к задачам общественно-агрономической дея­тельности, к потребностям преимущественно мелкого крестьянско­го хозяйства”, не исключая, естественно, и хуторского. Учебно-пе­дагогические советы указывали на необходимость подробного озна­комления учащихся с земскими и кооперативными учреждениями, с организацией сельскохозяйственных обществ малого района, сче­товодством и делопроизводством. И почти все они полагали, что внешкольная практика лучше всего могла быть организована не в частных имениях, как обстояло дело еще в большинстве случаев, а путем обязательного направления учащихся в земские агрономи­ческие организации⁴⁷.

Вопрос о положении и ближайшей перспективе развития сред­них училищ вскоре рассматривался и на Московском областном съезде агрономических деятелей, приобретя на нем резко диссони­рующее звучание с тем, что предлагалось в самих этих учебных за­ведениях. На нем, особенно в докладе секретаря МОСХ А.П. Левиц­кого “К вопросу о реорганизации среднего сельскохозяйственного образования”, в очередной раз в их адрес было высказано немало замечаний. Утверждалось, что если училища и раньше не удовле­творяли предъявляемым требованиям, то в условиях расширения общественно-агрономической деятельности они уже пребывали в состоянии кризиса. Весьма критически также была воспринята ав­тором доклада и большинством присутствовавших попытка Депар­тамента земледелия усилить только практический характер средне­го образования. Наоборот, более естественной для них казалась воз­можность реорганизации средних училищ в направлении дальней­шего повышения научно-образовательного уровня преподавания и приближения его к типу высших агрономических учебных заведе­ний. Сам же профессор Левицкий считал, что “превращение хотя бы

части существующих средних... училищ в высшие учебные заведе­ния, несомненно, являлось бы самым простым и дешевым способом увеличить крайне недостаточное число вузов и было бы особенно целесообразно в отношении тех училищ, которые находились в крупных городах, не имеющих специальных агрономических инсти­тутов, при наличии в них университетов (Харькове, Казани, Сарато­ве); но и все остальные... училища должны быть реорганизованы в сторону превращения их в вузы, хотя бы очень упрощенного типа, в целях подготовки инструкторского персонала, столь необходимо­го... для подъема отдельных отраслей крестьянского хозяйства и для всякого рода землеустроительных работ в деревне”.

Подобный взгляд на будущее средних училищ высказывался и раньше. Так, в январе 1908 г. некоторые участники совещания в Де­партаменте земледелия, по-видимому, склонные больше выражать “интересы академических кругов, связанных с земской агрономией, предлагали преобразовать их учебные заведения наподобие высших. Тогда эта, только что проявившаяся тенденция не получила разви­тия, и пришлось остановиться на промежуточном варианте решения проблемы. Но на агрономическом съезде (1911), где преобладали земские деятели, вопрос о реорганизации средних училищ однознач­но решался в пользу превращения их в вузы с целью расширения вы­пуска специалистов с высшим образованием, наиболее необходимых для земств в этот период. Заслушав кроме основного еще несколько докладов о среднем сельскохозяйственном образовании и выступив по ним в прениях, участники секции распространения агрономиче­ских знаний поставили на голосование сразу два вопроса: “должна ли быть реорганизована средняя сельскохозяйственная школа и следует ли ее преобразовать в высшую?”. И на оба вопроса большинством голосов были получены утвердительные ответы.

Для выработки текста окончательного постановления общее за­седание съезда сочло необходимым избрать комиссию из наиболее авторитетных лиц, которым уже изначально трудно было справить­ся с поставленной задачей, так как среди них преобладали те, кто во­обще не признавал понятие “средний”, постоянно работая над повы­шением уровня сельскохозяйственного образования. Так, заведую­щий кафедрой сельскохозяйственной статистики МСХИ А.Ф. Фор­тунатов в своем выступлении один из первых заявил, что не знает определенного ответа на вопрос о том, «что считать под понятием “средняя сельскохозяйственная школа”», а потому “трудно дать от­вет и на вопрос о желательности направления реформы средней сельскохозяйственной школы”. Тем не менее профессор был скло­нен указать на возможность превращения ее в высшее учебное заве­дение.

Также с некоторыми оговорками, показывавшими, сколь не­обычна была для них постановка данного вопроса, пытались решать

его губернский агроном Московского земства В.А. Владимирский и заведующий кафедрой агрохимии МСХИ Д.Н. Прянишников. Если первый считал, что специальная часть программы средних земле­дельческих училищ “должна быть вынесена в особую надстройку, построенную по типу высших учебных заведений”, то второй пола­гал “желательным найти средний выход” в создавшейся ситуации, не указав, однако, какой. Аналогично пытаясь совместить несовмести­мое, вице-президент МОСХ А.И. У гримов пояснял, что речь “идет не об уничтожении средних сельскохозяйственных школ, как, по-ви- димому, понимают... некоторые, а только о преобразовании их в вы­сший тип”. Директор МСХИ И.А. Иверонов резонно возражал: “Преобразование средних школ в тип высших равнозначаще с унич­тожением первых и учреждением вторых”. Но и он не удержался на принципиальной позиции защитника среднего образования и выну­жден был примкнуть к мнению Прянишникова⁴⁸.

Точка зрения, возобладавшая у членов согласительной комис­сии, оказала на участников пленарного заседания свое воздействие. Уже не оставалось сомнений в правильности ранее проведенного голосования. Поэтому дополнительно было принято расширенное постановление, свидетельствовавшее о том, что прагматизм чинов­ников департамента в вопросах организации сельскохозяйственно­го образования подталкивал агрономическую общественность к другой крайности. В нем говорилось, что, “принимая во внимание современные требования жизни на научно подготовленный агроно­мический персонал и признавая, что при современном развитии аг­рономической науки достижение научного... образования в рамках существующих средних сельскохозяйственных школ становится трудноосуществимым”, следует “признать необходимым преобра­зование их в высшие агрономические школы того или иного харак­тера”⁴⁹.

Принятое решение, несмотря на широкую поддержку, не отра­жало всего существа проблемы и не могло в таком виде помочь делу, потому что земства по мере углубления отраслевой специализации сельского хозяйства и заполнения вакансий лицами с вузовской под­готовкой все более нуждались в кадрах различного технического на­значения и образовательного ценза. По этому поводу тремя участ­никами съезда - ярославскими агрономами Б.Д. Кузнецовым, К.П. Бейдиным и преподавателем Богородицкого училища Р.Г. Зе­линским, единственно голосовавшими против принятого постанов­ления, было заявлено особое мнение. Оно сводилось к тому, что “упразднение средней сельскохозяйственной школы затруднит или даже совершенно закроет доступ к повышенному... образованию и к общественно-агрономической деятельности лиц с подготовкой, даваемой двухклассными сельскими и городскими училищами, кото­рые в настоящее время составляют главный и наиболее желатель­

ный контингент учащихся в средней сельскохозяйственной школе”. Но “если бы предположенное преобразование... и осуществилось... в близком будущем, то... жизнь неминуемо предъявит требования к устройству новых учебных заведений, аналогичных уничтожен­ным”. Вообще же, продолжали они, когда сейчас “требуется так много агрономических сил, представлялось бы совершенно необхо­димым не прекращать жизнь существующих школ, а увеличивать число их, притом не только высших, но и средних и низших, общих сельскохозяйственных и специальных”⁵⁰. Это был как раз тот слу­чай, когда практический опыт становился критерием неустоявшей­ся еще дефиниции.

Вполне понятно, что принятием решения по сути об упраздне­нии среднего сельскохозяйственного образования агрономический съезд в 1911 г. выразил своеобразный протест против чиновничьего вмешательства во внутренние дела учебных заведений. Возможно, что в этом проявилось и действие своего рода социального компен­сатора, направленного на преодоление отставания России от Запада в области агрономического образования. Но так или иначе, это “завещание” оставалось в силе во все последующие годы, несмотря на становившуюся все насущней нужду в техниках сельского хозяй­ства. И только одно Общество взаимопомощи агрономов среднего образования, да несколько десятков земских, школьных и агрономи­ческих деятелей, выявленных его анкетой, более или менее положи­тельно отвечали на вопрос о том, “быть или не быть средним земле­дельческим училищам”.

Примечательно, что общество, на три четверти состоявшее из бывших учащихся сельскохозяйственных училищ, так и не сумело собрать достаточного материала, подтверждающего степень удов­летворительности их работы. Разослав 1200 экземпляров вопросни­ка по всем учреждениям, которые пользовались услугами специали­стов со средним образованием, оно получило ответы менее чем от 1% респондентов, из которых лишь 72% высказались в пользу про­должения существования училищ, а остальные неопределенно или отрицательно. При этом мотивы тех и других высказываний почти не вносили ничего нового по сравнению с уже известными.

Обобщая все ответы “за” и “против”, Общество также ни в чем не отошло от преобладавшей среди преподавателей оценки ситуа­ции, во многом для них вполне приемлемой. “Несмотря на свои мно­гочисленные, но вполне устранимые недостатки, - говорилось в опубликованном обращении, - средние сельскохозяйственные учи­лища имеют громадное значение для русского сельского хозяйства, так как дают возможность людям не только из богатой среды полу­чить... образование... достаточное для успешной работы как на по­прище общественной агрономии, так и в частных имениях, вследст­вие чего училища следует сохранить и улучшать, а не уничтожать

путем преобразования в менее доступные для широких масс населе­ния высшие учебные заведения, число которых следует увеличить независимо от средних”⁵¹.

