Тѣ же идеи находимъ мы и въ Христіанствѣ.

Царство природы иди разума смѣнилось Царствомъ Божіимъ. Христіанскій индивидуа­лизмъ, подобно индивидуализму стоиковъ, покоится такимъ образомъ на понятіи государства,.Разумѣется, государство это невидимаго, мистиче­скаго, характера: члены его объединены въ лицѣ верховнаго Правителя —Христа.

Христіанское ученіе важно для насъ какъ потому, что оно со­единяетъ глубину мысли съ простотою выраженія, такъ и потому, что служитъ отраженіемъ міровоззрѣнія массы окружающаго насъ обще­ства. Идеи стоиковъ о естественномъ законѣ, какъ голосѣ божества или божественнаго разума, идеи, воспринятыя римлянами подъ име­немъ lex naturalis (или jus naturale), отозвались и на Новомъ Завѣтѣ. Идея эта передается тамъ, на греческомъ, словомъ τd_lwo⅛, законъ, на латинскомъ lex (in cordibus scripta [†††††††††††††††††††††††††]).

субъективномъ смыслѣ", Befugπiss zu zwingcn (Кантъ). Согласно многочисленнымъ словарямъ, составленнымъ теологами, dfzcuoς, какъ и у Аристотеля, означало того, кто выполнялъ, точнѣе—въ самомъ себѣ носилъ „божескіе п человѣческіе законы" (при столкновеніи этихъ по­слѣднихъ проявится и указанная уже прежде многосмысленность слова справедливый). Согласно своему этимологическому происхожденію ne­utrum τo δvcatovозначало то, что согласно съ закономъ (въ священ­ной книгѣ, конечно, прежде всего и больше всего—закономъ боже­ственнымъ), quod fas est, или id quod postulat officii ratio (Lexicon Graeco-La tinum in libros novi testamenti, стр. юз, C. Grimm). Опять таки, слѣдовательно, не jus „въ субъективномъ смыслѣ®, не Befugπiss, а идея требованія, велѣнія, и наложеннаго имъ долга: что согласно съ ними, то и есть τδ δικatov.

Такимъ образомъ и идеальная надстройка надъ „міромъ симъ“ не нуждается въ какихъ-либо новыхъ понятіяхъ. Государство, за­конъ и справедливость одинаково годны и для выраженія идеи „не отъ міра сего^и: Царства Божія, Закона и Справедливости. Христосъ -—Царь царства не отъ міра сего, дающій вѣрнымъ новый законъ любить другъ друга, и обѣщающій спасеніе исполняющимъ этотъ законъ.

Новая терминологія (со словомъ право, jus, Recht, droit въ осно­вѣ) имѣетъ своимъ исходнымъ пунктомъ римскую юриспруденцію. [‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡])

Къ уясненію основныхъ понятій она ничего не прибавила существен­наго по сравненію съ греческой философіей, но внесла существенную путаницу. Научное изслѣдованіе характеризуется вообще тѣмъ, что въ изслѣдуемомъ предметѣ различается существенное отъ несущественнаго. Намъ важно именно опредѣлить, какія изъ многихъ понятій въ юри­спруденціи должны считаться наиболѣе существенными, принципіаль­ными, и какія—второстепенными. Изслѣдовать предметъ по существу и значитъ сосредоточить свое вниманіе на наиболѣе существенномъ, или важномъ. Путаница произойдетъ тогда, когда вниманіе сосредо­точится на второстепенномъ и этому второстепенному отведено бу­детъ первое мѣсто.

У Цицерона, который не чуждъ былъ философіи, хотя, конечно, и не можетъ быть сравниваемъ съ Платономъ или Аристотелемъ, мы встрѣчаемся съ прежними основными понятіями. Уже изъ самыхъ названій своихъ теоретическихъ работъ (De republica и De legibus") онъ даетъ намъ возможность видѣть, что основными понятіями онъ счи­талъ: „государство^ и „законы". Въ первой работѣ онъ начерталъ устройство хорошаго государства, а во второй предложилъ законы родному языку такое словоупотребленіе остается чуждымъ И для научнаго языка нельзя видѣть въ этомъ переносѣ слова отъ одного значенія на другое какого- либо ,,возвышенія“ сознанія. Понятіе правила или нормы—элементарное понятіе; понятіе совокупности нормъ также элементарно; понятіе порядка и безпорядка столъ же элементарны; понятіе общественнаго порядка—элементарно также* Всѣ эти понятія получили свои названія изъ общаго народнаго языка; названія эти весьма понятны и опредѣлительны, и замѣна ихъ словомъ „право” вовсе не есть прогрессъ или возвышеніе.

