Стремленіе къ новообразованіямъ бываетъ иногда вредно какъ тогда, когда оно исходитъ изъ народа, такъ и тогда, когда имъ зараженъ безъ мѣры литературный языкъ.

Есть много народныхъ выраженій, простыхъ и ясныхъ, выраженіи de bonne marque, которыя заслуживаютъ того, чтобы ихъ охранялъ и литератлрныи языкъ. (Ср. Darmesteter, op. с , 119, 120) Чтобы оправдать нововведенія, нужно доказать, что обычный общш языкъ плохъ, или недостаточенъ.

Если слова мѣняютъ свое значеніе въ зависимости отъ контек­ста, тона п обстоятельствъ рѣчи, то чѣмъ объясняется взаимное относительное*) пониманіе людей, говорящихъ при помощи столь измѣнчивыхъ въ значеніи средствъ?—Обратнымъ синтезомъ всѣхъ тѣхъ обстоятельству которыя оказываютъ вліяніе на значеніе словъ Такъ, смыслъ слова опредѣляютъ: (і) „Обшее говорящему и его

собесѣднику („Семасіологія"проф. С. Булича въ Слов. Бро кг., стр. 424_jкн. 57) чувственное впечатленіе: „домъ[*********************],„дерево*—именно тѣ, которыя находятся передъ глазами. Эта общность впечатлѣнія мо­жетъ быть усилена 'жестомъ, при чемъ возможно указаніе и на та­кіе предметы, которые лежатъ внѣ чувственнаго воспріятія, но мѣ­стоположеніе которыхъ извѣстно. 2)Предшествующій данному сло­ву разговоръ, воспоминаніе о которомъ замѣняетъ непосредственное чувственное воспріятіе. Воспоминаніе ото можетъ быть подкрѣплено указательными мѣстоименіями и нарѣчіями. 3) Общность извѣстной ситуаціи: „городъ* у подгороднихъ крестьянъ относится къ ближай­шему городу; „столовая* или „передняя" у обитателей данной квар­тиры прежде всего относится къ этой послѣдней; между братьями п сестрами изъ одной семьи „отецъ*, „мать* обыкновенно равно­сильны словамъ „мой отецъ*, „моя мать*. Иногда конкретное зна­ченіе слову въ индивидуальномъ его употребленіи придаетъ извѣ­стное опредѣленіе: „старый баринъ вчера пріѣхалъ*.

итъ изъ цѣлаго комплекса представленій. Сюда принадлежатъ всѣ такъ называемыя образныя выраженія...................................................................................

„Вся масса (ibid., 425) представленій п понятіи, наполняющая душу человѣка, стремится по возможности соединиться со словес­нымъ запасомъ его языка, ассоціироваться со словами, которыя могли бы ее выразить. Но объемъ и содержаніе этихъ представленій и по­нятій у разныхъ особей, говорящихъ однимъ и тѣмъ же языкомъ, различны; самыя группы этихъ представленій у разныхъ особей сла­гаются изъ разныхъ элементовъ и различнымъ образомъ.

О вѣстныхъ словъ, выражающихъ понятія эстетическія и этическія (а также юридическія). Эстетическіе и этическіе (а также политичес­кіе) идеалы различны у разныхъ народовъ, у разныхъ партій или классовъ современнаго культурнаго общества*)................................................................................. Отсюда очевид­

но, какъ растяжимо и неопредѣленно то, что называется значеніемъ слова (и составляетъ предметъ семасіологіи). Въ ея область входятъ также и вопросы о выраженіи граммат. рода, числа, падежей, суффи­ксовъ, префиксовъ, временъ, наклоненій, залоговъ, лицъ и т. п.; но такъ какъ вопросы эти важны также и для ученія о синтаксисѣ, то ихъ обыкновенно разсматриваютъ въ связи съ чисто синтакси­ческими вопросами“.—Вообще синтаксисъ имѣетъ чрезвычайно важ­ное значеніе въ вопросѣ о значеніи словъ.**)

*) „Прекрасное"и „доброе" для однихъ оказывается „пошлымъ" или „бе­зобразнымъ" и „злымъ" для другихъ.—Равнымъ образомъ понятія о „свобод­номъ" и „несвободномъ", „справедливомъ" и „несправедливомъ", „должномъ" и „недолжномъ". Бѣда въ томъ, что весьма многіе думаютъ, будто они могутъ „считать этими понятіями"(mit Begriffen rech∏eπ), какъ хорошо отчеканенной монетой, не имѣя ни малѣйшаго представленія о роли „словъ-понятій".