Такая, суженная до профессионального значения позиция была удобна и Департаменту земледелия, который, собрав предложения педагогических советов ввиду предстоявшего с 1911 г. преобразова­ния семи средних училищ по Положению 1904 г., попытался на их основе разработать проекты новых уставов, примерные учебные программы и планы. Вынесенные на обсуждение очередного сове­щания в департаменте, они, однако, затерялись среди канцелярских бумаг⁵². Тем не менее решение агрономического съезда никак не повлияло на отношение ведомства к вопросу о среднем образовании. Уже 22 апреля 1911 г. сельскохозяйственной комиссией Государст­венной думы было поддержано предположение Главного управле­ния землеустройства и земледелия (ГУЗиЗ) о преобразовании Верх­неднепровской низшей сельскохозяйственной школы в среднее учи­лище и одобрен законопроект об учреждении такового в Ковенской губернии⁵³. А ровно через год ГУЗиЗ обратился с ходатайством в Государственную думу об устройстве сельскохозяйственного учи­лища в Тамбовской губернии, высочайше утвержденным 14 мая 1912 года⁵⁴. Затем в думских комиссиях был рассмотрен законопро­ект об учреждении Омского учебного заведения, получивший поло­жительную оценку⁵⁵.

В целях дальнейшего упрощения порядка открытия училищ, прежде всего земствами, сословными учреждениями и частными ли­цами, 24 ноября 1912 г. в Государственную думу поступило соответ­ствующее предположение ГУЗиЗ. Одобренное нижней палатой и Государственным советом, с 30 июня 1913 г. оно приобрело силу за­кона. По нему училища могли открываться и с разрешения главно­управляющего землеустройством и земледелием, если они учрежда­лись на средства частных лиц, общественных организаций или на со­вместные с казной. Но училища, предполагавшиеся к открытию на деньги правительственного ведомства, по-прежнему могли быть разрешены только в законодательном порядке⁵⁶.

Что же касается предложения о реорганизации средних учи­лищ в вузы, то ведомство заведомо негативно относилось к этой идее, в основном по той причине, по какой уже более две трети ве­ка их выпускники, имевшие средний балл менее четырех с полови­ной, не допускались к конкурсным экзаменам в институт. В этом было видно прежнее стремление к осуществлению сословного принципа организации образования вообще. И лишь в марте 1916 г. Государственная дума внесла на рассмотрение Министерст­ва земледелия предложение, чтобы оно “по возможности безотла­гательно разработало вопрос о предоставлении всем окончившим средние заведения права поступления в специальные высшие учеб­

ные заведения на одинаковых с воспитанниками других учебных заведений основаниях”⁵⁷.

Ликвидаторская тенденция, вынужденно проявившаяся в агро­номических кругах по отношению к средним училищам, угрожала и сельскохозяйственным институтам. Только ее выразителями оказа­лись представители университетской агрономии при вполне понят­ной, на сей раз благожелательной реакции правительственных чи­нов. Выдвинутая и поддержанная широкой научной общественно­стью, в целом положительная идея учреждения при университетах сельскохозяйственных институтов или отделений давала возмож­ность отсекать демократические элементы от высшего агрономиче­ского образования и поднимать его элитарность до “классического” уровня, доступного лишь выпускникам гимназий. Такое отношение Д.И. Менделеев объяснял тем, что “в стране с неразвитою... прави­тельственной машиной и промышленностью нет спроса для истин­ного образования, особенно высшего, и там, где господствует вялость и формализм, самостоятельные специалисты с высшим об­разованием не находят деятельности в общественных и государст­венных сферах”⁵⁸. Лишенные дополнительного притока наиболее подготовленных абитуриентов, а также права присуждать ученые степени магистров и докторов, сельскохозяйственные институты по­степенно бы превращались в средние учебные заведения или вовсе могли прекратить свое существование.

Со своей стороны, инициаторы создания нового типа агрономи­ческих школ, профессора С.М. Богданов, А.Н. Сабанин и другие, ко­нечно, менее всего думали о подобных последствиях, озабоченные неудовлетворительным положением сельскохозяйственных кафедр в составе физико-математических факультетов. Их публичные вы­ступления по данному вопросу основывались не только на положе­ниях Ю. Либиха⁵⁹, но и русских предшественников в лице профессо­ра Харьковского университета В.А. Кочетова, который на Всерос­сийском съезде сельских хозяев в Москве в 1860 г. поставил вопрос о выведении преподавания университетской агрономии из-под опе­ки несвойственного ей факультета на самостоятельный путь разви­тия. Затем, в 1870 г. профессор Новороссийского университета Д.Н. Абашев представил IV съезду естествоиспытателей и врачей проект расширения деятельности университетской кафедры сель­ского хозяйства, который был даже утвержден министром народно­го просвещения. Тем не менее он не получил продвижения, а напро­тив, преподавание агрономии на единственной кафедре в качестве естественнонаучной дисциплины было закреплено университетским уставом 1884 г.

Однако последнее обстоятельство не устранило потребности по­вторно обращаться к общественному мнению за поддержкой, пока, наконец, в 1901 г. XI съезд естествоиспытателей и врачей оконча­

тельно не высказался за устройство при университетах полных сель­скохозяйственных институтов⁶⁰. На съезде и после него много гово­рилось о важности университетского и институтского взаимодейст­вия, выраженного в том, что для пустовавших провинциальных уни­верситетов оно могло послужить “увеличению контингента студен­тов-натуралистов... а для сельскохозяйственных институтов повело бы за собой лучшую постановку преподавания наук естественного отделения...” В то же время некоторые профессора весьма неосто­рожно высказывались в отношении специальных сельскохозяйст­венных вузов, приписывая им “узость научного мировоззрения”, по­лагали, что их задачей было “создать образованного техника”. При этом “научная разработка вопросов” находилась у них “на втором плане”⁶¹.

Те, кто считал, что вне университетов не могло быть правильно поставленного преподавания агрономии, своими ошибочными ут­верждениями способствовали возникновению довольно острых де­батов о том, должны ли сельскохозяйственные институты учреж­даться отдельно или устраиваться только при университетах. Точно так же и их оппоненты, тоже ошибочно полагавшие, что в универ­ситетах не место агрономии, поддерживали тем самым бесплодную дискуссию, которая на Западе уже давно являлась пройденным эта­пом⁶². В России же она пришлась как раз на период наиболее интен­сивного становления земской агрономии, способствуя привлечению внимания к состоянию высшей агрономической школы в целом и, возможно, заставив правительство сделать в конце концов выбор в пользу институтской формы подготовки агрономических кадров, так как одновременно развивать оба направления оно было явно не расположено.

Своего рода арбитрами между спорящими сторонами выступали такие авторитеты, как Д.И. Менделеев, Д.Н. Прянишников, А.Г. До- яренко, и другие, которые, рисуя в своих публичных выступлениях и печатных трудах объективную картину положения дел в вузовском преподавании, сумели отыскать наиболее правильное решение про­блемы. Особое значение при этом имели высказывания Прянишни­кова, который, пожалуй, как никто другой, мог беспристрастно су­дить о данном предмете, окончив курс Петровской академии, но уже после учебы в университете. Он выступил с рядом ярких и аргумен­тированных публикаций на страницах печати, в том числе и по мате­риалам работы естественнонаучных и агрономических съездов.

Говоря о новой перспективе преподавания агрономии в универ­ситетах, в отличие от многих, он различал два совершенно разных вопроса, касавшихся не только целесообразности создания особых сельскохозяйственных отделений, с чем был принципиально согла­сен, но и деятельности кафедр агрономии на естественных отделе­ниях физико-математических факультетов. Этим самым давалось

понять, что недостаточно учитывать мнение отдельных профессо­ров агрономии насчет расширения их учебной и научной работы до масштабов полных институтов, а важно также знать отношение к этому ученых других кафедр. Университетская агрономия как само­стоятельная дисциплина не должна была перестраиваться в срочном порядке с целью только удовлетворения возросшего спроса на агро­номов, а необходимо было учитывать интересы самих университе­тов как научных центров и сохранять целостность содержания уни­верситетского образования. Речь должна была идти не о навязыва­нии дополнительных отделений или отказе от них, а о возможности включения таковых в существовавшую систему межкафедральных связей, которая неизбежно бы претерпевала соответствующие из­менения.

Отвечая на вопрос о том, “уместно ли культивировать агроно­мию в университетах”, Прянишников писал, что “эти сомнения ка­жутся несколько странными, раз университеты имеют в составе ме­дицинский факультет...”⁶³ Агрономия как самостоятельный предмет со своими особыми методами обучения и познания имела все права быть дисциплиной университетской. Для него понятие “универси­тетская агрономия” имело широкий смысл, заключавшийся не в форме преподавания, а в его универсальном характере, независимо от того, входит ли этот предмет в программу университета, политех­никума или специализированного учебного заведения. Главное было обеспечить нужное число кафедр, оборудованных всем необходи­мым не только по общим, но и специальным предметам для плодо­творной учебной и научной работы студентов и преподавателей. «“Вывеска” школы еще ничего не означает», - говорил он в своей речи при открытии секции агрономии на XII Московском съезде есте­ствоиспытателей и врачей в 1909 г. Преподавание агрономии “везде должно быть университетским”⁶⁴, - таким являлся лейтмотив всех его выступлений, касавшихся проблем сельскохозяйственных вузов.

Именно в этом смысле российские университеты нуждались боль­ше всего “в устранении антиуниверситетского положения кафедр агрономии”, зафиксированного уставом 1884 г., который повлек за собой не только неправильное построение учебных планов по агроно­мии, но и дальнейшее нахождение единственной ее кафедры в про­крустовом ложе физико-математического факультета. В то же время проведенное Прянишниковым сопоставление числа кафедр в МСХИ и на факультете Московского университета показывало, что специа­лизированный вуз представлял собой как бы естественнонаучное отделение с добавлением еще 5-6 кафедр по агрономии. В 1912 г. ин­ститут располагал 12 кафедрами по естествознанию против Ив уни­верситете, а по разным отделениям агрономии - 16 против одной. Кроме этого, большинство агрономических дисциплин представляли собой развитие естественнонаучного цикла знаний⁶⁵.