ницу. Она возникла, и перешла по наслѣдству къ нашему времени. Мышленіе человѣческое, въ данномъ случаѣ, удивительнымъ образомъ шло со времени Платона и Аристотеля къ ухудшенію, а не къ улуч­шенію. Правильные взгляды сохранились лишь въ Англіи. Разумѣется^ что сохраненіе jus въ значеніи „right"(„право въ субъективномъ смы­слѣ") желательно.

Образованіемъ jus (right) п ноздѣйшаго его кореллята „obligatio"(у римлянъ были менѣе опредѣленные: necessitas и officium) можно считать законченнымъ развитіе основныхъ понятій юриспруденціи [†††††††††††††††††††††††††††]), Юристы римскіе построили такимъ образомъ не фундаментъ юрис­пруденціи, а лишь завершили сдѣланное безсмертными философами

Греціи.

Анализъ этотъ производится всѣми народами. И образованіе особаго слова jus (right) римлянами объясняется не какими-либо осо­быми дарованіями этого народа-сравнительно съ другими, а просто практическимъ направленіемъ его ума. Слово это существуетъ и у другихъ народовъ, возникши независимо отъ нихъ; можно сказать, что оно было и у грековъ (⅛goυtα), но не сдѣлалось предметомъ осо­баго вниманія.

Образованіе новыхъ словъ-понятій отражаетъ лишь общій за­конъ, по которому цѣлое въ мышленіи-рѣчи предшествуетъ выдѣлив­шимся изъ него частямъ. Предложеніе предшествуетъ слову. Иначе— начальныя слова были предложеніями. „Языковѣды (М. Miιllcr, The Sc. of Thought, 246) были, безъ сомнѣнія, удивлены, когда имъ сказали, что слова, выражавшія подлежащее, сказуемое и, въ нѣкоторыхъ языкахъ, связку (copula) не могли существовать отдѣльно отъ предложенія, ко­торое они составляли, и однако же логики были правы п ихъ аргу­менты неопровержимы.

Дальнѣйшее теченіе мысли не внесло и не могло внести ничего существенно новаго въ дѣлѣ выработки основныхъ понятій юриспру­денціи. Больше всего потратили силъ и времени на изученіе антич­наго міра, вѣроятно, нѣмцы, но........................................................................................................ меньше всего извлекли изъ

этого изученія пользы нѣмцы же. Это удивительный по несоотвѣт­ствію трудолюбія и даровитости народъ.

Идеи античнаго міра продолжаютъ жить, вмѣстѣ съ латинскимъ языкомъ, и въ послѣдующее время. Августинъ пишетъ De civitate Dei (426 г.), Ѳома Аквинскій—de regimine principum (XIΠ cτ.). Horn— de civitate (XIV cτ.), Occam—disputatio super potestate (XIV), Pierre de Audio—de Caesarea monarchia (1460), Макіавелли.—о государѣ (Prin­cipe, XVI ст.), Томасъ Моръ объ идеальномъ государствѣ Utopia (1>18), Poynet—о политической власти < short treatise o± politic power, 1556 г.), Боденъ—о республикѣ. Дѣло идетъ, такимъ образомъ, о государствѣ, дѣйствительномъ или идеальномъ,—государствѣ вообще, или извѣстной его формѣ,—или о какомъ-дибс элементѣ понятія государства (власть, управленіе, правитель....). Встрѣчается и терминъ jus, но въ томъ его значеніи, которое указано уже было [‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡]) выше. Таковы: Доминпкъ Сото—о справедливости и законѣ (de justitia ct jure, 1568); Molina— о томъ же (de justitia et jure, 1592), Lessius—о томъ же (de justitia et jure, 1621), Пуффендорфъ- jus naturae et gentium, 1672, π одновре­менно съ нимъ Cumberland—de legibusnaturae, 1672√—-Встрѣчается иногда и терминъ законъ: Suarez—de legibus, 1611; Domat—traitc des Jois, les lois civiles, 1689, legum delectus, 1700; Монтескьё—дудъ за­коновъ, 1748; Filaπgieri—наука о законодательствѣ (la scienza della 1е- gislazione, 1780—1785); Bautain—философія законовъ (philosophie des lois, i860); Austin—философія положительныхъ законовъ (the phi­losophy of positive law, 1865).

