Глава 5 «Русская Бастштя» на Заячьем острове

Петропавловская крепость стала главной следственной тюрьмой политического сыска с того самого момента, когда после завершення первого цикла розысков поделу царевичаАлексея Петровичасюда весной 1718 г.

O существовании посгоянньк пыточных и колодничьих палат в Преображенском приказе известно с конца XVII в. По-видимому, они располагались в так называемом Съезжем дворе, а также на Генеральном дворе — комплексе различньк служебных зданий гвардейских полков. Колодничьи палаты находились в каменных подклетях (297,37-39). Ранее застенком служила Константино-Еленинская башня Московского кремля. Точнее, «Кон- стантиновским застенком» называли отводную стрельницубашни, ставшей B первой половине XVII B. непроездной (486, 219). Во время майского 1682 г. бунтатам пытали боярина И.К. Нарышкина /m. по>. B самом Преображенском заключенные сидели также и в так называемой «бедности». Из одно- годокумента видно, что «бедность» представляла собой высокий сруб, стоявший на земле, часто без потолка и пола. Крышуустраивали только на зиму, когда на жерди, положенные сверху сруба, клали солому, плохо спасавшую колодников отдождя и снега. Ha брошенных досках и кучах гнилой соломы сидели и лежали пьпаные и непьпаные колодники и колодницы. B срубе бьши небольшие окошки для милостыни.

Строительство Петропавловской крепости при Петре I

окно проходившего мимо человека, кричал «Слово и дело!», требуя, чтобы караульный схватил его (325-2, 49,94). Эготфактговорит, что посторонние могли довольно свободно подходить к «бедности». Известно и другое, не менее выразительное название этого места заключения — «беда» («Они, в беде

СИДЯ...» — 744,367).

C весны 1718 г. в Преображенском находилась кроме приказа Ромодановского, какуже говорилось, и Тайная канцелярия ПА Толстого. Потом ее здание унаследовала Московская контора Тайной канцелярии и даже екатерининская Тайная экспедиция. Старообрядец Иван Павлов в 1737 г. шел «пострадать за старую веру» именно в Преображенское (7io, w). Пойманного в 1772 г. фальшивомонетчика Сергея Пушкина Екатерина II приказала «посадить в Преображенском под крепким и надежным караулом» (ss4,96). Ho к этому времени знаменитое здание заметно обветшало, и при- «езенного в Москву осенью 1774 г. Емельяна Пугачева посадили на старом Монетном дворе на Красной площади. C весны 1718 г. главной тюрьмой политического сыска становится Петропавловская крепость. То, что с 1718 r. Петропавловская крепость, которую иностранцы уже в начале 1720-х гт. называли «Русской Бастилией» (m-і, 9i), стала резиденцией как самой Тайной канцелярии, так и ее тюрьмы, объяснимо очевид ным удобством этого мощного оборонительного сооружения на клочке суши, отделенном от города, с

одной стороны, рекой,асдругой — протокой. Вдокументах петровского времени крепость чаще называли «город». «Оного колодника изволите посадить в город» — так писалАИ. Ушакову в феврале 1720 г. по распоряжению Петра I его кабинет-секретарь A В. Макаров о посланном в крепость арестанте (Ш, ню. Bo многихдокументах Петропавловская крепость называется также «ГварНИЗОН» (752, 233, 598-618).

Еще до переезда сюда Тайной канцелярии тюрьма здесь уже была.

Нам точно не известно, как выглядели первоначально Тайная канцелярия и ее следственная тюрьма. Вероятно, под новое учреждение отвели здания, принадлежавшие гарнизону крепости. Они стояли как вокруг Петропавловского собора, так и в бастионах крепости. Обыкновенно такие здания называли «казармами».Этобыли мазанковыеилидеревянные, одно- идву- хэтажные сооружения. B одних на случай осады крепости устраивали склады, погреба и провиантские магазины, в других жили караульные солдаты и офицеры. Из записи книги Гарнизонной канцелярии от 14 июня 1718 г. видно, что царевича Алексея посадили «в роскат (бастион. — £ А.) Трубецкой, в полату». По описанию современника, называющего помещение, в котором сидел царевич, «казармой», там были «великие сени» и два или три «упокоя», в одном из которыхжила прислуга царевича, авдругом находилась его «опочивальня» (752,612-613,624).