Из данной статистики невольно вытекал вывод о том, что всего менее оказывалась университетской сама университетская агроно­мия. Будучи не в состоянии выпускать высокообразованных агроно­мов, университет в лучшем случае подменял их узкими специально­стями по агрохимии, почвоведению, растениеводству и т.д. Одной из причин этого являлось слабое финансирование. Например, в 1907/08 учебном году каждый из 8700 студентов университета обходился казне всего в 171 руб., а в МСХИ в 388 руб.⁶⁶

Несопоставимы оказывались и выпуски специалистов. Так, в 1909 г. все шесть университетов, в которых имелись агрономиче­ские кафедры, обучили 63 человека, в том числе Московский - 13, Петербургский - 3, Киевский - 3, Харьковский - 4, Одесский и Казанский по 20 каждый, против 82 агрономических работников, подготовленных в том же году в МСХИ. Но и сельскохозяйственные вузы далеко не удовлетворяли существовавшей потребности в кад­рах. В том же году пять вузов выпустили 167 специалистов, полови­на из которых приходилась на МСХИ, а остальные распределялись следующим образом: Киевский политехнический институт подгото­вил 44 человека, Ново-Александрийский - 16, Рижский политехни­ческий - 13, Стебутовские женские сельскохозяйственные курсы - 12. К этому следует добавить, что 14 средних училищ, находивших­ся в ведении ГУЗиЗ и частично Министерства народного просвеще­ния, выпустили 252 работника различного сельскохозяйственного профиля. А между тем число должностей в правительственной, зем­ской агрономических службах и обществах сельского хозяйства к 1 января 1909 г. достигало уже 2442, многие из которых оставались вакантными⁶⁷.

Возникшая кадровая проблема, крайне негативно сказывавшая­ся на земской агрономической деятельности, помимо причин финан­сового и организационного характера, еще усугублялась на почве усиливавшегося дефицита научно-преподавательского персонала, обусловленного невозможностью получения ученых степеней для оканчивавших сельскохозяйственные вузы. В итоге почти полно­стью прекратилась подготовка докторов агрономии, необходимых для замещения как существовавших, так и вновь создаваемых ка­федр. Достаточно сказать, что за четверть века (1884-1909) во всех университетах прошло лишь два докторских диспута по агрономии, в Киеве и Москве, на которых свои диссертации защитили С.М. Бо­гданов и Д.Н. Прянишников. Недоставало и магистров наук, а по не­которым разделам агрономии научные степени и вовсе нельзя было получить, хотя они и требовались вузовскими установлениями.

Причина отставания в подготовке ученых и преподавателей вы­сшей квалификации состояла вовсе не в том, что в институтах не из кого было отбирать кандидатов на получение ученых степеней. Трудность состояла лишь в том, что нельзя было формально при­

знать их таковыми, так как одной из дискриминационных мер по от­ношению к агрономическим вузам, как уже говорилось, являлось постановление Госсовета, запрещавшего специальным учебным заведениям давать ученые степени по тем дисциплинам, которые изучались в университетах. Но, кроме того, по университетскому уставу 1884 г. профессора агрономии, находившиеся только в уни­верситетах, и спустя четверть века обязаны были экзаменовать ма­гистрантов не только по агрономической химии и почвоведению, но и по общему и частному земледелию, всей зоотехнике, несмотря на то что эти научные дисциплины находились уже на значительно бо­лее высоком уровне развития. Кроме того, у факультетов и советов университетов было отнято право избрания лиц для замещения про­фессорских должностей и передано Министерству народного про­свещения, которое до конца 90-х годов вообще перестало обращать­ся к ним за соответствующими рекомендациями по выдвижению кандидатов на занятие вакантных мест и находило их в собственном резерве. Таким образом, возникла тупиковая ситуация, когда агроно­мы оказывались принадлежащими к одному ведомству, а степени по агрономии присваивались там, где их, строго говоря, и не готовили и возможностями для этого не располагали. Но зато продолжало дейст­вовать требование знания классических языков, без которых якобы нельзя было стать магистром наук. По этому поводу Прянишников иронизировал, что “блюстителям латинской благонадежности... опытный скотный двор” как словосочетание “уже режет слух”, но за­то они «ничего не имеют против “аквариума”, “террариума”. И на по­верку оказывалась всего лишь элементарная боязнь слов»⁶⁸.

В результате неправильной постановки дела университеты не только не оправдывали себя как центры подготовки агрономиче­ских кадров, но и сами порой испытывали недостаток людей для подготовки их к работе на кафедрах. Вероятно, только по этой при­чине выпускники университетов во все возрастающем числе вынуж­дены были поступать доучиваться в сельскохозяйственные институ­ты. В 1910 г. количество таковых, в том числе, конечно, и из других вузов, при поступлении в МСХИ насчитывалось 75, в 1911 - 96, в 1912 - 138, в 1913 г. - 172 человека⁶⁹.

Подлинная учебная и научная деятельность по агрономии, как оказалось, сосредоточивалась в институтах, лишенных прав присуж­дать ученые степени магистров и докторов наук. Существовал порочный круг, не позволявший увеличивать выпуски агрономов и существенно ограничивавший развитие сельскохозяйственной нау­ки. Поэтому требовался незамедлительный его прорыв, по крайней мере в двух основных направлениях - увеличение числа высших агрономических школ при университетах и самостоятельных инсти­тутов при непременном предоставлении последним права присвое­ния ученых степеней своим выпускникам. По мнению Прянишнико­

ва и других, такое решение проблемы было бы принципиально важ­ным, позволявшим постепенно приближаться к европейскому уров­ню. Одних университетов с будущими сельскохозяйственными отде­лениями для этого было недостаточно, даже если бы в них наряду с “классиками” было разрешено поступать и “реалистам”. К тому же некоторые русские университеты, в отличие от германских, пока так и не проявили желания иметь агрономические отделения или факультеты.

О неотложности расширения преподавания агрономии путем уч­реждения самостоятельных институтов и посредством преобразова­ния университетских кафедр в сельскохозяйственные отделения вы­сказывалось подавляющее большинство ученых и специалистов на всех проходивших общественных съездах и ведомственных совеща­ниях. Причем, если институтское направление считалось само собой разумеющимся, благодаря его уже вполне видимым достижениям, появившимся в Германии и России, и требовалось лишь дополни­тельное открытие вузов в тех регионах, в которых их не было, то реформированию университетской агрономии, ввиду ее отставания, уделялось значительно больше внимания. При этом признавалось, что преимуществом последней являлось более равномерное распре­деление всех 10 университетов по территории страны, так что при необходимости всегда можно было придать преподаванию райони­рованный характер. По мнению университетских ученых, сделать это было легче и дешевле, чем создавать новые институты. Напри­мер, профессор Сабанин считал, что начинать следовало с тех университетов, в радиусе действия которых потребность в агроно­мической науке была наиболее сильно выражена и наименее всего удовлетворялась. Таковыми могли стать Новороссийский, Харьков­ский и Казанский университеты⁷⁰.

О важности придания агрономической науке статуса универси­тетской высказывался в своем письме совету МОСХ и академик В.И. Вернадский. Он всецело поддерживал эту идею, полагая, что тем самым “достигается лучшая утилизация научных сил и большее расширение умственного кругозора и умственных навыков учащей­ся молодежи...” Профессор И.А. Стебут, к мнению которого совет неоднократно уже обращался, хотя и говорил, что сельскохозяйст­венное образование “может вполне успешно происходить и в от­дельных... учебных заведениях, и в университетах, и в политехниче­ских институтах”, но предпочтение отдавал все же университетам, так как особенно высоко оценивал значение для будущих специали­стов сельского хозяйства естественнонаучных и экономических ди­сциплин, которые там преподавались. Из авторитетных научных деятелей того времени лишь академик А.С. Фаминцын высказы­вался против перенесения задач высшего агрономического образо­вания в университеты, а профессор А.А. Кауфман выступал за

предпочтительное развитие специальных сельскохозяйственных вузов⁷¹.

Однако, понимая опасность искусственного противопоставле­ния различных форм высшего агрономического образования, уча­стники этой многолетней дискуссии выступали против обострения спора по данному вопросу. Поэтому на Киевском сельскохозяйст­венном съезде в 1913 г. была найдена вполне устраивавшая все сто­роны формула его решения в том смысле, что “наиболее желатель­ным типом высшей сельскохозяйственной школы является универ­ситетская по духу, каким бы ни было ее наименование”. И одним из способов достижения этой цели признавалось “предоставление вы­сшим сельскохозяйственным учебным заведениям давать... ученые степени”⁷².

Что же касается правительственных органов, ведавших вопроса­ми сельскохозяйственного образования, то их отношение к повыше­нию эффективности высшей агрономической школы хотя и находи­лось под несомненным влиянием общественного мнения, в конце концов оказывалось неадекватным и в большей степени отражало ведомственные интересы. При понятном молчании по данному воп­росу Министерства народного просвещения, не видевшего сущест­венных преимуществ для себя от перестройки работы университет­ских кафедр агрономии, Департамент земледелия вначале весьма положительно оценил предложения идти к решению проблемы сра­зу в обоих направлениях. Это было заметно уже на проходившем здесь совещании в мае 1910 г., которое признало, что “преподавание сельскохозяйственных наук с одинаковым успехом могло бы быть организовано как в самостоятельных сельскохозяйственных учеб­ных заведениях, так и в специальных факультетах при университе­тах и отделениях при политехнических школах”. Но уже здесь делался предварительный вывод о том, что непременным условием реформирования университетских кафедр должно быть наличие у них необходимого учебного и научного оборудования, вплоть до опытных полей и показательных скотных дворов. А поскольку все­го этого недоставало и не могло быть скоро создано, то чиновники Департамента земледелия при незаинтересованном отношении сво­их коллег из Министерства народного просвещения отдавали пред­почтение самостоятельным учебным заведениям, обладавшим соот­ветствующей материально-производственной базой⁷³.

