Къ сокращеніямъ въ цитатахъ.

„ .... u∏d die Herren Rechtsgelehrte∏ modιtιn mιr vorv⅛erfe∏ ∖vo∏cn, dasz ιch gar Reme Citate anfuhre. Halt en vvιr uns drum an ιhr eigenes Vorbild und citiren wir, wie sie, lusug m den lag hιneιn^,,.

Erasmus von Rotterdam „das Lob der Thorheιt^α, 150.

ствовлніе. Болѣе мощное оно дюжеть претендовать на высшую ре­альность. Со своими .маленькими стремленіями, крошечными идеями и личнымъ честолюбіемъ, индивидъ скоро погрузится в'ь мракъ без­срочной ночи, а общество, частью котораго онъ былъ, будетъ жить въ другихъ, болѣе молодыхъ поколѣніяхъ, двигаясь впрсдъ на встрѣчу своей судьбѣ подъ давленіемъ силъ, которыхъ онъ нс можетъ и предугадать, давя его оппозицію на своемъ пути (Brinton, op. c., 29, 30). Жизнь вида для природы—все, жизнь индивида—ничто. Это говорить новѣйшее естествовѣдѣніе. C’est le peuple qui compose іе genre humain; се qui n’est pas peuple est si peu de chose que co n’est pas la peine de le compter (Emile, livre 4), говорилъ Ж. Ж. Руссо.

Правда, что общество со своими идеями никогда не является творческой силой. Оно воспринимаетъ, дѣйствуетъ, выполняетъ, но въ творчествѣ оно зависитъ отъ индивида. Двигающею знаніе впе­редъ силою всегда былъ и будетъ индивидуальный умъ [Аристотели, Галилеи, Коперники, Ньютоны........................ ]. Но, есть вещи, гдѣ о творчествѣ

не можетъ быть и рѣчи. Это идеи, которыми вездѣ и всегда жило и живетъ общество.

Основныя понятія, съ которыми приходится имѣть дѣло юрис­ту, такъ же стары, какъ человѣческій родъ. Это коллективное до­стояніе всякаго общества, а не одного лишь класса профессіональныхъ ученыхъ, судей или адвокатовъ.

Жизни, находили себѣ выраженіе и воплощеніе въ языкѣ широкой публики.

Понятія, связанныя съ этими, седыми отъ древности, явле­ніями, составляютъ часть общей сокровищницы знанія общества, хотя, конечно, не въ такой ясной и точной формѣ, какая требуется отъ нихъ наукой, и не со всѣми ихъ послѣдствіями и отношеніями. Такъ или иначе, языкъ приспособляется народомъ къ выраженію по­нятій и истинъ, которыми онъ всегда жилъ и живетъ. А всякій народъ жилъ и живетъ политическими понятіями и истинами. Юристу нечего творить здѣсь: онъ долженъ поискать, а не изобрѣ­сти нужное ему.

Наука или философія, имѣющая своимъ предметомъ части об"щей сокровищницы знанія (the common terms of all knowledge), то, что со­ставляетъ необходимую принадлежность всѣхъ отношеній въ обще­ствѣ,—такая наука должна быть способною выражать свои мысли от­носительно нихъ обычнымъ, знакомымъ всѣмъ путемъ (Ср. Bascom, An historical interpretation of philosophy, 431,432). Юристу, въ дан­номъ случаѣ, „нужно идти вмѣстѣ съ обществомъ, къ которому при­надлежитъ онъ“ (Whitney, La vie du langage, 130). Задача его чрезвы­чайно проста: обратить вниманіе другихъ и точнѣе формулировать то, что знаетъ каждый нормальный человѣкъ, но знаетъ implicite, а не exphcite,—сдѣлать яснымъ то, что есть уже въ скрытомъ состояніи. Спеціальнаго жаргона для этого придумывать не нужно: обычный языкъ можетъ сказать эти неновыя вещи и сказать ихъ хорошо. Только о новыхъ идеяхъ можно сказать словами Egger'a (La parole interieure, 234): чѣмъ болѣе нова идея, тѣмъ менѣе готовъ выразить ее обычный языкъ. Обычный языкъ вполнѣ способенъ удовлетворить спросу неновой мысли: чѣмъ болѣе банальна мысль, тѣмъ легче она выражается (Egger, op. с., 235).

Языкъ есть сокровищница народной мудрости. Народъ—это огромный коллективный умъ[***************]), мыслящій, при посредствѣ индивиду­альныхъ умовъ, на протяженіи вѣковъ и вкладывающій добытые ре­зультаты въ свой языкъ. Такъ смотрѣлъ еще Аристотель: .. „такъ какъ всѣ люди постоянно пользуются своимъ разумомъ, ивоплоща-

ютъ результаты этого пользованія въ языкѣ п общемъ мнѣніи, мы имѣемъ цѣнный запасъ истины въ томъ, что заключено въ обычныхъ формахъ. языка и вѣрованіяхъ^ (Benn, Philosophy of Greece, 223), Это не всегда, конечно, надежный источникъ. Милліоны людей въ теченіе тысячелѣтіи наблюдали восходъ и заходъ солнца и составили объ этомъ явленіи то представленіе, которое до сихъ поръ живетъ въ обычномъ языкѣ (представленіе о движеніи солнца вокругъ земли и о неподвижности этой послѣдней: солнце поднялось, сѣло, зашло, взошло, нт.

Въ практической дѣятельности, какъ и въ мышленіи, индивидъ или классъ (напр., классъ ученыхъ юристовъ) достигаетъ своихъ выс­шихъ цѣлей (пріобрѣтенія знаній или проведенія въ жизнь своихъ идей) не путемъ антагонизма къ обществу, а путемъ посвященія себя изученію идей (и интересовъ) его, путемъ наблюденія и уясненія себѣ идеаловъ и идей, которыми живетъ оно, и отысканія средствъ сдѣ­лать ихъ болѣе ясными и отчетливыми. Въ этомъ и состоитъ насто­ящій „альтруизмъ⁴⁴, жизнь въ другихъ и для другихъ. Вмѣстѣ со своими физическими чертами индивидъ получаетъ отъ общества всю его культуру, матеріальную и духовную, вѣрованія и понятія, и сим­волы для сложныхъ и общихъ идей, т. е. языкъ. Индивидъ можетъ работать для народа или противъ народа, или для одного только себя, но, въ томъ и другомъ случаѣ, долженъ считаться съ народомъ за то, что онъ полѵчилъ отъ него. А получаетъ онъ отъ него почти все; и

⅜J ⅛^, *

считаться .можетъ, только внимательно изучивъ значеніе полученнаго.

Общество снабдило индивида искусственными предметами поль­зованія: орудіями, инструментами, одеждой, жилищемъ, и научило его приготовлять ихъ; оно воспитало его и приготовило къ той или иной профессіи, обучивъ его совершать множество сложныхъ цѣле­сообразныхъ движеній, необходимыхъ въ общественной жизни на извѣстной степени культуры; оно подчинило его, чрезъ свои учре­жденія, своей физической силѣ, заставляющей его воздерживаться отъ извѣстныхъ актовъ пли совершать другіе.

танія, религіознаго обученія, и т. д.; или стараться задержать въ незіъ развитіе стремленіи, вредныхъ для него. Общество формируетъ его вѣрованія и понятія, п заставляетъ выражать своп идеи опредѣ­леннымъ способомъ, соблюдая законы собса веннаго языка.-—Оно не должно мѣшать развитію индивидуальности: въ этомъ роковая ошибка многихъ погибшихъ обществъ. Но, и индивидъ, съ своеіЗ стороны, не долженъ упускать изъ виду своей зависимости отъ общества и изучать оживотворяющія его идеи, сокровищницей которыхъ является языкъ.

