Таганцев Николай Степанович (1843-1923)

русский юрист, криминалист, пенитенциарист, государственный деятель

Биографическая справка.

В 1860-е гг. Н. С. Таганцев постоянно сотрудничал с «Журналом Министерства юстиции» и «Судебным вестником», где опубликовал ряд статей, определивших сферу его научных интересов: «О новейшей литературе в Германии по вопросу о суде присяжных», «О жизни и

сочинениях Миттермайера», «О вознаграждении за вред и убытки, причиняемые преступлением», «О гражданском истце.

Параллельно с преподаванием Н. С. Таганцев занимался активным научным творчеством. Его растущая популярность как профессора уголовного права позволила ему с 1873 по 1878 гг. занимать место редактора «Журнала гражданского и уголовного права». В 1874-1880 гг. им был опубликован большой научный труд - три тома «Курса русского уголовного права», посвященные учению о преступлении. Этот курс характеризуется своей фундаментальностью, использованием широкого спектра научных источников, значительных сведений из законодательства и литературы зарубежных стран. Профессор умел глубоко проникать в смысл и служебное предназначение теории уголовного права. С 1887 по 1892 гг. Н. С. Таганцев опубликовал четыре выпуска «Лекций по русскому уголовному праву». Завершающим аккордом длительной научной и педагогической деятельности Н. С. Таганцева стал труд «Русское уголовное право. Лекции.

Профессор Н. С. Таганцев не признавал «науку для науки». В течение многих лет он занимался законотворческой деятельностью. Он активно и ответственно участвовал в работе различных комиссий, консультаций,

комитетов. В 1870 г. Н. С. Таганцев был членом комиссии о тюремном преобразовании. В 1881 г. был образован Комитет по подготовке нового Уголовного уложения, призванного заменить устаревшие Уложение о наказаниях уголовных и исправительных и Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями. Этой работе ученый отдал двадцать лет своей жизни.

Н. С. Таганцев был назначен членом консультации при министерстве юстиции и членом комиссии для составления проекта нового уголовного уложения: выдающегося памятника российского уголовного

законодательства. Он работает в составе редакционной комиссии. Именно он единолично разработал проект Общей части Уложения и Объяснительной записки к нему. Он разработал четыре из восьми томов пояснительной записки к этому Уложению. Никто другой из членов редакционной комиссии не вложил в проект Уложения столько сил. Эти документы, переведенные на французский и немецкий языки, были разосланы многочисленным ученым и практикам, замечания которых впоследствии были систематизированы и нашли свое место в окончательном варианте проекта. В то же время с 1887 г. Н. С. Таганцев выполнял обязанности сенатора кассационного департамента Сената, а с 1897 г. являлся первоприсутствующим в этом департаменте.

Чрезвычайно активное участие в разработке конститутивных для российского уголовного права законопроектов вынудило профессора резко сократить свое преподавание в университете: в 1882 г. он покидает Санкт- Петербургский университет и Александровский лицей, но оставляет за собой кафедру в Императорском училище правоведения.

Для российской судебной практики большое значение имела издательская деятельность Н. С. Таганцева. В частности, им неоднократно переиздавались неофициальные тексты Уложения о наказаниях (18 изданий) (1-е изд.: СПб., 1873) и Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями (22 издания) (1-е изд.: СПб., 1875), которые сопровождались многочисленными приложениями собранной, обобщенной,

систематизированной кассационной практики. После этого было издано Уголовное уложение 1903 г. - многостраничный том с извлечениями из Объяснительной записки редакционной комиссии и так называемых журналов Особого совещания, особого присутствия департаментов и общего

собрания Государственного совета (СПб., 1904). Однако в связи с тем что Уложение не было введено в действие в полном объеме, было предпринято издание Статей Уложения, которые вводились в действие с теми же извлечениями, дополненными извлечениями из решений Уголовного кассационного департамента и общего собрания Правительствующего сената и Главного военного суда (2-е изд.: СПб., 1911).