**) Поэтому и Deibruck въ связи съ синтаксисомъ въ указанныхъ выше двухъ работахъ много говоритъ о значеніи словѣ (о семасіологіи). „Лучшій со­временный знатокъ индоевроп,синтаксиса, проф. Дельбрюкъ, посвящаетъ всю вторую книгу своего _-санскритскаго синтаксиса"[Altindische Syntax", Галле, ι888J и значительную долю первыхъ двухъ томовъ своего „Сравнит, синтаксиса индоевроп. языковъ"(Vergleichende Syntax der Indogerm. Sprachen", т. г, Страс­бургъ, 1893, и т. II, ib., 1897) выясненію чисто семасіологическихъ вопросовъ, имѣющихъ основное значеніе и для синтаксиса". (Пр. G. Буличъ, ibid., 4^2,5)∙

Это ∖4Qiιie о связи мышленія съ языкомъ имѣетъ величайшее зпа-

*

ченіе и для насъ юристовъ *).... Къ сожалѣнію, обогащеніе сокровищ­ницы знаній вызвало необходимость спеціализаціи труда, той роковой спеціализаціи, которая душить не насъ однихъ. Эта спеціализація поро­дила самыя нежелательныя вещи. «.Іюли работають вьсмежныхъ комна­тах ь общаго научнаю зданія и не только не знаютъ, но и не хотят ь знаіь другь друга, и результатовь взаимныхъ работъ. Ученые изслѣ­дователи перестали не только стыдиться полнаго своего невѣжества въ смежныхь отрасляхъ знанія, но, какъ будто, образовалось убѣж­деніе, что болѣе глубокое знаніе собственной спеціальности зависитъ именно оть того, чтобы нс знать общихъ законовъ мышленія и рѣчи, а кратчайшій и самый легкій путь дать философскую основу еп сос­тоитъ не въ изученій мыслей Платона и Аристотеля, СІокка и Канта, а въ игнорированіи ихъ, если не въ презрительномъ отношеніи **).

*) Вся, напр., философская система Платона, представляющая собою чисто метафизическое ученіе о сущностяхъ, недоступныхъ опыту, „идеяхъ", имѣющихъ реальное бытіе, возникла подъ вліяніемъ извѣстныхъ взглядовъ на языкъ. Вслѣд­ствіе неразработанности психологіи и рудиментарнаго состоянія языковѣдѣнія сло­жилось убѣжденіе, будто всякому слову соотвѣтствуетъ нѣчто реально существу­ющее.

**) См. идеи, высказанныя Г. Спенсеромъ въ его философскомъ завѣщаніи, недав­но вышедшемъ подъ заглавіемъ „Факты и разъясненія*. (Facts and comments). Ци­тирую по рецензіи въ „Мирномъ Трудѣ* (1902, кн. IV, стр. 208. 209); Спенсеръ прихо­дитъ къ заключенію, что элементы первобытнаго варварства возрождаются въ душахъ современныхъ культурныхъ людей, слишкомъ многому учившихся и слишкомъ мало­му научившихся. Одичаніе врывается во всѣ отрасли общественной жизни. Въ наукѣ господствуетъ полное пренебреженіе къ широкимъ вопросамъ; мысль педантически заковывается въ узкія рамки спеціальностей; разростается ужасающая страсть къ мо­нографіямъ, къ мелкимъ, детальнымъ изслѣдованіямъ, не требующимъ ни творческаго подъема, ни глубокаго анализа, а просто только кропотливой усидчивости...