„Языкъ есть отраженіе общества; онъ создаетъ его и создается имъ¹⁴... (Sayce, Principles of comparative philology, 1875, стр. X, или стр. 5 франц, перевода). „Въ языкѣ живѣе, чѣмъ гдѣ-либо, каждый человѣкъ чувствуетъ себя только эманапіею (ein Ausfluss) всего че­ловѣческаго рода (Потебня, Мысль и языкъ, стр. 3 5), и въ частности своего народа". „Индивидъ (недѣлимое) изъ себя создаетъ свое раз­витіе, но стѣсненъ въ этомъ направленіемъ путей, пройденныхъ его народомъ^u(Потебня, ibidem, 48). Пути же, пройденные народомъ въ своемъ развитіи, запечатлѣны въ его языкѣ. „Языкъ народа, говорилъ Гумбольтъ (Verschiedenheit des mcnschlichen Sprachbaus, ѵ. П., р. 52, ed. Pott), есть его духъ, а духъ народа есть его языкъ; мы никогда не можемъ достаточно ©цѣнить ихъ тождественность^β

„Языкъ, говоритъ М. Мюллеръ (The Sc. of Thought, 515), есть истинная автобіографія человѣческаго духа, и всѣ и каждый секреты философіи должны быть изучаемы въ древней какъ міръ лѣтописи языка"(all and every secret of philosophy is to be studied in the world- old diary of language).

Знанія, которыми обладаетъ каждый изъ насъ, пріобрѣтены изъ различныхъ источниковъ. И та доля, которая взята нами отъ народа вмѣстѣ съ его языкомъ, играетъ несравненно большую роль, чѣмъ думаетъ большая, даже ученая, публика.

Безграмотный человѣкъ пользуется синтаксисомъ и грамматиче­скими формами родного языка, такъ же мало подозрѣвая о нихъ, какъ одинъ изъ Мольеровскихъ героевъ о томъ, что онъ говорилъ прозой всю свою жизнь. Много такихъ знаній имѣемъ мы и изъ нравственно-юридической области, но большинство не только не по­дозрѣваетъ этого, не только не замѣчаетъ, что оно находится подъ вліяніемъ ихъ, и не можетъ привести благодаря имъ въ гармонію сво­ихъ „ученыхъ" знаній, но и презрительно относится къ мысли поучиться чему-нибудь сознательнымъ отношеніемъ къ народному языку. А ме­жду тѣмъ мы живемъ въ значительной мѣрѣ продуктами народнаго

мышленія, или ищемъ иногда на сторонѣ то, что есть у насъ самихъ, да еше и въ лучшемъ видѣ. Сами мы нс знаемъ собственныхъ на­шихъ богатствъ. Ждемъ, пока не пріѣдетъ къ вамъ какой-нибудь нѣмецъ илп французъ и укажетъ'—одинъ на сельскую обшпну, дру­гой на залежи угля, третій на народную поэзію, или еше па что иное. Философія и разумъ есть во всякомъ языкѣ, п пренебрегать ими не слѣдуетъ.

Разумѣется, что само но себѣ общество не можетъ ни мыслить, ни говорить. Мыслятъ и говорятъ индивиды. Но, мышленіе и рѣчь этихъ индивидовъ зависятъ отъ состоянія общества, въ которомъ они выросли. И результаты, которыхъ достигаютъ индивиды въ своихъ научныхъ изслѣдованіяхъ или философскихъ спекуляціяхъ, зависятъ отъ культуры общества, „Если бы Гомеръ или Платонъ родились ме­жду готтентотами, они также не могли бы составить „Иліады⁴⁴ или „Діалоговъ", какъ Бедговенъ не могъ бы сдѣлаться творцомъ своей музыки, какъ бы ни былъ тонокъ его слухъ илп деликатна его орга­

низація, въ дни, когда единственнымъ музыкальнымъ инструментомъ былъ томъ-томъ"(L. Stephen, The science of ethics, 107). Дѣятель­ность и мышленіе индивида существенно обусловлены не только его индивидуальной организаціей и способностями, но и общественной средой.

Эта среда можетъ быть болѣе или менѣе широкою. Для зау­

ряднаго спещалиста-ученаго такою средою являются люди прошлаго и настоящаго времени, работавшіе въ извѣстной узкой сферѣ знанія. Изъ этихъ узкихъ рамокъ онъ никогда не выходитъ. Съ мышленіемъ широкаго общества, создавшаго языкъ, на которомъ онъ мыслитъ, такой спеціалистъ не считаетъ нужнымъ справляться. Онъ нс ждетъ помощи отсюда. Въ извѣстныхъ случаяхъ онъ, безъ сомнѣнія, правъ. Есть веши, о которыхъ большая публика никогда не думала и не думаетъ. Оказать помощь намъ въ этомъ случаѣ она не можетъ. Странно было бы, если бы химикъ или физикъ обратились за рѣше­ніемъ нѣкоторыхъ своихъ вопросовъ къ мышленію большого общества, народа. Странно, конечно, и юристу обращаться къ этому источнику за рѣшеніемъ огромной массы интересующихъ его вопросовъ. Однако, безусловно-отрицательное отношеніе къ народному мышленію, всегда, и по всѣмъ вопросамъ,—большая ошибка. Не будучи ученой, не обладая спеціальными познаніями, окружающая насъ общественная среда не перестаетъ состоять изъ существъ разумныхъ, нравственныхъ и государственныхъ. Не умѣя разобраться въ вопросахъ второстепен­ныхъ, она, не всегда, правда, сознательно, чувствуетъ большія исти- тины. „Гласъ народа^tiдѣйствительно иногда является „гласомъ Бо­жіимъ". Критически мы должны относиться къ мышленію народа, но

относиться всегда презрительно къ нему мы нс можемъ. Игнорированіе народнаго мышленія является лишь результатомъ непониманія на­шей страшной интеллектуальной задолженности передъ нимъ. Это близорукость и черная неблагодарность къ нашему величайшему учи­телю и воспитателю. Наши предшественники создали изъ насъ люден. Въ каждую минуту нашей жизни мы зависимъ отъ своихъ современ­никовъ и своихъ предшественниковъ. - Создавъ языкъ, народъ создалъ совершенно новый міръ. „Матеріальный міръ не больше былъ измѣ­ненъ обработкой полей и созданіемъ орудій, чѣмъ міръ мысли разви­тіемъ языка® (L. Stephen, The science of ethics, 108). „Научить дитя говорить значитъ воспитать его, приготовить къ общей жизни съ другими, открыть его умъ вліянію другихъ, снабдить массою знаній, старательно уже организованныхъ, научить его методамъ мышленія и воображенія, внушить ему философскія и религіозныя основныя на­чала, и привить ему безчисленное множество ассоціаціи, которыя должны составить важные элементы въ развитіи его личности"(ibid, 106,107).

„Научившись говорить (ibid., 108), я обладаю орудіемъ, которое будетъ служитьмнѣ и въ одиночествѣ. Я могѵ сидѣть въ своемъ кабинетѣ и размышлять или воображать, какъ мнѣ угодно. Мои мысли, правда, видоизмѣняются каждую минуту орудіемъ, выработан­нымъ другими, но орудіе это, разъ пріобрѣтенное, остается постоян­нымъ факторомъ. Но это, конечно, только самая незначительная доля обычнаго пользованія языкомъ. Развитой потребностью общенія, языкъ каждую минуту служитъ орудіемъ общенія. Управляя моими отно­шеніями къ другимъ, языкъ оказываетъ наиболѣе осязательное и по­стоянное свое вліяніе". Родной языкъ подготовляетъ почву и къ общенію съ другими народами и ихъ культурой. Мы понимаемъ дру­гихъ отъ Аристотеля до Бэкона, Декарта и Канта, только потому, что унаслѣдовали отъ своего народа черезъ его языкъ извѣстныя знанія и логику. При помощи родного языка мы входимъ въ обще­ніе съ иными культурами и пріобрѣтаемъ возможность позаимство­вать то, что есть хорошаго въ нихъ.