Н. С. Таганцев был убежденным противником смертной казни. Еще в 1870 г. в приложении к докторской диссертации в виде комментария к законопроекту он сформулировал свое отношение к смертной казни, которая «бесповоротно осуждена голосом науки как мера, противоречащая и началам религии, и чувству справедливости и не удовлетворяющая тем требованиям, которые ставит теория уголовного права по отношению к наказанию». 27 июня 1906 г. на заседании Государственного совета Н. С. Таганцев предложил свой проект Закона об отмене смертной казни. Однако этот законопроект так и не был принят. В 191 3 г. профессор опубликовал разработанный им сборник «Смертная казнь». Эта проблема оставалась в поле его научного интереса и после этой публикации.

Большевистский переворот октября 191 7 г. Н. С. Таганцев рассматривал как российскую трагедию, выразившуюся в уничтожении демократических завоеваний России, как «вертеп беззакония и насилия». Уже достаточно пожилого академика, в числе многих других значимых российских ученых, поселили в особом общежитии при Доме ученых, где он мог в столовой получать пищу. Его квартиру на Литейном опечатали.

22 марта 1923 г. Н. С. Таганцев в одиночестве умер в Петрограде. Он жил в соответствии с девизом, предложенном им самим для своего дворянского герба, который разрабатывался в связи с присвоением ему в 1876 г. потомственного дворянства: «Трудом счастлив».

Основные труды

Таганцев Н. С. Исследования об ответственности малолетнихпреступников по русскому праву. - СПб.: Тип. А. М. Котомина, 1871. - 151 с.

Таганцев Н. С. Лекции по русскому уголовному праву. - СПб., 1887. - 384 с.

Таганцев Н. С. О преступлениях против жизни по русскому праву. -СПб.: Тип. Н. А. Неклюдова, 1870. - 466 с.

Таганцев Н. С. О преступлениях против жизни по русскому праву. Т. 2. - СПб.: Тип. А. М. Котомина, 1871. - 524 с.

Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Часть общая. Т. 1. - СПб.: Гос. Тип., 1902. - 823 с.

Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Часть общая.

Таганцев Н. С. Смертная казнь. Сборник статей. - СПб.: Гос. Тип., 1913. - 184 с.

Таганцев Н. С. Уголовное уложение 22 марта 1903 г. С мотивами, извлеченными из объяснительной записки редакционной комиссии, Представления Министерства в Государственный Совет и журналов - особого совещания, особого присутствия департаментов и общего собрания Государственного Совета. - СПб., 1904. - 1124 с.

Пенитенциарные идеи в научном наследии Н. С. Таганцева

Н. С. Таганцев исходил из того, что в уголовном праве должны присутствовать два конституирующих момента - преступление и наказание. Сам предмет уголовного права как самостоятельной юридической науки, определяется им «по преобладающему характеру изучаемых им отношений: преступления как посягательства на общественный и государственный уклад жизни и наказания как одного из видов охранительной деятельности государства, входящей в группу наук, изучающих публичное право»^[243].

В то же время преступление и наказание как два самостоятельных момента, по Н. С. Таганцеву, формируют вместе преступное деяние как особое юридическое отношение. Преступление в образе юридического отношения необходимо включает в свою структуру два автономных момента, во-первых, взаимоотношение преступника и охраняемого законом юридического интереса. То есть важно проводить различие между преступным деянием и отношением государства к преступнику, которое выстраивается совершенным преступником действием, а именно наказанием: «Уголовные законы в тесном смысле содержат в себе всегда две части: описание того посягательства, которое запрещается под угрозой наказания, - часть определительная, или диспозитивная, и указание на саму ответственность - часть карательная, или санкция»^[244].

В силу этой двучленной структуры и само уголовное право может выстраиваться в виде двух образов - либо приоритет отдается преступлению, в отношении которого наказание выступает как обязательная расплата, либо на первый план выходит карательная функция государства, а преступление эксплицируется лишь в виде фундамента данной функции. На этом основании, исходя из первичности значения какого-либо высвеченных элементов, и конституируется название этой юридической науки: или карательное право, или уголовное право. В российской юридической традиции получило право на существование название - уголовное право, а следовательно, приоритет признается за преступным деянием. Принимая этот факт, Н. С. Таганцев считал, что такой порядок отражает естественный

порядок формирования этих правовых взаимоотношений - преступного деяния и кары или наказания.

