Глава 7 Розыск в застенке

После «роспроса», который был, в сущносга, допросом без пытки, дело обычно переходило на следующую стадию сыскного процесса—розыск и пьгт- ку. Решение об этом принималосьруководителем сыскного ведомства, а иногда и государем на основе знакомства с результатами «роспроса».

Допрашивали «у пытки» следующим образом. Человека подводили к дыбе. Дыба представляла собой примитивное подъемное устройство. B потолок или в балку вбивали крюк, через него (иногда с помощью блока) перебрасывали ремень или веревку. Один конец ее был закреплен на войлочном хомуте, называемом иногда «петля».

ряда мало воодушевлял упорствующих при допросах. Однако на стадии «рос- просаспристрастием» человекаеще не поднимали, алишьставили подды- бой. Pocnpoc у пытки (в ряде документов процедура эта называлась описательно: «Стоя у дыбы ДО подъему» — 44-2, 230o6.) бЫЛ, НЄСОМНЄННО, СИЛЬНЫМ средством моральногодавления наподследственного, особеннодлятого, кто впервые попал в застенок. Человек стоял поддыбой, видел заплечного мастера и его помощников, мог наблюдать, как они готовились к пытке: осматривали кнуты, разжигали жаровню, лязгали страшными инструментами. Эгу стадию римские юристы называли t e r г i t i о r e a I i s, т.е. демонстрация подследственному орудий пыток, которые предполагалось применить к нему. Известно, что некоторым узникам показывали, как пытаютдругих. Делалось это, чтобы человек понял, какие муки ему предстоят. B 1724 г. ювелир Рокентин инсценировал ограбление своегодома, нодопустил в этом оплошность и оказался в Тайной канцелярии. Там его увещевал раскаяться сам император и, чтобы подбодритъ ювелира к признанию, «приказал прежде при нем бить кнутом другого преступника» (т-4,9). B проекте указа Екатерины II в 1768 г. об упорствовавшей Салтычихе сказано: «Показать ей розыск к тому приговоренного преступника» (653-2,3ii). За 13 летдо этого, в 1755 r., по указу Елизаветы Петровны было предписано допростъ вдову Конона Зотова Марью, обвиненную в подлоге. B указе о ее допросе сказано: «Подлежащей по законам к пытке по другим делам женщине указные пыгки при ней, Зотовой, произведя, потом и ее, Зотову, увещевая к показанию истины, к действительной пытке приготовлять, а в самом деле той пыгки не чинить» и при этом допрашивать. Так и было сделано. Зотова, не выдержав зрелища пыгки, во всем раскаялась (m, w-i45>. «Роспрос у пытки», т.е. в камере пыток, был фактически продолжением обыкновенного «роспроса»—допроса и очных ставок в помещении Канцелярии.

После «роспроса с пристрастием» под дыбой и осмотра тела пытаемого начиналась собственно физическая пытка. Первой стадией ее являлась, как сказано выше, так называемая « в и с к а », т.е. подвешивание пьггаемого на дыбе без нанесения емуударов кнугом. O солдате Зоте Щербакове, попавшем в Тайную канцелярию в 1723 г. за «непристойные слова», записано:

«ТОТ ЩербаКОВ B рОСПрОСе И С ОЧНЫХ СТаВОК, И С ВИСКИ ВИНИЛСЯ» (9-3, S8o6.).

Петр в письме Меншикову 1718 г. предписывал допроситьслугуцаревича Алексея, а также A.B. Кикина, «распрося в застенке один раз пытай только вискою одною, а бить кнутом не вели». B другом случае царь употребляет специфический термин: «Вискою спроси» (325-i, зю, зп).

Известнодваспособависки (другое ее название — «с подьему», «подъем надыбу»). B одном случае руки человека вкладывались в хомуг в положении перед грудью, во втором—руки преступника заводились за спину, а затем (иногда с помощью блока) помощники палача поднимали человека над землей так, чтобы «пытанной на земле не стоял, у которого руки и заворотит совсем назад, и он на них висит» (5i9,58).

B таком висячем положении преступникадопрашивали, а показания записывали: «А Васка Зорин с подъему сказал...», «Илюшка Константинов с другой пытки на виске говорил...», «А с подъему Серешка Степанов в рос-

Посещение Венингом русской тюрьмы в начале XIX века

просе сказал...», «Костка Затирахин в застенке подниман и в петли висел, а с виски сказал...» a97, ss, ioi, днидр.;. Пьпку«ввиске»следователимоглии ужесточить. B составленном в середине XVIII в. описании используемых в России пыток («Обряд како обвиненный пытается») об этом методе рассказано следующее: между связанными ногами преступника просовывали бревно, на него вскакивал палач, чтобы сильнее «на виске потянуть ево (преступника. — E. A.), дабы более истязания чувствовал. Естьли же и потому истины показывать не будет, снимая пытаного с дыбы, правят руки, а потом опять на дыбу таким же образом поднимают для того, что и чрез то боли бЫВаетбОЛЬШе» (S19,59).

Г.К. Котошихин, живший во второй половине XVII в., описывает другой, весьма распространенный и впоследствии вариант пьпки: после того как ноги пытаемого, который висел надыбе, связывали ремнем, «один человек палач вступит ему в ноги, на ремень, своею ногою и тем его оттягивает, и у того вора руки станут прямо против головы его, а из суставов выдут вон». Эта очень болезненная процедура называлась « в с m p я с к о й » или «подъем с стряской». B записках аббата Шаппад’Отроша(1764г.) и на гравюре XVTII в., помещенной в его сочинении, видно также, что и тело вытягивалось с помощью просунутого между ног бревна, на которое вставал палач (Si4,228).

Заводская тюрьма для рабочих завода Демидовых, построенная в 30-х годах XVI11 в.

подвешивании тяжести к ногам говорятдругие авторы (ш, інз). Англичанин Перри писал о том, что к ногам пытуемого еще привязывали гирю (Яб, W). Работные люди H.H. Демидова в 1752 г. жаловались, что их хозяин многих из них «поднимал на встряски, вкладывая в ноги великии и притежелые бревны, а петли ж руки и ноги» (ш, 220). При пытке в Сыскном приказе раскольника Ивана Филипова в 1756 г. между ног «ему клали троекратно бревно», а после еще дали 50 ударов кнутом (264,57). Вывернутые из суставов руки вновь вправляли, и после этогочеловека вновь подвешивали надыбутак, что новая встряска оказывалась болезненней предыдущей. Поэтому виску старообрядца Мартанка Кузмина в 1683 r., о которой сказано, что «были ему многие встряски», следует признать как полноценную жестокую пьггку (718, 16).

Редко, но бывало и так, что пытка на стадии виски и заканчивалась. Это происходило тогда, когда преступник уже с виски давал ценные показания или признавал свою вину. B материалах Стрелецкого розыска 1698 г. есть запись допроса стрельца Якова Рыбникова, из которой можно ввдеть, как человек «ломается» на виске и начинает признаваться и рассказывать то, что нужно следствию: «Якушко Рыбников роспрашиван и пытан. B poc- просе и на виске говорил, бупо он ни про что против [допросных] статей, ни в чем спрашиван не ведает... Он же, Якушко, говорил, чтоб ево снять с виски, а он скажет правду. И он, Якушко, с виски снят и перед боярином перед князем Петром Ивановичем Прозоровскимвроспросе сказал...» п97,98). Украинец Григорий Денисов, взятый в розыск в 1726 г. за уфозы стоявшим у него на дворе русским солдатам, что «наш (т.е. украинцев. — £ А.) будет верх», вначале полностью отрицал извет на него, но «потом с подьему винился: те-де слова говорил он в безмерном пьянстве». Следователи офаничи- лись виской и по приговору Тайной канцелярии сослали Денисова с семьей в Сибирь (8-і.

Tb&>(8-l,336o6.).

Разновидностью виски была и «развязка в кольца». ИзделаАвдотьи Нестеровой (1754 г.) видно, что «она положена и развязана в кодьцы и притом спрашивана» (S7i, 298). Суть пытки состояла в том, что ноги и руки пытаемого привязывали за веревки, которые протягивали через вбитые в потолок и стены кольца. B итоге пытаемый висел растянутым в воздухе. B Западной Европе в ХѴІ—ХѴІІІ вв. это приспособление называлось «колыбель Иуды». Кроме растяжек веревками применяли железный пояс и пирамиду, на острие которой сажали пытаемого.

Нодля многих попавших в застенок виска былатодько началом тяжких физических испытаний. Следуетразличатъ показания («речи»), которые получали «с подъему», и речи «с розыска, ис подлинной правды». B первом случае имеется в видулишьдопрос с «вытягивания» подследственного на дыбе в виске, а во втором применение кроме виски также кнута и других приемов и средств пытки. Из делопроизводственных документов сыска следует, что виска «с подьему» даже не считалась полноценной пыткой. Доносчик Михаил Петров был определен, по обстоятельствам егодела, к розыску «ис подлинной правды», «понеже без розыску показания ею за истину признать невозможно», хотя он «в роспросе и в очной с ним (ответчиком. — £. А.) ставке и с подъему и утверждался, но тому поверитъ невозможно потому, что и оной (ответчик. — £. А.) Федоров в роспросех и в очной ставке, и с подъемувтом не винился» (42-2,114). Теперьрассмофим, как, собствен- но,происходилапытка кнутом.

После того как человека поднимали на дыбу уже д ля битья кнутом, палач, согласно «Обряду, како обвиненный пытается», связав ремнем ноги пытаемого, «привязывает [их] к зделанному нарочно впереди дыбы столбу и, растянувши сим образом, бьет кнутом, где и спрашивается о злодействах, и все записывается, что таковой сказывать станет» (si9,58). Иначе говоря, тело пытаемого зависало почти параллельно земле. Когда наступал момент битъ кнутом, то палачу требовался умелый ассистент—он следил за натягиванием тела пытаемого так, чтобы кнушейстеру было ловчее наносить удары по спине, били только по спине, преимущественно сгглопаток до кресща Немецкий путешественник конца XVII в. Г.А. Шлейссингер, сам видевший пытку в застенке, к этому добавляет, что ассистент хватал пытаемого за волосы и пригибал голову, «чтобы кнут не попадал по голове» (794, ni). Изописания пытки 1737 г. видно, что при повреждении кистей рук пытаемый подвешивался надыбу «по пазухи», т.е. за подмышки (7io, m). Однако многих подробностей пьггки мы так и не узнаём — очень часто все разнообразие пыточной процедуры умещалось в краткие слова протокола пытки: «Поды- МаН И ПЫГаН...» (623-4,251).

Кнут применялсякакдляпьггки,такидлянаказанияпреступника. O нем сохранились многочисленные, хотя и противоречивые, сведения. У Котошихина сказано о кнуте следующее: «А учинен тоткнугременной, плетеной, толстой, на конце ввязан ремень толстый, шириною на палец, адли- НОЮ будет C 5 локтей», Т.е. ДО 2 метров (415, 115). Перри описывает иное устройство кнута: «Кнут состоит из толстого крепкого кожаного ремня, длиною около трех с половиной футов (т.е. более метра. — E. A.), прикрепленного к концу толстой палки длиною 2,5 фута, на оконечности коей приделано кольцо ИЛИ вертлюг, вроде цепа, К коему прикреплен ремень» (546,141). C ним не согласуются сведения Ф.Г. Берхгольца, который в своемдневнике 1721 г. пишет, как и Котошихин, что кнут—«род плети, состоящий из короткой палки и оченьдлинного ремня» (iso-i, 71). Уильям Кокс в 1781 г. путается в рассказе об устройстве кнута, но отмечает, что это «ремень из сыромятной кожи, толщиной в крону (т.е. в монету. — E. А.) и шириною около трех четвертей дюйма (т.е. ок. 2 см. — E. A.), суживающийся постепенно к концу», к толстому кнутовишу он привязывался с помощью ремешка (39i, 26). По словам датского посланника в России 1709—1710 гг. Юсга Юля, кнуг «есть особенный бич, сделанный из пергамента и сваренный в молоке», чтобы он был «тверд и востр» (8io, 180). Думаю, что речь идет не о пергаменте, а о толстой, хорошо выделанной (в том числе и с помощью выварки в молоке) коже. Так считал Яков Рейтенсфельд, видевший кнуг в Москве в 1670 г. и писавший о нем: «Кнут, то есть широкий ремень, проваренный в молоке, дабы удары им были бы более люты» (6i5,117). Неизвестный издатель записок пастора Зейдера 1802 г., наказанного кнутом, дает свое описание этого орудия. Это описание ставит все точки над i: «Кнут состоит из заостренных ремней, наре-

Наказание кнутом Лопухиной

занных из недубленой коровьей или бычачьей шкуры и прикрепленных к короткой рукоятке. Чтобы придать концам их большую упругость, их мочат в молоке и затем сушат на солнце, таким образом они становятся весьма эластичны И B TO ЖЄ ВреМЯ ТВерДЫ КаК ПерГаМеНТ ИЛИ КОСТЬ» (S20,4S0).

Кнут специально готовился к экзекуции, его согнутые края оггачива- ли, но служил он недолго. Недаром в «наборе палача» 1846 г. (официальное название минимума палаческих инструментов), с которым палач являлся на экзекуцию, было предписано иметь 40 запасных «сыромятных обделанных

сухих концов» (716,213). Такое большое количество запасных концов необходимо потому, что их требовалось часто менять. Дело в том, что с размягчением кожи кнута от крови сила удара резко снижалась. И только сухой и острый конец считался «правильным». Как писал Юль о кнуте, «он до того тверд и востр, что им можно рубить как мечом... Палач подбегает к осужденному двумя-тремя скачками и бьет его по спине, каждым ударом рассекая ему тело до костей. Некоторые русские палачи так ловко владеют кнутом, что могутстрех ударов убить человекадо смерти». Это мнение разделяют и другие наблюдатели, писавшие о кнуге, атакже последний из историков, кто держал в руках это страшное орудие пытки и казни — Н.Д. Сергеевский (см.

711, 180; 492,26; 673,152-153ИЩ1.).