Общественною средою для культурнаго человѣка будетъ не только его собственный народъ, но и тѣ народы, пониманія которыхъ онъ достигъ при помощи отечественной культуры. Античный міръ и но- вая литература западно-европейскихъ народовъ составляютъ общест- венную среду образованнаго русскаго на ряду съ его собственнымъ народомъ. И не одна спеціальная литература важна для него, а и мышленіе тѣхъ людей, которымъ силою ихъ ума удалось преодолѣть узкія рамки спеціальности. Всякій спеціалистъ, если онъ добросо­вѣстенъ, долженъ сознавать ограниченность своихъ силъ. Люди дѣ­

лаются Павлами, Улыгіанями, Нунціями, Савиньи и пр., потому что они не могутъ сдѣлаться Аристотелями, Бэконами, Ньютонами, Кан­тами.... Сознаніе скромности своихъ силъ должно побуждать насъ искать свѣта по общимъ вопросамъ и у тѣхъ людей, которые нашли своимъ силамъ болѣе высокое приложеніе, чѣмъ рѣшеніе детальныхъ вопросовъ какой-нибудь спеціальности.

Разница между образованнымъ и необразованнымъ человѣкомъ заключается въ томъ, что первый имѣетъ возможность распоряжаться большимъ запасомъ накопленнаго человѣчествомъ знанія, чѣмъ по­слѣдній. И образованіе наше будетъ идти тѣмъ глубже, чѣмъ болѣе мы будемъ пользоваться результатами мышленія другихъ. Научиться правильнымъ вексельнымъ операціямъ мы такъ же не можемъ у ши­рокой публики, какъ у Аристотеля, но при уясненіи основъ юрис­пруденціи мы съ выгодою можемъ воспользоваться ішрІісіРнымп зна­ніями первой, и explicit’ними знаніями послѣдняго.

Исторія каждохі спеціально/! науки показываетъ намъ, какимъ грубымъ ошибкамъ предавались иногда ихъ представители. Эта исторія должна^сдѣлать насъ болѣе осторожными; и мы не должны упускать изъ виду, что въ извѣстномъ смыслѣ каждая наука есть продуктъ умственной энергіи цѣлаго человѣчества. Никто изъ насъ не можетъ мыслить, не усваивая знанія, достигнутаго другими, какъ спеціалистами, такъ и не-спеціалистами. „Я вижу, что мой огонь (L. Stephen, op. c., ю8) потухаетъ; я началъ зябнуть; я заключаю, что нужно подложить огня. Даже въ такомъ простомъ случаѣ я пользуюсь унаслѣдованными результатами опыта другихъ, и особенно великаго открытія огня и его качествъ**. Мы не можемъ добыть все нужное намъ знаніе лишь собственными силами, или силами нашихъ товарищей по спеціаль­ности. Всякая наука корнями своими соприкасается съ наблюденіями и опытами повседневной жизни, и не можетъ обойтись безъ тѣхъ высшихъ спекуляцій, надъ которыми трудились кориоеп человѣческой мысли. Мы не можемъ достигнуть цѣнныхъ и прочныхъ результатовъ, не полагаясь на разумъ и правдивость не только своихъ товарищей по спеціальности, но и безчисленнаго множества другихъ людей, и не повѣряя нашихъ собственныхъ результатовъ огромною массой результатовъ, добытыхъ другими.

Нѣтъ никакого сомнѣнія, что на нѣкоторые вопросы мы можемъ получить сколько-нибудь основательный отвѣтъ только отъ спеціали­стовъ. Но это не даетъ права спеціалистамъ считать разумъ своею исключительною привилегіей даже и по вопросамъ, о которыхъ не можетъ не мыслить все человѣчество. Мы не должны игнорировать общую природу и общіе интересы люден: ихъ разумность и ихъ ка­чества какъ нравственныхъ и государственныхъ существъ. Изъ-за

деревьевъ своей маленькой спеціальности мы не должны терять изъ виду огромнаго лѣса общечеловѣческой разумности. Мы рождаемся не въ мірѣ тьмы, путаницы и абсолютнаго невѣжества, а въ мірѣ огромнаго запаса знаній, накопленныхъ п систематизированныхъ безко­нечною серіей сознательно и безсознательно работавшихъ поколѣній. Мы должны считаться съ этими знаніями, и ' пользоваться тѣми изъ нихъ, достовѣрность которыхъ не. можетъ быть подорвана нашими человѣческими средствами. Мы должны пользоваться и хранить ре­зультаты, добытые мышленіемъ представителей той или иной спеціально­сти. Но, если эти результаты не подтверждаются общечеловѣческимъ мышленіемъ, включая сюда и мышленіе кориѳеевъ человѣческой мысли[†††††††††††††††]), мы не должны настаивать на нихъ только потому, что они добыты спеціалистами. Строго говоря, подобные вопросы и нельзя назвать вопросами спеціальными, разъ надъ ними задумывается все человѣ­чество.

Индивидуалистическій взлядъ на человѣческую природу создалъ изъ человѣка несуществующій въ реальномъ мірѣ призракъ и тѣмъ затруднилъ пониманіе явленій общественной и государственной жизни. Подобный же фантомъ созданъ былъ и изъ научной „спеціальности*¹. Есть качества, столь существенныя для человѣка, что безъ нихъ онъ пересталъ бы быть человѣкомъ, и есть качества, столь существенныя для знанія, что безъ нихъ оно перестаетъ быть спеціальной или не- сиеціальной наукой. Странно спрашивать о какой-либо вещи, чѣмъ будетъ она безъ ея наиболѣе существенныхъ качествъ. Устраняя та­кія наиболѣе существенныя качества, мы создаемъ не-реальпость, при­зракъ. „Когда мы говоримъ (L. Stephen, op. c., 95, 96) человѣкъ,мы мыслимъ, между прочимъ, живое существо съ желудкомъ и окружен­ное матеріей. Сказать, что человѣкъ былъ бы лучше или хуже безъ желудка, значить связать слова, не имѣющія какого-либо реальнаго значенія, или, во всякомъ случаѣ, говорить о существѣ, столь ради­кально отличномъ отъ человѣка въ большинствѣ отношеній, что мы вызовемъ лишь путаницу, примѣняя къ нему то же самое названіе../ Подъ человѣкомъмы разумѣемъ существо, принадлежащее къ извѣст­ному классу, и мѣняющееся въ предѣлахъ, опредѣляемыхъ сущест­венными качествами класса; а между этими существенными качест­вами мы должны, безъ сомнѣнія, считать зависимость отъ расы... Было бы прямой нелѣпостью говорить о человѣкѣ, будто отъ его воли за­виситъ быть или не быть въ извѣстныхъ отношеніяхъ связаннымъ

таютъ себя и выгодъ повѣрки тѣми знаніями, которыя на дѣлѣ можно найти и въ самой невѣжественной толпѣ, имѣющей соприкосновеніе съ живою дѣйствительностью. Это обычный процессъ образованія донъ-кихотовъ

А-

Благодаря языку мы не только находимся въ фактической за­висимости отъ общества (хотимъ мы этого, или не хотимъ), но мы и должны поддерживать свою связь съ окружающей насъ большой публикой. Только крайнее невѣжество по отношенію къ своему на­роду позволяетъ видѣть въ немъ нѣкоторымъ лишъ тьму и неразу­міе. Послѣ того какъ человѣкъ открылъ разумъ даже въ неодушев­ленной природѣ, странно видѣть въ народной жизни и мышленіи лишь неразуміе. Мы не должны, разумѣется, искать золота въ тыквѣ, пли свойствъ платины въ свинцѣ. Точно также не должны мы ис­кать въ народномъ мышленіи и его выраженіи въ языкѣ отвѣта на тѣ вопросы, которые имѣютъ смыслъ и интересъ только для спеціа­листа той или иной науки. Но, есть вопросы, которыми окружена жизнь самаго „маленькаго* человѣка, отъ первыхъ проблесковъ со­знанія до могилы. Тотъ или ином отвѣтъ можно получить на нихъ отъ каждаго, и отвѣтъ—не всегда неразумный. Иногда безсознатель­но, но масса своимъ поведеніемъ или своею рѣчью даетъ на нѣкото­рые вопросы поразительно вѣрные отвѣты. Откуда они, этого не объяснитъ намъ никто, какъ никто не объяснитъ и многого изъ того; что поражаетъ насъ въ органической и неорганической