Вообще в русской правовой науке проблема рассмотрения наказуемости как одного из необходимых элементов преступного деяния была предметом серьезных дискуссий. Н. С. Таганцев этот признак не включал в структуру преступления. Его исследования базировались на принципе целостности неправды, то есть если момент наказуемости неявно присутствует также в гражданских деликтах, то тогда преступление не обязательно наказуемо. Аргументируя это положение, Н. С. Таганцев ссылался на факт ненаказуемости преступных деяний на основании истечения срока давности, на определенные личностные факторы, исключающие наказуемость. Говоря об этих случаях, Н. С. Таганцев показывал наличие факта преступного деяния в этих случаях, однако подчеркивал, что здесь отсутствует наказуемость. Именно потому, с его точки зрения, наказуемость не является признаком преступного деяния.

Исходя из вышесказанного был поставлен вопрос о причинах разнообразия и противоречивости теоретического понимания целей наказания. Этот факт Н. С. Таганцев разъяснял, приводя метафору двуликого Януса: наказание одним своим лицом повернуто к уже совершенному преступлению и его субъекту, а вторым - к исправлению осужденного, чтобы после отбытия наказания он не был подвержен рецедиву. Размышляя в русле русской традиции различия нравственного и юридического исправления субъекта преступления, русский правовед подчеркивает необходимость того, что государство опирается лишь на юридическое исправление, а именно того научного представления, которое учитывает требования права: «Г осударство, наказывая, действует как бы механически: оно является исполнителем или воли Божией, или неумолчного голоса совести, или непреложных требований разума; преступление не только дает право карать, но оно обязывает к тому, определяя объем и меру наказания»^[245]. Или «Отмщающее земное правосудие есть восстановление господства нравственной силы справедливости уничтожением или страданием восставшего против этого порядка»^[246].

Таким образом, законотворческой функцией в сфере наказания обладает лишь «законодавец». Однако Н. С. Таганцев обращал внимание на факт, что до Нового времени в правовом дискурсе наличествовала такая форма санкции, при которой вначале эксплицировался масштаб нанесенного вреда, а лишь потом предлагалась конкретная мера наказания. Но с XVIII в., по его мнению, была выработана новая форма санкции, которую юристы считают абсолютной. Разработка такого рода санкции определялась необходимостью ее применения как наказания ко всем возможным видам преступлений. Такое

нововведение своим основанием имело ответ на многообразные проявления судебного произвола, пронизывающего все стороны тогдашнего судопроизводства. Также причиной разработки новой формы санкции можно считать большое значение, придаваемое человеческой личности и необходимости защиты ее прав и свобод, ставшее приоритетом государства после эпохи буржуазных революций. Однако Н. С. Таганцев рассматривал такую абсолютную санкцию как иллюзию и показывает невозможность ее использования в реальной юридической практике, ибо даже такая форма санкции не в состоянии охватить все возможные оттенки преступных деяний (еще с трудов Аристотеля было известно, что полная индукция, в принципе, невозможна). В российской юридической практике, в частности в Уложении о наказаниях уголовных и исправительные 1845 г., оперировали так называемой относительно-определенной формой санкции, которая предполагала назначение законодателем конкретных пределов наказания, определяющих как минимальный, так и максимальный его пороги (виды). Сам великий русский правовед идеальным образцом осуществленной реформы судопроизводства считал реформу в Пруссии времен Фридриха II (1712-1786). Великий полководец и государственный деятель видел основание реформирования судоустройства и судопроизводства в выстраивании рационально определенного порядка на месте произвола (что соответствовало философско-правовым представлениям того времени).