Вполне возможно, чтодлясодержания царевича использовали освобожденную специально для этого гарнизонную казарму. Пытали же царевича в каземате Трубецкого бастиона Это видно из записи журнала ог 2 мая 1718 г.: «Изволил Ero величество быть в гварнизоне в застенке, который учрежден в Трубецком роскате в каземате».

Петропавловская крепость. Алексеевский равелин

время Стрелецкого розыска в 1698 г. возникла нужда пытать множество стрельцов, то тотчас соорудили тринадцатъ таких застенков (2i2, щ. Для пыток в 1735 г. Егора Столетова в Екатеринбурге B.H. Татищев построил простой сарай, этого было вполне достаточно для розыска (659,9). B Петербурге были и другие места пыток. Издела 1718 г. известно, что царевичаАлексея вывозили за город надачу П.И. Ягужинского и там пытали в сарае .

K1737 r., откеторогодо нас такжедошли сведенияоТайной канцелярии, в распоряжении сыска в крепости было почтидвадесятка зданий, кроме собственно Тайной канцелярии, где вели допросы, сидели со своими бумагами подьячие и было три палаты для заключенных. Само здание Тайной канцелярии переделали из гарнизонной казармы, которую, по-видимому, получил АИ. Ушаков, когда с вновь образованной Тайной канцелярией перебрался из Москвы в Петербург в 1732 г. Возможно, что именно это здание

описывал прусский пасторТеге, сидевший в крепости в конце 1750-х rr. По его словам, это бьш обширньш дом со множеством комнат: «Пройдя ряд комнат, в которьж сидели секретари и писцы, я введен бьш вдлинную, прекрасно убранную присутственную залу. За столом, покрытым красным бархатом сидел один только господин...» (72% 33i). Вероятно, пастора ввели к «судейскую светлицу» (термин 1724 r., унаследованный от приказов — 9-4, и), где обычно заседали судьи Канцелярии. Из расходной книги Тайной канцелярии 1718 r. следует, что на стол дьяка Ивана Сибелева было куплено «сукно красное». Из этой записи известно также, чтодля хранения дел заказывали сундуки «с нутряным замком». Именно в таких сундуках в 1740-х гг. были обнаружены гниющими сыскныедела 1710—1720-х гт. pis, Ш).

Bce другие здания Канцелярии были разбросаны по всей крепости и в делопроизводственныхдокументах имели свои названия.

Три помещения находилось в здании, названном в документе «В старой Трезиной». Вероятно, так называли бьшшую канцелярию архитектораДоме- нико Трезини, который многие годы «одевал» Петропавловскую крепость в камень (2i4,33-34). Имели свои названия и другие отделения тюрьмы Тайной канцелярии в крепости. Заключенных держали в караульнях и казармах у крепостных ворот—«От Кронверских ворот», «У Невских ворот в караульне», «У Васильевских ворот в караульне». ТюрьмауКронверкских ворот в 1734 г. учтена в описи так: «Против церкви в светлицах у Кронверских ворот в низах, в верху». Следовательно, здание это было в два этажа. B два этажа бьша тюрьма и «у Невских ворот» (44-2,75). Другие казармы с заключенными обозначались в документах, как и в 1723 r., по месту расположения

заметнш зданий и вороткрепости или около них: «От Васильевских ворот». «У Никольских ворот», «Против магазейна», «Вдоме у печатей». Одна ко- лодничья палата находилась «на квартере гофмейстера Андрея Елагина».

Описания планировки и устройства колодничьих казарм, «казенок», «тюремных изб» в крепости нам неизвестны, но по косвенным свидетельствам можно предположитъ, что их оборудовали как обычные тюремные помещения тех времен: в казарме сдвумя и более палатами охрана сидела в центральной части — там, где находился вход и сени. B доме с одной палатой охранники сидели в ближней отдвери части дома. Окна закрывали pe- шетками,атакжедеревянными щитами. Отапливались палаты печками, на них же готовили едудля колодников. По-видимому, здания эти сохранялись с первых лет существования крепости и приходили в негодность, так как Тайная канцелярия в 1722 г. требовалаотТрезини ихремонтахм бЗоб.). При- мернодветретитторемных помещений в 1737 г. служили одиночными камерами (или их использовали как одиночки). Ha июль 1737 г. в них сидело 26 из 81 заключенного тюрьмы. Это не случайно — привезенных в крепость колодников сразу же изолировали друг отдруга «за особыми порознь часовыми, чтобы они ни с кем разговор не имели» (66S, 67). B шести палатах сидело по два арестанта, в одной — по три человека, в пяти палатах — по четыре колодника, а в одной палате — пятеро. Семь человек было только в одной палате, а в казарме «От Старой аптеки» томилось восемь колодников (44-2, 27-35). Вероятно, это была здесь самая густонаселенная тюрьма, однако в целом тюремные помещения в Петропавловской крепости не бьши, в отличие отобычныхтюрем-острогов, переполнены заключенными.

