ПРЕДИСЛОВИЕ

Материалы по обычному праву кавказских горцев, обнародованные в настоящем издании, извлечены из собрания рукописей, недавно подаренного Новороссийскому университету И. В. Бентковским, г.

Мы предпринимаем настоящее издание, ввиду несомненной важности обычно­правовых материалов по такому мало разработанному у нас вопросу, как инородческое право южно-русских окраин. Издаваемые нами сборники кавказских адатов, состав­ленные на основании показаний самих туземцев (почетных стариков), дают возмож­ность ближайшего ознакомления с правовым бытом целого ряда племен, населяющих Северный и Восточный Кавказ, и, в особенности, представляют немаловажный науч­ный интерес для сравнительного правоведения.

Адаты осетин, как и других кавказских горцев, записанные старыми путешественника­ми и бытописателями горцев и большею частью сохранявшиеся у них еще в то время, когда составлялись издаваемые нами сборники кавказских адатов 40-60-x годов, нередко целиком напоминают многие институты древнего германского или славянского права — институты, о каких говорят еще древние историки и бытописатели славян и германцев и какие сохранялись, например, в «Русской Правде», leges barbarorum и пр. Вообще нужно заметить, что, судя по всему складу и характеру общественной и правовой жизни кавказ­ских горцев, как она воспроизводится в адатах, записанных в издаваемых нами сборни­ках, кавказских горцев следует причислять к типу народностей, стоящих по своему об­щественному развитию на переходной ступени от кочевого к оседло-общинному быту и удерживающих рядом с институтами, развившимися на почве позднейшей оседлой культуры многие остатки от первобытного хищнического быта кочевых родов и племен. Действительно, как показывает изучение адатов кавказских горцев, у них доселе не ис­чезли старые родовые формы и вместе с тем более или менее прочно утвердились и раз­вились все типические явления быта оседлой, территориальной общины — «джамаата» кавказских горцев, резко отличающегося от их «тухума» фода) и пр. Кроме таких, повсе­местно распространенных у кавказских горцев, институтов, как родовое кровомщение или хищничество, поддерживавшее между горцам и до новейших времен архаические воззрения на имущественные правонарушения (грабеж и воровство — племенная «до­блесть» между горцами и пр.), исследователь встречает в адатах кавказских немало «пере­живаний» от древнейших эпох в истории горцев, когда у них господствовали в полной силе такие начала древнейшей культуры, как утробное родство (когыатство), матернитет или первобытные брачные формы, например, семейная полиандрия, религиозная и бы­товая проституция и т.

Прежде разбора имеющихся в нашем рукописном собрании данных относительно истории составления издаваемых нами сборников кавказских адатов, считаем небес­полезным изложить несколько замечаний об адатах вообще на основании сведений, извлеченных частью из существующих исследований о кавказских горцах, часгью из имеющихся в нашем распоряжении рукописных материалов.

Общим названием народных обычаев у всех кавказских горцев служит адат. Тер­мин этот арабского происхождения и в употреблении на всем мусульманском Востоке. У кавказских горцев есть, кроме того, свои местные названия обычаев. Так, у аваров обычай называется батяъ, у кумыков олъгу — собственно судебный обычай, прилагаемый к решению дел (олъгу — буквально «образец, выкройка»); чеченцы называют свои правовые обычаи эдилъ или адилъ, осетины — аръдау k B источниках адат употребляется в различных значениях. Общим родовым понятием адата нужно считать обычайу живущий в народ­ном предании. B «Собрании кабардинских древних обрядов» кн. Голицына (1844) под адатами разумеются «древние обычаи, которыми управляются все народные дела» (гл.

Другое значение адата возводится к суду, или лучше — способам разбирательства су­дебных дел. B этом смысле адат — «суд по обычаям или обрядам» — противополагается в источниках шариату — суду по мусульманским законам. B записке 1841 года, в которой впервые возбужден был вопрос о собирании сведений об адатах, говорится об адате в смысле «суда, основанного на обычаях» и противоположного шариату — суду по Ал­корану [4]. Точно так же в сборнике адатов владикавказских горцев (осетин и чеченцев) 1844 года говорится об адате, как о суде, «рассматривающем все дела, происходящие от несогласия между членами общества», и «определяющем наказание за всякого рода преступление» ^Гл. 2. Ст. 1). По определению сборника Фрейтага 1843 года, «адат есть суд по некоторым принятым правилам или законам, установленным обычаем и освя­щенным давностью» (Гл. 2). B своде адатов Ольшевского 1847 года так определяется значение адата: «Это есть суд посреднический, лишенный больше частью средств по­нудительных и пр.» ^Гл. 1). Подобное же значение дается адату в сборниках 60-х годов V

Есть еще третье значение адата по источникам. B праве мусульманских народов адат противопоставляется не только шариату (как местный обычай или предание общему преданию мусульман), но и общему государственному закону, как закон местныйу имею­щий обязательное действие лишь в данной местности, по внутренним делам данной общины или народа. Таково именно значение у восточных мусульман адата — местного закона в отношении к «ираде» и вообще законам верховного главы государства [5]. Зна­чение закона приобретал адат и на Кавказе, в особенности там, где вместе с ранним упрочением ислама началось с давних времен кодифицирование обычного права, со­ставление из обычаев, живших в народном предании, письменных сборников: адаты, раз записанные в сборники, при дальнейшем применении в судебной практике пре­вращались в строго обязательные «законы».

Источники дают ряд любопытных указаний на происхождение адата и формы его об­разования и развития. Главным органом образования адата кавказских горцев исстари являлось третействОу мировой суд посредников. Мировое разбирательство дел, «происходя­щих от несогласия между членами общества», служило преобладающим источником горских адатов. «Суд посредников, не находя в адате установлений на новые случаи, дол­жен произносить решения, еще небывалые хотя применяющиеся к общему духу адата.