То, что даетъ намъ языкъ, какъ продуктъ народной жизни, не­сравненно важнѣе того, что даетъ намъ книжная наука, какъ про­дуктъ, въ значительной мѣрѣ, индивидуальнаго творчества. Языкъ кладетъ фундаментъ для всего дальнѣйшаго интеллектуальнаго раз­витія человѣка, онъ поднимаетъ насъ надъ уровнемъ животнаго, книжная же наука развиваетъ основы, данныя уже человѣку въ язы­кѣ. Абсолютное непониманіе роли языка въ наукѣ и абсолютное пре­зрѣніе къ мышленію, отравителемъ котораго является общенародная рѣчь, не избавляютъ насъ отъ воздѣйствія этого языка. Интеллек­туальный багажъ человѣка, его система вѣрованій, предразсудковъ и т. п., въ огромной мѣрѣ, пріобрѣтается имъ путемъ прямого воспріятія отъ народа; сознательно или безсознательно онъ всасываетъ цирку­лирующіе взгляды и логическіе методы окружающаго его общества, а потому въ своемъ мышленіи, какъ и въ своей дѣятельности, онъ долженъ необходимо сообразоваться съ мышленіемъ и поведеніемъ окружающей массы. Человѣкъ столь же зависитъ въ своемъ мышле­ніи отъ окружающаго общества, какъ члены нашего тѣла зависятъ въ своей жизни отъ всего организма. Внѣ всякаго сомнѣнія, что эта

**) Еще В. А. Жуковскій жаловался на русскій философскій языкъ. Онъ бѣденъ и неопред-ѣлителенъ. Виною этому то, что у насъ мало оригинальныхъ работъ. „Наши мыслители, для собственныхъ идей, принуждены заимствовать

*) Отдѣльныя слова сами ио себѣ не могутъ выразить или передать ни по­нятія, ни представленія („Worte ап u∏d іііг sich kδnnen uns weder eine∏ Begriff, ∏och ei∏e Vorstellung beibringe∏‰ Giesswei∏, Die Hauptprobleme der Sρrachwisseπ-

ковой мѣрѣ. Если всѣ они лишь намеки на мысль, то есть между ними настоль­ко несамостоятельныя, что при выдѣленіи изъ контекста,’ по крайней мѣрѣ для насъ лично, нельзя опредѣлить ихъ значенія: „точить ліси“, „подводить турусы на колесахъ**, „ни зги не видно*⁴, „бить баклуши¹¹ (или малорос. „бить 6aii∂-bc^il∙y,

*) См. „Семасіологія*ⁱпр. Булича въ Энциклоп. Словарѣ Брокгауза, стр. 422, кн. 57. Зѣлинскій, op. c., 644, 645, Воп. Фил. и Псих., кн. 62, 1902 г.

я, наир., ня дерево, и изъ общаго впечатлѣнія выдѣлился въ сознаніи цвѣтъ еіо листьевъ—выраженіемъ этою расчлененія являются два условных!, знака . Дерево зелено*¹.Вижу я далѣе, что дерево лежитъ на землѣ; въ этой цѣльной Картинѣ выяснены четыре элемента: дерево, его положеніе, земля и касаніе де_ рева съ землей; стоитъ только нарисовать эту картину на бумагѣ, и всякій убѣ-

**) Примѣръ изъ Wundt'a .,die Sprache^it, II, 497- 49^^: слово Land, имѣетъ различное значеніе, смотря по тому, чему оно противополагается. Нели Land про­тивополагается Wasser или Meer, оно означаетъ земную поверхность; если слову Stadt, указываетъ мѣсто жительства: auf deni Lande значить въ деревнѣ; есл

***) „Телепатическое® воздѣйствіе—воздѣйствіе издали, со стороны представ­

леній, не находящихся въ предложеніи (отъ грея, τ¾λfi „далеко^№). Оно противо­полагается воздѣйствію со стороны представленій, находящихся въ томъ же пред­ложеніи f, ,анхипатическомуотъ греч, ccγχt„близко®.).

*) Ср. Delbruck, Gru∏dfr. d. Sprachf., 145.

*) Такимъ молчаніемъ, „ паузами*^с, умѣлъ, напр., мастерски пользоваться и при передачѣ логической мысли пр. А. А. Потебня. Ср. „Мирный Трудъ®, 1902., I: „воспоминанія о Потебнѣ**, стр. 6о—78, особенно стр. 63, 64. Говорю это на основаніи личнаго опыта.

⁴*) Иногда одинъ лишь переводъ съ одного языка на другой открываетъ намъ глаза ня наши ошибки мышленія. Укажу, какъ на примѣръ, на разсужденія Вундта о способѣ образованія выраженія Fι⅛se des Tisches, опровергаемыя однимъ лишь переводомъ э.того слова у Зѣлинскаго (op. c.. 6>3, кн. ба.) русскимъ „но­жки стола*. Вся „философія права* разрушается при попыткѣ перевести ее не Только на какой-нибудь не-арійскій языкъ, но и на языкъ древне-греческій. Тамъ нѣтъ здѣсь камень преткновенія и вмѣстѣ размышленія, равно какъ и болѣе

вдумчиваго отношенія къ терминамъ, которыми мы пользуемся. —Равнымъ образомъ рушится не одна философія, если мы съ „языка боговъ** переведемъ ее на языкъ смертныхъ людей. У простыхъ людей и у „дикарей*^{* 4} многіе философы могутъ поучиться необыкновенно многому. Благодаря абстрактному языку у многихъ на­чинаетъ, ко народному выраженію, заходить умъ за разумъ.

***) Иногда значеніе слова или фразы опредѣляется ближайшимъ образомъ лишь тономъ: canaille! coquin! animal! и т. д. По Delbruck*y (Grundfr. d. Sprachfor., 140—145) это „нерасчлененныя предложенія* или „нерасчлененные эквиваленты предложеній*. Сюда принадлежать также звательныя (Иванъ!) и междометія (ой!}-

**) Благородный гидальго изъ Ламанчи тоже не любилъ реальной прозы дѣй­ствительности и говорилъ о фореляхъ тамъ, гдѣ другіе видѣли простую треску, о замкѣ тамъ, гдѣ другіе видѣли лить трактиръ, о принцессахъ вмѣсто бабъ, о кастелянѣ вмѣсто трактирщика, о великанахъ вмѣсто мельницъ, о шлемѣ „Мам- брина* вмѣсто тана цирульника, и въ grandezza своихъ періодовъ свидѣтельство­валъ о возвышенности своихъ знаній и міросозерцанія. И, все-таки, мы знаемъ, что костлявая, неуклюжая и, какъ неподмазанное колесо, скрипучая рѣчь Санчо вѣрнѣе передавала намъ жизнь. Свѣжесть и полная непосредственность ея от­ражаетъ реальность и гонитъ тѣ Sρukgestalten, которые мѣшаютъ другимъ видѣть

пѣсня была исторической силой въ жизни націи** (См. Karpeles, AΠgemei∏e Ge- schichte der Litteratur, τ. II, стр. 842, 845).

**) „Принявши... духъ ягѣ смыслѣ сознательной умственной дѣятельности. . мы увидимъ, что духъ безъ языка не возможенъ, потому что самъ образуется при помощи языка и языкъ въ немъ есть первое по времени событіе"(Потебня, Мысль и яз», 45 ? 46).

*) „Между учеными юристы утверждаютъ, что они стоятъ далеко впереди другихъ, Я вообще едва ли знаю людей, которые бы были столь высокаго мнѣ­нія о себѣ, какъ они. На дѣлѣ, однако, то, что они дѣлаютъ, есть Сизифова ра­бота... Они будятъ въ народѣ вѣру, что изъ всѣхъ наукъ ихъ наука требуетъ самой трудной работы. А что кажется труднымъ, то обыкновенно считаютъ все­гда и великолѣпнымъ (herrljch)^α. Эразмъ Роттерд. (Lob der Torh., 96).