Кроме казармы в Трубецком бастионе, где содержался царевич Алексей Петрович, возможно, были такие же здания для заключенных и в Ha- рышкином бастионе, так как есть упоминание о тюрьме «Под флаком», «От флаку» (на Нарышкином бастионе была Флажная башня), а также и в других бастионах, удобных тем, что почти замкнутый их пятиугольный двор легко отгораживался забором от внутреннего пространства самой крепости. Пе- реходотказарменной системы содержания подследственных к казематному заключению произошел примерно в середине XVIIl в., когда к 1740 г. уси-

лиями Б.Х. Миниха каменное строительство крепости завершилось и втол- ше стен бастионов образовались многочисленные и обширные внутренние полости — казематы. Ho самому Миниху, как и другим его сообщникам по делу 1742r., обновитъказематы крепости кактюрьму недовелось. Миниха, атакжеАИ. Остермана, М.Г. Головкинаидругихнедруговвоцарившейся 25 ноября 1741 r. императрицы Елизаветы Петровны,держали по-старому — в казармах, которые были разбросаны по всей крепости. Советник полиции князь Н.Ю. Шаховской, объявлявший узникам приговор суда о ссылке их в Сибирь, писал в мемуарах, что от казармы, в которой сидел Михаил Головкин, до казармы Миниха расстояние оказалось неблизким, так как узники были «в разных казармах содержанные» (?ss, 48). Издела 1744 r. также видно, что казармы-тюрьмы в крепости существовали по-прежнему. Известен один из адресов тюрьмы: «По правую руку Петровских вороттретъя казарма» (181. 99).

Особенно удобны для тюрьмы оказались равелины, которые представляли собой «острова на острове», отделенные от собственно крепости каналом, по беретам которого со стороны равелина возводили высокие деревянные заборы с воротами. Григорий Винский, попавший в крепость в 1779 r., пишет «Подвели нас к западным деревянным воротам, вводящим в равелин Св. Иоанна. Запертые ворота нескоро отворили и впустили нас в пространный, сколько можно было ввдетъ, треугольник, посредине которого находилось продолговатое деревянное строение». Из этого строения узника повели в казематную тюрьму равелина, вход в которую находился у подножия пандуса «Иду- чи отдому, я глядел и ничего не видел, кроме каменных крепостньк стен C редкими в нихдверцами и малыми окошечками. Подаваясь все вперед, приближались ко въезду на стену. Я не знал что о сем помыслить, как красного- ловьш мой (сопровождавший Винского служитель, повязанный красным платком. — £ А.) повернул влево, в самом углу отпер небольшую дверь, вошел в нее сам и меня ввел. Вступя в сие место, я увидел огромный со сводами во всю ширину стены погреб или сарай, освещаемый одним маленьким окошечком» (187, 76). .

Казематы «заработали» кактюрьмы уже наверняка в конце 1750-х гг. Тамс 1757 по 1759г.сидели иностранцы: пасгорТегеиграф Гордг. Каксо- общает В. Панин, привезенные в 1775 г. сообщники самозванки «Таракановой» были размещены комендантом крепости «в равелине по разным казематам», самаже самозванкасидела на втором этаже здания, стоявшего в Алексеевском равелине (S39, 66;441, 624). Впрочем, известное выражение в секретном ордере графа Брюса обер-коменданту крепости А.Г. Чернышову от 30 июня 1790 г. о заключении A. H Радищева «для содержания под стражею

Санкт- Петербургской крепости В О б Ы К H О В e H H О M M e С T e » rCM. 130, 165), вовсе не означает, что автор скандального «Путешествия из Петербурга в Москву» был посажен непременно в страшный «чрезвычайный» Алексе- евский равелин, как пишут многие советские биографы революционного демократа. Радищева могли отвести в какой-нибудь не столь секретный и строгий по содержанию узников каземат.