Научное представление о наказании должно определяться сформированным понятием «наказание», ибо такая основа теории предопределяет экспликацию природы карательной функции государства. Теоретико-правовому исследованию феномена наказания Н. С. Таганцев посвятил второй том своего «Русского уголовного права», где и анализирует основания и пределы карательного элемента государственного механизма, характеристики субъекта и объекта уголовного права, базовые элементы этого права, цель, содержание и свойства наказания, а также виды наказаний. Наказание им определено как «выражение юридического отношения, возникающего между государством и преступником. С точки зрения преступника наказание является последствием им учиненного, с точки зрения государства - мерой, принимаемой вследствие совершенного виновным деяния»^[247]. Н. С. Таганцев обращал внимание на то, что действие, квалифицируемое как преступное, необходимо должно быть запрещено законом под страхом наложения конкретного наказания. И этот страх должен быть не каким-то абстрактным, не только пугающим последствиями, индивида посягающего на нарушение норм права, но он должен определяться реально ощущаемыми последствиями такого преступного посягательства (действительное наказание). Здесь наказание предстает в виде

проявления конкретного правового взаимоотношения, возникающего при взаимодействии карательной власти и преступившего повеления авторита воли законодателя^[248].

Исходя из этого при формулировке цели наказания, Н. С. Таганцев подчеркивал, что: «Будучи личным страданием, причиняемым виновному за учиненное им деяние, наказание должно быть организовано так, чтобы оно служило или могло служить тем целям, которое преследует государство, наказывая»^[249]. В своем труде Таганцев выстроил классификацию различных теоретических определений целей наказания, которая базируется на том, что «применение наказания всегда представляло деятельность по поводу совершившегося и в виду будущего... Поскольку наказание относится к прошлому, оно представляется отплатою, мщением, актом более рефлективным, чем целесообразным; поскольку наказание относится к будущему - оно является средством для достижения известных целей»... «во всех своих стадиях наказание должно быть целесообразно, должно заботиться о заглаждении вреда, причиненного преступлением обществу, и об обеспечении общества от преступника»^[250].

Сущностным элементом наказания выступает боль и страдание. Как психолого-психические и антропологические феномены, они характеризуют конкретного человека, а поэтому они объективны. Соответственно и само наказание также объективно, однако эта объективность может выступать в самых разнообразных психически-антропологических и материальных формах. Сам объективный характер наказания выступает не только в образах объективности правовой нормы, объективности форм принуждения и насилия, но и в качестве объективности переживания как страдания, боли и других тягот. Именно это и имел в виду Н. С. Таганцев, когда констатировал: «Наказание является страданием во всех формах своего исторического развития безотносительно к тому, как смотрит и ощущает его наказываемый»^[251].

Сущность наказания при исследовании уголовно-правовых феноменов юристы второй половины XIX - начала XX столетий, как правило, представляли в виде процесса причинения виновному страданий психического или физического типа. Такие страдания виделись как необходимые следствия реального преступления. Классифицируя карательные воздействия государства, Таганцев приводил их в перспективе от прошлого к настоящему: смертная казнь, различные способы причинения страданий, ограничение или лишение свободы, умаление чести и

ограничение правоспособности и конфискация или уменьшение объема имущества. Но все они, отмечаел правовед, характеризуются одним качеством - наказанием. которое ведет к поражению блага или интереса. Например, эксплицируя общие характеристики феномена наказания, Н. С. Таганцев констатировал, что «всякое наказание, начиная от смертной казни и кончая денежной пеней, по своему содержанию является известным ограничением или стеснением преступника в его благах и интересах; поэтому осуществление карательного права неминуемо является причинением страдания, физического и нравственного, лицу, посягнувшему на запреты или не исполнившему требования авторитетной власти закона»^[252]. Рассматривая карательную функцию государства как целерациональную, он фиксировал, что «каждая карательная мера в отдельности, каждый род и вид наказания должны служить этой общей цели: всякое наказание, не удовлетворяющее цели охраны правопорядка, а тем более прямо противоречащее ей, является не только лишним балластом в общей экономии карательной деятельности, но и прямо вредным элементом, или лишая правовой порядок действительной охраны, или причиняя ненужное страдание лицам, подпадающим под кару закона»^[253]. Н. С. Таганцев считал, что русским правоведам не удалось убедительно обосновать, что необходимо «карать не преступное деяние, с выразившейся в нем личностью преступника, а самую личность с присущими ей свойствами и качествами»^[254].