Итакъ, (отдѣльное) слово не только не должно, но и не можетъ господствовать надъ мыслью. Оно получаетъ смыслъ лишь потому, что мы вставляемъ его въ тотъ или иной контекстъ, сознательно или безсознательно. Поэтому и при созданіи отечественной термино­логіи подъ вліяніемъ болѣе развитого языка и болѣе высокой куль­туры, мы должны держаться не словъ чужой терминологіи, а тѣхъ идей, выраженію которыхъ эти слова служатъ. Римская терминологія и философія римскихъ юристовъ классическаго періода опредѣлили, какъ извѣстно, большею частью черезъ законодательство Юстиніана, направленіе умовъ на многія столѣтія. Ихъ вліяніе наложило свою печать и на современную литературу, за исключеніемъ сохранившей свою самостоятельность англійской юриспруденціи. Но, римляне и римскіе юристы были по преимуществу народомъ практическимъ. Въ наукѣ и философіи римляне, какъ извѣстно, были очень слабы. Сла­быя попытки философской мысли римлянъ черпали своими корнями силу изъ греческаго духа. Не принимая во вниманіе греческихъ ис­точниковъ римской литературы, мы и не поймемъ ее. Римляне были, безъ сомнѣнія, великою и могучею націей, но ихъ юриспруденція въ основѣ своей преслѣдовала прозаическій идеалъ. Государство для рим­лянина стояло выше всего („salus publicas upreιιιa lex esto^w, Cicero, de leg., Ill, 3): всѣ его силы брало себѣ на службу отечество. Оттого, въ этомъ отношеніи, они создали больше, чѣмъ греки. Но, отноше­ніе къ государству было чисто практическимъ. Поэзіи мысли, съ ко­торою мы встрѣчаемся у грековъ, римляне предпочитали поэзію ве­ликихъ дѣлъ, оставившихъ свои слѣды въ міровой исторіи[†††††††††††††††††††††]). Мысль и вообще духовная жизнь имѣла смыслъ для нихъ лишь тогда, когда онѣ могли быть полезны практическимъ нуждамъ государства и его гражданъ. Даже религія ихъ, до привхожденія греческихъ элемен­товъ, носила сухой, практическій характеръ.

Поэтому, насколько вліяніе римской юриспруденціи на практи­ческую юриспруденцію послѣдующаго времени было благодѣтельно, настолько тщетными оказались надежды построить ня этой почвѣ философію юриспруденціи. Научиться философіи, безъ чего мы не можемъ уяснить себѣ философскія основы юриспруденціи, у римлянъ мы не можемъ. Для этого нужно было бы вернуться къ грекамъ, или создать философію самостоятельно на національной почвѣ, по­добно англичанамъ. Обращеніе съ этою цѣлью къ римлянамъ было источникомъ ошибки и того печальнаго положенія юриспруденціи на континентѣ, въ которомъ она находится тамъ теперь. По народному выраженію люди ухватились за хвостъ, а не за голову. А благодаря

неумѣ юму отношенію къ с ювѵ быта плохо использована и римская лптерагурд. Сдѣлано было все, чтобы при помоши слова задавить, мыс іь.

Первымъ и, къ co√κa іѣнпо, единственным ь человѣіомь, кото­рый пытался пересадить на римскою почву результаты ілхбокихь фи­лософскихъ изслѣдованій о природѣ че іовѣка, государства и зако­новъ, былъ, какъ извѣстно, Цицеронъ. Свое философское образова­ніе онъ получилъ въ Аѳинахъ п Родосѣ, но только въ послѣдніе годы жизни онъ вернулся к к занятно философіей. На iron почвѣ, какъ онъ сознается и самъ, онъ естественно бытъ въ зависимости отъ своихъ греческихъ источниковъ. Самостоятельнаго онъ ничего не далъ. Онъ былъ лишь эклектикомъ: симптомъ истощенной фи­лософской си ты. Къ сожалѣнію, какъ эго вігщо изъ его работъ, онъ не успѣлъ создать впотнѣ опредѣленной и устойчивой термино­логіи для основныхъ понятіи юриспруденціи, хотя внимательное от­ношеніе къ его мысли обнаруживаетъ намъ с іѣды благодѣтельнаго вліянія греческаго духа. Ему не хватато послѣдоватьіьношп.