Прошедший затем ХИ съезд естествоиспытателей и врачей, на котором были заслушаны доклады Прянишникова и Сабанина, вновь заставил ведомство внимательно изучить вопрос, чтобы, взве­сив все доводы, принять наиболее приемлемое решение. Необходи­мую работу в этой связи было поручено провести известному среди агрономов и вузовских работников старшему специалисту департа­мента Н.М. Катаеву, вскоре представившему свои тезисы. В них до-

называлось, что быстрее, дешевле и без особого переутомления учащихся подготовить “необходимый контингент правительствен­ных и общественных агрономов” было бы “лучше всего... в отдель­ной высшей сельскохозяйственной школе”⁷⁴.

В дальнейшем вопрос о целесообразности развития, наряду с ин­ститутским, и университетского сельскохозяйственного образова­ния формально еще раз прозвучал в докладе, сделанном на ведом­ственном сельскохозяйственном совете в конце 1910 г. Но большин­ство присутствовавших на нем выступили в духе предложенных ра­нее тезисов, т.е. преимущественно за устройство отдельных вузов в наиболее развитых сельскохозяйственных районах. Прежде всего совет, как и рекомендовалось Катаевым, высказался за скорейшее учреждение сельскохозяйственного института в Воронеже и затем указал на возможность “устройства рассадников сельскохозяйствен­ных знаний” в Самаре или Саратове, далее Екатеринославле и Пер­ми или Екатеринбурге и Одессе. И, очевидно, только в качестве дани общественному мнению намечалось организовать сельскохо­зяйственные отделения в Казанском университете и Томском техно­логическом институте⁷⁵, за что, впрочем, члены совещательного органа ГУЗиЗ никакой ответственности не несли ввиду принадлеж­ности тех к другому ведомству.

Таковы были предварительные наметки строительства сети сельскохозяйственных вузов, которая отставала от земских потреб­ностей по крайней мере на целое десятилетие. Однако вопрос о том, где и когда быть тому или иному из них, оставался еще далеко невы­ясненным. Некоторые, отвечая на него, полагали, что “было бы большой ошибкой открытие агрономического вуза в Воронеже - место его в Саратове, как центре обширнейшего земледельческого района юго-востока России...”⁷⁶ Другие, как, например, 130 членов Государственной думы, внесли предложение об учреждении агроно­мического института именно в Воронеже, в июне 1912 г. поступив­шее и на рассмотрение Государственного совета⁷⁷. При этом распро­странялось мнение, что нельзя более или менее скоро и равномерно приступить к учреждению новых вузов. Объяснение сводилось к то­му, что высшая школа не могла создаваться на любом месте и при любых обстоятельствах. Для этого необходимы известный общий культурный уровень населения, удобство путей сообщения, почто­вых и телеграфных связей. Определенная трудность виделась и в том, что лица, имевшие все права на занятие кафедр, предпочитали оставаться ассистентами в Москве и Петербурге, а не быть профес­сорами в провинции ввиду ее культурно-бытовой неустроенности. Организация новых вузов задерживалась и из-за медленного прохо­ждения соответствующих проектов через законодательные учрежде­ния. Немаловажное значение имело и отношение губернской адми­нистрации, подчас видевшей в них предмет особого беспокойства.

Но главное объяснение следовало все же искать в самом харак­тере правительственной политики в области сельскохозяйственного образования, основанной на бюрократическом стремлении чиновни­ков сосредоточивать внимание не на совокупности положительных тенденций, чтобы затем строить свою деятельность в достаточно верном направлении, а напротив, ориентироваться на частные меры лишь для оправдания своего бездействия. А из этого, конечно, мог­ла происходить любая формальная задержка предполагаемого уве­личения числа институтов, не говоря уже о нехватке средств, кото­рые обходили стороной Главное землеустроительное управление, но зато обильным золотым дождем омывали военное ведомство.

По всем этим причинам к 1914 г. удалось построить только два сельскохозяйственных института - Воронежский имени Петра I и незапланированный Вологодский молочно-хозяйственный. А тем временем в законодательные инстанции были дополнительно внесе­ны представления об учреждении Омского сельскохозяйственного института⁷⁸, рассматривался вопрос о создании вузов в основных зе­мледельческих районах, агрономических отделений при университе­тах и политехнических институтах⁷⁹. Но деньги пока выделялись для все еще находившихся в периоде обустройства Воронежского и Во­логодского институтов, соответственно 1 млн и 311 тыс. руб. Всего же на содержание и развитие девяти вузов, в том числе Саратовских, Петроградских, Голицынских, Стебутовских и Никитских курсов, в 1914 г. было отпущено 3,1 млн руб., из которых 788 тыс. направля­лось на их расширение⁸⁰. По существу последнее и являлось основ­ным средством увеличения выпуска агрономов с высшим образова­нием, хотя и не имело должного бюджетного обеспечения.

Например, МСХИ уже с начала 900-х годов из-за потребности в агрономических кадрах вынужден был увеличить прием студентов с 30-40 до 200-250 человек к началу 1913/14 учебного года. Соответ­ственно с этим общее число слушателей, ранее ограниченное 200, к 1 января 1914 г. достигло 1332 человек, что незамедлительно вы­двинуло вуз в количественном отношении на одно из первых мест среди других высших сельскохозяйственных заведений Европы. Бо­лее чем шестикратное увеличение контингента студентов, при оста­вавшемся почти без изменения штатном финансировании, застигло институт неподготовленным к тому, чтобы обеспечить учебный процесс всеми необходимыми помещениями и пособиями. При этом не только число принимаемых превышало фактические возможно­сти учебного заведения, но и конкурсы поступавших значительно превышали всякую разумную меру, приобретя “характер какой-то спортивности”.

Казалось, что институту угрожала реальная опасность постепен­но превратиться в своеобразный конвейер, не поспевавший изготав­ливать для рынка продукт - агрономов. Если во все последующее

время после периода 1865-1872 гг. вуз оканчивали в среднем в год 46 человек, то в 1912 г. - 165, а в 1913 г. - 248. Тем не менее только одной трети стремившихся к агрономическим знаниям открывалась такая возможность вместо двух третей еще в 1906 г., несмотря на увеличение почти вдвое сдававших приемные экзамены. И лишь благодаря умелому использованию наличных сил и средств институт мог обеспечивать такую учебную деятельность, при которой коли­чество оканчивавших курс почти равнялось числу принятых. В зна­чительной мере этому способствовали и высокие требования к зна­ниям поступавших, среди которых в разные годы насчитывалось от 20 до 30% выпускников университетов⁸¹.

Наконец, когда вузом были относительно благополучно преодо­лены трудности, тормозившие его работу, правительство приняло меры для оказания ему материальной и иной поддержки. Но и это в основном происходило под воздействием депутатов Государствен­ной думы, представлявших в ней интересы высшей школы. Не до­жидаясь, когда чиновниками будет окончательно разработано неод­нократно откладывавшееся новое Положение института, жившего еще по уставу 1894 г., группа думцев взяла на себя инициативу про­ведения законопроектов, касавшихся штатов, а самое главное - вос­становления права присвоения ученых степеней для оканчивавших учебу, без чего невозможно было предполагавшееся удвоение числа кафедр. Затем к этому подключилось и ГУЗиЗ.

Однако, поступив на рассмотрение сельскохозяйственной ко­миссии Думы в ноябре 1910 г., вопрос о Положении и штатном рас­писании вуза так и не был рассмотрен своевременно⁸². Это стало возможным лишь 9 апреля 1912 г., но коснулось только штатов, как наименее сложного вопроса. Что же касается предоставления МСХИ права присуждения ученых степеней, то понадобился еще месяц для переговоров, чтобы комиссия высказалась за принятие со­ответствующего законопроекта⁸³. Но судьба его была заранее пред­решена. Если проект закона о штатах получил юридическую силу уже 5 июня 1912 г., правда, временную, до 1916 г.⁸⁴, то законодатель­ное решение о присвоении ученых степеней, принятое в общем соб­рании Думы, оказалось отклоненным Государственным советом без всякого рассмотрения якобы из-за большой загруженности сенато­ров в тот день, 11 июня. На самом же деле противникам закона уда­лось убедить большинство в том, что право присвоения ученых сте­пеней должно принадлежать исключительно университетам для поддержания на высоком уровне подготовки магистров и докторов агрономии. Как оказалось, одного этого было достаточно, чтобы больше уже не возвращаться к неудобному для сановников вопросу, хотя в опубликованных в конце 1915 г. материалах, касавшихся ин­ститута, выражалась призрачная надежда на то, что после имевше­го место очередного рассмотрения проекта закона в Государствен-

ной думе “проведение его через оставшиеся этапы составляет зада­чу самого ближайшего времени”⁸⁵. Но в условиях самодержавия это­го так и не случилось.

Желая хоть как-то обелить реакционную сущность политики правящих верхов по отношению к высшему сельскохозяйственному образованию, а заодно оправдать и свой провал, руководство ГУЗиЗ пошло на прямую фальсификацию фактов. В своей думской запис­ке от 31 марта 1914 г. “О предоставлении совету МСХИ права воз­водить ученые степени магистра и доктора агрономии” оно пыта­лось убедить депутатов в том, что “большинство... деятелей, кото­рые уже заявили себя научными трудами в области агрономии”, не могут стать “полноправными кандидатами на... самостоятельные должности” вовсе “не вследствие наличности каких-либо принципи­альных препятствий, а из-за “некоторого пробела в существующих узаконениях, вызванных случайными причинами...” Одна из них, по мнению товарища главноуправляющего землеустройством и земле­делием, состояла в том, что «Государственный совет, имея в виду “обновленный” состав профессоров МСХИ после реорганизации академии в 1894 г., нашел в данном случае немедленное разрешение этого вопроса в утвердительном смысле затруднительным... почему соответствующие статьи проекта положения об институте были ис­ключены». Таким образом, “решение это было мотивировано, част­ными обстоятельствами того момента” и отнюдь не “какими-либо общими принципиальными соображениями”⁸⁶.