Во второй половине XIX-начале XX столетий выстраивание мер наказания в различного рода Кодексах чисто технически выражалось в стремлении систематизировать многочисленные меры карательного воздействия на преступника. Система карательных воздействий предполагает установленный уголовным законом, иерархически упорядоченный и полный список мер наказаний, прописанных в санкциях норм Особенной части и применяемых судом за совершение опасных для общества действий. Н. С. Таганцев подчеркивал, что причиняемое наказанием осужденному как физическое, так и психическое страдание является принципиально различным. Он показывал, что сама история уголовного законодательства представляет исследователю всевозможные примеры изобретательности государства в разработке способов и средств с целью нанесения человеку, принявшего на себя кару закона, различных увечий, ограничений и различных по степени страданий. В то же время при анализе этого многочисленного и пестрого феномена правоведы сумели эксплицировать определенные общие характеристики, позволяющие юридической науке

типизировать и на этой основе группировать меры наказания. Теоретическое место такого типизирующего признака, по мнению Н. С. Таганцева, занимает поражаемое наказанием качество блага или интереса. Смертная казнь, причинение различной степени интенсивности психического или физического страдания, ограничение или лишение свободы, умаление правоспособности и чести, ограничение или полная конфискация имущества - таков список видов и типов карательные мер в различные кодификациях законов.

Анализируя феномен наказания, Н. С. Таганцев выстраивал их систему как специфическую «лестницу наказаний», интерпретируя ее как «совокупность карательные мер данного Кодекса в их взаимном соподчинении или соотношении»^[255]. При этом, выстраивая перечень наказаний, он исходил из того, что его недопустимо представлять в качестве простого технического перечисления разнообразные видов наказаний. Таганцевская «лестница наказаний» была выстроена по принципу понижающей степени наказуемого принуждения любого из ее структурные элементов: например, наказание лишением свободы и поражение в правах и умаление чести находятся на разные уровнях этой иерархической системы. Отличительными признаками системы выступает взаимное соподчинение или соотношение входящих в систему элементов. Сама конкретная позиция, которую занимает определенное наказание на «лестнице наказаний», четко фиксирует его степень тяжести. Кроме того, Н. С. Таганцев считал, что и на место определенного вида наказания на лестнице, и на структуру лестницы наказаний в целом, всегда оказывают влияние многообразные социальные феномены. Правовед был убежден, что влияние этих социальные процессов обязательно должно фиксироваться для разрешения многочисленные социальные проблем. Данное утверждение представляется очень существенным, ибо ключевым основанием для закрепления конкретные мер государственного принуждения в поле средств карательного наказания является «объективная значимость, важность соответствующих благ и интересов с точки зрения господствующего общественного мнения. Речь идет о ценностных отношениях, иерархии ценностных ориентаций, складывающихся в обществе на определенном этапе его развития. Такого рода критерий используется и для возведения отдельного принудительного средства в ранг мер наказаний, и для формирования их системы»^[256].

Выстроенная Н. С. Таганцевым система наказаний характеризуется тенденцией к упрощению определенных видов наказаний. Анализ всего комплекса средств наказания позволил ученому вычленить конкретные типы наказаний, которые имеют характерные свойства. Ключевым признаком,

позволяющим включить различные типы наказаний в единую систему, Таганцев признавая «свойство блага или интереса, поражаемого наказанием. Область карательных мер находит свои необходимые пределы в ограниченности тех благ, которые может государство отнять или ограничить у преступника. Лишение жизни, причинение физического страдания, стеснение или лишение свободы, поражение чести и правоспособности, уменьшение и лишение имущества - вот общий перечень типов наказаний во всех законодательствахъ⁵⁶. Таким образом, представленная в законодательстве XIX - начала XX столетий система государственных карательных мер включала в себя целый ряд родов наказаний, которые сами предполагали серию степеней. Исходя из такой расчлененной системы, конкретный суд назначал подсудимому строго определенную меру наказания, точнее, строго выверенный размер в границах какой-либо степени необходимого рода наказания.