Нарядус Петропавловской крепостью следственной тюрьмой служила и Шлиссельбургская крепость. Она бьша удобна прежде всего своей изолированностью и удаленностью от столицы, а следовательно, от возможных сторонников и сообщников арестантов. B этой крепости наострове при истечении Невы изЛадоги, кудадобраться было непросто, содержалиидоп- рашивали царицу Евдокию Федоровну(1725—1727 гг.), князейДолгоруких (1738—1739 гг.), Бирона(1740—1741 гг.), Новикова(1792г.)имногихдругих известных и неизвестных политических узников. Кроме того, в Шлиссельбурге некоторых арестантов селили с семьями, и они успешно плодились даже в неволе. Первым таким узником стал в 1720 г. подьячий Дмитрий Сибиряк, который бьш прислан на остров с женой. B экстракте Тайной канцелярии о нем сказано, что быть ему в той крепости «неисходно», а «за какую вину [отом] известия не имеетца». Родственники заключенных пользовались некоторой свободой. Они могли покицатьтюремный остров и ездили в город на базар is-і, зо).

Проследить изменение с о с m а в а к о л о д н и к о в тюрьмы Петропавловской крепости за весь XVlII в. невозможно, в нашем распоряжении оказались только отрывки учетньк ежемесячньк ведомостей за 1732— 1740 гг. B них учтены заключенные как «вновь прибьшшие» в Петропавловскую крепость (есть сведения за 35 месяцев), так и заключенные, отосланные вдру- гие места или освобожденные на волю (сохранились данные за 34 месяца). Наконец, есть сведения об узниках, оставшихся в тюрьме в наличии на конец каждого месяца (это сведения за 37 месяцев). Данные эти, несмотря на фрагментарность, охватываюттретьобщегочисламесяцевза 1732—1740 г. (108 месяцев) и поэтому кажутся вполне репрезентативнымидля 1730-х гг. Всего за 35 месяцев в тюрьму Тайной канцелярии прибьию 1870, человек или в среднем 53 человека в месяц, причем минимальное число «новичков» составляло 30 человек (август 1734 r.), а максимум — 124 человека (январь 1736 г.) «Убыль» же из тюрьмы за учтенные 34 месяца составила 2057 человек, или 61 человек в месяц. He следует при этом думать, что за указанные месяцы шла непрерывная убьшь заключенных из крепости. Дело в том, что данные о движении заключенньис фрагментарны и сведения о ежемесячной «при-

были» и «убыли» не всегда относятся к одному и тому же месяцу года. Поэтому, при всей текучке заключенных, общее число их на конец каждого месяца (по данным за 37 месяцев) сохранялось в среднем на уровне 183 человек, хотя мы видим порой значительные колебания числа колодников. Так, в июле 1734 г. бьшо налицо, после учета «прибьити» и «убьши», 246 человек (это максимум), авдекабре 1739 г. учтено 111 заключенных (это минимум), но потом втечение 1740 г. численностьзаключенных колебалась в конце каждого из десяти учтенных в ведомости месяцев (от марта до ноября) не выше 189 и не ниже 143 человек (март — 188, апрель — 189, май — 181,июнь—179, июль— 162,август— 181,сентябрь— 170, октябрь— 158 и ноябрь — 143 человека). При всей фрагментарности этихданных говорить о неких столь популярных в русской романистике «бироновских репрессиях» нетоснований (42-1, лидалее). Думаю, что, исходя из этихданных, атак- же из сведений о весьма ограниченном штате сыскного ведомства, общее число политических заключенных и вдругиедесятилетия не было велико. Более подробно об этом будет сказано ниже, в заключении книги.