Основнымъ понятіемъ для этого лучшаго римскаго фи юсофа- юриста, какъ п для лучшаго философа нѣмца въ посіѣдлюшее вре­мя [‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡]), было понятіе закона, т. е. то же, что и для его греческихъ образцовъ. Это понятіе доминируетъ какь въ этикѣ, такъ и въ юрис­пруденціи. Цицеронъ признавалъ въ человѣкѣ наличность чтрирож” денныхъ этическихъ понятій, какь пршщисанпг верховнаго закона (подъ разными названіями: summa lex, xera lex, lex divina et humana, lex naturae). Источникомъ этого закона является воплощенный во всей природѣ божественный разумъ (summa, recta ratio, mens, ratio Dei; ratio naturae). Верховное благо человѣка, какъ и у Канта, стоитъ послѣ закона: оно состоитъ въ жизни согласной съ прпродоп, т е сь предписаніями закона прироты (иначе—съ правымъ разумомъ) Вопросъ о томъ, откуда получаемъ мы законы нравственности, т. е. являемся ли мы въ міръ съ умомъ въ витѣ непсписаннои страницы (tabula rasa), какъ учили стоики, и потомъ создаемъ пхь подъ влія­ніемъ опыта, ити же вносимъ сь собою ихъ отъ рожденія, а priori, какъ думалъ Цицеронъ, а потомъ и Кантъ, и какь учатъ современ­ные философы, признающіе расовую нас іѣдственность, и въ этомъ смыслѣ прирожденные идеи [§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§]), это нс оказываетъ вліянія на то об-

шее положеніе, что только черезъ законъ мы познаемъ добро и зло, или, какъ говорили апостолы и отцы церкви,—черезъ законъ мы по­знаемъ грѣхъ.

Повиновеніе закону называется юбро Цгелыо. Одною изъ ос­новныхъ добродѣтелей является справедливость. Справедливость есть повиновеніе законамъ: justitia est obtemperatio legibus. Слѣдовательно, „законъ" есть высшее понятіе: законъ порождаетъ справедливость, а не справедливость порождаетъ законъ. Такъ учить ю сихъ поръ и христіанская церковь.

Съ понятіемъ закона и справедливости тѣсно связано и поня­тіе права. Въ опредѣленіи отношенія понятія права къ другимь вы­разилась слабость философским» дарованій римлянъ. У Цицерона, какъ и у юристовъ періода классической юриспруденціи, а черезъ нихь и въ законодательствѣ Юстиніана, jus является во многихъ значеніяхъ. Многосмыслснность jus, и связанная сь нею неопредѣ­ленность [**********************]), и составилось главный недостатокъ римской термино­логіи. Jus равнялось иногда анг. right (право), иноіда—справедливости (justice), а иногда служило коллективными, именемь для законовъ п обычаевъ (Laws) [††††††††††††††††††††††]). Греческіе образцы не могли помочь римскимъ юристамъ, такъ какъ греческш языкъ не выработалъ строго-пире Ц- леннаго термина для этого понятія: его второстепенная роль вь мыш­леніи философа не побуждала къ этому. Только въ практической жизни понятіе „права"(right) играетъ большую роль.

Свою работу Цицеронъ озаглавилъ по правильному прим ѣр\ гре­ческихъ философовъ—de legibus, о законахъ. Но, попытки ею свя­зать понятіе „права"(jus) съ понятіемъ закона и другими оказались неудачными. Мѣстами у него проглядываетъ совершенно правильная идея. Стоики, которымь онъ часто слѣдовалъ, олицетворяли „высшій pa3AM^rb^αи говорили, что закопа» есть велѣніе высшаго разума (recta ratio...)_? повелѣвающее дѣлать одно и запрещающее дѣлать гругое. Законъ налагаетъ обязанности и устанавливаетъ права. Поэтому шт- іда у Цицерона проскальзываетъ вѣрная мысль (см. кн. I de legibus), что источникъ права» лежитъ въ законѣ (c^,est а la, loi que le droit commence... Thiaucourt, op. c., 27 ■[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡]-); закона» есть сила природы, духъ и разума» мудраго, правило справедливаго и несправедливаго. Теорія закона, какъ основанія правь, заимствована у стоиковъ. По ученію

стоиковъ индивидуальный разумъ былъ эманаціей разума или закона универсальнаго,—основанія права (ibid., 28)—Высшимъ понятіемъ и здѣсь является „законъ®, отождествляемый съ самимъ Юпитеромъ. Jus проистекаетъ изъ закона.

