Судебный процесс в Елабуге
19 августа и 19 сентября 1895 года Сарапульский окружной суд в распорядительных заседаниях отказывает защите в вызове новых свидетелей, в качестве эксперта — этнографа Богаевского, но не отказывает стороне обвинения в привлечении в качестве эксперта уче- ного-этнографа профессора И.
Н. Смирнова, заранее зная его точку зрения. Экспертом по вопросам верований удмуртов был назначен также этнограф Григорий Егорович Верещагин, удмурт по национальности. Экспертами-медиками привлекаются уездные врачи А. В. Минкевич, А. Г. Крылов, Н. П. Аристов. В обоих заседаниях участвует тот же судья Горицкий, под председательством которого в Малмыже был вынесен обвинительный приговор. При таком подходе вряд ли можно было говорить о действии принципов состязательности и равноправия сторон в уголовном процессе, провозглашенном Уставом уголовного судопроизводства.В таких условиях журналисты Баранов и Жирнов решают обратиться к известному писателю, способному своим авторитетом возбудить внимание читателей России к Мултанскому делу, вовлечь в дискуссию более широкий круг специалистов — юристов, этнографов, медиков. Они обращаются к Короленко, который был хорошо известен широкому кругу читателей и общественности как талантливый писатель и публицист, прогрессивный деятель, всегда занимающий гражданскую позицию, смело критикующий произвол властей.
Получив от журналистов печатные материалы, внимательно их изучив, Короленко в конце концов решил ехать на заседание суда в Елабугу и составить отчет о процессе, что, по его мнению, могло принести делу большую пользу. На пароходах на пути из Нижнего Новгорода в Казань и далее в Елабугу писатель изучил дело так, как казалось ему, что «мог бы выступить на суде без опасения сбиться». В Елабуге он вместе с Дрягиным, Барановым и местным журналистом Владимиром Ивановичем Суходоевым весь день обсуждает предстоящий процесс.
В. Е. Короленко попросил у суда разрешения выступить в процессе в качестве защитника, но в этом ему было отказано. Писатель присутствовал на заседаниях в качестве репортера «Русских ведомостей».Второй судебный процесс проходил 29 сентября — 1 октября 1895 года, на котором председательствовал товарищ председателя Сара- пульского окружного суда И. А. Ивановский, старшиной присяжных заседателей бьш елабужский миллионер А. Стахеев, обвинение поддерживал, как и на первом процессе, товарищ прокурора Раевский.
После первого же дня заседания Короленко пришла счастливая мысль дать полный объективный, близкий к стенографическому судебный отчет этого «таинственного, запутанного и радикально испорченного предварительным следствием дела». Писали втроем (Короленко, Баранов, Суходоев) все три дня, не переставая. «У меня,— писал Короленко,— отекли пальцы и сделался пузырь от карандаша, зато всякий вопрос и всякий ответ занесены»[33]. Со стороны обвинения выступили тридцать семь свидетелей, в том числе два полицейских пристава, три урядника, старшина, несколько сотских и старост. Странным был подбор свидетелей: 12-летний мальчик, показания которого подтверждал свидетель, слывший в деревне за дурачка, преступник, приговоренный к каторге, который сообщал о признании в убийстве умершего в тюрьме подсудимого, и т. д., ит. п. Показания свидетелей были противоречивыми, основывались на слухах, к тому же на следствии добывались путем угроз, побоев, подкупа, психологических устрашений. Так, становой пристав Н. А. Шмелев, требуя признания, избивал, подвешивал свидетелей, стрелял перед ухом из пистолета, бил кнутом, «в амбар садил, селедкой кормил, а пить не давал», водой поливал, изобрел и применял при допросах удмуртов «медвежью присягу», заставлял целовать чучело медведя, протаскивал удмурта под дугою, на которой горела свеча, и т. д., и т. п. Часть материалов исчезла из дела либо была уничтожена в ходе следствия.
Эксперты-этнографы дали противоположные по содержанию заключения.
Профессор Смирнов, несмотря на ряд оговорок и проявленную неуверенность, колебания в своих суждениях, нашел «в условиях и обстановке убийства Матюнина черты жертвоприношения». Г. Е. Верещагин отрицал в удмуртской мифологии божество, которому могла быть принесена человеческая жертва, поэтому религиозная обрядность удмуртов, по его мнению, не знает человеческого жертвоприношения.Врач Минкевич, по существу, опроверг свое ранее сделанное судебно-медицинское заключение и пришел к убеждению, что исследование трупа решительно исключает какие-либо признаки жертвоприношения и свидетельствует об «осквернении тела». Другие эксперты-медики не могли дать суду определенного заключения.
