"Законная сила" Свода законов в свете архивных данных

Окончательного решения по вопросу о силе и значении Свода законов наукой права еще не произнесено. Не только не составилось communis opinio doctorum о том, что представлял собой Свод при его обнародовании - закон ли сам по себе (по терминологии того времени - положительный закон) или только обязательный к употреблению правительственный сборник действующего законодательства, - но даже выражена была полная безнадежность попыток к научному разрешению того сомнения в силе Свода, которое, по словам одного ученого, возникши уже при самом рождении Свода, тяготеет, как злой рок, над всей дальнейшей его судьбой*(29).

Мало того, не только в прежнее время, когда государствоведы впервые лишь подходили к вопросу о силе действующего Свода законов и когда понятия закона и указа не поддавались сколько-нибудь точному формальному разграничению по русскому государственному праву, но даже в самый недавний срок со стороны одного из ученых*(30) повторена и отстаивается попытка оживить и даже обосновать содержанием первого манифеста о Своде мнение, окончательно, казалось, утратившее сторонников, о равносильности, именно в смысле положительного закона, первого и всех последующих изданий Свода и продолжений к нему, вплоть до сводного продолжения 1906 года, которое, как изданное при действии новых Основных законов, уже не может быть признаваемо законом. И если, с одной стороны, юристы, не признающие за первым изданием Свода значения закона, тем менее могут присваивать такое значение второму и третьему его изданиям, то, с другой стороны, и в среде новейших государствоведов и цивилистов иногда отрицается или, по крайней мере, не оговаривается различие между основным и двумя последующими полными изданиями Свода законов*(31). И даже Н.М. Коркунов, наиболее глубоко вникавший в историческую обстановку обнародования Свода 1832 года и этим главнейше обосновавший новый свой взгляд на юридическую природу Свода законов, не усматривал, по-видимому, данных к различной правовой оценке первого и остальных его изданий*(32).

Как бы ни ставить вопрос: более широко - о юридическом значении Свода законов вообще, или более узко - о силе одного первого его издания, основным и центральным является, все равно, вопрос о действительном содержании манифеста 31 января 1833 года, при котором был выпущен в обращение труд Сперанского.

Возможность различного понимания употребленного в манифесте выражения "законная сила" Свода и пробелы, которые чувствуются среди постановлений этого акта, заставляют, конечно, обратиться к мотивам его и вообще к обстоятельствам его выработки. Настоящий очерк и имеет своей преимущественной целью осветить спорный вопрос архивными данными, на основании подлинного содержания всех относящихся сюда официальных бумаг и путем восстановления, в хронологической последовательности, тех отдельных моментов, через которые прошло составление манифеста об издании Свода законов.

Хотя не только проф. Коркунов*(33), но и все позднейшие исследователи более или менее подробно останавливались на истории этого манифеста, разыскивая в журналах Государственного Совета и в воспоследовавшей на одном из них Высочайшей резолюции*(34) либо в представлении Сперанского в Совет, ответа тому, на что нет прямого или достаточно выразительного указания в манифесте, тем не менее даже в общей совокупности приводимых учеными данных нельзя признать, чтобы весь наличный для истолкования исторический материал был действительно и полностью исчерпан. Объяснения этому следует искать в том, что, кроме Коркунова, никто, по-видимому, из ученых-исследователей не имел доступа к собраниям подлинных материалов, в составе которых нашли себе место относящиеся к вопросу документы. Коркунов же, если судить по количеству сведений, им сообщаемых при обосновании своего особого взгляда, не использовал исчерпывающим образом материалов, находящихся в архиве Государственного Совета, и, в частности, не ознакомился ни с хранящимися в том же архиве делами Второго Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, ни с другим весьма ценным наследием Сперанского - личными его бумагами, собранными по его смерти в виде 20 тюков и десятками лет хранившимися в той же форме, без надлежащей систематизации, вместе с официальными, также, к сожалению, не всегда полными, делами Второго Отделения.

Хотя количество сохранившихся данных не исчерпывает всех моментов интересующего нас вопроса и хотя их опознание затруднялось во время работы над предметом настоящей статьи разрозненностью и неполнотой бумаг, а также случайностью состава прежних "связок"*(35), тем не менее при совокупном обозрении всего наличного архивного материала можно отдать себе довольно ясный отчет по вопросу о силе Свода, проследив первоначальное его возникновение и предполагавшиеся способы разрешения, а равно отражение его на дальнейшем движении законоположений о Своде.