Весьма быстрое обновление числа узников тюрьмы объясняется как «неважностью» многих дел, так и предписаниями верховной власти, которая требовала от судов быстрейшего вынесения приговоров, — судебная волокита была одним из признанных и караемых грехов чиновников. B полной мере это правило распространялось и на политический сыск. Когда в 1724 г. Сенат затянул с решением дел колодников Якова Орлова и Тимофея Попова, то Тайная канцелярия обратилась к сенаторам с промеморией: «Помянутая канцелярия имеетвеликое опасение, чтобзадолговременное содержание помянугыхдвух колодников Попова и Орлова, по силе Его и.в. указов 24 ген- варя, да 26 чисел февраля сего 724 году непричлось бы ко неисправлению со штрафом, а оные колодники нарекание имеют, что они содержатся многое время, якобы безвинно и на оное ожидать указа» (9-4, зз>. Впрочем, это не означало, что в крепости людей не держали годами, причем неизвестно, за что. Особенно выразителен пример Шапошникова. B день рождения Петра 30 мая 1724 г. в церкви села Преображенского к царю после обедни подошел серпуховский посадский человекАфанасий Шапошников. Он поздравил Петра с праздником и поднес три калача серпуховские по 2 копейки штука, перевязанныеразноцвешымилентами. Петрпоблагодарил подданного, и тот напросился в гости к государю, спросив, «укажетли ему ехать с собою». Император указал. Потом Шапошников в компании с Ягужинским, Макаровымидругими приближенными царя обедал водворце. Увидав, что государь нюхаеттабак, осмелевший Шапошников выразился с сомнением о пользе табакадля здоровья, на что Петр «изволил рассмеяться и сказал ему:

uHe рыть бы тебе, Афанасий, у меня каменья”». Шапошников угрозы не понял и после обеда подошел к императору с вопросом, оставаться ему или ехать домой. Петр рассвирепел и дважды ударил нахала тростью, а потом указал взять его под караул. После этого император вернулся в Петербург, а с ним привезли и нового колодника. 5 сентября АИ. Румянцев спросил царя, что делать с Шапошниковым. Петр указал отвести его в Тайную канцелярию и доложить о нем «при случае». Шапошникова было велено «отдать под караул и содержать до указу крепко за особым часовым и никого к нему не припускать» (9-4,84). Однако случай доложить Петрутак и не представился, император умер в конце января 1725 г. По какой причине сидит в крепости Шапошников, сказать никто не мог. Сам же колодник не мог вразумительно ответить на вопрос: «Какой ради причины вышеписанное ты все чинил и такдерзновенно поступал?», а также не мог он назвать, «от кого предводительство имел?» при совершении своего неизвестного следствию преступления. Наконец, несколько месяцев спустя после смерти Петра был подписан указ об освобождении Шапошникова, вина которого была сформулирована без ясности: «Чинил некоторые продерзости» (9-з, ізі). Ho купец вышел на свободу только 12 февраля 1726 r., спустя полтора года после радостного события B Преображенском (322,142-148).

Ощущения человека, впервые попавшего не по своей воле в тюрьму Петропавловской крепости, были ужасны. Пастор Tere с содроганием писал об этом памятном дне своей жизни: «Сердце мое сжалось. Час, который должен бьш простоять на крепостной площади, в закрытом фургоне, под караулом, показался мне вечностью. Наконец, велено было подвинуть фургон, я должен бьш выйти и очутился переддверьми каземата. При входе туда меня обдало холодом как из подвала, неприятным запахом и густым дымом. У меня и так голова была не своя от страха, но тут она закружилась и я упал без чувств. B этом состоянии я лежал несколько времени, наконец, почувствовал, что меня подняли и вывели насвежий воздух. Я глубоко вздохнул, открыл глаза и увидел себя на руках надсмотрщика (смотрителя, служащего. — E. А) из Тайной канцелярии, которая помещалась в крепости. Надсмотрщик успокаивал и ободрял меня. Его немногие слова благотворно на МеНЯ ПОДеЙСТВОВаЛИ» (726,315).

Иное впечатление у пастора сложилось от того смотрителя, который разбудил его на следующее утро: «Пасмурное утро глядело в мое незавешенное окно, когда меня разбудили и я в полумраке увидал перед собою человека, который не мог не ужаснуть меня в моем тогдашнем настроениидуха. Маленький и сморщенный, в одной короткой рубашке (не следуетдуматъ, что

он бьш без штанов, просто по тем временам появляться без камзола считалось неприличным. См. также воспоминания И. Пущинаотом, что Пушкин выбежал на крыльцо «босиком, в одной рубашке»,— E. A.), он имел лице такое отвратительное, какоередкобываетусоздания Божия. Этотчеловексказал мне, чтобы я тотчас встал, оделся и следовал за ним. B испуге я подумал, что этот орангутанг отвезет меня по крайней мере в Сибирь» (m, зіб-зт.