Но, Цицеронъ не остается послѣдовательнымъ. Иногда jus оз­начаетъ право въ противоположность обязанности. Иногда это сино­нимъ lex: сказать, что jus naturae дозволяетъ vim vi repellere все равно, что сказать: это дозволяетъ lex naturae. Требованіе, „чтобы общая польза не противорѣчила интересам ь индивидовъ® (ut eadem sit utilitas uniuscujusque et universorum), можно сказать, истекаетъ изъ lex naturae, а не jus naturae. Иногда jus есть совокупное обозначеніе всего того, что установлено законами. А такъ какъ законы устано- вляютъ не только права, но и обязанности, и безъ послѣднихъ пер­выя не имѣли бы смысла, то такое jus очевидно лучше и точнѣе передается выраженіемъ „система правъ и обязанностей"(The system of rights and obligations®,—Green, Principles of political obligation, cτp.

Неопредѣленною осталась терминологія и у юристовъ періода классической юриспруденціи. Jus то—right, то-—law, то—Justice. Это вело къ смѣшенію этики и юриспруденціи, унаслѣдованному и со­временными континентальными юристами. Jus включало въ себѣ нрав­ственные элементы особенно часто въ выраженіи jus naturale. Jus naturale отличалось по ученію юристовъ абсолютною справедливостью: вездѣ и всегда оно остается неизмѣнно aequum et bonum.—Идея о „законѣ⁴*, какъ высшемъ понятіи, затемняется.

Неумѣнье дать надлежащее мѣсто вызванному къ жизни прак­тическою жизнью и практическимъ духомъ римлянъ новому „слову- понятію*⁴—право (jus), сбило юриспруденцію въ области основныхъ понятій съ того правильнаго пути, на которомъ она стояла у грековъ. Слова должны обсуждаться не отдѣльно, а въ связи съ другими: въ связи съ контекстомъ въ узкомъ и широкомъ смыслѣ. Языкъ въ его совокупности представляетъ собою огромный контекстъ, на фонѣ ко­тораго лишь и можно опредѣлить значеніе и роль слова. Чтобы уяснить себѣ роль „слова-понятія* „ право “ нужно было бы опредѣ­лить болѣе точно его отношеніе къ тѣмъ понятіямъ, съ помощью которыхъ греки создали философію, служащую предметомъ изученія и въ наше время. Сюда относятся понятія: справедливости, закона, государства. Глубокое пониманіе этихъ этико-юридическихъ основ ь требовало совсѣмъ другого отношенія къ жизни и ея явленіямъ, иного направленія ума. Римлянинъ былъ практикъ, а не философъ. „У римлянъ не предавались (Thiaucourt, op. с., 24) теоретическимъ изслѣдованіямъ о природѣ и основаніи законовъ. .Они были вначалѣ

лишь слѣдствіемъ религіи. Позже въ законъ проникъ другой прин­ципъ: принципъ частнаго и народнаго интереса, единственный, ко­торый могъ быть понятент» этому лтшштарному народу... Сульни- цій пытался выставить нѣсколько общихъ принциповъ въ совершенно эмпирической „наукѣ права* (du droit), какъ ее понимала» Сцсвола... Законы, излагаемые Цицерономъ,—всѣ римскіе, тогда какъ принципъ ^и основаніе, даваемые закону, идутъ не изъ Рима, а заимствованы въ другомъ мѣстѣ*. Мы знаемъ уже ідіъ—у грековъ.