Во второй половине XIX в. и начале XX в. русские юристы анализировали проблему эффективности системы наказаний исходя из техники, применяемой законодателем. Вся целостность государственных карательных мер выстраивается в стройную систему и выражает характеристики любого конкретного вида наказания. Выстраивая свою лестницу наказаний, Н. С. Таганцев исходил из того, что она «имеет существенное значение для законодателя и еще более для судьи. Первому такая лестница облегчает выбор наказаний для отдельных преступных деяний соответственно их значению для правового порядка, а второму она создает возможность исполнять возлагаемую на него законом обязанность соизмерять наказуемость с обстоятельствами отдельного преступления и со степенью преступности виновного, делая возможным переход от одного вида или рода наказания к другому»^[257][258].

Однако вплоть до XIX в. корпус уголовного законодательства России включал в себя некоторые определенные виды наказаний, которые все вместе не были объеденены в систему. В качестве первой попытки систематизации наказаний Н. С. Таганцев называл Проект 1813 г., «который, по примеру Баварского уложения, создал строго сочлененную лестницу наказаний, разделив их все на семь родов, а каждый род на степени; но эта попытка осталась без практических последствий, так как в Своде законов, изданном в 1832 г., хотя и существовала особая глава о разных родах казней и наказаний, в которой в ст. 16 был сделан перечень наказаний, но, как можно видеть из самого перечня, без всякой системы»^[259]. Для формирования лестницы наказаний, по мнению Н. С. Таганцева, необходимо выстроить определенное

соподчинение встроенных в нее компонентов. В частности, анализируя лестницу наказаний, выстроенную в 1845 г., и сравнивая ее с

постановлениями Особенной части, Н. С. Таганцев, прежде всего, констатировал тот факт, что «несмотря на столь значительное количество статей, посвященных наказаниям (глава вторая содержит 73 статьи), несмотря на всю сложную схему общих главных наказаний, она оказалась неполной, так как в нее не входило довольно много взысканий, налагаемых за отдельные преступные деяния. Далее, эта сложная лестница, заключающая в себе 11 родов (собственно 12, так как денежное взыскание составляло отдельный род) и 38 степеней (а с параллельными - 47 степеней), представляла ряд недостатков и по существу, и со стороны техники»^[260]. В качестве недостатков данной лестницы, Н. С. Таганцев называет непроработанность критерия для вычленения видов наказаний, а также сословность наказуемости.

Рассматривая проблему классификации уголовных наказаний, Таганцев предложил использовать несколько принципов их группирования:

- на основании их юридического значения в процессе конституирования уголовной ответственности (главные, дополнительные, заменяющие);

- на основании охвата их применения (общие и особенные);

- на основании личностных характеристик наказываемого^[261].

Правовед серьезно исследовал и феномен освобождения от уголовной ответственности. Основываясь на добротолюбии христианства, он предполагал принципиально возможным освобождение индивида от уголовной ответственности и наказания при наличии конкретных оснований: «Мы наказываем во исполнение непреложных требований нравственного закона, но что если внутренний судья - совесть, не всегда умирающий и в преступнике, воздал ему за совершенное сторицей тем нравственным мучением, перед которым бледнеют все казни людские?»^[262]. Также он акцентировал внимание на том факте, что если в определенных условиях, суд не освободит обвиняемого от уголовной ответственности, то это может привести к наказанию дважды за одно и то же преступное деяние: «Мы хотим наказанием обнаружить ничтожность попытки отрицания частной волей воли абсолюта, хотим выяснить преступнику непреложность и ненарушимость велений права, а это обнаружение уже совершилось иным путем, - сам преступник торжественно заявил, что его поступок есть последствие бессильного самомнения, в чем он и приносит искреннюю повинную; когда он загладил и, может быть с лихвой причиненный вред, восстановил по возможности нарушенный порядок. Как же будем мы

говорить о справедливом воздаянии, когда при таких условиях наказание будет прямым нарушением принципа «не отмстиши дважды за едино»^[263].