Почти четверть векаспустя сходные чувства испытал и Винский — как известно, арестанты разных эпох выносят из тюрьмы сходные ощущения. B отличие от пастора он, молодой и здоровый мужчина, упал в обморок не при входе в каземат, а при выходе из него, когда его повели на первыйдопрос: «Накинувши сюртук и подпоясавшись носовым платком, я побрел за унтером. Ho лишь только отворили наружную дверь и меня коснулся свежий воздух, глаза мои помутились и я, какдогадываюсь, впал в обморок, каковой бьш первый, а может бытъ, и последний в моей жизни. He знаю, как меня втащили в мою лачугу, но опамятовавшись, я ввдел себя опять в темноте» (w, si).

Совпали, причемдо поразительносги,идругие впечатления Tere и Винского, хотя они сидели в крепости с разницей почти в четверть века. Винский, вчасгност, писал: «Вышедши в коридор, мытутувидели образинуче- ловека самаго скаредного, нет не человека, а истинного старого сатира, котораго на ту пору голова обвернута была белою окровавленною тряпкою. Так мне показалося, а в самом деле он от головной боли привязал себе на лоб клюквы» os7,76-v). Впрочем, возможно, что пасгорТеге в 1757 г. и Винский в 1779 г. видели там одну и ту же запомнившуюся им характерную лич- носп> какого-то старого служителя следственной тюрьмы. Примечательно, что ниже Винский сообщает о смерти в том же 1779 г. ненавистного ему «красноголового сатира., двадцатьлетдышавшаго стонами и упивавшагося слезами несчастных» (i87,88). Последнее, думаю, нужно воспринимать как сильное преувеличение.

Винский описывает процедуру, которой его подвергли сразу же при входе в каземат и которую источники предшествующего периода не отмечают. Она, по-видимому, оставалась не особенно известной публике, иначе ужас Винского необъясним: «Не успел я, так сказать, оглянуться, как услышал: «Ну, раздевайте!» C сим словом чувствую, что бросились расстегивать и тащитъ с меня сюртук и камзол. Первая мысль: «Ахти, никак сечь хотят!» заморозила мне кровь (напомню, что с 1762 г. телесные наказания дворян были отменены. — E A.); другие же, посадив меня на скамейку, разували; иные, вцепившись в волосы и начавши у косы разматыватьленту и тесемку, выдергивали шпильки из буколь и лавержета, заставили меня с жалостью подумать, что хотят мои прекрасные волосы обрезать. Ho, слава Богу все сие

одним страхом кончилось. Я скоро увидел, что с сюртука, камзола, исподнего платья срезали только пуговицы, косу мою заплели в плетешок, деньги, вещи, какия при мне находились, верхнюю рубаху, шейный платок и завязку — все у меня отняли, камзол и сюртук на меня надели. И так без обуви и штанов, повели меня в самую глубь каземата, где, отворивши маленькую дверь, сунули меня в нее, бросили ко мне шинель и обувь, потом дверь захлопнули и потом цепочку заложили... Видя себя в совершенной темноте, я сделал шагадвавперед, нолбом коснулся свода. Изосгорожности простерши руки вправо, я ощупал прямую мокрую стену; поворотясь влево, нажнул- ся на мокрую скамью и, на ней севши, старался собрать распавшийся мой рассудок, дабы открыть, чем я заслужил такое неслыханно-жестокое заключение. Ум, что называется, заходил за разум и я ничего другого не видал, кроме ужасной бездны зол, поглотавшей меня живою» (w, ѵ-щ. Издела 1748 г. Лестока видно, что с арестованного по этомуделу капитана Шапизо, «для устрашения» сняли офицерский мундир и надели на него арестантскую шубу. Тем самым ужедо указов и приговоров он вычеркивался из числа порядоч- НЫХЛЮДеЙ и офицером более не считался (760, 48).