Об огромной силе удара кнутом сообщал Котошихин, писавший, что после удара «на спине станеттак, слово в слово (т.е. точно. — E. A.), будто большой ремень вырезан ножом, мало не до костей» (4is, ii5). Такую же, как Котошихин, технику нанесения ударов описывает и Перри: «При каждом ударе он (палач. — E. А.) отступает шаг назад и потом делает прыжок вперед, отчегоуцар производитсястакою силою, что каждый раз брыжжеткровь и оставляет за собой рану толщиною в палец. Эти мастера, как называют их русские, так отчетливо исполняют свое дело, что редко ударяют два раза по одному месту, но с чрезвьгчайной быстротой располагают удары друг подле дружки во всю длину человеческой спины, начиная с плеч до самой поясницы». Согласен с Перри в оценке мастерства палачей и Берхгольц, хотя о технике удара он имеет иное представление, чем другие авторы. Он пишет, что, после того как суставы пьпаемого вывернуты из своих месг, «палач берет кнут в обе руки, отступает несколько шагов назад и потом с разбегу и, припрыгнув, ударяет между плеч вдоль спины и, если удар бывает силен, то про- биваетдо костей. Палачи так хорошо знают свое дело, что могут класть удар к удару ровно, как бы размеряя их циркулем и линейкою» (546, т; sio, 329-330; 150-1, 71; все O кнуте CM. 728,219-253).

Разница в описании авторами ударов «кнутового мастера» (Перри) или «обер-кнутмейстера» (Берхгольц) объясняется тем, что существовало несколько приемов нанесения ударов при пытке и во время казни. Так, из комментария издателя записок Зейдера следует, что при наказании на эшафо- тегаішбилгрестугиикагкхшне, раоюлагаяуа^ывзатьхребигзж, «мэд. Вщхнем, били преступника и крест-накресг сразу двумя кнутами. Удары плетью палач также клал крестообразно. При этом следили, чтобы удары не касались боков и головы человека аи, m). Чтобы достачь необходимой точности удара, палачи тренировались на куче песка или на бересте, прикрепленной к бревну

(784,1152—1153).

Вообще-то, цель убить пытаемого (чтобы он умер, кактогда говорили, «в хомуге») перед заплечным мастером, работавшим в застенке, не ставилась. Наоборот, ему следовало битътак, чтобы удары были чувствительны, болезненны, но при этом пытаемый сразу после застенка оставался жить — по крайней мере, до тех пор, пока не даст нужных показаний. За состоянием арестанта при пытке и после нее тщательно следили, имея в виду новую пытку. Следователи понимали, что пытаемый, ккоторому применены суровые или не соответствовавшие его «деликатному сложению», возрасту и состоянию (например, стар, болен) меры, мог умереть под пытками без пользы для сыскногодела. Указы предписьшали смотреть, чтобы людей «вдруг не запы- тать, чтоб они с пыток не померли вперед для разпросу, а буде кто от пыток прихудает и вы б тем велели давать лекарей, чтоб в них про наше дело сыскать допряма» (500, іи>. Пытки стрелецкого подполковника Колпакова в 1698 г. оказались настолько жестокими, чгго он онемел и не смог ответшъ ни на один вопрос. Колпакова сняли с дыбы и принялись лечить (399,99, ios). Bo время пыток Кочубея в 1708 г. следователи также опасались давать ему много ударов. Г.И. Головкин сообщал царю: «Аболее пытать Кочубея опасались, чтоб прежде времени не издох, понеже зело дряхл и стар, и после того был едва не при смерти... и если б его паки пытать, то чаем, чтоб конечно издох» (4i2,603). B1718 г. начальникТайной канцелярии П.А. Толстой писал Петру I о пытаемой в застенке Марии Гамильтон: «Вдругорядь пытана.. И надлежало бы оную и еще пытать, но зело изнемогла» (S36, зо). Явную ошибку сделал в 1725 г. генерал Шереметев, который «перепытал» извозчика — самозванца Евстифея Артемьева, который на четвертой и пятой пытке «весьма был болен же и ничего не говорил и распрашивать было его за безмолвием невозможно» (598, 12). B 1737 г. главнокомандующий Москвы CA Салтыков доносил в Петербург о раскольнике Иване Павлове, что он стоит на своих показаниях, и «хотя надлежало было им розыскиватъ накрепко, токмо опасно, чтоб не умер, ибо он собою весьма худ, и стар, и мало ест» (7io, m. Впрочем, иным людям, чтобы погибнуть, было достаточно нескольких ударов кнугом. Так, автор осуждающих Петра I «Тетрадей», старецАвраамий, был в 1697 г. пытан в застенке Преображенского приказа по самой «легкой программе»: ему дали только три удара кнутом и после этого он начал говорить— так был стар и слаб Авраамий ап, 85).

То, что палач получал от следователей указания о числе ударов кнутом, видно из всей процедуры пытки. Неясно, говорили ли ему бить сильнее или легче, но, исходя из существовавших в процессуальном праве понятий о пытке («жесточае», «легчае»), из бытовавших представлений о «крепкой натуре» и «деликатном теле», можно предположить, то палач, по указанию следователя, наносил удары кнутом сильнее или слабее, в менее или более болезненные места. Малолетних пытали так же, но в облегченном варианте: для них пытка ограничивалась виской, вместо кнута ониполучали батоги, плети или палки а, ізбоб.;325-2,200). Само известное изследственныхдел и законодательства выражение «пытать жестоко» (как и выражения: «жесточае», «легчае» или «накрепко», «не слабовато поступать») нигде не уточняется, числом ударов не обозначается. B этом проявлялась характерная для того времени приблизительность закона, который давал следователю значительную свободу действий. B выписке из допросов нескольких стрельцов B 1699 r. сказано, что они «пытаны подважды накрепко, аЯкимка Пострелов, Пронка Шатченинов после пытки зжены огнем» (W, 2П>. Иначе говоря, выражение «накрепко» не означает пытки огнем, которая фигурирует какотдельная пытка. Общее же правило читаем в «Кратком изображении процессов», где сказано: «Умерение пытки весьма на рассуждение судейское положено» (626-4,421).

Последствия пытки кнутом надыбе бьити ужасны. Шлейссингертак описывает все виденное им в застенке: «Я видел одного такого несчастного грешника, который приблизительно после 80 ударов висел совсем мертвый, ибо вскоре уже на его теле ничего не бьшо видно, кроме кровавого мясадо самых костей. Продолжая бить, преступника все время допрашивают. Ho этот, которого я видел, все время повторял: “Я не знаю, я не знаю”, пока в конце КОНЦОВ вообще не МОГ больше отвечать» (794,121). Другой наблюдатель, Рейтенсфельд, писал: преступник находился в висячем положении, а «судья при каждом ударе восклицает “Скажи!”,т.е. “Признавайся”» (6is, пт).

B отчете 1627 r. об истязаниях Васьки Лося, которого пытали «накрепко» и дали при этом 100 ударов кнута, сказано: «Да [бьшо ему] 10 стрясок, датрижды на огонь поднимали... И мы... того ВаськуЛося велели в четвертые поднять на огонь и тот ВаськаЛось с огня повинился» (soo, 42-43). Так в документахчащевсегозаписывали пытку огнем. Выражения «на огонь поднимали», «зжен огнем», «говорил с огня» широко известны и в XVIlI в. Ими обозначали еще одну разновидность пытки, по оценке сыска — более тяжелой, чем виска, встряска или битье кнутом на дыбе. He случайно пытку огнем отделяли отдругих пыток. Об этом сохранились записи- резолюции: «Из переменных речей пытать еще дважды И жечь огнем» (322, 40). Нужно согласиться с мнением В. Линовского, считавшего, что в России заменой западноевропейских «степеней» бьшо разделение физических истязаний на ПЫТКИ без ОГНЯ И ПЫТКИ С огнем (431, 98). Пытка огнем BO многих случаях являласьлибо заключительным испытанием в серии пьпок, с помо-

шью которой «затверждали» полученные ранее показания «из подлинной правды», либо (в случае, если нужные показания не получены) становилась самостоятельной, особо тяжелой мукой. B последнем случае жечь огнем могли многократно, как это видно из записи пытки Лося или Мартинки Кузми- на, который был «пытан накрепко... и огнем, и клещамижжен многажды», или как в деле рудничного мастера Елисея Поздникова, которого «сильно жгли огнем» (7i8, i&, 163,47\ 89, п4). B таких случаях жизни пытаемого угрожала смертельная опасность; в деле «жонки» Марфы Долговой, десять раз пытанной на дыбе и жженной огнем, сказано: «И на огне з а ж a p e н а до смерти» (или по другому документу: «А Марфушка в застенке после пытки на огне сожжена» (89, 437;322,14).

Из материалов розыска не совсем ясно, как проводили такую пытку, зачастую в протоколе сказано кратко: «говорил с огня» или «огнем зжен». Ho есть основания думать, что допросы вели, держа человека над огнем (костром, жаровней). Упомянутого Лося, если судить по текстудокумента, каким- то образом подвешивали над огнем и в таком положении допрашивали. Перри — один из немногих авторов мемуаров, который видел эту пытку в начале XVIII в., — писал: «Около самой виселицы разводят мелкий огонь..., [человеку] связывают руки, ноги и привязывают его кдлинному шесту, яко бы к вертелу. Двое людей поддерживают с обоих концов этот шест над огнем и таким образом обвинного в преступлении поджаривают спину, с которой уже сошла кожа; затем писец... допрашиваетегоиприводиткпризнанию» (S4t, i42). B протоколах сыска каждый новый вид пыток отмечался особо: «Говорил... в роспросе, и с пытки, и с огня», «И Ерошка огнем зжен, а с огня говорил...» (i97, iii-ii4). B протоколе пьпкиНикиты Кирилова20августа 1714 г. записано: «На пытке было ему 25 ударов и зжен огнем, с огня говорил...» (325-2102-103). B проекте Уложения 1754 г. техникаэгой пьпки проясняется окончательно: «Приводнаго нависке еще сверхтого веником ИЛИ УПОГОМ жгут> (596, 46). Изделачародея Науменка 1643 г. единственныйраз мы видим не встречавшееся вдругих исгочникахугочнение пьпки огнем: «Пытан—подозжена ему пята» (307,36).

B конечном счете нужно различать следующие разновидности пьпки огнем: держание над огнем (о такой пытке писали — « з ж e н на о г н e ») и прикладывание к телу каких-либо раскаленных или горящих предметов («зжен огнем»). Впрочем, последнийтерминиспользовалиидляобо- значения жжения на огне. Григорий Конисский в своей «Истории Руссов или Малой России» сообщал, что пытка огнем состоит в прикладывании к телураскаленной железной шины, которую водили «стихостью или медленностью по телам человеческим, которые оттого кипели, шкварились и воз-

Раскаленные щипцы и клещи

дымались» (398,238). Рейтенфельс писал также, что пытаемым «крайне мучительно проводят по телу... раскаленным добела железом» (6is, іп). Он же упоминает о пьпке горящей серой. Вероятно, ею предварительно намазывали какой-нибудь участок тела, а потом поджигали (так бьшо в Западной Европе), либо горящую серулили натело пытаемого.

Котошихин упоминает пыткураскаленными докрасна клещами — ими ломали ребра пытаемого (4is, iis). Об этом сказано в делах за XVII в.: «Велел пытать накрепко ж и клещами розжегши, велел жечь...», «Розжегши клещи И у НОГИ перстжечь», «Клещами жжен» (500, 38-39; 718 16-17; 736,37). ГІЫТКИ клещами применил к церковному вору П.А. Толстой в 1693 г. (53в, зі). Подобную же пытку прошел в 1709 г. и пленный башкирец Урусакай Туровтев в Тобольске перед воеводой М.Я. Черкасским (m, Ш). Пытку водой применили к Степану Разину. O ней говорит мемуаристЛюдвиг Фабрициус: «Есть у русских такой род пытки: они выбривают у злодея макушку и по капле льют туда холодную воду, что причиняет немалые страдания». O том, что Разину «капали ледяную воду на голову», пишет и Ян Рейтенфельс (306,114; 615, 117,119).

Известно дошедшее до наших времен выражение « C к а з a m ь в с ю n о д н о г о m н у ю » и более чем ясная по своему историческому смыслу по-

7. Розыск в застенке

Глава

Пытка водой

словица «Не скажешь подлинную, гак скажешь псжногатую»> к нужньк показаний был в ходу и называли его « пок о p м Ниже будет приведен отрывок из воспоминании Андрея Болотова о том, как

14 - 1286

он сам пытал крестьянинаэтим же способом. Об этой пытке упоминается даже в комедии H.B. Гоголя «Ревизор», когда идетречь о приемах работы судьи Ляпкина-Тяпкина. O кормлении соленым как пытке, а также о посыпании ран солью пишет и C.B. Максимов (453, но. Крестьяне заводчика H. H. Демидова в 1752 г. жаловались, что хозяин в заводском застенке «бьет немилосердно кнугом и по тем ранам солит солью и кладет на розженое железа спинами» (463,220,308,341).

Пы m о ч н ы e в о n p о с ы (в конце XVlI в. их называли «Статьи, каковы выписаны...для розыску» — 623-4, i35), как и в «роспросе», составляли заранее на основе извета, роспросных речей, других документов. B особых, «важных»делах их писали шшдиктовали сами коронованные следователи. Так делали все русские государи: Алексей Михайлович, Петр I, Анна Ивановна, Елизавета Петровна. Последняя, составивтакой вопросник, распорядилась: «И что с розыску покажет, доложить Ея величеству» (ш, 22). Протокол допроса на пытке был близок к тому, который вели во время «роспроса» и очной ставки. Вопросы писали налисте столбцом слева, а на правой, чистой половине листа записывались ответы, полученные с пытки, — иногда подробные, иногда — краткие («признается», «винится») или в виде пометок: «Во всем запирался», «Запирается» (630-4,249; 755,2iO).