С таким намеренно уклончивым объяснением трудно было сог­ласиться, так как оставалось неясным, почему в течение всех после­дующих лет вопрос о подготовке профессоров в стенах вуза так и не был решен положительно. Вероятно, по той же причине, по которой была ликвидирована Петровская академия, - навсегда покончить с демократическим волеизъявлением студентов и преподавателей. Однако и в новых условиях в институте сохранялось оппозиционное настроение. Поэтому правительство никогда не оставляло попыток ужесточения полицейского надзора за вузом, о чем свидетельствует секретная переписка между директором МСХИ А. Ивероновым и московским градоначальником А. Андриановым, а также с директо­ром Департамента земледелия П.Н. Игнатьевым⁸⁷.

Научная общественность и даже некоторые правительственные деятели с самого начала выражали свою озабоченность дискримина­ционными мерами по отношению к институту и предлагали более или менее конструктивное решение возникшей кадровой проблемы. Так, в представлении А.С. Ермолова в Государственный совет о пре­образовании академии “настоятельно указывалось на необходи­мость сохранить за советом института право возводить в степень ма­гистра”⁸⁸. Несомненно, того же взгляда придерживался и П.А. Кос- тычев, только что назначенный тогда директором Департамента зе­

мледелия, но так и не получивший докторской степени, несмотря на представленную летом 1886 г. диссертацию⁸⁹. Затем, чтобы как-то устранить политическую подоплеку отношения правительства к подготовке ученых из демократических слоев, Д.И. Менделеев в своем письме к С.Ю. Витте советовал “безотлагательно приступить к устройству Училища наставников или Профессорского институ­та”. Он мечтал о том, чтобы и в России появился наконец-то центр подготовки ученых по типу Гейдельберга или Геттингема, Оксфор­да, Кембриджа, где бы “развивалась научная самостоятельность” 500-800 специалистов разных наук⁹⁰.

Разрыв единого пакета законопроектов о штатах и ученых сте­пенях неизбежно затруднял развитие вуза, несмотря на то что с 1 января 1913 г. ему выделялись крупные ассигнования, позволяв­шие увеличить прием студентов. Но новое штатное расписание без соответствующего кадрового обеспечения вызвало усложнение преподавания ряда дисциплин. Целый перечень отделов агрономии при том уровне знания и его специализации уже не мог изучаться в рамках прежнего деления на кафедры, и потребовалось образова­ние новых, с выделением специальных курсов. Таким образом, вме­сто прежних 20 образовалось 39 кафедр и доцентур с 27 профессор­скими и преподавательскими ставками, подыскать на которые не­достававших кандидатов в то время было затруднительно даже для престижного московского вуза. Наибольшее увеличение препода­вателей должно было произойти на инженерно-агрономическом отделении, где вместо прежних четырех учебных подразделений организовалось И кафедр.

Начавшийся с 1913 г. новый этап развития МСХИ, наряду с поя­влением других специальных кафедр, включал и кафедру сельскохо­зяйственной экономики, одной из задач которой должна была стать непосредственная подготовка земских агрономов. Давно назревшая потребность, наконец, была удовлетворена, благодаря совместным усилиям А.Ф. Фортунатова и его талантливого ученика А.В. Чаяно­ва. Оба они хорошо понимали, что выпускаемые вузом агрономы не были еще достаточно подготовлены, чтобы вести самостоятельную работу где-нибудь в уездной глубинке. Для этого оказывалось недо­статочно лишь теоретических знаний и общепринятых методов пра­ктической агрономии. Необходимо было научиться разбираться в местных условиях, самим намечать программу мероприятий, кото­рые способствовали бы оздоровлению слабеющего крестьянского хозяйства.

При этом наставник и ученик вовсе “не ставили своей целью за­конченную подготовку деятелей общественной агрономии”, так как сознавали, что любая школа “бессильна дать будущему практиче­скому работнику профессиональные навыки”. Этому можно было учиться только в процессе работы. Но если учебное заведение не в

силах сформировать законченного специалиста, то оно обязано “помочь сделаться агрономом. Помощь... должна состоять в том, чтобы научить... студентов быть исследователями ... дать им место и навыки научного исследования”.

Следуя этим дидактическим принципам оба ученых-педагога при подготовке учебных программ пошли на максимальное сокра­щение лекционных часов, сосредоточивая внимание преимущест­венно на организации самостоятельной работы студентов с исполь­зованием семинарских занятий и индивидуальных бесед. Именно так была построена программа годичных курсов по общественной агро­номии и сельскохозяйственной кооперации начиная с 1912/13 учеб­ного года. Вся работа участников семинара, проводимого А. Чаяно­вым, основывалась на написании и защите рефератов, темы кото­рых охватывали наиболее важные в тех условиях аспекты земской агрономической деятельности - от общих задач агрономии и до во­просов финансирования сельскохозяйственных мероприятий. Гото­вясь к семинару, студенты предварительно составляли планы-кон­спекты рефератов, пользуясь специально подобранной литературой и советами практиков, к которым они обращались с рекомендация­ми своего руководителя. Тезисы составленных докладов до начала еженедельных семинаров вывешивались для всеобщего ознакомле­ния, чтобы, как писал Чаянов, после их заслушивания “открывались более или менее оживленные прения”⁹¹. Хорошо осведомленные о проходивших на кафедре семинарах, известные агрономические деятели квалифицировали их как “в высшей степени интересную по­пытку... сдвинуть с мертвой точки... агрономическую школу в ее пассивном отношении к вопросам общественной агрономии”⁹².

Помимо докладов и их обсуждения проводились экскурсии на агрономические участки, где в качестве лекторов выступали сами земские служащие. В программу практического обучения со второй половины 1913/14 учебного года дополнительно был введен курс сельскохозяйственного счетоводства и таксации, позволявший буду­щим агрономам получать необходимые знания по экономике кресть­янского хозяйства. В качестве исходного материала для этого служи­ли данные уже проведенных статистиками бюджетных исследований крестьянских дворов, а иногда и результаты самостоятельных под­ворных описаний, когда при помощи бухгалтерского анализа просма­тривались основные элементы организационно-производственной деятельности крестьянских семей. И лишь два систематических кур­са, посвященные теории крестьянского хозяйства и рыночным отно­шениям, являлись сугубо лекционными⁹³.

Вузовская подготовка агрономов для земской службы делала только первые пробные шаги и поэтому неизбежно должна была вызывать нарекания на оканчивавших высшую школу с указанием на “оторванность от жизни”, “непрактичность” и т.п. По этому по­

воду Прянишников предупреждал, что “нападки должны усилиться”, причем в большей степени “по обстоятельствам, лежащим вне шко­лы”, подразумевая прежде всего “тот громадный спрос на агроно­мов”, который имевшиеся вузы удовлетворить не могли⁹⁴. В целом критика в адрес выпускников высшей сельскохозяйственной шко­лы, развернувшаяся тогда в печати, на поверку оказывалась всего лишь попыткой причину подменить следствием, т.е. сделать вузы ответственными за качество выпускаемых ими специалистов. А ме­жду тем причина имевшего место несоответствия полученных обще­ственными агрономами теоретических знаний практическим зада­чам находилась в основном за пределами высшей школы и объясня­лась консервативным отношением правительства к ее проблемам. Развитие вузов отнюдь не являлось приоритетным направлением ни в области аграрной, ни в области финансовой, ни в области культур­ной политики правительства, если предположить, что последняя все же была. Да и сами земства, нуждаясь в агрономических работниках, тем не менее имели еще очень слабую связь с выпускавшими их вузами.

Например, по такому важному вопросу, как необходимость вве­дения института практикантов для последующего комплектования агрономического персонала, среди земских деятелей имело место почти полное непонимание его значения. По данным анкетирования 468 земств, проведенного в 1910 г. начинавшим свою деятельность чаяновским кружком по общественной агрономии, на запрос о поль­зе его ответили всего около 140 органов местного самоуправления. И только немногим более 10% из них обнаружили знание этого вопроса, остальные же проявили к нему довольно формальный ин­терес. Поэтому большинство студентов, желавших ознакомиться с агрономической деятельностью в районах предполагаемой службы, часто не могли этого сделать из-за того, что земства попросту не организовывали места практики. Лишь незначительное меньшинст­во наиболее активных учащихся находило способы проникать в ин­тересовавшие их агрономические участки и изучать их непосредст­венно, помимо помощи земств.

На законных же основаниях в том же году при посредничестве институтского семинара по общественной агрономии удалось полу­чить назначения на практику в различные сельскохозяйственные ре­гионы только 56 студентам. Поэтому столь настоятельной являлась задача преодоления разрыва между вузовской подготовкой земских агрономов и непосредственным ознакомлением студентов с местами их будущей работы. Для этого на базе московского кружка были предприняты попытки создания губернских филиалов, целью кото­рых являлось не только изучение практикантами хозяйственной жизни в своих районах, но и пропаганда идей общественной агро­номии.