То, что Винский оказался в каком-то мокром смрадном углу без света, былолибо сознательным шагом следователей, решивших «подготовить» столичного щеголя к первомудопросу, либо произошло из-за нехватки мест: как раз в это время по городу шли повальные аресты и камеры тюрьмы были заполнены. Через три дня Винского перевели в обычную для Петропавловской крепости камеру с окном и печью. До Винского ее описал пастор Tere: «Мой каземат был продолговатый. B передней поперечной стене его в углу была дверь, в той же стене, только с другого конца ее, было единственное окошко, около него: у продольной стены, стояла лавка, на ней положили для меня чистый тюфяксдвумя чистыми подушками, но без всякого одеяла, такчто ядолжен был накрываться своей шубой. Далее была печь, топившаяся изнутри, в ней после варилось мое кушанье. У задней поперечной стены cro- ялалавка, на которой спали караулившие меня солдаты, а наддверью висело металлическое изображение Божией Матери, перед которым солдаты совершали утренние и вечерние молитвы. Кроме этого в каземате ничего не было: ни стола, ни стула и никаких принаплежностей для удобства жизни» (726, 316).

Каждую колодничью палату в 1737 r., какодиночку, так и многоместную камеру-палату, охраняли, как правило, три солдата, дежурившие круглосуточно по очереди. B 30 из42 палатчислилось потроеприставленных к нимохранников. 11 солдат охраняли одну из самых больших колодничьих палат в здании «Ог оптеки» (8 колодников). Всего в июле 1737 г. охрану несли

10 - 1286

148 солдат и капралов из полков Петербургского гарнизона и гвардии ш-2, 27-35). Охрана казематов и вообще узников тюрем бьиіа несменяема. Это означало, что солдаты раз и навсегда прикреплялись к «своим» колодничьим палатам. Режим охраны в казематных палатах остался тем же, что и во времена существования 42 «колодничьих» покоев в казармах гарнизона: день и ночь караульные соддаты, сменяя другдруга, находились (по одному-двое) в одном помещении с заключенным и непрерывно наблюдали за ним. Обычно один соддат—часовой с оружием в руках — стоял или (в нарушение устава) сидел на посту в течение суток, а подчас сидел или (и тоже в нарушение устава) спал на скамье рядом. Прочие соддаты, свободные от службы, могли выходитъ из крепости за провизией, по своим делам, навещатьдомаш- нихит.д. Иначебьшаорганизованаохранасамойкрепоста.Какпишетузник Петропавловской крепости, шведский графГордт, попавшийтудав 1759r., «крепостная стражасменяласьеженедельно, ностража, находившаяся при мне, была бессменна». O том же сообщает и пастор Теге: четверо его охранников жили в каземате непрерывно, из них трое спали, один дежурил (m, зсп,■

726,326-327).

Когда сложилась такая система непрерывного наблюдения за заключенными, установить трудно. Впрочем, из именного указа 1698 г. о содержании стрельцов, привезенных в Москву из окрестных городов д ля розыска и размещенных вдомах бояр, видно, что «плотная» опека узников в ввде постоянного наблюдения была известна издавна. B указе говорилось: «А быть у тех стрельцов на карауле по два человека солдат, да из лучших своих людей (т.е. издворовых. — E А.) потри человека, кому мочно вертъ. И смотреть им... накрепко с великим бережением, чтоб они не ушли или какова над собою дурна не учинили. A поить их и кормитъ надсматривать, и ествы, и питие надку- шивая, чтоб в питье и в естве для отравы какова зелья не положить» (2i2, ios).

Впрочем, были разные формы дежурства Из инструкции трем офицерам о содержании Ивана Антоновича в Шлиссельбурге от 1762 г. сказано: «В покое с ним (узником. — E. А.) в ночное время ночеватъ вам всем, аднем может бытъ с ним и один, а другие двое могут по городу разгуливаться, чего ради межсобою сделатъочередь». Ранее, в 1761 r., в инструкции подтверждалось, что офицеры могут выходить из камеры ИванаАнтоновича, только чтобы «не оба вдруг ВЫХОДИЛИ» (410, 218, 210). Возможно, столь «либеральный» режим охраны связан с тем, что сама казарма, в которой сидел экс-император, круглосуточно охранялась наружными постами и необходимостидер- жать в камере несколько охранников не было.

Из делопроизводства Тайной канцелярии 1720-х гг. мы узнаём, что был «особый караул», под которым нужно понимать многочисленный караул в камере с более строгим контролем за заключенным. Чаще всего особьш караул с оружием в руках находился в камере с важными государсгвенньми преступниками. Обыкновенный же караул ставился в многоместньк колодничьих палатах, хотя и здесь могли подчас установить строгие порядки. B казарме- тюрьме «У Кронверских» ворот, где в 1722 r. сидели семь человек, начальник Тайной канцелярии П.А. Толстой распорядился, чтоб узники сидели «по разным углам» и охране их «блиско не спускать» (9-з, 246).