Неясно, каким образом во время виски и битья кнутом велся допрос («роспрос из пытки»). Часто мы имеем лишь краткую запись об этом: «В застенке ж у пытки Оска Охапкин в роспросе сказал...», «В том Авраам подьи- ман и с виски сказал...»(623-4,2Ю; 752,214,217). Возможно, что вначале пытаемому задавали вопрос, потом следовал удар (или серия ударов), а потом слушали и записывали его ответ. Возможно, что человека били и до вопросов, и после них. Из дел российского сыска (как и из западноевропейских гравюр) мы видим, что пытаемыйдавал показания в висячем положении. Как пишет Перри, удары кнугом «обыкновенно производятся с расстановкой и в промежутках подцьяк или писец допрашивает наказуемого о степени виновности его в преступлениях, в коих он обвиняется, допрашиваетиотом, нетли у него сообщников, а также не виновен ли он в каких-либо других из тех преступлений, которые в эту минутуразбираются судом... в коих виновные не открыты» (546, 141).

ИзделаАлександра Кикина, сподвижника царевичаАлексея, которо- годопрашивали 18 февраля 1718 r., следует, что «роспрос из пытки» был организован следующим образом. Пытаемому вначале задали девять вопросов, он на них отвечал, а потом его подвесили на дыбу, дали 25 ударов и вновь повторили вопросы, а потом уже записали его ответы на них. B протоколе сыскадопросспытки записывалитак: «И втомимрозыскивано.Асрозыс- кусказал: Ha 1 -e: Тож (т.е. как в ответе на первый вопросдо пытки. — £. А.)» и т.д. P52,468-469). B документах сыска очень часто встречаются две устойчивые обобщаюшие формулы: «С подъема винился..., срозыскуутвердился» или «Подыман и говорил прежние ж свои речи», т.е. в первом случае пытаемый человек признал свою вину на «виске», а затем подтвердил ее на пытке кнутом или огнем. Bo втором случае пытаемый подтвердил на пытке свои прежние показания в «роспросе» (62s-4, iso; 42-2,29). Наконец, в проекте Уложения 1754г. сказановполнеопределенноотехникедопросаво время пыток: «Висячаго надыбе распрашивать судьям по каждому главнейшему пункіу и обстоятельству учиненнаго им злодейства вкратце... а судьям увещавать и склонять к показанию истины и что он на каждый пункт скажет, то велеть повытчику обстоятельно записывать, означе при том сколько минут на той пытке висел и сколько ему надыбе ударовдано, чего ради иметь на столе часы» (596, 48).

Bo время пытки, как уже отмечалось выше, проводили не толькодоп- росы, но и очные ставки. Издела Кирилова 1713 г. видно, что во время пытки 23 февраля сначала пытали его, изветчика, а потом надыбу подвесили оговоренного Кириловым ИванаАндреева Покаегодопрашивали, спущенный наземлю изветчик «удыбы его, Ивана, уличал: вышеписанныя-де непристойные слова как он, Никитка, сказал в извете и с пытки он, Иван, говорил подлинно, да он же, Иван, про него, Государя, говаривал не по одно же время как-де Он, Царь, в посты ест мясо и женитхристиан, и нарядил людей бесом, поделал немецкое платье и епанчи жидовские. A Иван Андреев против той улики в тех словах запирался и говорил изветчику, [что] и никому никогда... не говорил же» (32S-2, 79).

Из записи ответов Андреева и других пытаемых по этомуделу видно, что в протоколе вначале записывали «уличения» изветчика, азатем ответответ- чика. Другого оговоренного крестьянина, ОсипаАртемьева, уличали поочередно изветчик и его свидетель Иван Бахметев. Протоколдопроса велся по томуже принципу. Артемьев, несмотря на «уличения», хотя и висел надыбе, но прежних своих показаний не менял. Его «пыточная речь» записанатра- фаретно, как и речи других пытанных: «А вышеписанными своими словами изветчик Никитка Кирилов клеплетна меня напрасно». Таким же был и ответ последнего из пытаемых — СеменаАндронова (З25-2, si-S3). И хотя жесткого порядка ведения «пыточного протокола» не существовало, но все же основные принципы составления подобногодокументабылидовольно устойчивы. Когда в итоговых материалах розыска встречаются краткие записи типа «А в роспросе из пытки говорил те же речи, что и в роспросех, и

14*

в очных ставках своих показал», это означает, что весь цикл «роспроса из пытки» был проведен, но и после пьггки человек не изменилданных в предпыточном «роспросе» показаний.

Как появляется такая запись, видно из протоколов пытки Василия Кочубея и еготоваришей в 1708 г. Вначале они бьиіи «спрашиваны, не былоль чрез кого от шведов или от поляков, или от запорожцев, и из Крыму подсылки в том гетманском, или в ином каком деле мимо гетмана к ним, или другой старшине, или иным каким чинам о малороссийского народа к какому возмущению?». Далее в протоколе записано, что «Кочубей приведен к пытке и перед пыткой сказал, что (далее воспроизводится вопрос,— £ A.)... того он не ведает и в согласии с ним, Кочубеем, никто не был. И потом пьпан, и спрашиван о том, и с пытки говорил те же речи, что и пред пыткою выше сего» (357,144). После пьггки пытаемый подписывал по принятой тогдафор- ме перебеленный «пыточный протокол», который ему зачитывал подьячий. Так было в 1739 г. с Долгоруким: «Князь Иван Долгорукий руку приложил»

(719, 168; CM. 752, 61). ЕСЛИ СЛМ ПрОШЄДШИЙ ПЫТКу ЭТОГО СДеЛЭТЬ НЄ МОГ (нЭПрИ- мер, сломана рука), то приказные писали так: «А Варсонофия руки не приложила для того, что она после розысков весьма больна» (325-2. so>. Артемию Волынскому после первой же пытки повредили руку, и он не мог подписывать протоколы следствия, ЧТО B НИХ отмечалось особо (304, 158). B протоколе подьячие записывали лакже, были ли при пытке старшиедолжносшыелица «Было ему 26 ударов. При оном присутствовал его превосходительство (далее следует весь его чик.— £ A.)... Андрей Иванович Ушаков» (49,9; 66, is).

Теперь рассмотрим вопрос об о ч e p e д н о с m и применения пьггки к участникам политического процесса. Общее правило таково: если ответчик стоял на отрицании возведенного на него извета на «роспросе» (включая очную славку с изветчиком и свидетелями), то первым в застенке пытали изветчика. B некоторыхделах мы сталкиваемся с «симметричным» принципом пьггок,такназьшаемым«перепытъшанием»: 1-япыткаизветчика, 1-япыгка ответчика, 2-я пьгтка изветчика, 2-я пытка ответчика и т.д. Ho чащевделах упоминается серия из 2—3 пьггок одного из участников процесса. B промежутках между сериями следователи вели допросы, организовывали очные ставки, священники исповедовали и увещевали пытаемых. То, что первым на дыбу шел изветчик, отвечало традиционному процессуальному принципу, от- раженномувпословице:«Докащику — первый кнут».Вэтихслу- чаях от изветчика требовали не только подтверждения его извета, но и одновременно ответа на вопрос:« He затевает ли о тех словах на оного... напрасно

по какой злобе или иной какой ради притчины, и не слыхал льтехслов... от других КОГО?» (42-5, 6 7:42-2, 96).

Закон в принципе позволял изветчику избежать пыток, нодля этогоему следовало убедительно «довести» — доказать свой извет. B деле доносчика Кругынина есть резолюция на основе «роспроса», которой обосновывалась пытка изветчика: «Без розыску показания ево за истину принять невозможно, понеже свидетельства никакова на означенные непристойные слова он, Крутынин, не объявлял, а что хотя он, Крутынин, о тех словах на оного Наседкина (ответчика. — £. А.) в роспросе и в очной с ним ставке, и с подъему, и утверждался, но тому поверить невозможно потому, что и оной крестьянин в роспросе ж, и в очной ставке, и с подъему в том не винился; того ради ОНЫМ КруШНИНЫМ И С ПОДЛИННОЙ правды, И розыскивать» (42-2. 74,97-98). Подтвердительные пьггки часто оказывались западней, страшным испытанием для изветчика, и он, подчас не вьщерживая их, отказывался от своего извета, говорил, что «затеял напрасно» или «поклепал напрасно». Это называлось «сговорить с имярек», «очистить от навета», т.е. снять, смыть, счистить с человека подозрения и обвинения. Это выражение еще означало, что изветчик признает: «я оклеветал ответчика». Вдокладной запискеодопро- cax стрельцов в 1698 г. мы читаем о таком изветчике: «Он, Ларка, с них, Ap- тюшки Маслова, и с Федулейки Батея, и с Елески Пестрякова, о побиении бояр зговорил, что он затеял на них напрасно. И он, Ларка, пытан и огнем зжен, и с пытки их очистил же» (i97,62). Важно отметать, что отказ от извета не избавлял бывшего изветчика о г пытки и неминуемо вел его к подтверждению уже новой пыткой отказа от извета. Делалось это, чтобы убедиться наверняка: изветчик отказывается от извета чистосердечно или по сговору или подкупу со стороны людей ответчика.

B 1714 г. изветчик Кирилов, дотех пор твердо стоявший на своих показаниях против нескольких ответчиков, не вьщержал мучений и на седьмой пьпке признался, что всехэтахлюдей оговорил ложно, чтобы избежать казнизаразбой и убийства, «и ньие он, Никитка, говорит подлинную правду и зговаривает не по засылке, и не по скупу». После этого Кирилов «из переменных речей пытан вдругой [раз], а с пытки говорил те же речи, что сказал с первой пьггки: непристойными-де вышеписанными всеми словами (список 5 оговоренных. — E.A.)... поклепал он напрасно, хогяотбытьвворовствахсвоихсмерта...иго- ворит он ныне под линную правду, и сговаривает не по засьшке, и не по скупу». После 25 ударов кнутом (предыдущая пьпка—также 25 ударов) его жгли на огне, и он «со огня говорил тоже». B итоге оболганных изветчиком людей освободили (325-2,101-103).

Если же изветчик выдержал пытку и «утвердился кровью» в извете, наступала очередь пытать упорствующего в непризнании о т в e т ч и к а. Ha этом этапе следствия у изветчика и появлялся шанс утвердить свой (даже самый ложный) извет. Естественно, более всего изветчик хотел, чтобы ответчик «пошел в повинку», т.е. признал правдивость извета на него еще на стадии «роспроса» и в очных ставках с ним и со свидетелями. Тогда за «доведенный» изветдоносчика не пытали, и он могдаже рассчитывать на награду. Ею могла стать и жизнь — выше упоминалось, что «за правой донос» колодника Савву Фролова в 1730 г. освободили от смертной казни. Устраивала изветчика в принципе и пытка ответчика после того, как он, изветчик, сам выдержал пытку и подтвердил свой извет. B этом случае он мограссчи- тывать, что оговоренный им человек (ответчик) или не вьщержит пытки и умрет, или признает себя (в том числе вопреки фактам) виновным и тем самым подтвердит извет. Если ответчик умирал, то изветчик мог надеяться на спасительный для него приговор, подобный тому, который был вынесен по делуАвдотьи Невляиновой, донесшей в 1703 г. наАрину Мячковуобоскор- бительном высказывании о Петре I. Обе женщины «утверждались» в своих показаниях в «роспросе», на очной ставке и с трех пьггок каждая. После серии пыток ответчица умерла, а Авдотья была освобождена на том основании, что «ей в непристойных словах п e p e п ы т ы в а т ь с я не с кем». K такому же итогу пришли в пыточном споре крестьянка Игнатьева и попадья Авдотья, которая донесла на Прасковью в произнесении той слов: «Я слышала про государя, что он не царского колена». Женщин пытали, и через месяц ответчица умерла, а изветчицу выпустили на свободу (ss, 42-43, Ыоб.). Записи о «перепытывании» изветчика Григория Левшугана и ответчика Никиты Никифоровав1716г. позволяютпредположить,чтосамаэтапроцеду- равыгляделакакспордвух висящих надыбахлюдей (32s-i, m. Издела 1732 г. видно, как на стадии пьпки судьба изветчика вдруг оказывается в руках ответчика, и «оружие доноса», которое он применил против ответчика, било по нему самому. Ответчик расстрига Илья не признал доноса на него, сделанного конюхом Никитиным, и не только выдержал три пьпки, но «и показал на оного изветчика Никитина якобы те слова говорил он, Никитин». Только смерть от пьггок спасла Никитина от наказания за ложный извет (42-i, m. При этом нужно заметить, что закон формально запрещал принимать кде- лопроизводству доносы с пытки, но тем не менее исключения делались постоянно, как в этом случае, так и в других случаях.

Упомянутое вышедело Крутынина и Наседкина также пошло по худ- шемудля изветчика сценарию: ответчик Наседкин выдержал первую пытку и отказался признать извет Крутынина (которого до этого уже пытали дважды). Тогда было решено: «Ис подлинной правды и вышеписанным Kpy- тыниным (т.е. изветчика. — £ А.) розыскивать в третьи (т.е. в третий раз. — E. А.) и буде он, Крутынин, с третьего розыску показывать будет на оного Наседкинатож, что оной Наседкин объявленные непристойные слова говорил, то и оным Наседкиным ис подлинной правдыещерозыскиватьдваж-

ДЫ» (42-2, 97o6.).