придаваемаго имъ смысла*,**

*) Рѣдкинъ, опредѣляя „философію права" (Изъ лекціи...., 1889, 1, 309)_j говоритъ: „слово право употреблено здѣсь въ значеніи не собственномъ, т. е. не въ значеніи положительнаго права Qus, т. е. англійскаго law), а въ значеніи пра­веднаго и справедливаго (justum et aequum, т. е. того, что на стр. 314 переведено греческимъ Sbιatov_iт, е. англійское justice, нѣмецк. das Gerechte), правды и спра­ведливости, какъ нормы собственнаго права'Короче, „философія права“—фи­лософія справедливости (justice, то δικalov).—Почему долженъ заслуживать предпо­чтенія терминъ „право", если къ нему нужно прибавлять объясненіе, что это ,,право" не есть собственно право, а справедливость? Не проще ли и яснѣе прямо говорить о философіи справедливости?.... Нѣмецкое просто-криво-говореніе: прежде затемнить, а дотомъ просвѣтить.

^x*) Повторяю: то обстоятельство, что создатели философіи государства и законовъ, равно какъ и этики, не знали особаго слова-понятія „право"⁴, имѣетъ огромное значеніе для того, кто умѣетъ проникать сквозь шелуху слова до са­маго ядра мысли. Мы смотримъ на мышленіе черезъ очки языка и, не принимая во вниманіе свойствъ этихъ очковъ, ихъ выпуклостей и вогнутостей, придаемъ часто нѣкоторымъ идеямъ значеніе, не вполнѣ соотвѣтствующее ихъ дѣйствитель­ной роли въ мышленіи. Созданіе новаго слова-понятія „jus® („права въ субъ­ективномъ смыслѣ") не означаетъ еще созданія чего-либо существенно новаго, способнаго породить новую науку или философію. Всѣ мы ведемъ философію нашей науки отъ грековъ, всѣ мы знаемъ, что положенный ими фундаментъ является вѣчнымъ пріобрѣтеніемъ человѣчества, и что римляне, создавъ практи­ческую юриспруденцію, жили въ философской сферѣ идеями грековъ и ничего не внесли сюда существенно новаго. Этимъ implicite признается, что созданіе новаго слова-понятія „jus⁴⁴въ дѣйствительности не измѣнило положенія фи­лософіи нашей науки: она осталась въ своемъ греческомъ первообразѣ, и, слѣдо­вательно, новое слово-понятіе _βjus^βне играло на дѣлѣ существенной роли въ эволюціи философіи. Это понятіе второстепеннаго значенія и implicite уже за­ключенное въ тѣ основныя понятія, которыми жила и греческая философія. II хотя раскрытіе содержанія стараго знанія, exρlicit⅛oe выраженіе того, что было implicite заключено въ прежнемъ знаніи, и есть прогрессъ и даетъ намъ новое знаніе, однако,—этотъ прогрессъ и это новое знаніе имѣютъ значеніе второсте­пенное. Основныя понятія остались и остаются тѣми же, что и у грековъ.—Упо­требленіе слова „jus* (право) для означенія той совокупности нормъ, которую

****) „La plupart des hommes sont si peu accoutum6s a la justesse des expres­sions, qu its coπcevrθnt A peine ^importance qu’on attache a rectifier celle-ci. Ils connaisseπt troρ ρeu la force du poison pour sentir la nβcβssite de cet antidote*⁴. J. Bentham, Oeuvres, I, 525 (1840 r.J. T. e. большая часть людей такъ привыкла мало къ точности выраженій, что она едва ли поймётъ важность исправлять ихъ. Они слишкомъ мало знаютъ силу яда, чтобы чувствовать необходимость подобнаго противоядія. — На ряду съ juris prudentia, juris scientia, и τ. π., no­da ааются у римлянъ выраженія: legum prudentia, legitima scientia, civilis scientia, legum scientia, legum prudens (cm. Holland, Jurispr, 2, прим, i и 2).

**) Продолженіе: „Знатокъ законовъ, чтобы быть юристомъ, долженъ по­стигнуть сущность и свойства правоотношеній, этихъ отвлеченныхъ формулъ мѣ­ры свободы лицъ въ общежитіи, изучить группировку ихъ въ юридическіе ин­ституты и въ цѣлостную систему права. Но и такого теоретическаго усвоенія

♦) Ні томъ только основаніи, что мы внаемъ многое или немноюе полнѣе и глуб/ке, чѣмъ народъ, мы не доіжны думать, будто мы представляемъ собою особыя существа, качественно отличныя отъ народа „Когда ткатель, стѣдуя ходу своей мьн ш, выражаетъ вещи осооымь образом і, кякь онъ и\і видитт или чув­ствуетъ, онь лишь повпнхетѵй тѣмъ же сачимъ зионамь тухл, что и народъ". (Darnicsteter, La ∖ιt d ni , 45) Мп мыслимъ таі ъ же. і ікь и трупе, и наруша­емъ иконы правки нио мышленія там кс, і ікъ и троль.

„Всякое государство (%6λtς) состоитъ, слѣдовательно, по существу изъ че* тиргхъ или пяти лицъ*. (Plato, De Republica, кн. П, £ и), Платонъ не нахо дижь тажнигь образомъ ничего страннаго въ наименованіи государствомъ столь крошечнаго общества.

⅛) Примѣръ эфемернаго общества, организованнаго на началахъ суверени­тета и подчиненія (А. Сахаровъ, По русской землѣ, 1899 г., стр. 102): Паро­кодъ „Александръ Свирскій* потерпѣлъ крушеніе на Ладожскомъ озерѣ. Пасса-

жиры успѣли спастись ня скалѣ. Въ виду нѣтъ никакой помощи Среяствъ къ жизни—мало. „Мысль, говоритъ очевидецъ, о возможности проявленія своеволь­ныхъ и грубыхъ выходокъ со стороны продрогнувшихъ и проголодавшихся пас­сажировъ не люгла не явиться у многихъ. "Чтобы предупредить еще большія бѣд­ствія, пришлось организовать родъ особаго прав генія, на обязанности котораго и воз­ложили заботу о прокормленіи и о правильномъ распредѣленіи провизіи"... По­томъ (стр. 104) капитану пришлось даже объявить, что, въ случаѣ нужды, онъ ,,будетъ стрѣлять въ явно непослушныхъ и своими своевольными дѣйствіями мо­гущихъ наносить вредъ другимъ⁴⁴.—Такая принудительная организація есть не­обходимое условіе существованія общежитія. Эта необходимость не всегда, ко нечно, выступаетъ въ одинаково острой формѣ. Чѣмъ болѣе критическимъ ста­новится положеніе общества, тѣмь необходимѣе примѣненіе крайнихъ и рѣзкихъ мѣръ,—тѣмъ яснѣе выступаетъ государственность человѣческаго существа. Чѣ.мъ лучше, спокойнѣе и благополучнѣе, условія общественной жизни, тѣмъ латент­нѣе становятся качества „государственнаго существа fζωor тсо/ія:іядѵ}“,—тѣмъ труднѣе открыть существованіе государства, или тѣмъ скорѣе наступаетъ распа­деніе его на множество мелкихъ общественныхъ группъ, съ слабо выступающей наружу принудительностью организаціи.

*) Даже требующій наличности „значительнаго* числа членовъ общества для признанія его государствомъ (independent political society) Austin (стр. 239, τ. 1) считаетъ возможнымъ такое признаніе при числѣ меньшемъ іооо, указы­вая на примѣръ прежнихъ Швейцарскихъ кантоновъ. Мало ли въ Россіи такихъ деревень! Разумѣется, чѣмъ крошечнѣе, тѣмъ неустойчивѣе государственная жизнь тяжахъ обществъ. —Маленькая непослѣдовательность у того же автора:

**) ........ Нѣтъ силы сильнѣе вѣры. Непреоборима и грозна она, какъ не­

рукотворная скала среди бурнаго, вѣчно измѣнчиваго моря. Изъ самой средины морского дна возноситъ она къ небесамъ непроломныя свои стѣны, вся создан­ная изъ одного цѣльнаго, сплошного камня. Отовсюду видна она и глядитъ прямо въ очи мимобѣгушимъ волнамъ. И горе кораблю, который нанесется на нее! Въ щепы летятъ безсильныя его снасти, тонетъ и ломится въ прахъ все, что ни есть на нихъ, и жалкимъ крикомъ погибающихъ оглашается пора­женный воздухъ........................... Извѣстно, какова въ русской землѣ воина, поднятая за

вѣру........ (Гоголь, Тарасъ Бульба, гл. XII).