Так, кружок, существовавший в Смоленской губернии, где был недостаток агрономических сил, помимо организации собственно студенческой практики устраивал среди сельского населения книж­ные выставки, сельскохозяйственные чтения, беседы. Не ограничи­ваясь просветительской деятельностью на местах, студенты-чая- новцы представили Московскому агрономическому съезду в 1911 г. свой доклад “К вопросу об организации летней практики для сту­дентов-агрономов при земствах и опытных полях”. После его обсу­ждения в адрес правительственных, земских и общественных учре­ждений было принято обращение о необходимости “широко от­крыть доступ практикантов из числа учащихся высших и средних заведений для подготовки их как деятелей на агрономическом по­прище”⁹⁵.

Однако кардинального изучения положения дел здесь не предви­делось, ибо правительство все также оставалось приверженным по­литике существенного ограничения высшего образования, ориенти­руясь на подготовку кадров для нужд аграрной реформы преимуще­ственно средней и низшей квалификации. Уже в 1907 г. на это ухо­дило около половины средств, отпускаемых из Государственного ка­значейства на устройство и содержание всех сельскохозяйственных учебных заведений, составлявших всего 1,87 млн руб. А к 1911 г. до­ля текущих затрат на подготовку вспомогательного агрономическо­го персонала повысилась почти до 57% от общей суммы в 3,89 млн руб. Это позволило довести ежегодные расходы, приходившиеся на одного учащегося, например, в низшей школе первого разряда до 350 руб., школе садоводства второго разряда - 480, в училище садо­водства - 640, школе молочного хозяйства - 625 руб. в то время как в МСХИ эта сумма равнялась 373 руб. В средних же училищах дан­ный показатель составлял 477 руб.

Такое непропорциональное распределение ассигнований не ска­залось положительно ни на одном из обоих типов учебных заведе­ний ввиду так и не состоявшейся их структурной перестройки. К то­му же более 60% средств, выделенных на нужды низшего образова­ния, приходилось на внешкольные формы - курсы, лекции и беседы, распределение агрономической литературы, выписку журналов и газет, проведение наглядной агитации. В объяснительной записке Департамента земледелия к смете на 1911 г. этот сдвиг в сторону внешкольного распространения сельскохозяйственных знаний хара­ктеризовался как наиболее целесообразный по сравнению с обыч­ной школой. Основной аргумент в пользу данного направления рас­ходования бюджетных средств состоял в том, что оканчивавшие курсы были теснее связаны с крестьянским хозяйством, а следова­тельно, с большей полнотой могли использовать полученные знания и средства ведомства. Но при этом слабо учитывалось то обстоя­тельство, что эффективность внешкольной просветительской дея­

тельности оказывалась напрямую связана с уровнем школьной под­готовки самих просветителей.

Утилитарный подход к постановке сельскохозяйственного обра­зования в стране при одновременном сокращении роста расходов на него в общей смете Департамента земледелия с 40% в 1906 г. до 25,6% в 1911 г. неизбежно должен был привести к отставанию от спроса на агрономических работников не только высшей школы, но и средней и низшей. Неслучайно поэтому в 1912/13 учебном году средние училища вынуждены были принять лишь около четверти из всех подавших прошения о поступлении, а низшие школы - отказать в приеме около 58% желавших в них учиться. Так, в Московское, Казанское, Мариинское, Тамбовское училища в 1912 г. было подано 728 заявлений о приеме, а поступило на учебу 217 человек, что со­ставляло 29,8% всех абитуриентов. В следующем году количество ходатайств увеличилось уже до 790, а число принятых уменьшилось до 200, или на 4,5%⁹⁶.

Помимо того что учебные заведения имели недостаточные учебно-производственные площади, они еще искусственно сдержи­вали прием учащихся, так как существовали ограничения для посту­пления в них по возрасту, полу или избирательно предлагаемой учебной программе. Медленно продвигалось дело и с их учреждени­ем. К 1910 г. было всего 15 средних училищ⁹⁷, т.е. их число возросло на три по сравнению с 1898 г., а в последующие шесть лет еще на пять⁹⁸. Следствием такого результата за многолетний период стал неудовлетворенный спрос на агрономических работников. Расчеты на ежегодное открытие не менее двух земледельческих училищ, при затратах на них от 660 до 770 тыс. руб. от казны и таком же ассиг­новании из местных источников, не оправдались⁹⁹. Хотя, дополни­тельно в течение 1916 г. были открыты гидротехнические училища в Киеве, Одессе и два в Петрограде и, как сообщала “Земледельче­ская газета”, велись подготовительные работы к открытию средних училищ в Курской губернии, Кубанской области и Закавказье¹⁰⁰. Но ближайшие выпуски ими специалистов оказывались уже за предела­ми возможного ввиду надвигавшихся революционных событий.

Не выдержали проверки временем и предложения о ежегодном открытии 20-30 низших сельскохозяйственных учебных заведений, на каждое из которых предполагалось тратить до 10 тыс. руб. еди­новременно и по 3-5 тыс. в год на покрытие текущих расходов. Но все же в сравнении со средними училищами учреждение их осу­ществлялось несколько опережавшими темпами. Если с 1 января 1907 по 1 апреля 1911 г. ежегодно появлялось около восьми школ, то в последующем до конца 1915 г. уже по четырнадцать.

Некоторое замедление, наблюдавшееся в земской работе по от­крытию сельскохозяйственных школ с 1900 г., в 1910 г. сменилось тем, что земства стали учреждать больше специализированных

учебных заведений. Всего за четыре последующие года ими было открыто 27 новых школ, 41 появилась ранее. Что же касается сред­них училищ, то кроме указанных выше дополнительно не возникло ни одного. Хотя многими земствами субсидировались казенные и ча­стные учебные заведения, как низшие, так и средние и даже высшие. Финансируя стипендиатов, органы местного самоуправления более гарантированно обеспечивали в будущем замещение агрономиче­ских должностей. По 34 староземским губерниям в 1913 г. ими на ну­жды сельскохозяйственного образования было ассигновано 2,06 млн руб., или на 1,33 млн руб. больше, чем в 1904 г. Всего к концу 1915 г. в России насчитывалось 304 учебных заведения низшего типа, в том числе сельскохзяйственных училищ - 61, школ первого и второго разрядов - 109, практических школ - 61 и т.д. В целом низшие сель­скохозяйственные учебные заведения уже в большей степени, чем ранее, отвечали задачам приобщения сельского населения к агроно­мическим знаниям. Это подтверждалось не только социальным со­ставом учащихся, среди которых более двух третей были дети кре­стьян и обывателей, но и образовательным цензом поступавших учиться: до 62% из них ранее окончили одноклассные сельские и церковно-приходские школы, уездные и сельские двухклассные учи­лища. Поэтому уже до 50-70% обученных в профессиональных сельскохозяйственных школах и училищах посвящали себя работе по выбранной специальности¹⁰¹.

Подавляющее большинство их оказалось на правительственной, земской и кооперативной службе. Из 9112 агрономических работни­ков, учтенных в России к началу 1914 г., 3369 являлись вспомогатель­ным персоналом в качестве сельскохозяйственных старост, секрета­рей малых сельскохозяйственных обществ, мастеров технических производств, заведующих складами, делопроизводителей. Это коли­чество равнялось приблизительно четверти всего бывшего тогда контингента низших сельскохозяйственных школ. Ввиду значитель­ности самой цифры, особенно в сравнении с 2442 агрономами и спе­циалистами, находившимися на службе, ряд исследователей выража­ли в то время не совсем обоснованное сожаление по поводу некото­рого преобладания технических работников над специалистами с вы­сшим и средним образованием, опасаясь снижения общего професси­онального уровня агрономических организаций. На самом же деле соотношение между ними должно было быть таким, чтобы у каждо­го участкового агронома находились в распоряжении по крайней мере 2-3 помощника, а то и более. Реальные же пропорции между ними нельзя было назвать иначе, как кадровой аномалией, когда аг­рономы должны были выполнять несвойственные им вспомогатель­ные работы, а при отсутствии их сельскохозяйственные старосты вынуждены заниматься так называемым агрономическим фельдше- ризмом, наносившим немалый урон престижу земской агрономии.

Следовательно, важно было не только увеличивать общее коли­чество агрономического персонала, но и устанавливать наиболее оптимальные соотношения между различными его категориями в зависимости от конкретных условий данной сельскохозяйственной местности. Исходя из того, где, сколько и каких учреждалось учеб­ных заведений, уже могли существовать более или менее благопри­ятные предпосылки решения этой проблемы. Так, к концу 1915 г. по одному сельскохозяйственному учебному заведению имелось в Ко­стромской, Оренбургской, Ставропольской, Сувалковской губерни­ях и Уральской области; по две - в Варшавской, Владимирской, Вологодской, Гродненской, Подольской, Полоцкой; по три - в Аст­раханской, Люблинской, Минской, Нижегородской, Эстляндской; по четыре - в Виленской, Казанской, Калужской, Ковенской, Там­бовской, Холмской, Ярославской; по пять - в Вятской, Новгород­ской, Самарской, Симбирской, Смоленской, Тверской, Уфимской; по шесть - в Екатеринославской, Пермской; по семь - в Волынской, Орловской, Саратовской; по восемь - в Витебской, Московской, Таврической, Харьковской, Херсонской, Черниговской губерниях, Донской области; по девять - в Лифляндской, Псковской, Рязан­ской, Тульской; по десять - в Могилевской, Полтавской; по одинна­дцать - в Бессарабской, Курской; по двенадцать - в Воронежской, Киевской и, наконец, двадцать - в Петроградской губернии¹⁰².