Скажем теперь о правиле «• m p e x n ы m о к », отразившемся в пословице «Пытают татя по три перемены». B просторечье эти три пытки еще упоминались как «три вечерни» (286-3, зз7). Бытуетпредставление, согласно которому человек, выдержавший три пытки подряд и не сошедший CO своих показаний, признавался правым («очищался кровью») и могдаже получитъ свободу. Как сказано выше, и признание ответчиком справедливости доноса, и отказ изветчика от обвинений в «роспросе» (допросе), а также первая пыткаавтоматически не освобождали этихлюдей отпоследующих пыток. Показания, данные на первой пытке, требовали обязательного подтверждения — буквального повторения сказанных на первой пытке слов и на пос- ледующихдвух пытках. B мае 1732 г. поделуТатьяны Ивановой было определено: «Означенную вдову Татьяну привесгь в застенок и в под тверждение прежнего ее показания роспросить ее с пристрастием, и поднять на дыбу, и спрашивать подлинно ль она, Татьяна, вышеозначенному Никите Артемьеву показанных от того Артемьева непристойных слов... не говорила.. как показано о том в очных ставках и с первого розыску» /42-2, i об.). B делах политического сыска заметна некая закономерность: если ответчик сразу признавал свою вину, подтверждал извет, «шел по повинке», то его пытали «из подлинной правды» один раз и правило трех пыток к нему не применялось. Иначе бывалостем ответчиком, который отрицал свою вину, не признавал извета Тогда правило трех пыток соблюдалосьдовольно последовательно. Из документов Сыскного приказа середины XVIII в. следует, что все раскольники, не желавшие раскаяться в своей вере, подвергались обязательной троекратной пыже (242,58).

Только стойкость могла спасти ответчика, но ее хватало не у всех, чтобы выдержатъ три «пьггки непризнания», стоять «на первых своих словах» и так «очиститься кровью» от навета Правило трех пыток наиболее емко за- писановделе 1690 г. о фальшивомонетчиках: если воровскиелюди «в том с трех пыток учнут виниться и на иных людей говорить, а оговорные люди на себя с трех же пыток говорить не учнут, и тех оговорных людей давать на поруки с записми» (io4, зов). B 1698 г. испьпание трех пыток выдержал стрелец Колпаков, после чего его освободили. B 1700 г. в деле Анны Марковой, стерпевшей три пытки, сохранился приговор: «Анютку...освободить, потому ЧТО она B TOM деле очистилась кровью» (290, 265:322, 17). B 1704 г. после трех пыток «очистился кровью» и был освобожден из тюрьмы помещик Василий Аристов, на которого донес его крепостной Клим Дугин (ss, ios). Крестьянин Иван Зубов вьщержал три «пытки непризнания», причем одну из них с огромным числом ударов кнута (52 удара). B конце концов его выпустили на волю, как очистившегося от навета, хотя, судя по делу, следователи сомневались в искренности ответчика m, 346o6.). Благодаря своей стойкости на пытках весьма приближенный к царевичу Алексею сибирский царевич Василий Алексеевич был только сослан в Архангельск, тогда какдругие, менее близкие к сыну Петралюди оказались на плахе, с вырванными ноздрями, были сечены кнутом и сосланы в Сибирь. B выписке Тайной канцелярии о Василии сказано: «Что на него показано было от царевича Алексея Петровича, в том он с трех льпок винился, и для того по приговору министерскому марта 16 дня определено учинить ею свободна» fs-i, п).

Отказ отданных на предыдущей пытке показаний или даже частичное изменение их (так называемые «переменные речи») с неизбежностью вели к утроению пыток—каждую поправку к сказанному ранее требовалось заново трижды под твердить надыбе, а потом на огне новые показания. Об этом ясно говоритзакон. «Краткое изображение процессов», например, предусматривает: человек, признавшийся на пытке в преступлении и потом отказавшийся от первоначальных показаний... должен вновь подвергнуться пытке, «понеже учиненное признание паки его в новое приводит подозрение». И только в том случае, если человек вьщержит пытку трижды и «паки отречется, то уже оного более допрашивать не надлежит» (626-4,422). Иначе говоря, всякое новое изменение показаний позволяло утраивать пытки.

B 1725 г. допрашивали самозванца Евстифея Артемьева, который сказался царевичем Алексеем. B рапорте генерал-майора Шереметева, который вел розыск, отмечено, что Артемьев «был пытан в застенке три раза, токмо явился по распросам в назывании себя царевичем Алексеем Петровичем не постоянен, а говорил разнство. A именно: в первом застенке декабря 2-го числа на виске в роспросе сказал...». Затем следует пересказ всех показаний Артемьева на каждой из трех пыток. B конце рапорта Шереметев сообщал, что следователи приводили Артемьева в четвертый и в пятый раз в застенок «для роспросу в разнстве», «токмо-де весьма был болен... и ничего не говорил». Тогда «по роспросным и пыточным речам в разнстве с розыском, приказал он, Шереметев, следовать и когда от болезни оной извощик сво- бодится, тогда еще розыскивать» (S9s, іо-із>. Пытки эти, как сказано выше, моглч продолжатьсядотехпор, пока на трех последних из1 тих не будутданы идентичные показания и «разнство» будетустранено. По-видимому, правовой основой этой практики был указ (дата его издания неизвестна), на который часто ссылались в делах Преображенского приказа. Указ предписывал: если «воры учнутречи свои переменять, и тех людей велено ис переменных речей пытать трижды и огнем жечь. Да что с тех трех пыток и с огня скажут, тому и верить» (212,66). Именно о таком толковании правила «трех пыток» говоритавтор «Обряда, како обвиненный пытается»: «Хотя по законам положено только три раза пытать, но когда случится пытаной на второй или натретьей пытке речи переменит, то ещетрижды пытается. И если переговаривать будет в трех пытках, то пытки употребляются до тех пор, пока с трех пыток одинаковое скажет, ибо сколько б раз пытан ни был, а есть ли в чем- нибудь разнить в показаниях будет, то в утверждение должен еще три пытки вытерпеть, а ПОТОМ И ОГОНЬ» (519, 59).

Вероятно, первоначально правило «трех пыток» имело символическое значение. Уже в Судебниках, уставных грамотах и губных наказах мы находим выделение трех степеней преступлений и соответствовавших им наказаний, которые ужесточались при рецидиве (626-2,149, 222HRp.). Ho бЫЛО бЫ неверно думать, что правило «трех пыток», как и другое правило «первый кнутдоносчику», оставалось для политического сыска «священной коровой» и соблюдалось всегда и последовательно. Если сыск был особенно заинтересован обвинить одну из сторон процесса, то все эти и подобные им традиции и правиладля следователей ничегонезначили. Сохранилисьдела, из которых видно, что многократная пытка применялась только к изветчику или только к ответчику. Причины неожиданной жестокости к одним или особой милости к другим участникам процесса скрыты от нас, и было бы слишком просто объяснить подобный ход следствия только тем, что доносчиком выступал рвущийся на волю крепостной крестьянин, а ответчиком—его помещик, которому доверяли больше, хотя этотмотив могдейсгвительно в некоторых случаях присутствовать.

Так, четыре годатянулосьдело, начатое в 1699 г. подоносу крестьянина Игнатия Усова на его помещика Семена Огарева в сказывании «непристойных слов». Несмотря на подтверждение изветасвидетелем и надевять(!) пыток изветчика, непоколебимо стоявшего на своем доносе, ответчик Огарев был только на допросах и на очных ставках и ни разу не был поднят даже в виску (2i2, is9-i9i). Ответчик Муравщик, вьщержавший за три сеанса 106 ударов кнута, был пьгтан в четвертый раз, а «в пятом розыске и с огня говорил, что тех слов он никогда не говаривал». Тем не менее изветчика не пытали, а стойкий Муравщик, однако, был сослан на каторгу (isi, М).

Полногаких процессуальньк «странностей» и дело писаря Бунинапро- тив вдовы Маремьяны Полозовой, которое велось в 1723— 1725 гг. После того как доносчик на первьос допросах и с очной ставки убедился в том, что ответчица «в повинку» не пойдет и что ему грозит «первый кнут», то он прикинулся больным и подтвердил свой донос на исповеди. B итоге ответчицу пытали первой, но она пытку выдержала и не признала извета Бунина Тогда послали за попом—духовным отцом Полозовой. Он свидетельствовал о религиозности и послушании своей духовной дочери. Теперь по всем правилам сыска путь надыбу предстояло проделать Бунину. Однако этого не произошло — надыбу опять возвели Маремьянуидали ей 20 ударов кнуга. Ho старуха оказалась на редкость стойкой. Она вновь отвергладонос и обвинила писаря в клевете. И тут... следствие, вопреки всем принятым процессуальным нормам и указам, приняло от Бунинадополнительный извет, по которому Полозову стали допрашивать. K этому времени она, пройдя две страшные пытки, былапочти при смерти. Призванный ею священник исповедовал ее, и в «исповедальном роспросе» женщина вновь подтвердила: «Все, что я при розыске показала и то самая сущая правда, стою в том непременно, даже до смерти». Действительно, смерть ее казалась близкой — пьггки сделали ее инвалидом, но следователи и теперь, после исповеди, ей не поверили. Они приняли третий донос Бунина о якобы вспомнившихся ему словах Полозовой в «поношение священнического сана». По-видимому, в Тайной канцелярии кто-то благоволил доносчику, ибо не случайно новый донос «о поношении... сана» появился после того, как исповедовавший Полозову священник отозвался о ней как о примерной прихожанке. Кроме того, вопреки действовавшему процессуальному праву, следователи допросили как сви- детельницужену писаря.

Бунину и Полозовой устроили очную ставку, и на ней измученная пытками старуха сказала, что она «поносила священнический чин», но в главном — в говорении «непристойных слов» об императоре — виновной себя не признала и на очной ставке! Обычно в такой ситуации следствие выносит приговор: доносчика пытать, чтобы начать, хотя бы и с опозданием, «пере- пытывать»стороны. Нонет! П.А. Толстойподраспискуоневыездевыпустил изветчика на свободу, а Полозовой назначил третью пытку, но отложили ее до выздоровления колодницы. Когда Полозовачерездва годатюрем- ного сидения стала, наконец, ходить на костылях, последовал указ: сослать преступницу в Пустозерск. B приговоре от 23 декабря 1724 г. о причинах наказания Полозовой было сказано: «А вина ея такова: говорила она писарю Бунину весьма важные непристойныя слова про Его и.в., о чем на нее тот писарь доносил, а в роспросе и с двух розысков созналась, что из означенных слов говорила Бунину некоторыя слова, токмо не все». Ha самом же деле, как показано выше, Полозова упорно отрицала извет Бунина и в «рос- просе», и в первой очной ставке, и сдвух пыток. Только на второй очной ставке с Буниным женщина признала свою вину по второстепенному обвинению (о «священническом чине»). Междутемдонособоскорблении чести Величества Бунин так и не «довел», но кнута при этом ни разу не отведал. 5января 1725 г. Бунин был выпущен на свободу (664,76).

Сходный случай произошел раньше, в 1723 r., когдаденщик Комаров донес на двух женщин — Авдотью Журавкину и Федору Баженову — в говорении «непристойных слов». Ответчицы упорно отказывались подтвердитъ извет. Им устроили восемь(!) очных ставок, каждую из женщин трижды пытали надыбе. Федора получила 32, аАвдотъя 36 ударов кнуга, потом женщин жгли огнем. Однако результата — признания вины — от них не добились. Итак, три традиционные пытки были налицо, тем не менееженщин не освободили, а изветчик в застенке так и не побывал, из этой переделки вышел в полном здравии. B указе о ссылке женщин в Пустозерск в декабре 1724 г. как бы признавалась неудача следствия («Хотя Авдслъя Журавкина запирается в важных и непристойных словах, токмо тому не верить, а послать и ее, иФедоруБаженову, закарауломвссылку...»). Междутем, повсемзаконам и неписаным правилам, женщин за «недоведенностью» изветчиком доноса на них надлежало отустить на свободу. Изветчика же после этого следовало признать виновным вложном извете и отправить надыбу, чтобы он «сговорил» с женщин донос или «кровью утвердился» в своем извете.

B других случаях отказ применять правило «трех пыток» объясняется проще. B 1722 г. колодница Кулачиха донесла на крестьянку Ненилу и одного крестьянина в произнесении «непристойных слов». При этом Кулачиха выдержала четыре пытки. И все же ей не поверили. B приговоре по ее делу было сказано: «Помянутой Кулачихе учинить наказанье, бить кнутом нещадно, а изветом ее на Сукина человека и на Чубарову девку Ненилу не верить, хотя она в том четырежды и розыскивана, а с розысков утверждает- ца якобы от обоих подлинно слышала, однакож то отставить потому, что она Кулачиха напред сего штрафованная воровка, да и потому, что на тех Сукина человека и на девку Ненилу в роспросех до розысков ничего не показывала, а как ее в воровствах начали розыскивать, в то время она те слова объявила на обоих, отбывая розысков» по совершенным ранее преступлениям (9-з, S).

Рассмотрим теперь вопрос о продолжительности, степени тяжест пытки, периодичности самих пыток и о том, каклюди переносили мучения. Здесь много неясностей. Так, нигде в документах не расшифровываются часто упоминаемые резолюции о предстоящих пытках « P а с п p о с и т ь н а к p e п - к о » или « P а с п p о с и т ь с п p и с т p а с т и e м », хотя ясно, что в этом случае пьггки бьши страшнее, чем по резолюции «Распросить».

Судя по сохранившемуся столбцу Преображенского приказа с пометами «пытать», «в застенок» (89, m>, арестанты готовились к розыску заранее. Ихдело предварительнорассматривал судья приказа. Сыскное ведомство работало, как всякое государственное учреждение, по принятым правилам, с соблюдением традиционных бюрократических процедур, в режиме, принятом для всех других государственных учреждений, чем часто и объясняется волокитасрешением многихследственныхдел. Конечно, вделахосо- бо важных следователи работали, не считаясь с многочисленными праздниками и выходными. Об этом выразительно сказано в указе царя Михаила Федоровича от 26 апреля 1639 г. Указ разрешал пытать татей и разбойников «и в те дни, хотя будет по котором государе и память будет, и хотя и праздник будет, потому, что разбойники и тати и в праздники православных крестьян бьют и мучат, и огнем жгут и до смерти побивают» (S3S-s, 226). Впрочем, издел Стрелецкого розыска 1698 г. видно, что по воскресеньям все же не пытали, потому что Петр I и его сподвижники в это время пировали.