Для решений подобного рода обыкновенно приглашаются люди, сведущие в народных обычаях, и старики, которые могли сохранить в своей памяти какие-нибудь случаи, по­хожие на разбираемый. Постановленное таким образом решение называется масяагатом. Маслагат, повторенный потом в других подобных же случаях, присоединяется к общей массе народных обычаев и окончательно обращается в адат»[9]. Значение маслагата как первичной формы образования адатов видно из всех показаний местных источников — у всех кавказских горцев маслагат как «мировая сделка, соглашение» в случаях, не решае­мых существующим адатом, является первичной стадией в процессе образования адатов. B этом отношении маслагат (мир, мировая сделка, наш древний «ряд») и разбиратель­ство дел по маслагату, или «маслагатное разбирательство» по исконному обычаю горцев, пользуются у них таким же правом гражданства, как адат и адатное разбирательство дел. Таким образом, у дагестанских горцев «середину» между судом по адату и судом по ша­риату (духовные законы мусульман) занимает решение дел по маслагату, т.

Третейство с характером посреднической функции, вырабатывающей основные на­чала обычного права, исстари лежит в основе всего судоустройства кавказских горцев. У осетин такое значение имеет до настоящего времени древний институт’ — «тархоы» (буквально «суд на торгу»), народный мировой суд посредников, устанавливающих со­глашения («минавар», мировую, мир) по спорам и столкновениям родов и их членов. Осетинский тархон решает дела по адату или «благоусмотрению», если в данном случае нет подходящего адата, решения по благоусмотрению при дальнейшей их практике в аналогичных случаях превращаются с течением времени в местный адат, или, по oce- тинскому выражению, аръдау \ He менее интересны показания о формах образования адатов у других горцев. По кабардинским (адыхейским) преданиям, маслагат долго слу­жил главною основою обычного права всего кабардинского племени — в старину все дела решались на совещаниях (маслагате) старцев, и только в конце XVI века появляется в кабардинских аулах особый народный суд (хеезжа) для решения дел по адатам, образо­вавшимся из старых маслагатов [13]. Таковы же народные предания об образовании чечен­ских адатов. «В прежнее время пастушеской жизни чеченцев в случае родовых споров старшие в роде советовались (устанавливали маслагат), как бы уладить дело, условлива­лись, и никто им не противоречил. Ho, размножившись, народ стал иметь более тяжб, суд старшего в роде стал уже недостаточным. Тогда старики всех окрестных фамилий стали собираться для совещания о прекращении беспорядков в стране. Ho и суд ста­риков в фамилиях был недостаточен в вольном чеченском народе, потому что некому было блюсти за исполнением его постановлений. Прибегали к маслагату, или примире­нию; тяжущихся мирили просьбами, вознаграждениями и уступками. Ho и маслагат не мог удовлетворять целой стране и всяким тяжбам, а в некоторых случаях оказывал даже вред. Мало-помалу он (маслагат) перешел в суд по адату — суд стариков (каной), тво­ривших разбирательство дел на народных сходках, в определенных обычаем местах»[14]. Маслагат доселе не перестает влиять на обычное право чеченцев. B этом отношении важно свидетельство «Сборника адатов Нагорного округа» 1864 года о «маслагатном раз­бирательстве», удерживающем у чеченцев равную силу с судом по адату. По чеченскому сборнику 1864 года, маслагат состоит в «миролюбивом окончании дел» медиаторским судом. «К этому способу туземцы часто прибегают, не обращаясь даже в суд, а избирая сами посредников. Ho иногда, ежели на предложение суда окончить дело маслагатом тяжущиеся согласны, маслагат делается в суде, и даже у кадия, когда дело на шариате, в таком случае депутаты суда или кадий есть посредники тяжущихся». Дело решается тогда по совести: раз состоялось «маслагатное решение», оно по обычаю немедленно исполняется и не принимается на апелляцию ни адатом, ни шариатом (см: вступление к сборнику Нагорного округа 1864 года). Таково же, наконец, значение маслагата по кумыкскому праву: раз состоялось маслагатное решение, всякий должен «беспрекослов­но исполнить все, что было сделано маслагатом» (см. вступление к «Сборнику адатов Кумыкского округа» 1865 года.). При такой силе маслагатыых решений, часто повто­рявшихся в судебной практике, они легко превращались в постоянные народные адаты.

Кроме мирового разбирательства, вырабатывающего в форме судебного «маслага­та» основные начала адатного права горцев, последнее образуется также вне судебной практики, именно в форме масяагатов вечевых\ на мирских сходках, исстари являвшихся рядом с третейством главными органами обычного права народа. По коренному му­сульманскому праву, каждое общество (джамаат) [15] правоверных имеет свои сходки ста­риков и почетных жителей для совещаний об общественных делах, на таких сходках при недостатке адатов по тому или другому вопросу старики устанавливают мирской «маслагат», переходящий при дальнейшей практике в постоянный адат общины [16]. Te же порядки доселе существуют у всех кавказских горцев. Так, в дагестанских аулах всегда имеется особое место на площади, куда в установленные дни собирается по обычаю сельская община (донамаат), для установления «маслагатов» по общественным делам, не решаемым существующим адатом. B лице своих «саахвалов» (белобородых старцев) община устанавливает мирской маслагат — соглашение, становящееся основанием на­родного адата по данным вопросам [17]. По старым кумыкским обычаям, мирская сходка также решает общественные деда по маслагату, если на данный случай нет руководящего адата [18]. Таковы же «советы» стариков и вообще мирские сходы и собрания с их маслага- тами по общественным делам у других горцев Северного Кавказа — осетин, чеченцев и пр. По словам Лаудаева, с умножением чеченских родов «старики всех окрестных фами­лий стали собираться для совещаний о прекращении беспорядков в стране. Ha совете ими определялось, какое возмездие должно последовать за различные преступления. Старики возвращались домой, объявляли фамилиям устно свои постановления и за­ставляли их клясться свято исполнять их». Из таких определений слагался постепенно у чеченцев адат, называемый эдияъ или адияъ [19] , Такие же собрания стариков и народа издавна известны у кабардинцев и черкесов Черноморья и Кубанской области [20]. Барон Сталь сообщает в своем «Этнографическом очерке черкесского народа» (1849) интерес­ные данные об устройстве народных собраний (за-уча) черкесов и о маслагатах (блягага), постановлявшихся на собраниях старшинами и утверждавшихся народной присягой и особым актом — «дефтером»[21]. У осетин таким же образом практиковалась исстари вече­вая форма образования народных «арьдау» (обычаев). Ha сходках (нихас) родов и аулов родовые старшины (альдер) и почетные старики (хистер) совещались об общественных и частных делах; решения стариков, положенные на родовых собраниях, принимались аульцами в руководство на будущее время. B первоначальной форме родового компро­мисса фяда или маслагата) обычное право устанавливалось у осетин еще в древней­шую пору господства силы и вражды родов и поколений. «В эпоху борьбы патриар­хальных обществ соседи, утомленные продолжительною враждою, иногда определяли раз и навсегда для разных правонарушений известное возмездие. Подобные компро­миссы — самый обильный источник обычного права. Для обсуждения правонарушений учреждаются третейские суды, и нормы, которыми они руководствуются, принимают постепенно все более и более определенный вид. Ho все это непрочно — при недостатке власти, достаточно авторитетной для поддержания действия установившихся обычаев, обычное право имеет только весьма условную силу: если обе стороны соглашаются на его соблюдение»[22].