0fracton, ХПІ cτ.∖или γαs idem t⅛t quod lex

Встрѣчаются трактаты о государствѣ подъ какимъ-нибудь фан­тастическимъ названіемъ, напр., Левіаѳанъ Гоббеса[§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§]), или Oceana Наг- rington’a. Съ развитіемъ индивидуалистическихъ ученіи появляются работы съ терминомъ право (droit, diritto) въ значеніи коррелята обя­занности: напр., Spedalieri—о правахъ человѣка (de’diritti dell’uomo, 1791).

Большое вліяніе на развитіе общихъ понятій юриспруденціи въ но­вѣйшее время имѣло слѣдующее обстоятельство. Съ распространені­емъ и укрѣпленіемъ христіанства (ср. Holland, Jurispr., 370) ^ьіе^Ду ци­вилизованными народами, во взаимныхъ отношеніяхъ между ними об­разовались путемъ обычаевъ и договоровъ нормы, обязательность ко­торыхъ они, хотя и не всегда de facto, признавали для себя. Эту со­вокупность нормъ нельзя было оставить за бортомъ юриспруденціи. Явилась нужда обнять ее какимъ-либо короткимъ общимъ терми­номъ . Поступили такъ, какъ обыкновенно поступаютъ въ подобныхъ затруднительныхъ случаяхъ,—прибѣгли къ метафорѣ, этому исконному, хотя и всегда опасному для точнаго мышленія, средству. Эти нормы субсумировали подъ общимъ терминомъ jus, а англичане law; въ от­личіе отъ другихъ нормъ прибавили къ нему inter gentes или gen­tium [****************************]). Jus inter gentes или jus gentium расшатало прежнее понятіе

jus, когда говорили jus idem est quod lex. Правда, выраженія въ родѣ lex naturalis вводили п въ понятіе lex нравственные элементы. Однако, ясное сознаніе связи lex съ государственною жизнью и властью содѣйство­вало въ большей мѣрѣ сохраненію чистоты этого понятія; быть мо­жетъ смутно, но все-таки сознавалось, что примѣненіе lex для обо­значенія чего-либо, кромѣ государственнаго закона, было лишь мета­форой. Со словомъ jus было иначе: его темное происхожденіе и смут­ное современное значеніе давало большую легкость метафорическимъ примѣненіямъ его ко вновь создававшимся понятіямъ. Jus gentium привилось, но одновременно оно еще больше спутало ту путаницу, которая порождалась прежнимъ многосмысліемъ слова jus (jus---right, право, jus=cπpaBejι∏HBθcTb, jus—законы). Сюда принадлежатъ, напр., работы Hugo Grotius’a—de jure belli ac pacis, 1624; Selden—de jure natu­rali et gentium............................... 1640; Puffendorf—jus naturae et gentium, 1672; Tho-

masius—fundamenta juris naturae et gentium, 1705; Wolf—jus naturae, 1740, institutiones juris naturae et gentium, 1750; Vattel—droit des gens, 1758.

Когда возникла потребность углубить основы юриспруденціи, и за эту работу, между другими, взялись такіе крупные мыслители, какъ Кантъ и Гегель, въ основу ихъ ученій положено было не го­сударство и законъ, какъ это было у грековъ, а переводъ указаннаго выше неопредѣленнаго и спутаннаго, особенно схоластиками, „jus^ft- Recht. Въ Rechtslehre Канта, какъ и въ Philosophie des Rechts Гегеля, мы найдемъ тѣ же основныя понятія, что у великихъ греческихъ пер­воучителей: законъ, государство, справедливость и выдвинутое рим­лянами „право"(right). Разница въ томъ, что терминологія грековъ отличалась большею опредѣленностью. Справедливость (то д&саюѵ), называется у нѣмецкихъ философовъ Recht, законы также Recht (Inbegriff der Gesetze) и право (right) также Recht. Такъ что, когда нѣмецъ го- торитъ о Rechtslehre или Philosophic des Rechts, мы не можемъ знать, о чемъ собственно идетъ рѣчь [††††††††††††††††††††††††††††]). Есть и другая разница также не въ пользу нѣмецкихъ философовъ: греки прекрасно понимали, что нельзя написать философію государства или законовъ, не затрагивая вопросовъ этики, и въ частности вопроса о справедливости,* но они понимали также и то, что мы не можемъ написать самостоятельную философію справедливости (какъ это стараются дѣлать подъ именемъ Rechtsphilosophie), такъ какъ понятіе справедливости должно быть возвращено этикѣ, къ которой оно относится, какъ часть къ цѣлому. Поэтому отправной точкой греки брали понятіе государства или—не­разрывно связанныхъ съ нимъ законовъ (ср. Lasson, Rechtsphilosophie,

37j§ 7)∙ Идея справедливости слишкомъ широка, чтобы можно было вдвинуть ее въ рамки философіи государства или законовъ.