При пьггках обязательно присутствовал кто-то из руководителей сыска, приказные без начальства пытали людей очень редко. Обязательным было составление протоколов пыток (запись «пыточньгхречей»). B этих протоколах отмечалось число нанесенных ударов кнутом, другие пыточные действия: «Подыман он, Федка, дважды, было 17 ударов», «На пытке было ему 10 ударов», «Адано ему было 25 ударов», «А на пытке было ему 55 ударов и зжен клещами». B некоторых протоколах отмечалась продолжительность пытки. 9 августа 1735 г. B.H. Татищев, пытавший Столетова, приказал отметить в протоколе: пытанный висел в виске полчаса, получил 40 ударов кнута, а ПОТОМ висел еще час (62J-4, 179; 659, 9, 12-13;537-1, 375).

По мнению Г.К Котошихина, число ударов кнута в течение часа колебалось от 30 до 40 (4i5, ii5). Данным Котошихина в целом можно доверять. Они совпадаютсмоими наблюдениями над массовыми пьпками стрельцов в 1698 г. Пытаемого не все время держали в подвешенном состоянии, а периодически опускали на землю, чтобы он мог прийти в себя. Когда в 1732 г. пытали А. Яковлева, обвиненного Феофаном в писании анонимного пасквиля, то его пришлось спустить с виски, т.к он, согласно протоколу, «обмер и весь посинел и стал храпеть» (775.44i). Время «в подъеме», как и время отдыха на земле, иногда записывали в протоколе. B решении Тайной канцелярии 1734 r. о пьпке копииста Краснова сказано: «...ис подлинной правды, поднявевонависку,держать по получасуипотом,чтоботтого подъему не вес[ь]ма он изнемог, спустить ево с виски и держать, не вынимая из хомута, п о л ч e т в e p т и ч а с а, а потом, подняв ево, Краснова на виску, держать против оного ж и продолжить ему те подъемы, пока можно усмотреть ево, что будет он слаб и при тех подъемах спрашивать ево, Краснова, накрепко» (42-5, i66o6j. Отом, что подъемы надыбе бывали многократными и затяжными, упоминается и вдругихдокументах сыска. B записи допросастрельца Игнатьева 12 октября 1698 г. сказано: «А Васка Игнатьев з другово подъему говорил...» (i97. /jfl. АрхимандритАлександро-Свир- ского монастыря Александр (расстригаАлексей Пахомов) во время следствия 1720 г. был поднят на виску и провисел 28 минут, после чего потерял сознание. Ha следующий день его продержали «в подъеме» 23 минуты (32s- I, i5i). АП. Волынского, как сказано в журнале Тайной канцелярии, держали надыбе и били кнутом первый раз «полчаса» (з. 222>. Нарозыске 1743 г. Иван Лопухин висел на дыбе десять минут im, зб). Ho продолжительность пытки отмечалась не всегда точно: «Потом поднят надыбу и висел д о - в о л ь н о и на виске сказал» (зз, 2—дело Гаврила Силина, 1722 r.).

Число наносимых ударов в каждой пытке определяли следователи, которые исходили из обсгоятельствдела, показаний пытаемого, его физических кондиций. B проекте Уложения 1754 r., обобщавшего практику пьггки, сказано: «Сколько ж ударов при каждом градусе пытки порозньдавать и ко- ликое время приводному на дыбе висетъ, и коликим стряскам бьпъ, того точно определить невозможно, понеже судьям надлежит в том поступать по состоянию и крепости подозрительного». И далее следователям даются конкретные указания, суть которых сводится ктому, что «людей средней крепости держать на дыбе при первой пытке десять минут и двадцать пятъ ударов, при другой держать пятнадцать минут, дав тридцать пять ударов, и при том бьпъдвум стряскам с бревном, при третейдержатьдодвадцати минут, а ударов давать пятьдесят и быть трем стряскам и при том жечь огнем и по той же препорции, где по состоянию и крепости приводных, то надлежит судьям того прибавлять или где уже сила не допустит, несколько из онаго убавливать» (596, 47).

Однако подсчеты общего числа ударов кнутом надыбе, которые я произвел по протоколам и экстрактам сыскного ведомства, явно расходятся применительно к концу XVIl — началу XVIII в. с рекомендациями составителей проекта Уложения 1754 г. По материалам Стрелецкого сыска 1698 г.(некоторыеделатянулисьдо 1702 r.), общеечисло«застенков»-сеансовсо- ставило 677, а заплечные мастера произвели 14 527 ударов кнута, т.е. в среднем по 21 удару за «застенок». Эта средняя цифра во многом определяется тем, что почти в 37 % «застенков» пытаемые получали по 20—30 ударов (в 117«застенках» былодано по 25 ударов). Меньшедоля «застенков», в которых пытаемые получали от2до Юударов (20,5%). B 103 «застенках» (т.е. в 15,2%) было нанесено от 31 до 70 ударов, причем максимум — 70 ударов

ВСТреЧаеТСЯ ТОЛЬКО В ОДНОМ СЛуЧае (197).

Поописидел Преображенскогоприказаза І702—1712гг.,вкоторойучи- тывается число «застенков» и количество ударов кнутом на них, можно сделать вывод, что большая часть пытаемых прошла по три «застенка», а число ударов в один «застенок» в среднем близко к упомянутому выше числу 25—27 ударов. В.И. Веретенников писал, что в Тайной канцелярии петровских времен на пытках наносили в среднем по 15—30 ударов asi, i9S). При этом женщины получали несколько меньше ударов, чем мужчины. Следователи учитывали их «деликатную натуру», да и пытали женщин, вероятно, полегче. Котошихин сообщает, что раскаленные клещи для ломания ребер кженщинам не применялись (41S, 115).

Мне кажется, чтотри «застенка» и около 25 ударов в один «застенок» были для политического сыска петровских времен общепринятыми. B первом «застенке» число ударов кнута обычно было больше, чем во втором или третьем. Вероятно, следователи опасались, как бы раньше завершениядела и получения нужныхсведений не отправить пьпаемого натотсвет. Типич- нойявляется ситуациясЛариономДокукиным, которого пьггали трижды, дав емувпервом застенке 25 ударов, во втором — 21, автретьем — 20 (325-i, i64-i66). Иван Лопухин пьгтан в 1743 г. таким образом: первый «застенок» — 11 ударов, второй «застенок» — 9 ударов, третий — просто виска на 10 ми-

нуг (660,34,36).

Впрочем, как уже многократно отмечено выше, в политическом сыске не было раз и навсегда принятых норм. Когда власти требовали признания во что бы то ни стало, тогда число «застенков» и ударов кнута резко превышало средние показатели. Так было в Стрелецком розыске 1698 r., при общей средней «норме» в 20—30 ударов некоторым пытаемым давали по 40, 50,60 и даже 70 ударов за один сеанс. Пожалуй, никого так свирепо не пытали при Петре I, как стрельцов. Некоторые из них выдержали по 3—5,8, 9, аЯков Улеснев в 1704 г. вынесдаже 12 пыток (2i2, іщ. Напомню указ Петра 1720 г. о пытке старообрядца Иона: пытать «до обращения», т.е. до принятия официального вероисповедания, «или до смерти, ежели чего к розыску не явитца» (i8i, ii8). B 1715—1716 гг. пыталидоносчика ГригорияЛевшутинаи тех, на кого ондонес: Никиту Никифорова и Кузьму Павлова. Ha первой пытке 2 сентября 1715 r. каждый из них получил по 25 ударов. Второй «застенок» состоялся почти через семь месяцев — 17 апреля 1716 г. Тогда пытаемым дали по 30 ударов. Через месяц устроили третью пьггку — 40 ударов каждому> 1 ИЮЛЯ В четвертой пытке ОНИ получили no41 УВЩ>У(325-1, 605-607).

Как мы видим, число ударов от «застенка» к «застенку», против обыкновения, возрастает. И позже в середине ХѴПІ в. старообрядцев пытали более жестоко, чем других. Среди материалов Сыскного приказа за 1750-е гг. есть данные о 40,50,60 ударах кнутом тем, кто «упорствовал в своей заледене- лости» (242). He было и особых правил о паузах между пытками как в одном «застенке», так и между «застенками». Проект Уложения рекомендует судьям дать пытанному прийти В себя в течение двух недель (596, 48). Ho из мате- риаловсыскаследует, что никакого правиланаэтогсчетнебьшо. B однихслу- чаях следователи давали пытанному длительный срок для поправки, в других же случаях, добиваясь показаний, они мучили его почти каждый день.

Еще одно общее наблюдение. При расследовании дела Кочубея и Искры троим колодникам задали один и тот же вопрос, они одинаково отвечали на него, но при этом число ударов кнута различно: Василий Кочубей получил 3 удара, Иван Искра—6 ударов, сотник Кованько —14 ударов, а поп Святайло (кстати, признанный виновным по приговору менее других «заговорщиков») — 20 ударов (322, i44-i47). Заметна разница в степени жесткости пыток, примененных клюдям разных возрастов: старого Кочубея пытали легче, чем его молодых товарищей. Однако в деле Кочубея видна и еще одна закономерность: тяжесть пытки зависелаотсоциального положения пытаемого —дворяне, знатные колодники получали на пытках заметно меньшее число ударов, чем крестьяне или посадские. Формально все колодники, оказавшиеся у пытки (да и вообще в тюрьме), были равны и, каклюди, побывавшие в руках палача, считались обесчещенными. Попав в застенок, вчера еще уважаемый судья Стрелецкого приказа и влиятельный сановник Федор Леонтьевич Шакловитый писался «юром Федькой», а старик архиепископ Тамбовский Игнатий «растригой Ивашкой». И всеже социальные различия узников сказывались и на режиме их содержания в тюрьме, и на тяжести назначенных им пыток. По наблюдениям Н.Б. Голиковой, изучившей материалы Преображенского приказа за конец XVII — начало XVIII в., крестьяне на пьпках получали по 15—40 ударов кнута, адворяне всего по 3—7,

ЧГО, как МЫ понимаем, было невеликимугешением (212,94-95,182). Объяснить это можно характерным для тогдашнего общества неравенством, ведь известно, что сдревнейших времен пытали только рабов. По мере того как «государевыми холопами» становились и все другие члены русского общества, пытки начали распространяться и на служилыхлюдей, бояр и дворян, но все же их пытали легче, чем простолюдинов. И лишь сословные реформы Екатерины II защитили дворянинаотруки палача.

Ho вновь подчеркнем: с возрастом, сложением, здоровьем, полом пытаемого, кровью, которая текла в его жилах, а потом по спине, могли совсем не считаться. Если верховной власти требовалось выбить из пытаемого признание вины или нужные сведения, то все эти обстоятельства не принимались во внимание. B Стрелецкий розыск 1698 г. служительницы царевен Марфы и Софьи АннаЖукова и Офроська получили, как мужчины, по 25 ударов, а по- стельницаАннаКлушина— 15и«жженаогнемдважцы»^ш, %, 78-79,92). Царскому сыну царевичу Алексею Петровичу на пытке 1718 г. дали, как обык- новенномуразбойнику, 25 ударов, ачерездвадня еще 15! (752,27j, щ.

Пытка была серьезнейшим испытанием физических и моральных сил человека Выдержать пытку, да еще не одну, обыкновенному человеку было неверояшо трудно. Это оказывалось под силу только двум типам «клиентов» сыска физически сильным людям и психически ненормальным фанатикам- самоистязателям. K первому типу относились могучие, грубые каторжники, не раз битые кнутом и утратившие отчасти чувствительность кожи на спине. Корб пишет, в частности, об одном стрельце, который выдержал шесть пыгок и совсем не боялся кнута и огня. Невыносимой он считал только описанную выше «ледяную капель», атакже пытку, когда горящие угли клали на уши, ЧТО вызывало особенно острую боль (399, 1147). И таких могучих людей было на Руси, вероятно, немало. Знаменитый сообщник ПугачеваАфа- насий Соколов-Хлопуша был сечен кнутом четырежды aso, ібз-щ. B 1785 г. в Нерчинск попал закоренелый преступник, 32-летний Василий Брягин, которого с 18-летнего возраста почти непрерывно наказывали за воровство: в 1774г.дваразабили плетьмииодинразбатожьем; в 1776 г. — плетьмии батогами; в 1777 г. — «за полученную от невоздержанности венерическую болезнь» — батогами, в 1779 r. (сновазаворовство) — кошками, в 1780 г. Бря- гина приговорили к шпицрутенам: гоняли восемь раз через 1000 человек; в 1781 и в 1782 гг. за преступления он был приговорен к вырезанию ноздрей, битью кнутом и к ссылке на каторгу. Наконец, в 1782 г. за воровство и побег он был снова прогнан через 1000 человек восемь раз и отправлен в Нерчинск, как неисправимый преступник (w, 86-87). Вероятно, такой могучий человек, как Брягин, мог выдержать столько пыток, сколько их выдержал упомянутый выше ВаськаЛось: 100 ударов кнута, 10 встрясок в трех «застенках», атакже три пытки огнем. И только в четвертый раз с огня он «повинился» B произнесении «непристойных СЛОВ» (500.42-43).

Кроме того, в критические моменты у сильных, волевых людей могли мобилизовываться скрытые резервы организма, пробуждаться огромная воля кжизни, желание продлить существование во что бы то ни стало. Следователи поделу Федора Шакловитого, которого в 1689 г. жестоко пыталивза- стенке, были, вероятно, изумлены, «когда он, Щегловитой, перед бояры по пыткесдыбы бьш снят, просил у них бояр, чтобы его велели накормить, понеже несколькодней уже не ел» (527,209). Возможно, опытные вделах пытки колодники перед «застенком» и после него пили какие-то настои из нар- котическихтрав, притупляющих боль. B популярном вте временалечебнике «Прохладный ветроград или врачевския вещи ко здравию человечества» есть рецепт «лекарства после правежа», который предписывает настоем особой травой «бориц» парить ноги после битья палкой по пяткам и «тако творить по вся дни, доколе биют на правеже и ноги от того бою впредь будут целы». Кроме того, известны заговоры против пытки, огня, железа, веревки и петли, которые облегчали, по крайней мере психологически, пытку, смягчали чувство боли. После пытки или наказаний кнутом лечились тем, что на спину клали шкуру только что зарезанной овцы (526,щ. Известно, что раны от кнута промывали водкой. Bce это дезинфицировало раны, способствовало их заживлению (121,33;583, 241, 259; 678, 172).