B таком «соглашении» раскрывается новое значение и роль маслагата в отноше­нии к обычному праву. Устанавливая первые начала образования адата путем судебно­посреднической и вечевой практики, маслагат являлся затем до позднейшего времени чуть ли не единственной компетентной силой, поддерживавшей действие утвердившихся так или иначе в народной жизни адатов. У кавказских горцев адаты до последнего вре­мени действовали без поддержки специальных учреждений и органов, которые бы на­блюдали за их исполнением. Недостаток таких органов восполнялся у горцев той же са­мой силой, которая и создавала адат,— силой «маслагатных» соглашений и союзов между отдельными родами и общинами, даже целыми племенами. Адат очень долго держался и действовал на почве мирных межсоюзных отношений родов и племен, вступавших между собой в соглашения и ряды, в видах защиты и охраны своих адатов и регулируе­мого ими правового порядка. B этом отношении справедливо замечают, что «адат бли­же подходит к разряду международных прав, чем гражданских законов»[23]. Лишь в срав­нительно недавнее время, когда стадо усиливаться у горцев значение местных органов (старшин и пр.), главным образом под влиянием русской власти, органы эти получили возможность более строго следить за действием и исполнением народных адатов [24].

Источники в одинаковых чертах рисуют «международное» положение вопроса о действии адатов у всех горских племен Кавказа. По наблюдениям Люлье над бытом шапсугов и натухажцев, действие их адатов и основанное на них признание непри­косновенности личных и имущественных прав каждого горца и целых родов и общин по старинному обычаю обеспечивались так называемыми общественными обязатель­ствами (круговой порукой древнего русского права). Обязательства такие устанавлива­лись путем вечевых маслагатов, или соглашений между родами и общинами каждого племени, а иногда и между самими племенами, и утверждались взаимною присягой их представителей. «Присяга их служит для всех и каждого обязательством не делать ни­чего во вред и бесчестье союзу и кончать со взаимной справедливостью все могущие возникнуть между членами различных общин споры»[25]. От таких обязательств зависело действие горских адатов: исполнение их считалось обязательным только для тех и в отношении к тем, кто принимал участие в «общественных обязательствах». Отсюда «по­кушение на чужое добро признается воровством, если оно сделано у своих. B этом случае разумеется не только та же самая община и то же племя, к которым принадлежит вор, но даже чужое племя, если только состоялась с ним присяга жить в добром согласии; так это было между шапсугами, натухаждами и абадзехами. Напротив того, если кто явно про­мышляет воровством на земле соседей, в отношении которых нет никаких обязательств, то на это занятие смотрят только как на лучшее средство показать свое удальство и ловкость»[26]. Этими началами объясняются адаты о воровстве, изложенные в собрании сведений об адате черкесов Черноморской линии Кучерова (1845): «Вор, если будет от­крыт, обязан возвратить тому, кому оно (уворованное) принадлежит, и в таком разе (вор) остается свободным от штрафа». Штраф уплачивается только при утрате или порче уво­рованного, если хозяин его не принимает [27]. Здесь виновный не несет собственно ника­кого наказания — воровство безразлично трактуется, будет ли оно сделано у односельца, принадлежащего к одному роду и племени с вором, или же у «чужого», не связанного с вором никакими «общественными обязательствами». Когда подобные обязательства не оберегали население от хищничества своих же, более сильных родов, обычное право черкесов устанавливало в таких случаях чрезвычайную меру, известную под именем «по­вальной присяги» (эбер-тааредо). «Почетные старшины всех общин и родов, составляю­щих племя, отправляются в те места, где беспорядков больше, и обходят дома людей подозрительного поведения. Выставляется Коран, привешенный на палке, воткнутой в землю, и, в силу того что предпринимаемая мера касается пользы общественной, на­чинается повальная присяга всего населения. Каждый присягает отдельно и формулой клятвы обязывается указать всех, какие только ему известны, виновников беспорядка, со­знаться вслух в своих собственных преступлениях против установленных правил и обе­щать исполнять правила эти на будущее время нерушимо». Всякий отступавший после от этой клятвы или дававший ложную клятву «покрывает себя в общественном мнении несмываемым пятном осуждения»[28].