Сеть сельскохозяйственных учебных заведений, на 89,1% состо­явшая из низших школ, довольно плотно уже ложилась на некото­рые участки территории Европейской России. Причем наиболее гу­стой она становилась там, где существовала не только особая по­требность в специалистах сельского хозяйства, но и были средние и высшие учебные заведения, становившиеся катализаторами для раз­вития и низшего образования. Такие наиболее благоприятные усло­вия складывались в Петроградской, Воронежской, Бессарабской, Могилевской, Псковской, Херсонской, Харьковской, Московской и некоторых других губерниях. Но в большинстве мест земства все еще испытывали серьезные трудности в подборе нужных им кадров различной специализации и квалификации, прежде всего ввиду отда­ленности от них малочисленных вузов и средних училищ.

Основная причина нерешенного кадрового вопроса при созда­нии земских агрономических организаций состояла в том, что подго­товка специалистов с высшим, средним и низшим сельскохозяйст­венным образованием так и не стала важнейшей составной частью аграрной реформы. Начавшиеся землеустроительные работы в общинах и выдел значительной части крестьянских хозяйств на ху­тора и отруба не получили достаточного агрономического обеспече­ния. Спрос на земскую помощь со стороны самодеятельного кресть­янского населения, несмотря на начавшийся переход к участковой агрономической деятельности, не мог быть вполне удовлетворен.

В то же время достаточно объективным критерием, определявшим перспективу развития земской агрономии и общую потребность кре­стьян в агрономической помощи, можно считать число заявлений об укреплении земли в частную собственность и о внутриобщинном зе­млеустройстве, которые к концу 1915 г. поступили более чем от по­ловины крестьянских дворов. Поэтому вопрос о численности и каче­ственном составе агрономического персонала становится злободнев­ным как для органов местного самоуправления, так и для учреждений сельскохозяйственного образования.

¹ ПСЗ РИ. Собр. 2. Т. XXXIX. Отд. 1. СПб., 1867. Ст. 40457. С. 2.

² Там же. Собр. 3. Т. X. Отд. 1. СПб., 1895. Ст. 6922. С. 495-496.

³ См.: Фортунатов А. К вопросу о целях сельскохозяйственного образования в России. Статья 3. М., 1901. С. 2-4; Историческое обозрение пятидесятилет­ней деятельности Министерства государственных имуществ (1837-1887). СПб., 1888. С. 32.

⁴ См.: Второй съезд сельских хозяев при Императорском Московском общест­ве сельского хозяйства с 21 декабря 1870 - 3 января 1871. М., 1871. С. 53.

⁵ Менделеев Д.И. Соч. Т. XIII. Л.; М., 1952. С. 30-31, 35.

⁶ Ермолов АС. Высшее сельскохозяйственное образование в его отношениях к сельскохозяйственному делу в России. СПб., 1872. С. 46.

⁷ Ермолов А.С. Сельскохозяйственное дело Европы и Америки на Венской всемирной выставке 1873 года. СПб., 1875. С. 57, 367-368.

⁸ Стебут И.А. Избранные сочинения. M., 1956.Т. 1. С. 551.

⁹ Там же. С. 573.

¹⁰ Там же. С. 552.

¹¹ Там же. С. 451.

¹² См.: Сазонов Г.П. Обзор деятельности земств по сельскому хозяйству (1865-1895 гг.). СПб., 1896. Т. 2. С. 491, 493.

¹³ См.: Там же. С. 497, 501-502.

¹⁴ См.: Фортунатов А. Указ. соч. С. 3-4.

¹⁵ См.: Покровский Н.В. Исторический обзор правительственных мероприятий к развитию сельского хозяйства в России от начала государства до настояще­го времени. СПб., 1888. С. 293-296; Сборник сведений по сельскохозяйствен­ному образованию. Вып. XV. СПб., 1910. С. 149; Материалы по вопросу о ре­форме средних и низших сельскохозяйственных училищ. СПб., 1911. С. 9-10.

¹⁶ Исторический очерк 25-летней деятельности Херсонского земского сельско­хозяйственного училища. 1874-1899. Херсон, 1900. С. 19-20.

¹⁷ См.: Веселовский Б. История земства за сорок лет. СПб., 1909. Т. 2. С. 276.

¹⁸ Исторический очерк 25-летней деятельности Херсонского земского сельско­хозяйственного училища. 1874-1899. С. 19- 20.

¹⁹ Возникновение же двух практических школ земледелия в России в конце XVIII в. и еще трех аналогичных в 20-30-х годах XIX в. при отсутствии выс­шего среднего специального сельскохозяйственного образования оказалось преждевременным, хотя и поучительным. Просуществовав разное количест­во лет, все они, кроме Московской земледельческой школы, прекратили свою деятельность. Последняя, благодаря ее директору, профессору М.Г. Па­влову, с самого начала своего возникновения в 1820 г. имела учебную про­грамму, близкую к среднему училищу. Поэтому неслучайно в 1833 г. учеб­

ное заведение обрело новое Положение и штатное расписание, что было так­же одним из следствий записки президента Вольного экономического обще­ства Н.С. Мордвинова Николаю I о причинах случившегося тогда неурожая и массового голода. (См.: Краткий обзор пятидесятилетней деятельности Им­ператорского Московского общества сельского хозяйства с 1820 по 1870 год. М., 1871. С. 1, 4, 6; Иконников В.С. Граф Н.С. Мордвинов. СПб., 1873. С. 502-505; История уделов за столетие их существования. 1797-1897. Т. 1. СПб., 1902. С. 39, 86; СПб. 1902. Т. 2. С. 399; Клинген И.Н. Исторический очерк хозяйственно-экономической политики уделов. СПб. 1905. С. 11-18; Цитович С.П. Горыгорецкий земледельческий институт - первая в России высшая сельскохозяйственная школа. Горки, 1960. С. 13-15, 23; Сеятели и хранители. М., 1992. Кн. 1. С. 134-147.

²⁰ См.: Кавелин К.Д. Крестьянский вопрос. СПб., 1882. С. 101; Высочайше ут­вержденное Нормальное Положение о низших сельскохозяйственных шко­лах, штатах. СПб., 1883. С. 3; Историческое обозрение пятидесятилетней деятельности Министерства государственных имуществ (1837-1887). С. 87; Материалы для совещания о низших сельскохозяйственных школах при де­партаменте земледелия в январе 1895 г. СПб., 1896. С. 121-127; Фортуна­тов А. Указ. соч. С. 4-5; Сборник сведений по сельскохозяйственному обра­зованию. СПб., 1898. Вып. 1. С. 82; Агрономическая помощь в России/Под ред. В.В. Морачевского. Пг., 1914. С. 264-265, 268; Творцы кооперации и их думы. М., 1919. С. 132, 133. 20.

²¹ Веселовский Б. Указ. соч. Т. 2. С. 277.

²² См.: Труды совещания по низшему, сельскохозяйственному образованию, бывшего при департаменте земледелия в январе 1895 г. СПб., 1895. С. 2-4.

²³ Вестник Ярославского земства. 1889. № 209-210. Третий отдел. С. 51-52.

²⁴ Труды всероссийского съезда сельских хозяев, созванного Императорским Московским обществом сельского хозяйства с 10 по 20 декабря 1895 г. М., 1897. Вып. 1. С. 39-41.

²⁵ См.: Известия Министерства земледелия и государственных имуществ. 1894. № 6. С. 100; № 9. С. 159-161; Сборник сведений по сельскохозяйственному об­разованию СПб., 1900. Вып. III. С. 353-357; Сборник сведений по сельскохо­зяйственному образованию. СПб., 1907. Вып. IX. С. 1-2; Вестник сельского хозяйства. 1909. № 5. С. 4; 1910. № 1. С. 7; № 2. С. 6; 1912. № 40. С. 4.

²⁶ См.: Труды съезда деятелей агрономической помощи местному хозяйству (10-19 февраля 1901 г.). М., 1901. Свод постановлений.

²⁷ См.: Фортунатов А. К вопросу о задачах агрономической школы. М., 1906. С. 12.

²⁸ См.: Там же. С. 2-3; Баженов В. К вопросу о способах подготовки деятелей в области агрономической помощи населению. Киев., 1905. С. 8-9.

²⁹ См.: Вестник сельского хозяйства. 1915. № 26. С. 5.

³⁰ Справочные сведения о деятельности земств по сельскому хозяйству (по дан­ным на 1904 год). Вып. 8. СПб., 1906. С. IX.

³¹ Труды местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленно­сти. Т. XXV. Новгородская губерния. СПб., 1903. С. 283-284.

³² О сельскохозяйственном образовании. СПб., 1905. С. XIII, XVI.

³³ См.: Справочные сведения о деятельности земств по сельскому хозяйству (по данным на 1899, 1900 и 1901 годы). Вып. 5. СПб., 1902. С. 1; Справочные све­дения о деятельности земств по сельскому хозяйству (по данным на 1904 год). Вып. 8. С. XXII, XXV, 502-508, 576-577; Сведения о деятельности земств по сельскому хозяйству в 1913 году. Вып. 14. Пг., 1916. С. 27; Веселовский Б.

Указ. соч. Т. 2. С. 227, 280-281, 283; Третъяков А.В. Низшая сельскохо­зяйственная школа России в конце XIX - начале XX века. Курск, 1998. С. 176.

³⁴ Мещерский И.И. Положение о сельскохозяйственном образовании, Высочай­ше утвержденное 26 мая 1904 г., и его применение. Пг., 1916. С. 7.

³⁵ Справочные сведения о деятельности земств по сельскому хозяйству (по дан­ным на 1899, 1900 и 1901 годы). Вып. 5. С. XXVIII-XXIX.

³⁶ Веселовский Б. Указ. соч. Т. 2. С. 280-281.

³⁷ Фортунатов А. К вопросу о задачах агрономической школы. С. 1-2.

³⁸ См.: Сборник сведений по сельскохозяйственному образованию. Вып. XIII. СПб., 1908. С. 183, 289-293; Известия Главного управления землеустройства и земледелия. 1908. № 16. С. 314-315.