Я.А Канторович, изучая по материалам западноевропейской инквизиции поведение пытаемых, в особенности женщин, пришел к выводу, что некоторые из них терпели нечеловеческие боли на пытках потому, что «у этихженщин являлась общая анестезия, делавшая их нечувствительными ко всяким мучениям пытки; часто нравственное возбуждение было столь сильно, что оно заглушало физическую боль и давало жертвам силу переноситъ ее И не Проронить НИ ОДНОГО слова» (371, 56). Возможно, что нечто подобное бьшоивпыгочнькпалатахТайнойканцелярии. Ктапуфанатиковошосятся монах Варлаам Левин и подьячий Ларион Докукин. Левин был одержим идеей очищения через страдание перед лицом ждущей всех неминуемой гибели в «царстве антихриста» Петра I. Поэтому он с радостью шел на пытки и по той же причине оговорил многих невинных и непричастных к делулю- дей — всем им он хотел доставить блаженство в будущем. Как он говорил, «что, может быть, пожелают они с ним мучиться и они-де будут с ним в царствии небесном» (325-i, 40-41). Докукин же, фанатичный составитель подметных писем, в марте 1718 г. сам отдался в руки мучителей, заявив, что « с т p а д а т и г о т о в » (325-i, m. И Левин и Докукин, вероятно, были психически больными людьми с притупленной чувствительностью к боли: Левина пытали шесть раз, в том числе один раз водили по спицам. Из его дела видно, что он страдал эпилептическими припадками — «падучей болезнью». B своем дневнике, который у него забрали при аресте, он писал о приступах «меланхолии», посещавших его видениях, о том, что ему «припало забвение». B 1720 г. его, присланного в Петербургский госпитальармейского капитана, освидетельствовали врачи. Они жгли наогне еголевую руку, после чего зафиксировали утрату в ней осязания и затем уволили со службы, чего впетровскоевремядобиться, недосгигнувдряхлости, былооченьтрудно. Докукин, 57-летний человек слабого сложения, выдержал три пытки кнутом (66 ударов)в течение шести дней, потом был колесован и, несмотря на многочисленные переломы костей во время этой казни, находился в сознании и даже пожелал дать показания. Его сняли с колеса и пыталисьлечить. Конец его неясен — либо он сам умер, либо, видя, что подьячий не дает показаний, его казнили (325-1, ібб-т.

После пытки несчастного осторожно спускали сдыбы и отводили (от- носили)втюрьму. B проекте Уложения 1754 г. следователям рекомевдова- лосьзаденьдо «застенка» ничем не кормить узника и не давать ему горячего питья (596, зі). Авторы проекта—а они наверняка были из Тайной канцелярии — явно обобщали опыт практической работы в застенке, когда плотно поевшие перед пыткой люди потом умирали. Состояние человека после пытки в документах сыска деликатно называется « б о л e з н ь ю ». Так это и было: большая потеря крови, болевой шок, возможные повреждения внутренних органов, переломы костей и вывихи, утрата кожи на большой части спины, неизбежный в тех условиях сепсис — все это в сочетании с ужасным содержанием в колодничьей палате и скверной едой приводило к послепыточной болезни, которая часто заканчивалась смертью или превращала человека в инвалида. B деле Крутынина — Наседкина сказано, что Крутынин «в службе быть не годен, понеже в споре с оным Наседкиным был розыс- киван» (42-2. i62o6.). По данным Н.Б. Голиковой, во время розыска по астраханскому восстанию 1705 г. от последствий пыток умерло 45 человек из 365 пытаемых, т.е. 12,3% (2i2,67). Думаю, что в среднем после мучений в за- стенкелюдей умирало больше, ведь по астраханскомуделудопрашивали, как правило, стрельцов, служивших в полках, т.е. физически сильных, в расцвете лет мужчин. B общем же потоке «клиентов» политического сыска былилюди самогоразного возраста, подчас слабые и больные, и они умирали уже после первой пытки.

B тюрьме больных пользовали казенные доктора из Медицинской канцелярии. За 1762 г. сохранились сведения, чтолекарь Ковдратий Елкус состоял в штате Московской конторы Тайной канцелярии (S3, щ. Забота о здоровье узника никакого отношения к гуманизму не имела. O колоднице Маремьяне Андреевой в 1724 г. бьшо решено: «Пытана дважды, а более не пытана, понеже больна... велено ее розыскивать еще накрепко в то время, как от болезни выздоровеет» (io-i, 4). Ранее подругомуделуАИ. Ушаков писал П.А Толсго- мувноябре 1722г.:«Мнезеломудреноновгородскоедело, ибоАкулинамно- говременно весьма бол ьна, что под себя испражняется, а дело дошло что надлежало было ее еше розыскивать, адля пользования частобываету неедок- тор, алекарь — беспрестанно». C колодницей возились «с прилежанием неослабно» потому, что «до нее касается важное царственное дело» и чтобы она не могласпомошью смерти «ускользнуть» отдачи показаний и непременной казни. Вделе есть и приписка о том, что безнадежнуюАкулину врачи если не вылечили, то, во всяком случае, довели до эшафота: «Акулина и Афимья каж- нены марта 23 дня 1724 году» (ui, щ ю-з, i>.

O большинстве других послепыточных больных в тюрьме так не заботились, и они поправлялись сами и на сюи деньги. Как лечили пытанных, сказать трудно. Думаю, что это делали точно так же, как вообще в те време- налечили больных, получивших открытые неглубокие раны и ожоги. B литературе по истории медицины об этом сказано много и подробно. Естественно, что в условиях антисанитарии раны воспалялись, гноились. По-ввдимо- му, для вьггятивания гноя и было куплено чиновниками Тайной канцелярии в 1722 г. на два рубля «капусты для прикладывания к спине». B той же расходной книге Тайной канцелярии записано, чтоденьги издержаны на покупку вина и пива больным, а также «на покупку холста и на прочия лекарства» (34-5,6;32s-i, іи, 126). Охрана внимательно наблюдала за состоянием здоровья узника после пытки и регулярно докладывала о нем чиновникам сыскного ведомства Как только появлялись признаки близкой смерти, к заключенному присылали, точнее сказать — подсылали, священника.

Термиш«исповедальные показания» висточникахнет,но он мог бы существовать, ибо исповедь умирающего в тюрьме иначе назвать трудно. Выше уже было сказано, что священника обязывали открыть властям тайну исповеди своего духовного сына. Исповедальные показания, исповедь-допрос стоят в том же ряду. Духовными ошами узников тюрьмы Петропавловской крепости числились проверенные попы из Петропавловского собора или других окрестных церквей. Известно, что каждый православный имел право требовать перед смертью исповедника. B 1721 г. предстоящая казнь подьячего Ивана Курзанцова была отложена «того ради, что ко исповеди по многому увещанию отца духовного не пошел» и власти хотели выяснить причину такого упрямства. Этот неординарный поступок подьячий совершил для того, чтобы подать жалобу на неправильный, по его мнению, порядок расследования его дела, что (правда, ненадолго) продлило ему жизнь (W, 280-281).

Обычно же не забота о душе преступника волновала следователей. Священник выполнял у постели умирающего задание начальства и должен был, в сущности, провести последний в жизни колодника «роспрос», узнать подлинную пращу—ту, которую не мог, страшась мучений в ином мире, скрьпъ перед своим духовником верующий человек. Узнав, что монах Кирилл, изветчик на архимандритаАлександро-Свирского монастыря Александра, умирает, П.А. Толстой послал к нему протопопа Исаакиевского собораАлек- сея, чтобы тот увещевал колодника «страхом будущаго Суда Божиего и вечных мучений сказать: правдули он показал на архимандритаАлексавдра?» (325-i, 143). B 1729 r., узнав, что умирающий колодник Михаил Волковтребу- етсвященника, верховники, которые руководили следствием, вначале послали к нему чиновников, чтобы «спросить с увещанием подлинно ль те слова. .. говорить научали его». Сам же священник получил соответствующую инструкцию от сыска: «И тому священнику приказать — у него, Волкова, при исповедании спрашивать подуховности правдали он, Волков, на Федора .. и других лиц сказал, что показано от него, Волкова, в роспросе ис розыску. .. или он то затеял напрасно». Священник потом рапортовал о проделанной им работе: «Показанного Волкова он исповедовал и святыхтайн сообщил и при исповеди по вышеозначенному приказу его спрашивал», а исповедуемый отвечал, что надопросах говорил «самую правду» (w, m).

Исповедальный допрос применили в 1775 г. и к «княжне Таракановой». Узнав, что самозванка тяжело больна, Екатерина II дала указ ведшему расследование князю Голицыну: «Удостоверьтесь в том, что действительно ли арестантка опасно больна. B случае видимой опасности узнайте к какому исповеданию она принадлежит и убедите ее в необходимости причастья перед смертию. Если она потребуетсвященника, пошлите к нейдуховника, которому датъ наказ, чтоб он довел ее увещаниями до раскрытия истины...» Предупрежденный о смертной казнизаразглашение государственной тайны самозванства, назначенный властями священникдвадня исповедовал (читай — допрашивал) умирающую женщину, но нужного признания не добился. Он ушел из камеры самозванки, так и не удостоив ее последнего причастия (441, 612-613, 627).

Ha исповедальном допросе, как и во время увещевания, священнику было запрещено знать «важность», т.е. существо, преступления (а именно сказанные «непристойные слова», иные обстоятельстадела). Его задача была предельно узка—добиться раскаяния преступника, подтверждения (или опровержения) данных им ранее показаний. Каких именно — это священника не касалось. B 1735 г. B.H. Татищев узнал, что подследственный Столетов хочет исповедаться. Он вызвал священника и предписал тому не слушать Столетова, если тот «станет сказывать что тайности подлежащее» (659,9). Рапорт священника после исповеди умирающего колодника записывали со слов пастыря в Канцелярии. И хотя все священники были людьми

Застенок

надежными и проверенными, все же иногда — в делах особо важных — им не доверяли. Тогда во время совершения таинства исповеди воале священника сидел караульный офицер или канцелярист и записывал исповедальные слова. (Из дела 1733 r.: «А потом оной роспопа Петр, будучи в болезни, поисповеди,приотаесвоемдуховном,да при караульном обер-

o ф и цe p e сказал...» — 42-4, 186.)

Исповедальное признание на следствии ценилось весьма высоко — считалось, что перед лицом вечности люди лгать не могут. Выше сказано о расстриге Илье, который не только отказался признать извет на него конюха Михаила Никитина, но и сам обвинил Никитина в говорении этих же «непристойных слов». Он выдержал три пытки, а Никитин умер. Поэтому у Ильи появилась надежда выбраться из тюрьмы. Ho этого не произошло — все его расчеты «испортила» исповедь Никитина перед смертью. B протоколе записано, что Никитин «будучи в болезни, по исповеди при отце духовном показал, что он тех слов подлинно не говаривал и, будучи под караулом, умре, почему признаваетца, что оной рострига [Илья] означенные непристойные слова говорил подлинно, а на вышепомянутого конюха Никитина о произшедших словах показывалложно, отбывая вины своей» (42-i, шоб.).

Двух женщин - Анфимью Исакову и Акулину Григорьеву — казнили за произнесение «непристойных слов» после того, как приговоренный к смерти распоп Игнатий Иванов в 1721 r. «утверждался при смерти на словах. .. [и], по увещеванию отца духовного, сказал», что его донос на женщин достоверен. Междутем никто из привлеченных K следствию, кроме Иванова, этого факта не подтвердил, а обе женщины стойко выдержали три «пытки непризнания»г«-/,«, ЧЄГО будутдостойны и TOM оноедело КОНЧИТЬ» (181, 284). Из этого следует, что исповедь была попросту последним допросом.

B 1722 г. Петр I получил рапортТайной канцелярии о колоднике столяре Корольке: «С роспросу и с дву розысков [он] показал важные слова... на клюшника,даинагребца,которыепомерли.Апотомна исповеди опшу духовному он объявил, что те слова (токмо не все) слышал он... отслужи- тельницы вдовы Варвары Кубасовой, о чем и на очной с нею ставке тоже сказал, а в распросех-де, и с розысков, и в очной ставке во оном запирается и в том себя не признавает и ежели тот Королек с третьего розыску станет говорить на нее, вдову, ее в застенок к очной ставке брать ли и ею po- зыскивать ли?» Итак, мы видим, что исповедальное показание Королька бьшо использовано следствием для ареста новых людей, а сам Королек, поправившийся от болезни, был снова поднят на дыбу, и теперь иарю предстояло решить — пьпать или не пытать оговоренную им на исповеди Кубасову. Резолюция Петра, в записи Толстого, гласила: «0 бабушке (Кубасовой. — K А.) изволил говорить: буде Королек с третьей пытки с ней не зговорит, то- де можно и оную попьпать» (W, ii5-ii6). Значит, и в данном деле исповедальный допрос был признан за истину. Так же в ряду достоверных показаний была признана в 1725 г. исповедь самозванца Холшевникова, который показал нажонку Марью как на свою сообщницу. O ней сказано в резолюции Тайной канцелярии: Марью пытатъ, «понеже означенной Холшевников о том на оную жонку, будучи в болезни, по исповеди при отце духовном, также ИЗДВурОЗЫСКОВ, показывал именно» (42-2, 24).