Сходные же порядки находим у других горцев. Союзы родов и аулов ради взаимной защиты и охраны родовых адатов существовали у ингушей до начала настоящего сто­летия \ У кумыков еще в 40-х годах держался в полной силе институт родовой защиты адатов, в виде «присяжных братств»[29]. Институты родовой поруки доселе не исчезли у осетин [30]. Легенды и предания осетин, чеченцев и других горцев, обнародованные в не­давнее время Шанаевым, Ахриевым и другими, яркими красками рисуют древний быт горцев, подчинявшихся требованиям адата лишь в тесных родовых кругах и считавших хищничество вполне законным в отношении к чужеродцам [31],— воззрения, которые досе­ле не утратили своей силы в жизни горцев. У осетин, например, еще в 30-х и 40-х годах воровство на стороне, у «чужих», не подлежало никакому взысканию: изобличенный вор должен был только возвратить украденное [32]. По чеченским обычаям «удовлетворе­ние обиженного за грабеж (у салатаевцев) состояло только в возврате награбленного», а у ингушей «воровство обратилось в доблесть, прославляемую в народных преданиях и песнях». По этому поводу составитель сборника адатов ингушей замечает: «...к утешению все эти предания заметно бледнеют при постепенном экономическом и нравственном развитии народа и новых требованиях жизни»[33]. B своде адатов горцев Северного Кавка­за (1847) [34] находим следующий отзыв о воззрениях горцев на имущественные правона­рушения: хищничество есть главный промысел горцев, приобретающих все средства к жизни добычей между своими единоверцами, но чаще у соседей за Кубанью и Тереком. «Горец старается счастливым и удачным исполнением грабежа обратить на себя вни­мание своих сородичей и приобрести имя джигита, или наездника. Воровство поэтому во всеобщем употреблении у горцев, гордящихся своим хищничеством у разноплемен- ников». Ho, считая доблестным делом воровские наезды за пределы своего общества, «горец никогда и не упомянет про свои воровские дела, совершаемые им в пределах его, а тем более того аула, в котором он живет; потому что воровство между аульцами и еди­ноплеменниками не только не позволительно, но и позорно. Однако, несмотря на то, кавказские горцы, по врожденной страсти, часто совершают воровство и между своими, и уличенный в краже на месте не только подвергается штрафованию, но и делается пре­зренным не потому, что он решился на воровство, а оттого, что он не умел совершить это в тайне, как неискусный вор». Кавказские обычаи, впрочем, дозволяют в некоторых случаях воровство и между «своими». Таков институт «барамты», о которой говорится впервые в сборнике кайтахских адатов XII века (уцмия Рустем-хана) \ Точно так же свод адатов Северного Кавказа 1847 года указывает на существование обычая барамты у кав­казских горцев еще в настоящем столетии: «Случается, что обидчиком может быть лицо, имеющее силу и вес в обществе, которого и судьи не в состоянии принудить к исполне­нию приговора; в таком случае обиженный удаляется в другую деревню или общество и с помощью своих родственников или кунаков что-нибудь ворует у обидевшего его»[35].

Обычай барамты является естественным результатом указанного нами «междуна­родного» положения у горцев вопроса об обязательности адатов, именно лишь между «своими», исполнявшими присяжный маслагат,— обязательство жить в согласии, не на­рушать прав членов своей общины и племени. Чуть только обидчик добровольно не удовлетворял обиженного, он нарушал тем самым союзный маслагат, становился вне защиты родового адата: в отношении к нему последний терял силу и уступал свое место самоуправству (барамте). Такое же самоуправство в отношении к «своим» дозволялось и в других аналогичных случаях: «Когда два горца поссорятся между собою и если обид­чик не пожелает судиться с обиженным (т. e. будет уклоняться от суда), то последний крадет что-нибудь у первого и, представив украденную вещь в суд, заставляет этим про­тивника своего судиться C ним»2.

Заметим наконец, что и без прямого нарушения общественного маслагата (мира) до­зволялось иногда безнаказанно нарушать существующий адат, если того требовало ис­полнение другого, более уважаемого почему-либо в народе, адата. Известно, каким ре­лигиозным уважением в старину пользовался обычай гостеприимства: у древних славян дозволялось воровство, лишь бы в точности был соблюден этот обычай. Следы такого же обычая гостеприимной кражи удерживались в быту кавказских горцев до новейшего времени. B сборнике адатов горцев (чеченцев) Ингушского округа (см. главу о воров­стве), между прочим, находим указание на то, что «порой и в настоящее время проры­вается старый взгляд туземца на воровство; эта доблесть выражается и в самых лучших сторонах туземного быта. Гостеприимство, первобытная добродетель всех народов, не гнушается воровством: хозяин, чтобы почтить своего гостя, доставить ему наибольшее удовольствие и радость, наводит его на воровство, коим угощает его, как лакомым десер­том вслед за шашлыком; скрывает воровские вещи и даже жертвует собой для гостя-вора, принимая на себя всю ответственность преступления. Можно безошибочно сказать, что главные воры и проводники воров — хозяева, те из туземцев, в земле коих случается хищ­ническое происшествие; краденые же вещи немедленно скрываются передачею в другие отдаленные местности».

Развиваясь из маслагата, находя в нем компетентную поддержку в своем действии и применении, адат затем подвергался изменениям и переработке также путем маслагата общин и родов на мирских сходках. B описаниях обычаев нередко можно встретить указания на такую форму развития адатов. Так, по адатам малкарцев 1844 года (гл. IV, § 29), «в составе обрядов убавка, прибавка или отмена делается по приговору и общему согласию: если народ убедится, что на будущее время невыгодно продолжать суждение по делу обрядом, до того существующим, тогда обряд уничтожается по приговору». Рас­смотрение адатов составляет, по старинному обычаю кавказских горцев, дело общин (джамаат), собирающихся для этого на общественный маслагат K Замечательный пример рассмотрения адатов на сходке целого племени представляет «общий величайший на­родный сбор» туземцев Военно-Осетинского округа в 1859 году: на этом племенном вече осетин «с общего согласия» (маслагата) признано было полезным и необходимым сделать некоторые изменения в существовавших до того времени обычаях, оказавшихся особенно вредными. Они были на собрании заменены обычаями, одобренными наро­дом; тут же, на собрании, были установлены меры для наблюдения за исполнением и действием адатов [36]. B источниках есть, кроме того, указания на то, что у осетин не только целый народ, но и каждая отдельная община могли на своей мирской сходке подвергать пересмотру существующие адаты. Таково, например, соглашение мирской сходки в осетинском селении Ортеви, в 70-х годах, касательно «хушт» — поминок, разо­рявших местное население громадными расходами, бывшими обязательными в таких случаях по местным осетинским адатам K Подобные же вечевые порядки пересмотра адатов существуют издавна и у других кавказских горцев. B «Сборнике адатов кабардин­цев и малкарцев», составленном в 1844 году (см. ниже: Адаты горцев Терской области. Отд. 4), есть указание на пересмотр «древних обрядов» упомянутых племен на народном собрании 1807 года после прекращения свирепствовавшей у них чумы: «Описываемым обрядом (т. e. народным адатом) управлялись все народные дела в Кабарде до чумы; потом 1807 года июля 10-го сделано, по настройству духовенства, с согласия князей и узденей, в отмену прежних обычаев по закону Магомета, Народное условие» (маслагат) о суде и пр. [37] B источниках есть известия о подобных же «народных условиях», или маслагатах, составлявшихся в разное время у черкесов, чеченцев и других горцев вЬиду пересмотра старых адатов, их изменения, дополнения или, наконец, полной отмены старых и введения новых адатов [38].