*) ...... „The English right, the Latin jus_i the German Recht, and the French droii, are no two of them exactly со-extensive in range of meaning*. (Sheldon Amos, The Science of Law, 89).

га mutantur et nos mutamur in iis. Разумѣется, и у нѣмцевъ есть свои достоин _ ства. Не нужно забывать также, что вѣрное о массѣ еще не значитъ вѣрное объ отдѣльныхъ лицахъ.

**) „Трудно указать значеніе термина „право*⁴ (разсматриваемаго, какъ аб­страктное выраженіе, обнимающее всѣ права). Потому что „право® (разсматри­ваемое такимъ образомъ) до такой степени крайне абстрактно—такъ крайне у лэ-

1902 г. П) о значеніи слова съ психологической точки зрѣнія вообще, и въ ча­стности такихъ словъ какъ ,,справедливость*', гдѣ, вслѣдствіе различнаго вида подходящихъ подъ это понятіе дѣйствій представленіе слова получаетъ полное господство надъ представленіемъ самой вещи. Оно оказывается лучше всего За­тверженнымъ и, какъ слово, удерживается до самаго конца въ памяти даже лицъ, страдающихъ прогрессирующей амнесіей.—Въ этомъ господствѣ представленія слова, какъ звукового или зрительнаго образа, надъ представленіемъ самой вещи и лежитъ зародышъ метафизики въ дурномъ смысл Ь. Съ цѣлью болѣе глубокаго познанія, метафизикъ отворачивается отъ міра реальныхъ впечатлѣній, въ дан­номъ случаѣ отъ міра тѣхъ человѣческихъ дѣйствій, съ которыми связываемъ мы эпитеты ,,справедливый“ и ,,несправедливый*Эти реальныя впечатлѣнія и кон­кретные факты представляютъ для него родъ оскверненія сущностей предметовъ нашими органами чувствъ. По необходимости метафизикъ бросается въ міръ идей и понятій: больше броситься некуда. Но, на практикѣ мы не можемъ броситься въ этотъ міръ идей и понятій помимо міра рѣчи, міра словъ. Метафизикъ ухо­дитъ въ міръ абстракцій ,,съ мыслью, что наиболѣе идеальное,или что то же, на­именѣе реальное, по содержанію и есть самое существенное" (Сѣченовъ, Психол. эт., 199). Вращаясь въ мірѣ абстракцій, онъ забываетъ, что ,,это дроби, т. е. услов­ныя величины, и, ни мало не задумываясь, объ ективируетъ или обособляетъ ихъ въ ущно'сти. Поступая такимъ образомъ, метафизикъ—это я говорю съ глубочай­шимъ убѣжденіемъ, безъ малѣйшаго преувеличенія—∙ςz⅛κιeτb¹∕_s≈= 1, ¹∕ιo=ι, ⁱ∕g9==¹ и т. д. (ibid)."Понятія, т. е. слова, обращаются въ особыя реальности. Такъ по­ступалъ Платонъ, такъ поступали средневѣковые реалисты, пока ихъ не побѣди­ли номиналисты, перешедшіе въ концептуалистовъ; пока Лейбницъ не объявилъ, что для насъ, ограниченныхъ существъ, реальностью являются феномены (et phe­nomena sunt realia), а Кантъ подчеркнулъ недоступность нашему дознанію нуме- повъ. Еще раньше указывали, въ другихъ словахъ, на ту же идею англійскіе философы (Ср. Boirac, L’idee du phenome∏e, 4 и др. мѣс.).—Второстепенное и производное возводится здѣсь на степень главнаго д первичнаго, оттѣсняетъ ос­новное и становится независимою реальностью: тотъ самый процессъ, который со­здалъ изъ „права" „особое великое явленіе*, и о которомъ намъ еще разъ при­дется упомянуть въ главѣ ,,о старой и новой терминологіи**.—Чѣмъ конкретнѣе мышленіе, тѣмъ меньшую роль играютъ слова; чѣмъ оно абстрактнѣе, тѣмъ боль­шую роль играютъ слова, и тѣмъ, больше опасность принять ихъ за особыя ре­альности.

*) См. Rechtsphilosθphie, 1882, | 3, стр, 21—42, особенно же стр. 24—28.

„Нѣть разума безъ языка; нѣтъ языка безъ разума" учитъ М. Мюллеръ. Та же мысль у Потебни (Мыс. и яз., іб____________________ ), и даже у не-языковѣдовъ; „Нашъ

знаменитый физіологъ Сѣченовъ твердо установилъ тезисъ: нѣтъ мысли безъ вы­раженія ея. Рише формулируетъ въ еще болѣе рѣзкой формѣ: гдѣ нѣтъ движе­нія, тамъ .нѣтъ и интеллекта" (Зыковъ, „Чѣмъ управляются люди", 47) • Нѣсколь­ко иного взгляда держится Ѳ, Батюшковъ въ своей статьѣ: ,,Въ борьбѣ со сло- вомъ“ въ Журн. Мин. Народ. Проев, за 1900 г., февральская кн. „Въ общемъ, говоритъ онъ (227), мы не видимъ опасности въ сознаніи раздѣльности формы и содержанія, ни даже—мысли и языка, ибо и по существу это понятія не тож­дественныя, и ошибочно ихъ смѣшивать. Предосудителенъ лишь перевѣсъ, ьо- торый можетъ быть данъ тому или другому въ ущербъ ихъ желательной гармо- ніи“... Мнѣ кажется, однако, что возраженія Батюшкова направлены не столько противъ того факта, что мысль всегда связана съ тѣмъ или инымъ выраженіемъ сколько въ защиту того положенія, что разные люди вкладываютъ въ одни и тѣ же слова, въ одну и ту же рѣчь, разное содержаніе, и что трудно заставить другихъ связывать со сказаннымъ нами какъ разъ то, что связывали съ нимъ мы. Иначе говоря, взаимное пониманіе людей если не иллюзія, то въ высокой мѣрѣ относительно. Абсолютное пониманіе между людьми невозможно. ,„Другому какъ понять тебя?“ (Тютчевъ). Съ этой невозможностью нужно помириться. Она не лишаетъ насъ вѣры въ возможное относительное пониманіе, основанное на общ­ности нашей духовной организаціи.

"^rt) Абстрактный терминъ есть тотъ же атрибутивный терминъ; отличается онъ отъ него лишь тѣмъ, что мы можемъ употреблять его безъ отношенія къ индивидамъ (или индивидуальнымъ вещамъ), о которыхъ указываемый имъ ат-

≠*⅛) См. Снегиревъ, Новый сборникъ....... 1857, стр. и и 77. Свѣтъ— міръ; земля—государство. Господа атеисты могутъ успокоиться, если примутъ во вниманіе, что у каждаго человѣка—свой Богъ, и что есть Онъ и у нихъ, хотя не такой, какъ у вѣрующихъ въ Личную Высшую Силу—олицетвореніе Добра и Разума. — А относительно „царя® слѣдуетъ имѣть въ виду, что и Великій Новгородъ былъ государемъ. Роль государя играла иногда Св. Софія, подобно

**) См., наир., словарь братьевъ Гриммовъ (Deutsches Worterbuch, Jacob u∏d Wilhelm Grimm, τ. 8, изд. 1893 г., стр. 364 и слѣд.).