Дело Петрова и Федорова за 1732 г. интересно тем, что сыскное ведомство из предсмертной исповеди Федорова сделало попросту очную ставку, перейдя все возможные пределы в надругательстве над одним из основных таинств христианского вероисповедания. Суть дела состояла в том, что новгородец Мирон Петровдонес наАлексея Федорова о «некоторых непристойных словах». Федоров «заперся» и извета не подтвердил. Петров прошел все мучения в пыточной палате, но «в роспросе, и в очных ставках, и с подъему, и с трех пыток утверждался» в своей невиновности. Почти все те же круги ада прошел ответчик Федоров, но он сумел выдержать только две пытки и умер. Перед смертью, «будучи в болезни по исповеди п p и отце ду- X о в н о м и в о ч н о й ж e с о о н ы м П e т p о в ы м с т а в к e утверждался в том же, что он показанные непристойные слова не говаривал подлинно и потом, будучи во оной болезни, под караулом умре». Именно это обстоятельство (а не то, что изветчик выдержал три розыска) сыграло главную роль при вынесении решения по делу: Петрова, каклжеизветчика, приговорили к ссылке в Охотск, ибо «тому ево, Петрова, показанию верить ныне не подлежит, понеже означенной Федоров во оных непристойных словах з дву[х] пыток, паче же, будучи в болезни, при отце духовном и B очной C ним, Петровым, ставке не винился и потом в той болезни умре, почему видно, что на оного Федорова затеял он, Петров, о том собою ложно» (¢2-3, i4osj. При этом в приговоре не приведено иных доказательств, кроме того, что неправда доноса Петрова «видна» из исповеди Федорова. Допускаю, что Федоров действительно говорил какие-то «непристойные слова», но, как и каждый человек, он, надеясь на выздоровление, доноса изветчика не признал и тем самым своего обидчика не выручил.

Ho здесь, как и в других ситуациях, не было жесткого правила. B 1722 г. монах Кирилл донес на безжалостно преследовавшего его архимандрита Александра в подлинных (несомненных и потом доказанных другими) «про- дерзосгных» высказываниях о Петре I и Екатерине. He выдержав заключения, Кирилл умер. Перед смертью Кирилл совершил подлинно христианский поступок и в исповеди «сговорил» свой изветсАлександра. Он сказал, что извет его ложен и архимандрит ни в чем не виноват. Это открывало Александру, за смертью признавшегося волжи изветчика, дорогу на свободу. Ho исповедальные показания Кирилла не спаслиАлександра—нашелсядругой ненавидевший его доносчик, и исповедальный допрос монаха Кирилла был проигнорирован. Поэтомунеследуетпреувеличиватъдоверчивостьинквизи- торов к исповедальным показаниям своихжертв.

Как уже сказано выше, следователи Тайной канцелярии были весьма прагматичны, они понимали, чтолюди могугсолгать и на исповеди, и напо- роге смерти. B деле Маслова и Федорова 1732 г. сказано, что как изветчик, так и ответчиксгаятнасвоем и нужно продолжатьдалее розыски, «нотокмо видно, что они люди н e п о т p e б н ы e и правды в них сыскать неможно, понеже ониобаприотцедуховном,ионой Масловсподьему,аФедоровстрехрозыс- ков утверждались всякой на своем показании и истиной в них не сыскано». Поэтому обоих наказали кнутом и сослали (¢2-2, m, щ.

Иначе сложилось дело Левшутина и Ошуркова Доносчик Левшугин, не выдержав трех пыток, умер и при смерти дал исповедальные показания, в

которьк настаивал на подлинности своего извета. K этому времени ответчик Ошурков вынес также три пытки да еще жжение вениками и тем не менее твердо отрицал извет. Здесь мы видим столкновение «правды исповедального показания» и «правилатрех пыток». B приговоре поделу Ошурковасказа- но: «Означенной Ошурков против оговоров помянутоваЛевшутина ис подлинной правды пытан еще трижды и зжен огнем, но токмо в вышеозначенных словах не винился ж». Из дела следует, что следователи решили еще раз проверить стойкость ответчика, и за свободу он заплатил большую цену: шесть раз на дыбе да еще испытание огнем. И только потом его освободили (42-3,119).

B этой истории примечательна не только стойкость ответчика, не отказавшегося, несмотря на страшные муки, от своих первоначальных показаний, но не зафиксированные в бумагах следствия психологические наблюдения следователей. Вряд ли было случайно, что они в одном случае вполне доверяютисповедальномудопросу, вдругом случае полностью игнорируют его, втретьем —делаютвьшод о непорядочности исповедующихся, в четвертом — перепроверяют исповедь очными ставками или троекратными пытками. Как бы то ни было, исповедальный допрос бьи обычным и часто применяемым орудием следствия.

B.H. Татищев в 1738 г. в своих примечаниях к «Русской правде» констатировал, что «у нас о пытке яснаго закона нет» (S92,498). Действительно, все опиралось натрадицию, а в сущности, на волю следователя или распоряжения начальства. Как известно, комиссия по составлению проектаУло- жения 1720 г. знакомилась с западноевропейскими актами о суде и тем самым неизбежно столкнулась с довольно детальной регламентацией процедуры пытки. Знакомство с ними отразилось в проекте Уложения. Смысл их заключался в попытке законодателя оговорить условия, при которых следовало прибегать к пытке подозреваемого. Глава 2 будущего Уложения называлась: «О пытке, для чего оная установлена и кто оной подлежит или пощажен бытъ имеет». Авторы главы стремились сузитъ «зону пытки», прибегая к ней «за неимением других доказательств» и «для испытания и изведы- вания правды», утверждая, что пытка «за неимением обличения злодеев изобретена, дабы их ко изведыванию сущей правды (буде оную иным способом испытать невозможно) принудить». B проекте главы сказано, что пытка проводится «токмо в тяшких и великих преступлениях, которых ради бывает смертная казнь или наказание на теле или тому подобные» (87-2, i47o6.). Таким образом, в проекте Уложения выделен принцип, согласно которому пытка применяется только в делах о тяжких преступлениях. Ранее это об-

стоятельство в русском праве оговорено не было. B артикуле 4 этой главы сказаноолюдях, пытки к которым применялисьчастично или выборочно. Среди них престарелые, слабые, немощные, малолетние, беременные, сумасшедшие. Малолетних можно бить розгами, разрешившихся отбремени женшин — пьгшть спустя 40дней после родов, стариков можно бьшо пытать без ограничений, «ежели оноедело касается оскорбления Величества» (87-2,

M9o6.). Следователям предлагалось широко пользоваться угрозами применить пытку. B главе 9 проекта, несшей следы влияния шведского законодательства, вводится ответственность судьи, если он будетнесправедлив, начнет пьггатъ «по какой страсти, по неважным признакам, бездоказательств» (87- 2,358o6.). Однако проект нового Уложения так и не бьш дописан, и в пыточных палатахработали по старинке.

Ксередине XVIII в., под влиянием идей Просвещения и вообще благодаря значительному смягчению нравов, в царствование Елизаветы Петровны, заметно стремление государства пересмотреть отношение к пытке. По этомупугидвигалась вся Европа: пытку в Пруссии отменили в 1754 r., вАв- стрии — в 1787 г. Bo Франции пыткабылаотмененав 1789 г. вместеслю- тыми средневековыми казнями (последнее в ее истории колесование произошло в 1788 г. — 642-2,5). Жесгокостьобращенияслюдьми в политическом сыске отражает особенность политического строя страны, степень развитости судебной системы и гражданского общества. B тех странах, где действовал институт присяжных, где сложились традиции публичного суда, существовала адвокатура, там пытки исчезли рано. B Англии и Швеции их не бьшо уже в XVI в., исключая, естественно, процессы о ведьмах.

Как известно, придя к власти, императрица Елизавета Петровнафак- тически отменила смертную казнь, точнее — навечно приостановила исполнение смертных приговоров. Какпредполагает B.H. Латкин, в 1761 г. она даже объявила членам Комиссии по составлению Уложения о своем намерении «ВО OHOM НОВОСОЧИНеННОМ УлОЖеНИИ СМерТНЫе КаЗНИ НЄ ПИСаТЪ» (424,

95). При Елизавете были введены некоторые ограничения и в традиционный пыточный процесс: отменили истязаниядлялюдей, сделавшихописки в титуле государя, перестали пытатьдетейдо 12лег. Приобсуждении последней проблемы в 1742 r. Сенатпоспорил с Синодом: первый считал, что нужно ошенитъпыткилюдям, не достигшим 17лет, а Синод бьш убежден, что пытать можно с 12 лет, так как с этого возраста люди уже приносили присягу и женились. Иначе говоря, сенаторы оказались гуманнее служителей Бога, которые считали, что человек становится преступником с того момента, как начинает грешить, а способность грешить у человека проявляется уже в семь лет (587-11, 8601; 620, 46-47). ТОЛЬКО B 1767 Г. СиНОД реШИЛ ЗамеНИТЬ ПЫТКИ И ТЄ-

лесные наказания для священников и монахов монастырскими трудами и «отрешением от дохода и от прихода» (587- is, i2909). Сенат же еще в 1751 г. рекомендовал судам и администрации «как возможнодоходить, дабы найти правду, чрез следствия, а не пыткою и когда чрез такое следствие того изыскать будет неможно, то больше о том не следовать, а учинить им за то, в чем сами винились». Тогда же запретили пытать обвиненных в корчемстве (587-u, 9912,9920).

Согласно проекту разделов нового Уложения 1754 г. о политических преступлениях, сама процедура пытки должна была стать другой. Во-первых, пытку признавали не ординарным, а чрезвычайным средством достижения истины. Применение ее допускалось только к упорствующему в непризнании вины подследственному («совсем тем повиниться не хочет»), да и TO при недостатке улик против него. Если же вина человека была подтверждена бесспорными доказательствами, то пытки разрешалось не применять. Ранее же, как показано выше, пытка применяласьдаже и для подтверждения чистосердечного признания преступника

Во-вторых, утверждался принцип, согласно которому тяжесть пытки не могла превосходить тяжести предполагаемого наказания. Иначе говоря, на дыбу поднимали только людей, обвиненньк в тяжких преступлениях. Ранее же розыск в застенке влучшем случае «засчитывали»зателесное наказание, к которому приговаривали преступника Вделах «маловажных», «меньшей важности» авторы проекта предполагали ограничиться «роспросом с пристрастием» или «пристрастным роспросом». Судьядолжен был смотреть, чтобы «между оным к сысканию истины средством и будущим наказанием всегда была пристойная пропорция».

В-третьих, реформировался сам пыточный процесс. Авторы проекшвы- деляли т p и «г p а д у с а»-степени пытки по нарастающей ее тяжести. Первым градусом становилась уже известная читателю «виска» («подъем на дыбу»), вторым градусом — «встряска» («подъем с стряскою без огня»). Наконец, третьим, высшим градусом являлась пытка на виске, когда еще «сверх того веником или угюгом жгут». Как только пьпаемьш признавал свою вину, всякая пытка прекращалась. Впервые в право предполагалось ввести фундаментальное, в духе новых времен, положение о том, что повторение пьпки после признания пытаемого может не подтвердить (как считали раньше), алишь затемнить истину.

B применении самих пьпгок вводили ряд ограничений: социальных, возрастных, половых, по состоянию здоровья. От пьпки освобождались (исключая преступления по «первым двум пунктам») чиновники первьк восьми классов при условии, что они принесут церковную присягу. Дворяне подвер-

_ 443

гались пытке только по обвинению в убийстве, разбое, грабеже, поджоге, изготовлении фалъшивьс< денег. Полностью освобождались от пытки дети до І5летистарики старше 70лет, беременныеженшины (дородов), больные (до выздоровления), глухонемые И сумасшедшие (596, 27-30). Однако и этот проектосгался нереализованным.

После отмены «Слова и дела» Петром III и вступления на престол Екатерины II новые веяния гуманизации праваусилились. Вуказе Сенатаот 25декабря 1762 г. местные власти были предупреждены: «В пытках поступать со всяким осмотрением, дабы невинные напрасно истязаны не были и чтоб не было напрасно кровопролития, под опасением тягчайшего за то по указам штрафа». Ho предупреждение это было скорее рекомендацией, ибо указ содержал оговорку: «Что же следуетдо таковых, которые по указам тому (т.е. пьпке. — K А.) подлежат, с ними поступать так, как указы повелевают непременно». Об осмотрительном применении пыток в ввде пожелания говорила 15 января 1763 г. в Сенате сама императрица Екатерина II (srr-i4, mi7). Однако пытки не были отменены ни в общеуголовных, ни тем более — в по- литическихделах. B 1765—1766гт.вглавыопьпкахпроекгаУложения 1754г. были внесены поправки. B целом они предполагали более гуманное отношение к пытаемым, смягчали жестокости елизаветинского проекта, но тем не менее OCHOBHbDC положений O пытках не отменяли (596,2S-31).

Какизвестно, Наказ Екатерины 1767 г. рассматривался властями всех уровней как полноценный законодательный акт, принятьш государственными органами к исполнению. Автор Наказа осуждал пытки как антигуманные и бессмысленные («Употребление пытки прошвно здравому, естественному разсуждению; само человечество вопиет против оных и требует, чтоб она была вовсе уничтожена» — ss7-is, 12949). Эти строки продиктованы не только гуманизмом Екатерины II, которая не терпела, чтобы при ней били слуг или животных, но и ее рационализмом. Познакомившись с делом

А.П. Волынского, она написала: «Изделасеговидно, скольмалоположиться можно на пыточные речи, ибо до пытки все сии несчастные утверждали невинность Волынского, а при пытке говорили все, что злодеи хотели. Странно, как роду человеческому на ум пришло лучше угвердшельнее вершъ речи в горячке бывшего человека, нежели с холодною кровию: всякий пытанный B горячке и сам уже не знает, ЧТО говорит» (633-10, 56-57). Несомненно, это высказывание, как и проект Уложения 1754 r., свидетельствует, что в сознании людей середины века произошел важный перелом: признание, добытое с помощью истязания, уже не считалось, как раньше, абсолютным доказательством виновности, саму же пытку признавали препятствием для выяснения правды.

Запрещая пытки Пугачева и его сообщников, императрица писала M.H. Волконскому Юоктября 1774r.: «Для Бога,удержитесьотвсякогорода пристрастьи распросов, всегда затемняющих истину» im-7.9я Волконский отвечал, что при допросах в Москве Пугачев «от пристрастньи распросов всемерно, всемнлостивейшая государыня, удержан» (88, 249; 8-1,146-I47,3ff7o6., 357,360).