Широкой философской подготовки и глубины мысли, которыя нужны, чтобы оцѣнить и не преувеличить роль „слова-понятія* „пра­во* не было ни у римлянъ, ни въ средніе вѣка*. Важное въ прак­тической жизни можетъ имѣть лишь самое слабое значеніе для фи­лософа. Практикъ всегда склоненъ придавать чрезмѣрное значеніе многимъ вещамъ, имѣющимъ лишь второстепенное значеніе въ на­укѣ. Между тѣмъ наука можетъ идти по правильному пути только тогда, когда мы будемъ умѣть ясно различать существенное отъ не­существеннаго, твердо ставить главныя задачи, и не смѣшивать ихъ со второстепенными. Только при этомъ условіи спасемъ мы себя отъ напрасной растраты силъ въ области теоретической и пріобрѣтемъ прочную почву для умѣнья разбираться въ назрѣвающихъ вопросахъ практической жизни. Эмпиризмъ—хорошая школа, но школа недо­статочная. Эмпирикъ всегда не знаетъ самаго главнаго.

Роль слова-понятія „право* мы дюжемъ понять, лишь обсуждая ее съ точки зрѣнія всей совокупности извѣстныхъ намъ понятій, т. е. принимая во вниманіе высшіе принципы философіи, разсматривая „право* какъ составную часть высшаго цѣлаго. Гдѣ хромало это „высшее цѣлое*, какъ у римлянъ или у схоластиковъ, тамъ мы не можемъ и разобраться въ нашемъ вопросѣ, хотя, разумѣется, можемъ поучиться многому второстепенному. Эго старая истина, что спеціа­лизируясь въ извѣстной сферѣ и теряя связь съ философіей, люди сбиваются на ложную дорогу. Нарушенное равновѣсіе ведетъ иногда кь тому, что очень начитанный человѣкъ видитъ часто вещи въ бо­лѣе неправильномъ свѣтѣ, чѣмъ человѣкъ простой, не образованный, но не отказывавшійся отъ упражненія здраваго разсудка. Донъ-Ки­хоты и Санчо _jПанчи будутъ жить всегда.

Справка съ мышленіемъ тѣхъ временъ, когда не было еще на­коплено такъ много спеціальныхъ знаній, какъ теперь, знаніи, воз­лагающихъ на человѣка все большія и большія задачи, тогда какъ физическія и духовныя силы его не ростутъ, п когда, слѣдовательно, цѣлое господствовало надъ спеціальнымъ, бываетъ иногда благодѣ­тельна для насъ. Такая справка можетъ служить коррективомъ для современной мысли. Греческая философія въ этомъ случаѣ не замѣ-

нима. И дѣйствительно, скоіько бы мы ни разглагольствовали о „ве­ликомъ явленіи"—„правѣ", исторія философіи ю сихъ поръ лежпгь своимь фундаментомь вь греческой мысли, римляне прошли почли беюіѣдно: они дали лишь практическую юриспруденцію. Если они сби іи мысль на путь миѳолоіпческаго Творчеслва, вь этомъ виноваты не сто гько они, сколько ихъ нсѵмѣлые послѣдователи, не извлекшіе всей пользы, которую можно было извлечь ид греко-римскаго куль­турнаго наслѣдства.

Столь же полезное значеніе имѣетъ справка съ мышленіемъ, накопленнымъ вь языкѣ народа. Только непониманіе роли языка вь нашемъ мышленіи вызываетъ презрите іьное отношеніе кл, этому ис- іочнпкх Греческая, как ь и всякая иная философія, возникла и возникаетъ изь попытокъ анализировать го, что дано уже implicite въ рѣчи окружающаго нарола, воплощающей прежніе резх штаты мысли (ср. Leslie Stephen, The science ot ethics, лоб). Мы тошко тог та можемъ съ успѣхомъ идти впередъ вь разработкѣ науки, когда усвоили хорошо и сознательно отнеслись къ тѣмъ многовѣ­ковымъ наблюденіямъ и обобщеніямъ, которыя народъ воплотилъ вь своемъ языкѣ. Самомнѣніе ученаго вь этомъ отношеніи Всегда бу­детъ жестоко наказано. Правильное мышленіе (по нѣіоторымь, ко­нечно, вопросамъ) идетъ впереди науки и логики, какъ науки, какъ правильное пользованіе языкомъ предшествуетъ грамматикѣ (Ср. Sιdge∖ιck, Fallacies, стр 4). „Всякая наука коренится въ наблюдені­яхъ и мыс іяхь, свойственныхъ обыленной жизни"(Потебня, Мьісіь и яз, 49)- Легкомысленное или надменное отношеніе къ этимъ „кор­ням ь“ вызываетъ фантастическое міросозерцаніе или безплодною растрату силъ.