Отъ нѣмецкой постановки вопроса, унаслѣдованной отъ схола­стиковъ, гдѣ Rechtsphilosophie дѣлается часто синонимомъ филосо­фіи справедливости, одинаково теряютъ и этика п юриспруденція Справедливость не можетъ быть выяснена, съ формальной и матері­альной стороны, внѣ общаго ученія о нравственности. Съ другой стороны, основныя понятія юриспруденціи (законъ и государство) остаются на второмъ планѣ по сравненію съ идеей, къ которой они занимаютъ служебное положеніе,—идеей справедливости.

Оттого такъ мало содержательны общія ученія о государствѣ и законахъ въ нѣмецкихъ работахъ, по сравненію съ работами грече­скими, англійскими и французскими; и такъ ощутителенъ недоста­токъ глубокаго философскаго образованія въ ихъ ученіяхъ о спра­ведливомъ.

Такъ велико значеніе научнаго языка! И это понято, потому что, какъ говоритъ М. Мюллеръ (The science of thought, 114), „языкъ есть другое названіе для разума"............................................................. „за немногими (ibid., 515)

исключеніями, какъ мы видѣли, всѣ серьёзные мыслители, всѣ кори­феи-философы, охотно или неохотно, должны были сознаться, что языкъ и мысль нераздѣльны, хотя едва ли кто видѣлъ, что должно слѣдовать изъ такого признанія". Мы не можемъ мыслпть безъ слова иди какого-либо другого воплощенія мысли, и „мы всегда должны помнить, что понятіе (notio) и имя (nomen) являются названіями одной и той же вещи"(ibid., 515).

Когда я говорю, что нѣмецкая терминологія, выдвигающая на первое мѣсто слово Recht (право), ниже по достоинству греческой иди англійской, я этимъ не хочу лишпть науку какого-либо пзъ основныхъ понятій. Говоря, что англійское опредѣленіе юриспруден­ціи, какъ науки о законахъ, законовѣдѣнія, выше, точнѣе и научнѣе нѣмецкаго опредѣленія ея, какъ „науки о правѣ* (Rechtswissenschaft), я вовсе не думаю и не могу лишить науку одного пзъ тѣхъ основ­ныхъ понятій, безъ которыхъ не мыслимо никакое научное пли фи­лософское мышленіе о законахъ,'—-между прочимъ понятія справед­ливости. Я хочу только, чтобы мы научились различать эти понятія и точно мыслить, а для этого прежде всего нужно, чтобы мы не пу­тали ихъ подъ однимъ названіемъ. „ Правовѣдѣніе ^uне можетъ быть выше „законовѣдѣнія'⁴ потому только, что подъ словомъ „право"оно смѣшиваетъ понятіе законовъ и справедливости; и законовѣдѣніе не можетъ быть ниже лишь потому, что, признавая нераздѣльную связь законовъ и справедливости, оно требуетъ не путать п ие смѣшивать ихъ* Мы не можемъ возвысить нашего абстрактнаго понятія о спра-

ведлпbooth,если мы станемъ отождествлять ее съ (дурнымъ иногда) законодательствомъ.—Подъ скромнымъ названіемъ ученій „о государ­ствѣ или „о законахъ" греки дали намъ образцы, которые пережи­вутъ всякія „философіи права", хотя бы мы условились понимать подъ „правомъ“ справедливость, а не то туманное что-то, чего не зна­етъ нпкто.

„Такъ сильна, однако, реакція словъ на мысль (М. Muller, op. c., 71), что, какъ только мы отбрасываемъ какое-либо слово, или пы­таемся опредѣлить его значеніе, каждый думаетъ, что его обкрады­ваютъ*.—Только языковѣдѣніе можетъ научить насъ правильно смо­трѣть на вещи. „Языкъ есть истинный органъ нашего ума. Мы мы­слимъ нашими словами, какъ мы видимъ нашими глазами". ... (ibid., 550.).