Почта в каждом политическом деле мы найдем объяснения раскаявшимся преступником причин совершенного им преступления. После пыток нераскаявшихся подследственных, как правило, не оставалось. Исключением являлись только те из них, которые умирали во время следствия. Когда же преступник «винился», то объяснения причин преступления в записи сыска были настолько однотипны, клишированны, что это наводит на мысль о большой «редакторской» работе следователей с показаниями подследственных. Отчетливо выделяются семь типов штампов-объяснений, которые давали те люди, кто говорил «непристойные слова» о государе или обвинялся B произнесении ЛОЖНОГО «Слова И дела» fCM. 8, 42, 44, 53, 66, SS).

T и п 1. «Те слова он затеял, у м ы с л я с о б о й », «Затеял слова на- прасно,вымысля собою», «Вымысля от себя»,«Поклепал напрасно, с о б о ю », «Затеял собой, н а п p а с н о »; «Затеял, выдумав собою, ложно». Такое объяснение предполагало отсутствие сообщников, позволяло избежать обвинения в «скопе», вопросов о том, «кто его научал и с кем он имел в том согласие?».

T и п 2. «Говорил он собою, с п ь я н а », «Говорил в ш у м с т в e », «сказывалво пьянстве»,«Сказывалв пьянстве»,«Говорилон пьяной»,«Говорилонвопьянстве с проста»;«Говорилонсо- бою во пьянстве,спроста»;«Говорилво пьянстве, а не с умыслу»,«Затеялсобой в п ь я н с т в e ». B дополнение к этому типу довольно часто пояснялось: «Непристойные бранные слова в том своем пьян- ствеон...иговорил, токмо у трезвого в мысли у него не было»или«Былпьянинезнаемо к чему говорил»,«Говорилза пьянством,не упомнит».

Особенно часты были ссылки на чрезмерность, неумеренность пьянства, ставшего причиной «непристойных слов»: «Говорил (или «затеял». — K А) с б e з м e p н о г о пьянства», «Говорил в безмерном своем пьянстве и в беспамятстве»; «То все чинил ли того, за безмерным своим пьянством, не упомнит»; «Поклепал напрасно от многова своего пьянства». Каменщик Иван Лябзин в 1732 г. обвинялся в кричании ложного «Слова и дела». Ha следствии он говорил, что пьет он недели по две-три запоем и «случается с ним страх и безумство», от чего он и «кричал неведомо зачем Слою и дело» (42-i, ив).

Это было одно из самьк распространенных объяснений: был пьян, и что говорил — не помню! Установить, что произошло на самом деле, оказывалось практически невозможно. Лишь в одном случае можно утверждать, что ссылка на пьяное состояние была явной отговоркой. Выше упоминалось дело Ивана Павлова, который в 1737 г. добровольно отдался в руки следователей политического сыска, чтобы пострадать «за старую веру». Подороге в Преображенское, иначе говоря — на смерть, его провожали жена Ульяна и брат Василий. После этих, в сущности, похоронных проводов Ульяна пришла к своей родственнице Марфе, все ей рассказала, и обе женщины тогда плакали. Ha следствии, куда их взяли как свидетельниц, Ульяна и Марфа объясняли эти слезы якобы вовсе не жалостью к шедшему на смерть Ивану, а тем, «что плакали с пьяна». Это, судя по делу, было явной ложью во спасение (7io, іп).

Объяснение,котороев 1721 г.далвТайнойканцелярии ПетрРаев(«Не- потребные слова говорил ли — то не помнит, понеже весьма был шумен, и утверждался в том даже до смерти» — ш, 24), было, возможно, чистой правдой, но никак не могло удовлетворить следствие, так как не было равноценно признанию преступником своей вины. Кроме того, следователи смотрели на пьянство не как на причину преступления, а как отягчающее его обстоятельство. Об этом говорилось в указе 1733 г. оложных изветчиках; они подлежат наказанию, несмотря на отговорки, «что об оном показывали они простотою и C пьянства» (504,114).

Впрочем, не следует преувеличивать значения этого указа. Это был не первый указ такого рода B указе 30 января 1727 г. пьяным болтунам обещали «за те их вины, несмотря на такие их отговорки, учинена будет смертная казнь без пощады» (633-63,7s- 76). Однако против таких суровых решений о человеке под хмельком восставали традиции русской жизни, и они подчас оказывались сильнее даже ужасов застенка. B конечном счете политический сыск, при всей его суровости, не мог игнорировать пьяное состояние как оправдывающий человека фактор. B Тайной канцелярии понимали, что если поступать жестоко с пьяницами, то можно обезлюдить всю русскую землю — ведь, кажется, не было ни одного застолья, где бы не говорили о политике. Ктомуже долго сохранялась инерция римского права, в котором пьяное состояние человека не трактовалось как обстоятельство, отягчающее преступление. Аэто- ры Уложения 1649 г. еще лояльно относились к пьянству и рассматривали его как смягчающее вину преступника обстоятельство. O том же свидетельствуют и повальные обыски, которые проводили власти, чтобы убедиться, действи- тельнолиобвиненный в говорении «неспристойных слов», как он показывает, горький пьянша (вспомним дело псковитянина Скунилы).

Тут очень важен один нюанс. Свидетели могли подтвердитъ, что преступник был или «безмерно пьян» (варианты: «Весьма пьян», «Пьян без памяти», «В безмерном пьянстве, не помнит»), или что он был пьян,« н о в с и л e » (или «хотя и пьян, н о в п а м я т и » — 42-5, i8o6.). B первом случае это означало, что пьяницадействительно не помнил, что говорил. Под влиянием выпитого он находился в состоянии временного идиотизма и тем самым не нес всей полноты ответственностизасказанное. Поэтомуучасть его следовало облегчить. Так, в 1722 г. Тайная канцелярия постановила бить батогами новгородского помещика Харламова, который сказал «непристойные слова» в застолье, в пьяном виде. B своем признании написал, что ничего не помнит—бьит «весьма пьян». Свидетели подтвердили, что Харламов в этот момент был действительно сильно пьян и «в пьянстве бранился и означенные слова говорил». «Того ради, — постановил сыск, — ему оное наказание и учинить, дабы впредь, хотя и в пьянстве, таких непристойных слов не говорил» (32, 7).

Елецкий же однодворец Иван Клыков, на которого в 1729 г. донес отец и назвал четырех свидетелей, пытался объяснить следователям, что своей матерной брани об императоре Петре H не помнит«за пьянством... ивбе- зумстве». Однако отец погубил сына тем, что утверждал на следствии: «В то время как тот ево сын те непристойные слова говорил, был пьян, только в силе и в целом уме и не в безумстве».Свцдетелиподтвер- дили показания изветчика. Ивана Клыкова били кнутом и сослали в Сибирь (8-і, 375o6.j. B 1728 г. дьячок Алексей Попов сказал непристойность о государе. Потом он сказал, что «говорил ли те слова за пьянством не помнит», однако свидетели показали: «И в то-де время оной дьячок б ы л п ь я н, т о к - м о в с и л e ». Итогдля Попова печален: кнут, Сибирь /s-i, 3420S,). Словом, страсть, стойкая приверженность Бахусу если и не оправдывала преступника, то смягчала его наказание. B 1728 г. ямской сын Кошелковдонес на расстригу Аверкия Федорова, что тот «учил ею, Кошелкова отрицаться от Бога и признавать дьяволов». Федоров чудом спасся от костра тем, что на следствии показал: «Говорил [все это]он в пьянстве обманом, чтоб он ево поил вином, а волшебства он не знал». Объяснение это показалось следствию убедительным (8-І. .V7).

Весь набор оговорок, особых штампов, которыми протрезвевший человек пояснял происшедшее, наиболее полно выражен в экстракте поделу сержанта Алексея Ерославова. Этими оговорками пропойца как бы отгораживался от плахи: «А в роспросе, також и в застенке с подъему он, Еросла- вов, показал, что-де ничего не помнит, что бьш безмерно пьян и трезвой-де ни от кого о том не слькал, и злого умыслу никакова за собою и за другими не показал, и об оном ево безмерном в то время пьянстве по свидетельству явилось». Тайная канцелярия даласледующее заключение: «Хотя подлежа- телен бьш розыскам, а потом и жестокому наказанию кнутом, но вместо того, за безмерным тогда ево пьянством и что он молод — гонять спицруген и написать в салдаты» . При этом несчастному пьянице нужно было добиться симпатии следствия простодушным раскаянием, в то время как всякое угрюмое «запирательство», защита неких своих прав только ухудшали его участь.

T и п 3: «Те слова говорил он о б м о л в я с ь ». Такое объяснение говорило, что «непристойные слова» у человека сорвались случайно, спонтанно, какругательствопри неловкомдвижении наскользкойлесгнице. Когдаче- ловек их произносил, как бы подразумевалось, что у него, конечно, не было никаких сообщников, как и определенной антигосударственной цели. Пояснял ложный донос человек еще и тем, что «сказал показанные им непристойные слова на того Конева... о с л ы ш к о ю », «Говорил спроста, н e вслушався»;«Своимпьянствомот косности языка, не вы- г о в о p я того молвил»; «Говорил... простотою своею, не выразумя о т г о - рести своей».

Tип 4. «Отомовсемзатеялонсобою напрасно по злобе»; «Вымысля собою по злобе»; «Затеял напрасно, вымысля собою за злобу»; «Затеял собою по злобе»; «Затеял ложно собою з а з л о б ы ». Тем самым как бы подчеркивалась «напрасность», заведомая, неосознанная бессмысленность и соответственно — непреднамеренность действий, отсутствие замысла и согласия с кем-либо в антигосударственном поступке. Ссылка на «злобу» как скверную, но врожденную черту характера подкрепляла общее «безсознательное» объяснение причины преступления.

T и п 5. B ходу были и ссылки на неграмотность, незнание законов: «Говорил от незнания»;«Сказывалто,неведая»;«Говорил просто- т о ю своею»; «Говорила с самой простоты своей»; «Затеял собою второпях, в беспамятстве, простотою, от безумия своего, а не из злобы и не к поношению какому», «Говорил он пьяной с п p о с т а без всякого умыслу (умыш- ления, мысли)»; «Говорил з глупа и с проста»; «Говорил собой спроста, а не из злобы»; «Говорил спроста, а не для каковаразглашения»; «Сказал... с сущей простоты»

Тип 6. Нередки были и ссылки на собственное скудоумие, «головную болезнь», расстроенную психику, сумасшествие: «Говорил в з а б ы т и и ума своего»;«Говорилне в своем уме»;«Говорил,забывсвоегора- зума в черной немощи»; «В уме забывается»; «Говорил во истуштении ума»; «Затеял о том, будучи в падучей болезни и в беспамятстве»; «А с чего-де в мысльегообономговоритьпришло,отом-деи сам он не ведает»; «Говорил беспамятством и д у p о с т ь ю ». Весь «набор» объяснений такого рода мы встречаем вделе крестьянина Никиты Антонова в 1732 r.: «Говорил он спроста, издеваючись, для смеху, з глупа, от недознания» (42-i, 59). Матрос Семен Соколов, обсуждавший жизнь Екатерины I (он сказал: «Матушка наша... чаю-де и она не на сухих досках лежит... как-де поест сладкова и изопьет хмельнова, захочет-де и другова»), утверждал, что говорил все это «з гл у п а и с п p о с т а »(8-і, 309o6.). Естественно, что напрашивался вывод: «Что же можно спрашивать с дурака? Выпороть его да выпуститъ!». B приговоре 1776 г. о крестьянине Венедикте Журавлеве, сказавшем «непристойные слова», собственно, так и сказано: «Отобыкновенной простой и по состоянию его приличной глупости мыслей, и во истребление их вовсе»—дать плетей и выпустить на ВОЛЮ (S09, 173).

Вообще, привычной формой защиты была поза самоуничижения, столь привычная рабу вообще и государеву холопу в частности. Артемий Волынский оправдывался, что говорил и писал свой признанный преступным проект государственных реформ «в горести и в горячности и по ссоре», но более упирал на свою «глупостъ» и сожалел, что прогневил государыню «вы- сокоумием своим», думал, что «писать горазд» (з, 29o6., 210,66).

Наконец, одно из самых распространенных объяснений, характерных для кричавших «Слово и дело» людей, относится кТипѵ 7: «О том о всем затеял собою, и з б ы в а я p 0 3 ы с к у »; «Он кричал для того мыслил, чтоб тем криком отбыть розыску, а никто ею кричать не научал»; «Затеял напрасно, убоясь в...воровствахсвоихрозыску»;«Говорилоно, испужався розыску второпях»; «Показал было о том о всем неопамятовався, второпях иубоясь себе истязания»;«Непоказал,боясь себезаозна- ченную свою в словах продерзость наказания»; «Сказывал, н e с т e p п я п о б о и ». Другим вариантом было объяснение: «Затеял собою, о т б ы в а я н а к а з а н ь я », «А показал-де он то, избывая каторжной работы». Объяснения человека, что страх перед сыскным ведомством с его пытками есть причина оговоров, молчания и т.д., были весьма распространенными. И следователи сыска этому, не без оснований, верили: все подданные действительно страшно боялись их ведомства.

Добиться подтверждения прежних, данных в «роспросе» показаний, получить новые признания подследственного, ввести все это в системууказан- ных «типов» признаний и составляло главную цель розыска в пыточной камере. Здесь применяли самые разнообразные способы физического воздействия, избежать которых попавшему в застенок человеку было практически невозможно. K 1760-м гг. пытки утратили прежнюю средневековую свирепость, хотя взгляд на физические мучения как на вернейший способ добиться истины (или нужных показаний, что в сыске понимали как синонимы) не стал старомодным, не был признан порочным ни во второй половине XVIII в., ни позже. Ha смену жугот пьпкам отем пришла обыкновенная порка и другие, часто скрытые, вероятно смехотворные для людей типа Ф.Ю. Ромодановского, методыдостижения нужногоследственногорезупьта- та. Словом, в том или ином виде пыгкасохраняласьврусской истории, без нее политический сыск всегда был как без рук.