Маслагат, в смысле нашего древнего «ряда», как норма, устанавливающая основные начала обычного права, не только практиковался у кавказских горцев в форме мирово­го третейства и вечевых соглашений общины или целого племени, но и имел место в сфере других общественных отношений. Источники указывают, что путем маслагата устанавливались у горцев взаимные отношения между отдельными классами и даже ли­цами, например между владельцем и крестьянином. Держась старых народных обычаев и именно ввиду ближайшего их применения в данных обстоятельствах, отдельные лица и классы нередко заключали между собой, в присутствии сторонних посредников, «до­бровольные условия» о взаимных отношениях. «Условия» (маслагат) закреплялись обо­юдной клятвой сторон, участвовавших в маслагате, и ради большого обеспечения ино- ^гда облекались в письменную форму (у черкесов известную под названием «дефтер»[39], с

> отдачей акта на хранение посреднику, наперед избиравшемуся в качестве судьи, на слу- \ чай возможных нарушений маслагата и возникавших отсюда взаимньгх споров. Подоб-

> ные «условия», практиковавшиеся, например, у черкесов бывшей Черноморской линии ^до выселения их в Турцию, могли служить и действительно служили очень обильным

> источником народных адатов [40].

Раз образовавшись таким или иным путем адат, отвечавший народному характеру и потребностям, он надолго упрочивался в народной жизни, сохранялся в преданиях и,

освященный давностью, передавался из рода в род как непреложный закон предков k Впрочем, у горцев, в особенности Восточного Кавказа (у дагестанцев по преимуществу), уже в VIII столетии ставших подчиняться внешнему господству (персов и пр.), замеча­ется стремление гарантировать местные адаты более прочными средствами, чем простое народное предание, путем письменного изложения их в сборниках, служивших затем руководством для горских судей и правителей. У дагестанских горцев сборники адатов появляются уже в XI веке. Адаты записывались в сборники ради практических целей су­дебной практики, ставшей подчиняться с VIII столетия влиянию мусульманского права- шариата (см. ниже), местными судьями и племенными правителями — ханами и пр. Не­которые из древних сборников адатов дагестанских горцев не переставали действоваіъ в народных судах до последнего времени [41]. У горцев Северного Кавказа, где внешние влияния были сравнительно не так заметны, как у дагестанцев, и горское население вело очень долго вполне изолированную жизнь, письменные адаты едва ли были известны до конца прошлого века [42]. Лишь с тех пор как стало усиливаться на Кавказе влияние русской власти, именно с конца прошлого и начала настоящего столетия, начинают появляться у горцев письменные сборники адатов. Их составляют сами горцы, а с 30-х и особенно 40-х годов начинает заботиться о том же в собственных интересах местное Горское управление, учрежденное русским правительством.

Прежде чем перейти к обзору упомянутых сборников кавказских адатов, мы скажем сначала о тех ограничениях, каким стали подвергаться эти адаты со времени подчинения горцев влиянию русского и мусульманского права (шариата).

Влияния эти отражались на многих сторонах правовой жизни горцев: они смягчили до значительной степени старый партикуляризм горских адатов и повели к уничтоже­нию многих древних обычаев горцев, а главное — отразились в общем ограничении в судебно-административной практике действия местных адатов, совместно с которыми действуют в настоящее время мусульманский шариат и русское законодательство.

K кавказским горцам вполне применяется поговорка: «Что город — то норов, что де­ревня — то обычай». У них установилось чрезвычайное разнообразие адатов: не только каждое племя, но и каждая община, аул, чуть ли не каждый дом и семья имеют свои особые адаты, живут по своим «домашним обрядам». B своих общих основаниях все эти адаты в настоящее время представляют много сходных черт; тем не менее каждая община доселе строго держится своих домашних обычаев, и потому можно сказать, что нигде не развивался так партикуляризм обычного права, как у кавказских горцев [43]. Партикуляризм кавказских адатов является вполне естественным результатом той бьгговой обособленности, какая исстари существовала и доселе существует не только между от­дельными кавказскими племенами, часто принадлежащими к различным человеческим расам, но и между мелкими родами и общинами одного и того же племени и его подраз­делений. Материалы, издаваемые нами в настоящем сборнике, как нельзя лучше доказы­вают господство партикуляризма в обычном праве кавказских горцев: рядом с общими адатами целого племени или общества существуют также «частные» адата отдельных местностей, имеющие свои местные особенности в отдельных «обществах», аулах и родах V Партикуляризм обычного права кавказских горцев начинает смягчагься лишь в сравнительно недавнее время. Здесь главное значение имеют внешние влияния — с одной стороны, шариата, распространившегося у большинства горцев Северного Кавказа в на­чале прошлого века [44], а с другой — русского законодательства. Ограничивая действие адатов в народных судах лишь определенным кругом дел гражданских и уголовных, ша­риат и русское право вместе с тем ослабляли старую племенную рознь горцев, сводили их в «общества» и «округа», где действовали единообразные начала обязательного для всех права мусульманского или русского. Bce это естественно и помимо особых прави­тельственных мер должно было более или менее сглаживать резкие различия и местные особенности в обычном праве отдельных кавказских племен. Под внешними влияния­ми стали исчезать в течение прошлого, и особенно текущего, столетия такие «древние обряды» и обычаи горцев, в которых сохранялись следы от своеобразных институтов, сложившихся у горцев в древние времена и шедших вразрез с условиями современного им быта и видами правительства, как, например, обычаи «канлы» (кровомщения), гос­теприимной кражи, религиозной проституции, левирата и т. п.

B древнее время адат был исключительною формой права у всех кавказских горцев. Первые ограничения компетентности и обязательной силы адата появляются на Кавка­зе со времени введения мусульманской религии и права (шариата) сперва в Дагестане с VIII столетия, а с начала прошлого века и у племен Северного Кавказа — чеченцев, кабардинцев и других k

Под шариатом разумеется на Востоке мусульманское право, основанное на общих правилах и положениях ислама, изложенных в Коране и развитых позднейшими му­сульманскими законоучителями [45]. Ha Кавказе распространен по преимуществу шариат школы суннитов (сунни). B Восточном Кавказе (Дагестане) встречаются, впрочем, некото­рые общины, население которых причисляется к шиитам, хотя таких общин в Даге­стане вообще немного [46]. Горцы-сунниты Восточного Кавказа придерживаются шкоды

Лбу Шефы (по местному названию Шафи или Шапиэ), а Западного — Ханафи. Местная практика горских судов Восточного Кавказа усвоила «нававийский» сборник шариата (ильму-пикх) с комментариями Джемалледина, известный под общим именем «Магали» (по другим известиям — «Ибнухаджар») k Тот же сборник шариата практикуется также у горцев Терской области. B Кубанской области в употреблении между местными горца­ми другой сборник шариата, под именем «Дамат»[47]. B 40-х годах известен был на Кавказе сборник шариатских законов под названием «Дурерь»[48].