Исторія языка и словъ раскрываетъ вь себК глубокою фию- софію. Латинское lex (legem) принято романскими языками (Іоі, legge), ^f) а jus забраковано Дія выраженія понятія „право" взяты бы іи другія основы изь того же языка (droit, dιntt∩ отъ directum) Бы ю что-то нелатное въ этомъ jus. Вѣроятно первой іч пьиое значе­ніе его такъ измѣнено [§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§]^{[***********************]w}) было іитературнымь языкомъ (lingua la­tina), что народный языкъ (lingua Romana rustica) прешочелъ отка­заться оіь него. —И современная херминоюгія континентальной юриспруденціи не проникает ь въ обшіп наро щып язык к: л него есть болѣе простыя и ясныя выраженія.

Ппчеше наро щоп рКчи-мыш існія имѣеі і боилное значеніе тамъ, ідЬ объектами jigioмышленія явіяюіся тк же основныя по­нятія, которыми шипа ∏ наука Оно юлано вешисі по общему правилу, чю шачсніе словъ оирелѣ іясіся больше всею свя и>ю, вь которой они стоять (Erdmann, Logιk, стр. 200). „Связь¹* до окна пониматься въ самомъ широкомъ смішіі При этомь, какъ штерд- турньш языкъ создаетъ намъ шюідт заіруднснія благодаря іомѵ, ЧТО МЫС ІИ приходится ВЪ НсУІЬ ВЫУЖИВЛГЬ ВЪ морѣ ЛШО1ОСЮВ1Я, такъ народный языкъ страдасгь противоно іоаною крайностью: нс всегда яснымъ лаконизмомъ. ,₅Chaqιιc idee (Egger, La paιole ιntciιcuιe, Jiι) sei ait ιπιparfaιtemcnt dctcrmιncc pπ^ Ie contexte seul ou par le mot quι doit servιr a Fexprmιer, maιs ellc est 11goureuscπ1cnt dcteιιnmce par Faction combιnce du mot et du contexte, cm contexte trop party ιc,dιez les contains trop concis, on tιop abondant, cht∕ les euπτιns dιf±us, cn- gendre facιlenιent des equivoques: les significations eyeιllces par chaque mot sont ιndcbises ou contradi ctoιres^a ... Вь помошь слѣдуетъ вееі іа привлекать общее міросозерцаніе нарока.

Люди очень склонны предпопгаіь, будто шачеиіе зак почено только въ словахъ и въ ихъ расположеніи, и что напечатанное и іи произнесенное предіожеше носить свое по інос толкованіе на сво­емъ лицъ. Стоитъ только разобрать его н—дѣ іо сдѣлано „Но па дѣлѣ, тоікованіе не является такимь простымъ дѣдомъ Го χe сі- мое значеніе можетъ быть выражено во многихъ разіичныхь фор­махъ, и то же самое слово пли ряль словъ можетъ имѣть много различныхъ оттѣнковъ значенія. . Еще болѣе неопредѣ генным ь является значеніе от іѣльно (разумѣется ото „от іѣ іънсѣ нм кет к вееіда относительное значеніе) употребляемыхъ словъ. ... Не только значеніе большинства словъ въ общемъ употребленіи претерпѣваетъ постоянное постепенное измѣненіе сь теченіемъ времени, но и вл, одно и тоже время оно сильно измѣняется сообразно измѣняюще­муся знанію или даже преходящимъ эмоціямъ и физическому состо­янію говорящаго. И многое ить того, что каж іьш „знает к*¹, подвер­жено забвенію съ его стороны Век слова, собравшія вокругъ себя клубъ застарѣлыхъ, ассоціаціи (и гдѣ исключеніе?;, зависятъ въ зна­чительной дотѣ*ихъ существеннаго значенія оть прошлаго опыта и настоящаго умственнаго состоянія и привычекъ ища употребляю­щаго или слышащаго ш ь. Многія слова имѣютъ тля насъ нс то значеніе въ дѣтствѣ, что въ послѣдующей жизни. Старыя слова и фразы могутъ оставаться, а ихъ значеніе растетъ и сильно мѣня­ется. Маленькое измѣненіе вь контексіѣ, или даже вь етва зімѣт- иыхъ побочныхъ обстоятельствах!,, часто измѣняетъ значеніе ю та­кой степени, что оно выражаетъ какъ разъ противопо южное іому,