Во второй половине XIX-начале XX в. русская теория права исходила из признания наказания в качестве следствия совершенного преступного деяния. В силу этого формулировка понятия «наказание», экспликация его юридической сущности трактовались, как правило, в образе меры налагаемого государством принуждения. Именно поэтому в данный период истории русской уголовно-правовой науки мы не находим такого понятия «права», с которым было бы согласно хотя бы большинство членов научного сообщества.

* * *

Таким образом, проблемы исправления преступников волновали человечество на протяжении многих веков, и нашли свое отражение в высказываниях и трудах Ш.Л. Монтесье, Г. Гроция, Ч. Беккариа, Дж. Говарда и др., не утративших своей актуальности и в наше время. В России власть обратила внимание на вопросы исправления преступников лишь в екатерининскую эпоху, когда заговорили об усилении предупредительного начала в государственной политике. Следуя за западной мыслью, Екатерина II впервые поднимает вопрос об ответственности общества за совершенное человеком преступление.

В XIX в. большинство ученых признавало право государства наказывать преступника. Суммировать их основные аргументы можно в следующих положениях:

- поскольку в обществе существует принуждение, то должно существовать и наказание;

- право государства наказывать строится на божеской воле;

- наказание является средством защиты государства от преступлений;

- наказание необходимо для поддержания правового порядка в государстве;

- поскольку существует правопорядок, то в силу этого должно существовать и уголовное правосудие, которое должно судить и наказывать преступников, охраняя тем самым правовые нормы.

- право наказывать вытекает из чувственных, нравственных и умственных свойств природы человека.

В конце XIX - начале XX в. в теории пенитенциарного дела России начинают закладываться прогрессивные тенденции развития системы исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы, разрабатываются основы классификации преступников, дифференциации и индивидуализации

исполнения наказания, поддержание порядка в местах заключения. Малолетних преступников стали не только пытаться спасать от порока, но и целенаправленно воспитывать, создавать из них совершенно «новую породу людей», готовых служить отечеству «делами рук своих в различных искусствах и ремеслах».

Вопросы для самоконтроля

1. В XIX в. среди большого числа теорий наказания большое распространена получила теория исправления.

Раскройте ее содержание, назовите ее представителей.

2. Долгое время в научной среде господствовала теория полезности, согласно которой наказание законно потому, что оно полезно, или, правильнее говоря, необходимо, потому что причиняемые им страдания преступнику не могут выдержать сравнения с огромным количеством пользы, приносимой им для общества.

Приведите свою аргументацию в поддержку или в отрицание данного тезиса.

3. Наиболее старой среди теорий наказания является теория устрашения наказанием лиц, стремящихся совершить преступление. Не случайно в Соборном уложении 1649 г. указывалось: «...чтобы иным не повадно было так делать».

Выскажите свое мнение относительно этой теории.

4. Согласно теории справедливости сущность наказания состоит в причинении человеку страданий за совершенное им преступное деяние, то есть воздаяние злом за зло. Если это делается сознательно и соразмерно, то оно абсолютно справедливо. В основе наказания лежит идея правды и справедливости, а осуществление ее определяется пользой. Справедливое всегда истинно, полезно, а несправедливое вредно. Следовательно, только соединением двух принципов - справедливого и полезного - может быть обосновано назначение и исполнение наказания.

Согласны ли вы с данной аргументацией? Выскажите свое мнение относительно этой теории.

5. Изучив содержание теорий о наказании и теорий о праве государства наказывать, И. Я. Фойницкий писал, что «...весь порок рассмотренных теорий состоит в том, что каждая из них принимала одно из оснований наказания за исключительное; каждая из них верна настолько, насколько ею признается приводимое в ней основание, и ошибочна настолько, насколько ею забываются остальные».

Как вы понимаете данное высказывание, разделяете ли вы точку зрения ученого?