На стр. 364 говорится: Recht, π., das substantiv des nachfolgeπden (въ сло­варѣ) adjectivs (recht), ais neutrum uberhaupt nuτ ini westyerinanischen eniici-

*) He было слова „право* и въ древнемъ русскомъ языкѣ въ качествѣ имени существительнаго. Для этимологіи и объясненія значеній слова „право* см. „Матеріалы для сравнительнаго и объяснительнаго словаря русскаго языка и другихъ славянскихъ нарѣчій*, 1852 г.; въ частности: т. I, стр. 553 (опытъ словаря изъ Ипатьевской лѣтописи); т. 11 (1856 г.), стр. 96 (выборъ словъ изъ лѣтописей новгородскихъ и псковскихъ) и стр. 410 (сравненіе русскихъ словъ съ санскритскими); т. YI (1861 г.), стр. 178, 177, 179 (церковно-славянскій сло­варь Востокова; интересно: правъды,с. ж. мн., оправданія,заповѣди;въ правда (х) твои ∣x) повчоуся -—tv τocς δι%aiωμaL,въ оправданіяхъ); нѣтъ сущ. право, но право ≈⅞μηv, amen; правъ, нарѣчіе, ~право, дѣйствительно. — Слово право было, но какъ нарѣчіе въ значеніи „справедливо". Въ Lexicon palaeosloveπico-graeco- lati∏utn _r Mildosich’a и въ Р]ечникѣ сербскихъ литературныхъ древностей Дани- чича, т. 2, стр* 41∑, .можно найти слово правъ, f, которое у всѣхъ или нѣ­которыхъ племенъ могло соотвѣтствовать современному „право*, встрѣчаемому у многихъ славянскихъ народовъ, но иногда оно означало justa, justitia. Часто

употреблялось также слово „правда"съ мѣняющимся значеніемъ: Jus, Justitia, Justa, Judicium, lis. Въ другихъ .словаряхъ інапр., Lexicon serbico-germaπico4atinum Караджича, въ Elago Jezika slovinskoga Micalia, 1649 ^r** ^c,rp∙ 4^0? въ Сербско-Рус­скомъ Словарѣ Лавровскаго, стр. >aj, и нѣк. др.) я не находилъ ни правь, ни право, даже въ современномъ язьткѣ, хотя въ Deutsch~serbisches λλ ∂rterbuch Ка­раджича, 1877 г., стр. 133, слово das Recħ,t сопоставлено со словами: правда, право, правила.

*9 Напр., данное лицо можетъ совершить такой-то поступокъ. Въ этомъ „можетъ* будетъ заключено согласіе поступка съ закономъ, или одобреніе его со стороны государства, иди его „легальная справедливость*. Op. Erdmann, Lo- gik, 452, 437 и др. стр. о Konversion и Gleichgelmng.

*) Широко распространенное мнѣніе, какъ извѣстно, считаетъ jus, Recht, то law, droit, diritto, «Право»... взаимно соотвѣтствующими другъ другу. На ос­нованіи этого, напр., грекамъ и англичанамъ приписывается часто то, въ чемъ-они неповинны. „Исторію философіи Права (das Re с lit) “ начинаютъ, напр., съ гре­ковъ. Какъ мы ниже увидимъ, греки были въ этомъ совсѣмъ неповинны... по­тому что они были умнѣе нѣмецкихъ философовъ и юристовъ 19 и 20 столѣтіи. Отсутствіе соотвѣтствія въ терминологіи, равно какъ и смѣшеніе этическихъ и юридическихъ понятій въ континентальной доктринѣ, замѣчено въ послѣднее время и СаіЬгеіп’омъ(„Recht, Naturrecht etc.^α, стр. 36): Wie das deutsche „ Recht so wurde aucħ das lateiniscħe jus, das franzosische droit, das italieπische diritto uπd das spa∏ische derecho r? Gerecħten auf das Gesetz ubertragen; der Grieche dage- ge∏ nennt die Rechtsnorm vδμoς (S'lμlς) und der Englander law. T. e.: „Какъ нѣ­мецкое Recht, такъ латинское jus, французское droit, италіанское diritto и испан­ское direcho перенесены съ понятія о справедливомъ на законъ; грекъ, наоборотъ, на­зываетъ юридическую норму v∂μoς (∂∙εμtς),а англичанинъ law (законъ) ^u.

***) Говоря объ обществѣ въ единственномъ числѣ, мы должны помнить, что въ дѣйствительности обществъ безчисленное множество, а „общество вообще, хо-

*) См. другія опредѣленія: Holland, Jurisprud., 20, 21, 41, 42, 43.

**) Какъ Томазій говоритъ о „pactum^a„non θst causa sed tantum occasio obli­gationis*. Противный взглядъ съ силою выдвигается Дернбургомъ, Lehrbuch, 2 >9’ „Die Rechtsordnung ge∖vahrleistet utιd modelt die Rechte im subjectiven Sinne, aber sie 1st nicht ihr Schδpfer". Если die Rechte не означаетъ здѣсь „законныя права*, тогда предложеніе вѣрно. Дѣло въ двусмысленности Rechte: законныя и нрав* ственныя права. Въ первой половинѣ фразы Rechte=законны я права, во втором —нравственныя права. Этихъ послѣднихъ законъ создать не можетъ. Права въ нравственномъ смыслѣ создаются обществомъ, для созданія же правъ въ легаль­номъ смыслѣ нужна, очевидно, государственная власть. „Имѣя въ виду этотъ во­просъ (вопросъ о происхожденіи правъ), мы прежде всего должны оставить по­пытку отдѣлить права отъ общества (Bonar, Philosophy and political economy, 189). Права суть требованія на другихъ, нашихь ближнихъ (fellows). Общность жизни существенна для понятія права. Если, напримѣръ, существуютъ какія-либо права животныхъ (А tract on the Rights of the Brute Creation is quoted ⅛ theAwz^tZ Register,* 1776, MiscelL Essays, p. 176. Книга объ этомъ предметѣ недавно из­дана мист. Е. В. КісЬокоп’омъ), они моіутъ быть обоснованы на понятіи обще­нія живыхъ существъ, членами которыхъ состоимъ мы и они. Права не моітгъ предшествовать обществу въ томъ смыслѣ, чтобы они могли существовать тамъ, r⅛ никакого общества нѣтъ, т. е. для одного индивида въ отвлеченіи. Но, они и не являются лишь созданіемъ государства. Въ смыслѣ, въ которомъ мы гово­рили о нихъ, что они иодразумѣваютъ общую жизнь,—они являются лишь дру­гою стороною обязанностей. „Законныя* права, безъ сомнѣнія, имѣютъ узкій смыслъ и иодразумѣваютъ усмотрѣніе индивида [См. Godwin, Political Justice f i изд.), кн. П, vol. I, ρ. 111]. Право посылать письма по почтѣ, или получать зо­лото изъ Англійскаго Ванка вмѣсто одного изъ его банкнотовъ, есть .созданіе закона. Но, даже многія изъ такихъ легальныхъ правъ (опредѣленныхъ въ ста­тутахъ) были нѣкогда (неопредѣленными) обычаями, и оттуда произведены. Это значить, что общество, а не государство есть основа, на которой они растутъ. Торговое законодательство даже теперь въ Англіи состоитъ изъ обычаевъ торго­ваго общества, утверждаемыхъ, но не создаваемыхъ государствомъ*.—Все это со*

**} Cρ. Bain,.Logic, I, 54, 55_s 56, 01, §11, 12, 17: діилль, Спет. Лог., 85; Su⅛, The human mind, I, 598. Моя статья въ Жур. Юр. Об.» ιSo8_fкв. П, стр. 98, 99, ∑oj.

♦) Драгомирову предложенъ былъ однажды вопросъ, какъ отнестись къ солдату, поставленному часовымъ, если онъ покинетъ свои постъ, чтобы спасти тонущаго въ рѣкѣ человѣка. Онъ отвѣчалъ, что иногда нужно имѣть мужество нарушить законъ.

*) „Языкъ внутренній можетъ быть въ значительной долѣ личнымъ: но это не допустимо для языка, назначеннаго для изъясненія съ другими (an langage audible), который является по существу общественнымъ орудіемъ... Языкъ внутренній—

дѣльныхъ лицъ, не исключая, разумѣется, и геніевъ. (Ср. Mauthπer, op.с., I, 16).

*) Ср. Ladd, Philosophy of conduct, cτρ. 497: legalism ι∏ ethics.—Этику Кангъ опредѣляетъ какъ ученіе, имѣющее предметомъ законы_} для которыхъ не возможно внѣшнее законодательство (Kant, Tugendlehre, Werke, ѴП, стр.. 182). Наука же о „правѣ" опредѣляется имъ какъ наука о совокупности законовъ,т.п я

которыхъ возможно внѣшнее законодательство (Rechtslehre, ib., стр. ay).—Ио поводу этихъ опредѣленій см. замѣчанія Holland^,a (Juτisprud., 26, 27 и прим, ан j). —Этика, имѣетъ, слѣдовательно, въ виду соотвѣтствіе волн извѣстному закону или правилу, а юриспруденція соотвѣтствіе дѣйствія извѣстному закону или пра­вилу. Законъ является основнымъ понятіемъ и въ этикѣ, и въ юриспруденціи. Кантъ оказывается именно легалистомъ; Xeclιt попало въ его философію по не­доразумѣнію и свойственной Канту во многомъ непослѣдовательности.