B инструкции 1812 г. смотрителю и офицеру охраны Алексеевского равелина чиновники Министерства полиции обобщили сложившиеся за сто лет правила содержания преступников в крепости. Из документа видно, что к этому времени охрана внутри камер находилась уже без оружия: «В каждую комнату, где к содержанию будет помещен арестант, поставлять следует караульного солдата без оружия, которого обязанность будет смотреть бдительно, чтобы содержащийся никуда не выходил и не делал себе вреда, и быть тут со сменою неотлучно день и ночь, наблюдая все его поступки; долг его по сему случаю будетдоносить о поведении арестанта вам, а вы рапортуйте об оном смотрителю каждое утро и вечер. Сим караульным, между прочим, особенно внушатьдолжно, чтобы они не пересказывали содержащимся никаких вестей и вообще не разговаривали с ними ни о чем, кроме касающейся до них потребности и никаких заказов или просьб от них не принимали». Дежурный офицердолжен был регулярно осматривать посты, а в камерах и корйдорах всю ночь горел свет (so2,345).

Так было и раньше, в камерах постоянно горели свечи. Это видно из описания заточения Ивана Антоновича в Шлиссельбурге, а также из материалов Тайной канцелярии в Петропавловской крепости. Ha 1718 год караульным солдатам было розд ано восемь тысяч сальных свечей, что по тем временам было довольно много и должно было обеспечить круглосуточное освещение (325-i, i25). Приведенный выше отрывок из инструкции показывает, какие наиболее типичные нарушения встречались при охране узников. И раньше охранникам строго запрещалось спать на посту и предписывалось как можно меньше разговаривать со своим «хозяином» — так натогдашнем языке у «Петра и Павла» (т.е. в тюрьме Петропавловской крепости) называли солдаты своего поднадзорного. B инструкции А.И. Ушакова 1736 г. об охране колодников сказано: «Над имеющимися для караула колодников ун- тер-афицерами и над колодниками смотреть накрепко, чтоб они стояли на карауле твердо и разговоров бы с колодниками не имели, и оттех колодников ни за чем ни X кому, без ведома их, не ходили» (бо, 8). Камеру часто осматривали, у колодников отбирали все острые и режущие предметы. Если узник все же сумел нанести себе рану, часового подвергалидопросу и пыт- 10*

ке. Ero ждало разжалование и суровое наказание. Ho прежде всего охранник должен бып предотвратить побег узника. Это было главным в его деле. Причину побегов арестантов начальство не без оснований видело в «слабом смотрении» солдат за колодниками.

B 1732 г.ЛИ. Ушаков издал распоряжение о «крепком смотрении» офицеров и унтер-офицеров за караульными солдатами тюрьмы Петропавловской крепости. Он писал, чтоб «означенньк солдат за пьянство и задругиедуросш наказывать, в чем в карауле будет безопасности». Начальствующие над солдатами должны были всегда помнить, что в Тайной канцелярии «ксшодники содержатся в секретных делах и от слабости караульньк чтоб утечки, и также и протчаго повреждения над собою не учинили» (42-i, 60). Из материалов сыска видно, что было в основном два вида содержания узников: «крепкое» и «обычное». При «крепком» смотрении охрану особо предупреждали: «Присланных из Москвы из Синодальной канцелярии (двух колодников. — £ А.) принятъ... и содержать порознь под крепким караулом и никого к ним не подпускать...» «Содержатъ ево, Санина, под крепким караулом и никого к нему не припускать, и писать не давать»; Семенова «в церковь и никуда не пускать, питья хмельного никакова не подпускать, и пищу всякую откушивать, тому хто принесет и к нему никого не допускать, и быть у него на часах двум [часовым]»^-< 7;IOa, 146. 73).

При «обычном» содержании узник мог (с некоторыми предосторожностями со стороны охраны) принимать гостей: «К полковнику Ивану Болтину хто к нему придет пускать, а при том быть ефрейтору караульному и сал- дату часовому и велеть смотритъ, чтоб тайно не говорили, чернил и бумаги недопускать». Это постановлениеТайной канцелярии от 11 мая 1725 г.