Влияние шариата на адаты кавказских горцев начало обнаруживаться в большей или меньшей степени в различных местностях Кавказа с первых же пор введения исдама. По замечанию Горского управления 40-х годов, «шариат допускает большое влияние мусульманского духовенства, постоянно оказывающего нам неблагонамеренное свое расположение; а адат основан на обычаях, не согласных с общественным благоустрой­ством и часто противоречащих и стеснительных для народа. Степень влияния того и другого суда у горцев весьма различна, смотря по тому, с которого времени введена магометанская вера у того или другого племени и как она успела укорениться у народа»[49].

По вопросу о «распространении шариата» у горцев, в особенности Северного Кавка­за, мы находим несколько данных в своде кавказских адатов, составленном Ольшевским в 1847 году (гл. 2): «Адат существовал у всех обитателей северной покатости Кавказского хребта до введения между ними магометанской религии. C учением же Алкорана адат начал заменяться шариатом, и те племена и общества подверглись в этом отношении большей перемене, в которых духовенство, по смыслу Корана, приобретало высокое значение и почетное место в обществе. B последнее же время вновь возникшее уче­ние мюридизма много способствовало к изменению прежних условий общественной жизни, в особенности же у чеченцев и других племен, сопредельных Дагестану, где это учение возникло [50]. Таким образом, в настоящее время у горских племен существует сме­шанное законодательство, составленное из двух противоположных элементов: шариата, основанного на общих правилах нравственности и религии, и адата, основанного на обычаях, которого (т. e. адата) первый закон гражданского устройства — право сильного. Отсюда происходит, что адат распространялся и усиливался всякий раз, когда шариат приходил в забвение, и наоборот — адат падал и был отменяем всегда, когда шариат на­ходил ревностных проповедников и последователей».

У дагестанских горцев адат лишь в сравнительно недавнее время стал подчиняться более сильным влияниям шариата - до конца 30-х годов адат считался господствующим источником права местных горцев; шариат пользовался самым ограниченным действи­ем в местной судебной практике L He раз заявлялись стремления имамов и высших духовных глав (шейхов) к полной замене адата шариатом, считавшимся по мусульман­скому учению единственным, обязательным для мусульман, законом; но стремления эти всегда оказывались неудачными. Шамиль в течение 27 лет настойчиво стремился к уни­чтожению суда по адату, наказывая смертью неподчинявшихся требованиям шариата. Ho лишь только пала власть Шамиля, пал и шариат; адат восстановлен был самим на­родом в прежней его силе. За шариатом, после Шамиля, остались только немногие дела гражданские (брачные, также по спорам и несогласиям между мужем и женой, родителя­ми и детьми), дела религиозные или вообще касавшиеся духовенства [51].

У кумыков точно так же, несмотря на давнюю их принадлежность к последователям ислама, адат всегда имел решительный перевес над шариатом, к которому вообще при­бегали редко (главным образом, по делам о завещаниях, опеке и пр.). Положение дела не изменилось и после учреждения народного суда «маккаме»: по шариату решались дела, главным образом, если на то были согласны стороны и большинство судей h По адатам кумыков, собранным Фрейтагом в 1843 году, разбирательство по шариагу распростра­няется только на дела по наследству, завещаниям и опеке (см. гл. «О духовенстве»). Не­сколько иначе ставится вопрос о компетентности шариата в сборнике кумыкских адатов 60-х годов. Здесь шариату подлежат дела по бракам, долговые дела (если есть проценты), исковые и тяжебные; но дела эти «передаются на шариат только тогда, когда суд, при разбирательстве таковых адатным порядком, затрудняется произнести приговор», на­пример, по недостатку фактических доказательств [52].

Точно так же в Чечне, где ислам утвердился не раньше начала прошлого века, ша­риат не пользовался значением до самого водворения Шамиля. По сведениям, сооб­щенным о чеченском шариате в сборнике Фрейтага 1843 года, «чеченцы всегда были плохими мусульманами; суд по шариату, слишком строгий по их нравам, в редких слу­чаях находил место; обычай и самоуправление решали почти все дела». И само духо­венство в Чечне бедно и невежественно: в муллы обыкновенно избирают какого-либо деревенского грамотея; ему и дают в распоряжение шариатские книги для отправления должноста кади — сельский грамотей-кади, таким образом, и разбирает по-своему, лишь формально руководствуясь шариатом (произвольно толкуемым кадием), главным обра­зом, дела по наследству, завещаниям и опеке. При Шамиле изменилось положение дел: имам отменил вовсе адат, «потворствовавший слабостью своих постановлений буйным страстям чеченцев», и предписал судить все дела «ученым» кади по шариагу; прежний адат остался в силе только в тех общинах (надтеречных деревнях — Новом и Старом Юрте, Брагунах и чеченских деревнях, живущих на Кумыкской плоскости), на которые не простиралась власть имама [53]. Господство шариата в Чечне длилось недолго: вслед за падением Шамиля адат был восстановлен самим же народом, как и в Дагестане. И позже, как видно из сборников местных адатов 60-х годов, шариату в Чечне подлежали лишь немногие гражданские дела, и то в том только случае, если адатный суд «затрудняется в решении последних по неимению ясных фактических доказательств. Таким образом, делается постепенное уменьшение значения шариата и перенесение дел из его ведения в порядок адатного производства»[54].

Мало привился шариат и у осетин, уже во второй половине прошлого века принад­лежавших к последователям суннитов. По сведениям, собранным Горским управлением в 1844 году о местных адатах осетин, «в случае преступлений, где нет ясного доказа­тельства, а только сильное подозрение, прибегают к духовному суду (по шариату) и приводят подозреваемых к присяге, чем все и кончается»[55]. B настоящее время шариату подлежат у осетин, главным образом, дела, касающиеся религии и некоторых частно­правовых отношений [56].