что слово эго означаю вь другое время. Можно осуждать при по мощи похвалы. Или—обратите вниманіе на гнѣвъ авторовъ, мнѣнія Которыхь подвергались критикѣ отдѣльно оть окружающихъ ихь поясненій® (Sιdgλvιck, Fallacies, 183, 184). —Мнѣ кажется, что ука­занныя замѣчанія и иллюстраціи вполнѣ объясняютъ многостороннія затрудненія при опредѣленіи роли того пли иного слова-понятія вь рѣчи-мышленіи. Языкь ставитъ намъ массу капкановъ, онь преда­тельски сбиваетъ насъ часто съ дороги; нужна крапняя осто­рожность, чтобы избѣжать ошибокъ при толкованіи умственныхъ процессовъ другихъ людей. Еще Аристотель понималъ прекрасно, что главный источникъ ошибокъ лежитъ in dictione (ibid., 176).

Примѣчаніе. Считаю полезнымъ дать указаніе на литературу по об­щимъ вопросамъ языка-мышленія, кромѣ той, на которую дѣлаются ссылки въ этой работѣ Jespersen,О., Progress ш language with special reie- rence to English, London и New Iork, 1894; Saycβ, A. JET , Introduction to the science of language, I и II, 2 изд., London, 1883, Sweet, H,, A new englιsh grammar logical and historical, Oxford, 1898, Paul, H , Pnncιpιen der Sprachgeschιchte, 3 изд., Halle, 1898, Lazarus, M , Das Leben der Seele in Monographιeen uber seine Erschemunge∏ und Gesetze, zweιter Band, Ber­lin 1857, Bιtt∏ch, O., Recensιe∏ uber Paul’s Prmcιpιen in Grobers Zeιtsch∏ft tur roraanιsche Phιlologιe 23, 538 ff., Steιnthal, H., Eιnleιtung in die Psy­chology und Sρrachwιssenschalt (Ab∏sz der Sprachwιssenschaft, I), Berlin 1871. его же Der Ursprung der Sprache mi Zusammenhange nut den letzten Frage∏ τlles Wιssens, 3 изд, Berlin 1888, Wechsslβr, E., Gιebt es Lautge- setze∙* Halle 1900; Delbruck, B., E1nle1tung m das Spracħstudιum, Leipzig τ88o, 3 изд. 1893, его же Vergleιcħende Syntax=GrundrisS der ∖ergleιchen- de∏ Grammatιk der ιndogermanischen Sρrachen, 3, 4 и 5 тоны, Strassburg 1893—1900_j, Geiger. L., Der Lrsρπmg deι Sprache, 2 изд.; его же Lrspru∏g und Entwιckelung der 1nenschl1chen Sprache und Vernunft, два тома, второй во втор, изд.; Reisig und Haase, Vorlesungen uber latem. Sprachwιssen- sħaft₅ 1839, ^hob- ^π31"¹θ74 ^и 1881; Pott., Metaphem, vom Leben und von korperlιchen Lebensvernchtungen hergenomnιen (Zeitschr f ∖ergl. Sprach- forschung, 1853, II); Потебня, А. А.., О связи нѣкоторыхъ представленій въ языкѣ (Филология. Записки, 1864)₅Некрасовъ, О значеніи формъ рус­скаго яз , С.П.Б., 1865; ТоЫег,I∏∏ere Sprachform des Zeιtbegriffes

(Zeitschr. f. Volkerpsy