**) Второстепенное значеніе понятія „право"ложно вывести и изъ одного примѣчанія къ предисловію Практическаго Разума Канта. Подчеркивая и выдвигая понятіе „обязанности^ въ этикѣ, Кантъ соглашается съ однимъ изъ своихъ кри­тиковъ, что новаго принципа онъ этимъ не устанавливает ь, да и вообще отри­цаетъ возможность установленія какцдъ-либо новыхъ принциповъ. Принципы ос­таются прежними; дается лишь новая формула для ихъ выраженія. Это имѣетъ свое существенное значеніе. То же самое утверждаемъ мы по отношенію къ кор­релятивному понятію „права*. Выдвинувъ его, римляне не создали эпохи въ юри­спруденціи, какъ и Кантъ—понятіемъ обязанности. Но, они дали новую фор­мулу для лучшаго выраженія того, что знали и греки, что знаетъ implicite и всякій, другой народъ. Какъ Кантъ говоритъ, что онъ не думаетъ обвинять лю­дей до него въ невѣжествѣ относительно обязанностей, такъ и мы не можемъ обвинять грековъ, что онн коснѣли въ невѣжествѣ до римлянъ относительно сво­ихъ правъ. При философіи законодательства нѣтъ нужды въ философіи правъ и

*) Ср. у Г. Спенсера (Prine, of ethics, ∏, 447): а Christian's allegiance is not to the Christian world, not even to Christianity, but to the law of Christ and the will of the Heavenly Father... Слова одного епископа.

**) „Не злословьте другъ на друга, братія; кто злословитъ брата или судитъ брата своего, тотъ злословитъ законъ и судитъ законъ: а если ты судишь законъ, то ты не исполнитель закона, но судья.—Единъ Законодатель и Судія, могущій спасти и погубить: а кто, который судитъ ∂pytaw^a. (Посланіе Іакова, IV, и, 12).

*) Вмѣстѣ со многими другими я, конечно, считаю и такую номенклатуру неясной и неудачной. Самая интересная, обширная и, быть можетъ, самая важная отрасль юриспруденціи окрещена такимъ неподходящимъ названіемъ. Почему бы не послѣдовать въ данномъ случаѣ хорошему примѣру нѣмцевъ и не назвать ее „ученіемъ объ управленіи® (Verwaltungslehre)?

^ft*) „Сфинксъ существа права остался и по сеидень сфинксомъ® (Вѣстникъ Нрава, 1899, январь, стр. 7). „Всѣ извѣстныя до нынѣ попытки опредѣлить суще­ство права, въ его полнотѣ и законченности, были безуспѣшны® (Ренненкампфъ, „Очерки юрид. энциклопед. *). Многіе упрекаютъ другихъ въ обходѣ этой проб­лемы и отсутствіи всякаго опредѣленія „права®, но и сами поступаютъ такъ же, или даютъ такія „опредѣленія®, негодность которыхъ очевидна всѣмъ, кромѣ нихъ.

*) О „правѣ" можно говорить вездѣ, гдѣ только можно говорить о ка­кихъ-либо правилахъ дѣятельности, мышленія, рѣчи. Языкъ несомнѣнно имѣетъ свои правила, налагающія на однихъ обязанность сообразоваться съ ними въ выраженіи мыслей, а другимъ лающія право разсчитывать на то, что рѣчь ихъ будетъ понята другими. „Отецъ сына убилъ" и „отца сынъ убилъ"—означаютъ разныя вещи. Фразы эти составлены по извѣстнымъ, сознаваемымъ или несоз* наваемымъ. правиламъ, и кто не подчиняется имъ, рискуетъ быть не понятымъ, или дурно понятымъ. Подчиненія правиламъ (законамъ) языка мы вправѣ требовать отъ каждаго. Языкъ и мышленіе могли возникнуть только при условіи такого под­чиненія. Ученые такъ же не могутъ уклоняться отъ повиновенія имъ, какъ и неуче­ные. Обратно, всякій имѣетъ право пользоваться выраженіями, санкціонирован­

*) Вотъ относящееся сюда мѣсто изъ Іер. Бентама: „I might (Prine, of Mor. and Legist., изд. 1879 ^γ-j ^ctP∙²² 5? прим, in fine) have cut this matter very short» by proceeding in the usual strain, and saying, that a power was a faculty, and that a right was a privilege, and so on, following the beaten track of definition. But the inanity of such a method, in cases like the present, has been already pointed out (cm. Fragment of Government, гл. V, § 6, прижѣя.): a power is not a—any thing: neither is a right a—any thing: the case is, they have neither of them any superior genus: these, together with d⅛⅛f, dbligaiion, and a multitude of others of the same stamp, being of the number of those fictitious entities, of which the import can by no other means be illustrated than by showing the relation which they bear to real ones*.

**) Мое мнтьнге о будущности русской терминологіи основывается (1) на томъ положеніи, что, какъ говорилъ еще Локкъ, неправда отвергается уеловѣ-

*) Усваивать чужія сокровища духовной культуры не значитъ переклады­вать ихъ изъ чужой головы въ свою подобно тому, какъ мы перекладываемъ вещь изъ чужого кармана или сундука въ свой. Мысль не можетъ быть пере"несена въ нашу голову. Мысль есть нѣчто, совершающееся внутри мыслящаго человѣка. Какъ можно перенести то, что совершается въ чужой душѣ, въ нашу душу? Развѣ можно взять это, вынуть изъ чужой головы и переложить въ свою?.... Люди производятъ другъ въ другѣ аналогичныя движенія, колебаніе, дрожаніе мысли такими средствами, какъ языкъ, музыкальный звукъ, графиче­скій образъ и т. д. Въ усваивающемъ происходитъ нѣчто по процессу, т. е. по ходу, а не по результату, сходное съ тѣмъ, что происходитъ въ томъ, отъ кого мы воспринимаемъ. Усваиваніе есть созданіе мысли новой въ смыслѣ преобра­зованія того, что дала намъ природа, въ смыслѣ новой группировки прежняго запаса мыслей подъ давленіемъ новаго впечатлѣнія или новаго вопроса. Задол­бить кодексъ Наполеона или Corpus juris Юстиніана не значитъ еще усвоить ихъ. Если слово служитъ средствомъ воспріятія чужой мысли, то только потому, что оно въ воспринимающемъ производитъ процессъ созданія мысли, аналогичный тому, который происходилъ прежде въ томъ, отъ кого воспринимаютъ. Другими словами, мы воспринимаемъ только потому, что сами изъ своего мыслительнаго матеріала, полученнаго нами отъ природы и народной жизни, способны про­дѣлать нѣчто подобное тому, что продѣлалъ тотъ, отъ котораго мы усваиваемъ. Усваивать значитъ будить собственныя наши мысли. Усваиваніе въ смыслѣ перенесенія чузкого къ намъ невозмозкно (См, Потебня „Изъ лекціи по теоріи словесности®, 126, 128, τ>ι).

**) Такъ, напр., говоря о трудности законодательной работы, Дернбургъ, высказываетъ мысль, что, стараясь примирить иногда два сталкивающихся инте­реса, законодатель то macht Recht одной сторонѣ, то не дѣлаетъ его ни той, ни другой. Очевидно, что Recht здѣсь» никакою изъ двухъ „научных ь** смысловъ (суб. и об.) не имѣетъ, а прикрываетъ собою требованія справедливости. — Я

*) ...П lavoro logico, cħe si trova gi⅛ fatto nella mente di un individuo... solo in piccolissima parte ё un prodotto individuale: e, nella parte immensamente maggiore, ё un prodotto collettivo; e quindi nell^,indιviduo e, per questa parte mag- giore, importazio∏e dal di fuori. La logica comu∏e del pensiero di un europeo dei