B Кабарде с первых же пор введения ислама (в начале прошлого века) велась усилен­ная борьба между адатом и шариатом. По преданиям, собранным Шорой Ногмовым, в прошлом веке подлежали суду по шариату не только гражданские, но и уголовные дела, — за обычаем оставались только дела по спорам и тяжбам князей с узденями и дела узденей с холопами [57]. «Народным условием», составленным на собрании кабардинцев после прекращения чумы в 1807 году, суд по адату сделан был сословной привилегией высших классов (князей и узденей), простолюдины были подчинены по всем делам ша­риатскому суду мулл (кади) [58]. Сословные различия, установленные «народным условием» 1807 года, существовали в Кабарде до времен генерала Ермолова. B изданном им «На­ставлении Кабардинскому суду» (1822) за шариатом признано общее действие, без преж­них сословных различий, главным образом, по делам религиозным («до веры и совести касающимся»), семейным (несогласие между мужем и женой, родителями и детьми) и «вообще по делам, не имеющим улик, ясных доказательств и письменных свидетельств»[59]. Время господства Шамиля отразилось и в Кабарде преобладанием шариата над адатом: в официальном сборнике кабардинских адатов 1844 года, представляющем собственно пересмотр «древних обрядов» кабардинцев, находим правило, установившее «на буду­щее время решать в Кабарде всякие дела по шариату, кроме касающихся черного народа, который не согласен на это», т. e. на подчинение шариату [60]. C 60-х годов, вместе с преоб­разованием местного народного суда, компетентность шариата в Кабарде установилась на тех же основаниях, как и в других частях Кавказа: по шариату решаются только дела, касающиеся религии и совеста, и дела брачные [61].

Что касается, наконец, черкесов черноморских и кубанских, то у них введение ислама (в начале прошлого века) не повлекло за собой преобладания шариата. K нему черкесы прибегали только в редких случаях и то лишь по маловажным делам, как вообще по привязанноста народа к своим обычаям и в силу открытой реакции привилегированных классов, стародавние преимущества которых не признаются шариатом, так и потому, что мусульманский суд (по шариату) допускает произвольное толкование шариатских книг, малоизвестных черкесам[62]. По сведениям, собранным в 1845 году Горским управле­нием об адатах черкесов бывшей Черноморской линии, все дела разбирались у черкесов по адату. «Одно духовенство по делам, между оным возникающим, разбирается шариа­том; впрочем, не возбраняется никому и из другого сословия горцев разобраться в своем деле сим судом (т. e. шариатом). Совершенно зависит от воли и согласия спорящих сторон избрать для разбора своего дела суд-адат или суд-шариат»[63].

Действие шариата на Кавказе по русским законам последнего времени ограничено, главным образом, делами религиозными и семейными. Так, по положениям о Горском управлении 1860 года шариату подчинены лишь дела «по несогласиям между мужем и женой, родителями и детьми, по спорам об имуществе, принадлежащем мечетям» и пр. Точно так же положение 1872 года о мусульманском духовенстве ограничивает действие шариата религиозными делами туземцев и некоторыми гражданскими делами, в особен­ности семейными и наследственными [64].

Ограниченные в большей или меньшей степени действием в крае мусульманского права, адаты кавказских горцев стали подчиняться также влиянию русских законов, с тех пор как образовалось местное Горское управление, учрежденное на Кавказе русским правительством. Нужно, впрочем, заметить, что в то время, как туземные приверженцы шариата стремились к полной отмене действия адатов в практике горских судов, русское управление во многих случаях становилось на сторону адата в борьбе его с шариатом, прежде всего старалось ослабить действие шариата, а с ним парализовать и силу му­сульманского духовенства, по отзыву Горского управления 40-х годов, всегда представ­лявшего один из главных тормозов в деле умиротворения края [65]. Русское правительство, вводя на Кавказе Горское управление, оставляло в силе местные обычаи, не считало возможным ввести между горцами сразу русские законы с полной отменой применения местных адатов в судебно-административной практике. B 40-х годах Горское управле­ние категорически высказывалось за необходимость сохранения обычных между гор­цами порядков: «...изменить существующий у горцев порядок судопроизводства (по народным обычаям) в настоящее время было бы преждевременно и даже опасно; ибо изменение это несомненно вооружило бы против нас одно из сословий — князей и дво­рянство или духовенство»[66]. Тем не менее влияние русских законов в некоторых мест­ностях Кавказа начало высказываться в значительных размерах уже в конце прошлого столетия. При открытии генералом Гудовичем в 1793 году родовых судов и расправ в Кабарде было объявлено об изъятии из подчинения адату всех уголовных дел (убийства, измены, разбоя, грабежа, воровства и пр.), подлежащих рассмотрению по русским за­конам; за адатом были оставлены лишь гражданские дела и незначительные проступки. Недовольство горцев, открыто отказавшихся в 1794 году повиноваться родовым судам как учреждениям, противным духу мусульманского закона и горским обычаям, заставило вскоре Горское управление восстановить суд на старых основаниях, существовавших в Кабарде со времени введения ислама *. Действие русских законов между горцами Север­ного Кавказа, подчинявшимися русскому управлению, стало усиливаться в особенности при главнокомандующем Ермолове. B изданном им в 1822 году «Наставлении Времен­ному кабардинскому суду» категорически поставлен был вопрос о действии русских за­конов в горских судах и об ограничении компетентности адата и шариата. Упомянутым актом изъяты из компетенции «древних обрядов» и подчинены русским (военным) за­конам важнейшие уголовные преступления: «убийство, измена, возмущение в народе, побег за пределы Линии со злым намерением, подвод хищников к злодействам и сно­шения с ними, набеги в границы Линии, нападения и хищничество в оной, наконец, обнажение оружия в ссорах с причинением ран». Остальные дела гражданские и мало­важные проступки [67] предоставлено горским судам «разбирать и решать по их древним обычаям и обрядам, приспособляя оные, насколько важность случаев дозволит, к правам российским»[68]. B Дагестане древний суд по адату и шариату оставлялся в силе везде, где ближайшее управление народом предоставлялось прежним владетелям и правителям. Впрочем, и в тех областях и округах, где не было народных правителей, русское прави­тельство на первых порах оставляло неприкосновенным суд по адату. Так, при устрой­стве управления Самурского округа в 1839 году генерал Головин в инструкции, данной окружному начальнику, предписал при решении дел преимущественно придерживать­ся народных обычаев. B следующем году сделаны были первые опыты подчинения русским законам жителей Кайтаха, Табасарани и магала Улусского, но опыты вызвали всеобщее неудовольствие, разразившееся вскоре восстанием всех дагестанских горцев. B 1848 году везде было восстановлено прежде родовое управление по народным обы­чаям [69]. Как видно из сборников адатов горцев Северного Кавказа, составленных в 40-х годах, тех же бытовых оснований держалось в то время Горское управление осетин, че­ченцев, кабардинцев и пр. — везде адат признавался руководящим законом при разби­рательстве дел уголовных и гражданских [70]. He утратил адат своего значения и силы при новом образовании Горского управления Северного и Восточного Кавказа в 1860 году. Правительство имело при этом в виду «дать народу такой суд, который, будучи сооб­разен с его понятиями и обычаями, давал бы возможность постепенно, без неудобств для народа, перейти со временем к решению всех дел на основании общих законов империи». B положении об управлении Дагестанской областью постановлено: «Судо­производство отправляется по адату и шариату и по особым правилам, постепенно со­ставляемым на основании опыта и развивающейся в них потребности». Вместе с тем установлено строгое разграничение компетентности адата, шариата и русских законов, с точным обозначением для каждого из них определенного круга дел. Так, русским за­конам (военным) подчинены лишь дела об измене, возмущении, явном неповиновении начальству, разбое и похищении казенного имущества; по всем остальным делам уго­ловным и гражданским допущено было разбирательство по адатам k Te же самые основа­ния были приняты и при образовании в 1860 году Горского управления на Северном Кав­казе — везде удержаны были народные суды по адату, с допущением разбирательства по русскому праву лишь в случае тяжких (главным образом, политических) преступлений [71].