Несмотря на шаткую доказательственную базу обвинения, присяжные заседатели признали всех подсудимых виновными. Приговор коронных судей был суровым: четверо были подвергнуты каторжным работам на 10 лет, двое — на 8 лет и один — к ссылке на 8 лет в отдаленные места Сибири.
После суда В. Г. Короленко писал из Елабуги: «Приговор, вполне несправедливый и возмутивший всю публику,— результат предрассудка улицы и шулерства чиновников... В действительности, кроме самих вотяков, никакой жертвы не было и все это подлая проделка товарища прокурора и полиции»[34]. В другом письме он писал: «Я до такой степени уверен в полной невинности этих людей и в самой подлой фальсификации следствия и дознания, что у меня нет и тени сомнения»[35].
После суда защитник Дрягин подал кассационную жалобу, которая поступила с делом в Сенат 8 ноября 1895 года. Одновременно были предприняты меры по привлечению внимания к вынесенному приговору прогрессивной общественности России. Особую роль в решении этой задачи играл Короленко. Писатель сразу же обращается в «Русские ведомости» с просьбой опубликовать полный судебный отчет, заботится о развертывании публикаций по Мултанскому делу с его предисловием «К отчету о Мултанском деле». Основной смысл обращения к читателю заключается в следующих словах: «Света, как можно больше света на это темное дело...»[36].
Первая часть судебного отчета, появившаяся в «Русских ведомостях», была перепечатана во многих провинциальных изданиях. Отчет о судебном процессе в Елабуге был опубликован отдельной книгой[37]. Вскоре в «Русском богатстве» публикуется статья Короленко «Мултанское жертвоприношение», в которой писатель разоблачает полицейский произвол, раскрывает полную несостоятельность этнографической экспертизы профессора Смирнова и приходит к выводу, что «судебный приговор есть приговор над целой народностью»[38].
В полном объеме судебный отчет под редакцией Короленко был напечатан в феврале 1896 года. «Петербургская газета» (1897, 1 марта) излагает точку зрения Короленко по Мултанскому делу. В. Г. Короленко готовился выступить в Юридическом обществе, по приглашению руководства Антропологического общества прочитал с большим успехом доклад «Дело о Мултанском жертвоприношении» в Военно-медицинской академии[39]. Указанные публикации инициировали отклики и выступления по различным аспектам Мултанского дела этнографов П. М. Богаевского[40]', П. Н. Луппова[41],
С. К. Кузнецова1, Д. А. Клеменца, Д. А. Хволъсона и других. Ученые- богословы профессора Петербургской духовной академии
Н. В. Покровский, В. С. Серебренников публично свидетельствовали, что в религиозной обрядности «язычников» не было зафиксировано фактов человеческого жертвоприношения, и приходили к выводу, что вся история с Мултанским делом напоминает прежние обвинения евреев в употреблении христианской крови. Заслуживали внимания выступления ученых-медиков (Ф. А. Патенко и Э. Ф. Беллин (Харьков), К. И. Амстберг (Цюрих) и др.).
Все эти выступления становятся предметом тщательного изучения Короленко, он вступает с авторами в переписку, просит выступить в качестве экспертов на суде либо дать советы по этнографическим вопросам.
Высказывались со стороны определенной части духовенства и суждения, что признание за удмуртами человеческих жертвоприношений целесообразно, так как ставит вопрос о христианском просвещении инородцев, об открытии новых приходов, храмов, увеличении числа священников в инородческих приходах.
Для обеспечения прохождения кассационной жалобы в Сенате Короленко выезжает в Петербург, встречается с и. о. обер-прокурора Сената Кони, председателем Юридического общества проф. И. Я. Фойницким, известным адвокатом К. К. Арсеньевым, имеющими возможность оказать действенную юридическую помощь. А. Ф. Кони с теплотой вспоминал эту встречу. В силу сложившихся обстоятельств Короленко обращается к известному петербургскому присяжному поверенному Николаю Платоновичу Карабчевскому с просьбой поддержать кассационную жалобу в Сенате. Карабчевский дает согласие, при этом отказываясь от гонорара.