³⁹ Московский областной съезд деятелей агрономической помощи населению 21-28 февраля 1911. СПб., 1911. Ч. 1. Т. 1. С. 78, 79.

⁴⁰ Мирославин А. Вопросы сельскохозяйственного образования на съезде дея­телей местной агрономической помощи населению. Б.м., 1911. С. 12, 13.

⁴¹ Сборник сведений по сельскохозяйственному образованию. Вып. XIII. С. 1-3, 5-6, 13, 15-20, 25.

⁴² Стебут И.А. Избранные сочинения. М., 1956. Т. I. С. 620-621.

⁴³ См.: Известия Главного управления землеустройства и земледелия. 1911. № 17. С. 418.

⁴⁴ См.: Левицкий А.П. К вопросу о перспективах и задачах среднего сельскохо­зяйственного образования. М., 1910. С. 24.

⁴⁵ Сборник сведений по сельскохозяйственному образованию. Вып. XIII. С. 178-179; Новый проект организации среднего и низшего сельскохозяйст­венного образования//Вестник сельского хозяйства. 1909. № 13-14. С. 7.

⁴⁶ Казарезов В, Крестьянский вопрос в России (конец XIX - первая четверть XX в.). М., 2000. Т. 1. С. 242, 245.

⁴⁷ См.: Известия Главного управления землеустройства и земледелия. 1911. № 17. С. 418.

⁴⁸ Московский областной съезд деятелей агрономической помощи населению 21-28 февраля 1911 г. Т. 1. С. 95, 108-109, 114-117.

⁴⁹ Материалы по вопросу о среднем сельскохозяйственном образовании. М., 1912. С. 3.

⁵⁰ Московский областной съезд деятелей агрономической помощи населению 21-28 февраля 1911 г. С. 96.

⁵¹ Материалы по вопросу о среднем сельскохозяйственном образовании. С. 3-4, 120, 123, 124, 134.

⁵² См.: Мещерский И.И. Указ. соч. С. 19.

⁵³ См.: Государственная дума. Обзор деятельности комиссий и отделов. Третий созыв. Сессия четвертая. 1910-1911. СПб., 1911. С. 355, 357.

⁵⁴ См.: Государственная дума. Третий созыв. Стенографические отчеты. 1912. Сессия пятая. Часть 3. СПб., 1912. Стлб. 2879.

⁵⁵ См.: Там же. Сессия пятая. Часть 4. Стлб. 3648.

⁵⁶ См.: РГИА. Ф. 1158. On. 1. 1913. Д. 117. Л. 7-8; 22 об., 45; Мещерский И.И. Указ. соч. С. 7.

⁵⁷ Ярилов А. Быть или не быть средней школе // Вестник сельского хозяйства. 1916. № 19. С. 8.

⁵⁸ Менделеев Д.И. Соч. Л.; М., 1952. Т. 23. С. 165.

⁵⁹ См.: Письма Либиха о нынешнем состоянии сельского хозяйства. СПб., 1861. С. 180-182.

⁶⁰ См.: Шусев С.В. Сельскохозяйственная наука и высшая школа. М.» 1911. С. 4-5.

⁶¹ Сабанин А.Н. Университетская агрономия и сельскохозяйственные институ­ты при университетах // Вестник сельского хозяйства. 1906. № 5. С. 15; Щусев С.В. Указ. соч. С. 8.

⁶² См.: Прянишников Д.Н. Избранные сочинения. М., 1955. С. 482-483.

⁶³ Прянишников Д.Н. Проблемы сельскохозяйственных вузов // Вестник сель­ского хозяйства. 1910. № 1. С. 7.

⁶⁴ Прянишников Д.Н. Университеты и агрономия // Вестник сельского хозяйст­ва. 1910. №2. С. 6.

⁶⁵ Прянишников Д.Н. Наглядные несообразности // Вестник сельского хозяйст­ва. 1912. №37. С. 5.

⁶⁶ Ярилов А.А. Насущная необходимость скорейшего развития университет­ской агрономии // Вестник сельского хозяйства. 1915. № 11-12. С. 5.

⁶⁷ Земское дело. 1910. № 21. С. 1829, 1830.

⁶⁸ Вестник сельского хозяйства. 1909. № 5. С. 4; 1910. № 1. С. 7; № 2. С. 6; 1912. № 40. С. 4.

⁶⁹ Агрономический журнал. 1915. № 1. С. 28.

⁷⁰ Щусев С.В. Указ. соч. С. 14.

⁷¹ Университет и агрономия. Ч. 1. М., 1916. С. 15, 97-98; Стебут И.А. Избран­ные сочинения. Т. 1. С. 623-624; Агрономия в университете и Московское об­щество сельского хозяйства // Вестник сельского хозяйства. 1915. № 17. С. 12.

⁷² Труды 1-го Всероссийского сельскохозяйственного съезда в Киеве 1-10 сен­тября 1913 г. Вып. 1. Киев, 1913. Постановления. С. 17.

⁷³ См.: Известия Главного управления землеустройства и земледелия. 1908. № 20. С. 397.

⁷⁴ Катаев Н.В. Главные основания организации сельскохозяйственного инсти­тута в черноземной полосе России. СПб., 1910. С. 16.

⁷⁵ См.: Сборник сведений по сельскохозяйственному образованию. Вып. XVI. СПб., 1911. С. XV-XVI.

⁷⁶ Вестник сельского хозяйства. 1911. № 3. С. 3.

⁷⁷ См.: Государственный совет. Стенографические отчеты. 1911-1912 годы. Сессия седьмая. СПб., 1912. Стлб. 4660; Катаев Н.М. Указ. соч. С. 24.

⁷⁸ См.: Государственная дума. Третий созыв. Стенографические отчеты. 1912. Сессия пятая. Часть 4. Стлб. 3648.

⁷⁹ См.: Государственная дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты.

1914. Сессия вторая. Часть 2. СПб., 1914. Стлб. 1874-1876; Часть 5. СПб., 1914. Стлб. 5-6; Государственный совет. Стенографические отчеты. 1911-1912 годы. Сессия седьмая. СПб., 1912. Стлб. 5503; РГИА. Ф. 1158. On. 1. 1912. Д. 352. Л. 1-2 об.

⁸⁰ Обзор деятельности Главного управления землеустройства и земледелия за 1914 г. Пг., 1915. С. 89.

⁸¹ Иверонов Н.И. Московский сельскохозяйственный институт ко дню пятиде­сятилетия. М., 1916. С. 7; Вестник сельского хозяйства. 1913. № 39. С. 4; 1914. № 1.С. 17; 1915. №47. С. 7.

⁸² См.: Государственная дума. Обзор деятельности комиссий и отделов. Третий созыв. Сессия четвертая. 1910-1911. СПб., 1911. С. 361.

⁸³ См.: Государственная дума. Обзор деятельности комиссий и отделов. Третий созыв. Сессия пятая. 1911-1912. СПб., 1912. С. 364-365.

⁸⁴ См.: РГИА. Ф. 1158. On. 1. Ч. 2. 1912. Д. 173. Л. 2-3 об., 6; Государственный совет. Стенографические отчеты 1911-1912 годы. Сессия седьмая. СПб., 1912. Стлб. 4657.

⁸⁵ См.: Государственный совет. Стенографические отчеты. 1911-1912. Сессия седьмая. Стлб. 4870-4877; Вестник сельского хозяйства. 1912. № 40. С. 6;

1915. № 47. С. 8; Иванов А.Е. Ученые степени в Российской империи XVIII в. - 1917 г. М., 1994. С. 50-54.

⁸⁶ РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. 1914. Д. 974. Л. 2 об.

⁸⁷ См.: ЦИАМ. Ф. 228. On. 1. Д. 99. Л. 1-1 об., 3, 4, 4 об., 8-10, 12, 16а, 23.

⁸⁸ РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. 1914. Д. 974. Л. 2 об.

⁸⁹ См.: Костычев П.А. Избранные труды. М., 1951. С. 607.

⁹⁰ Менделеев Д.И. Соч. Т. 23. С. 228, 235, 241, 250.

⁹¹ Чаянов А.В. К вопросу о подготовке агрономов. М., 1914. С. 1-3, 11-13.

⁹² Бадьин А. К вопросу о подготовке местных агрономов // Вестник сельского хозяйства. 1915. № 26. С. 5, 7.

⁹³ См.: Чаянов А.В. Указ. соч. С. 8.

⁹⁴ Прянишников Д.Н. Избранные сочинения. С. 353, 363-364.

⁹⁵ Московский областной съезд деятелей агрономической помощи населению 21-28 февраля 1911 г. Ч. I. Т. I. С. 7.

⁹⁶ Там же. С. 127; Сборник сведений по сельскохозяйственному образованию. Вып. XVI. С. XX; Вестник сельского хозяйства. 1914. № 1. С. 18.

⁹⁷ Сборник сведений по сельскохозяйственному образованию. СПб., 1913. Вып. XVI. С. XVII.

⁹⁸ Там же. С. XVII. С. 27.

⁹⁹ Там же. С. XVI.

¹⁰⁰ См.: Там же. Вып. XVIII. С. 448-451; Земледельческая газета. 1917. № 1. С. 19.

¹⁰¹ Веселовский Б. Указ. соч. Т. 2. С. 281; Сборник сведений по сельскохозяйст­венному образованию. Вып. XVI. С. XXIII-XXIV; Вып. XVIII. С. XI, XIII, 63-64, 154-156, 288-290, 358-359,402,405,428,433,444, 452,456, 457; Сведе­ния о деятельности земств по сельскому хозяйству в 1913 году. Вып. 14. С. 4-5, 38.

¹⁰² Сборник сведений по сельскохозяйственному образованию. Вып. XVIII. С. 459-472; Вестник сельского хозяйства. 1915. № 1. С. 14.