Таким образом, обычное право кавказских горцев, в силу влияния мусульманского и русского права, подвергалось более или менее значительным ограничениям. B послед­нее время многие его институты, в особенности те из них, которые шли вразрез с новы­ми условиями жизни (например, древний институт кавказских горцев — кровомщение и пр.), отменены русскими законами; последние более и более вытесняют адаты из мест­ной судебной практики. Теперь уголовные дела разбираются в местных судах по обы­чаю, но только ввиду выяснения вопросов о том, кто виноват и в какой мере обстоятель­ства смягчают или увеличивают виновность подсудимого, наказания назначаются не по адатам, но по уложению о наказаниях уголовных и исправительных. По отзыву лиц, близко знакомых с делом, такой порядок мало удовлетворяет горцев, которые, напри­мер, по делам об убийствах далеко не оставили стародавний свой обычай кровомщения и потому нелегко мирятся с его запрещением: «Горцы смотрят на постановляемые ре­шения по убийствам как на нечто незаконченное и временное, скорее, как на отсрочку, нежели наказание»[72]. Само расследование дел по убийствам и другим уголовным делам, производимое в настоящее время не по адатам, а по русским судебным уставам (судеб­ными следователями), редко достигает цели: население само старается скрывать от сле­дователя всякие следы преступлений, совершаемых по большей части под влиянием обычаев кровомщения и пр.[73] Ha практике, таким образом, многое, что в прежнее, «адат- ное», время так или иначе, но все-таки подлежало воздействию правосудия (хотя и по патриархальным приемам и формам судебного разбирательства), теперь, под влиянием старых бытовых условий, реагирующих против «нового суда», совершенно ускользает от внимания следователя и судьи. Русские законы не действуют в силу фактической реакции против них условий самой жизни; адат не признан и отвергается законом, в результате остается масса правонарушений, на деле совершающихся сплошь и рядом совершенно безнаказанно. Bce это, конечно, мало содействует той благой цели, какая имелась в виду при введении на Кавказе новых судебных уставов,— упрочению в крае «суда правого, скорого, милостивого и равного для всех». Ha деле царит по-старому са­моуправство вольнолюбивого и мало знакомого с требованиями новой юстиции горца, не сдерживаемого более ни старым своим адатом, ни новым русским «уставом». Самоу­правство это царит, прежде всего, благодаря именно шаблонным приемам введения на Кавказе «нового устава», без всякой мысли о необходимости сообразоваться со «стары­ми» формами горского быта, без попытки сколько-нибудь рационально приспособить «новый закон» к застарелым условиям патриархальной горской культуры. Что касается, наконец, действия адатов в сфере мирового разбирательства горцев, то в этом отно­шении горцы и по новому судебному порядку остались при своих старых адатах. Это доказывается сохранением в округах «словесных» горских судов для разбирательства по народным обычаям споров и тяжб между самими туземцами. B камере мирового судьи горец является только тогда, когда ему приходится иметь дело с иноверцем K

Устанавливая начало судебно-административной компетенции местных адатов, рус­ское управление на Кавказе заботилось вместе с тем о сборе «ясных и положительных» сведений об адатах, ввиду предоставления местным органам «возможности вникать в дела горцев и решать их единообразно и скоро». По отзыву Горского управления, высказан­ному в 1841 году, «подобной мерой (собиранием сведений об адате и шариате) прави­тельство вскоре успело бы сыскать доверие народа, а вместе с тем, несомненно, упала бы неприметным образом сильная власть на народ духовенства, многими случаями доказав­шего вредное свое влияние на умы горцев в отношении к русским»[74].

Дело в том, что на Кавказе существовали, кроме родовых и аульных судов, в которых туземные судьи решали дела по обычаям, еще апелляционные инстанции — окружные суды, состоявшие из туземцев и русских чиновников и рассматривавшие дела, пере­ходившие по апелляции из горских судов [75]. Русским чиновникам приходилось иметь дело с решениями низших инстанций по адатам, мало или вовсе не известных для этих чиновников,— приходилось, следовательно, принимать на веру решения по адатам без строгой проверки дел с адатными положениями или же приглашать для этого сведущих людей из туземцев, иметь особых переводчиков и пр. Устранить все эти неудобства можно было только предоставлением в руководство низших и апелляционных инстан­ций точных сведений о горских адатах. Собирание таких сведений с указанными целями и предпринято было Горским управлением в 40-60-x годах.