ГЛАВА IV Первая половина XIX века

В первые годы царствования Александра I возобновившаяся в конце XVIII века политика поощрения фабрично-заводской промышленности развивалась в еще более быстром темпе, и купеческие предприятия сравнительно легко добивались различных льгот.

В первую очередь правительство и предприниматели стремились использовать тех детей, которые в больших количествах обретались в сиротских и воспитательных домах. Эти дети отдавались на фабрики с 10 —12 лет впредь до достиже-

-•-) Налл ас. Путешествие по разным провинциям Росс, империи, кн. 2, ч. II. стр. 471 (изд. 1786 і.).

ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА XIX ВЕКА

ния ими совершеннолетнего возраста. Фабрикант обязывался выдавать им незначительную плату и, кроме того, содержать их на свой счет. Та же участь была уготовлена и тем бедным мещанским детям и сиротам, которые по тем или иным причинам не попали в воспитательные дома. В этом отношении интересный опыт был проделан с Александровской мануфактурой. Императрица решила с „благотворительной целью", но так, чтобы это было выгодно упомянутому предприятию, использовать на нем труд таких малолетних. Поэтому в 1804 году было постановлено, что для „обучения" на мануфактуре ремеслу из бедных-и сирот набираются дети в возрасте от 12 до 15 лет; находясь на полном иждивении предприятия и получая содержание „прилично их состоянию", они не могут претендовать на какую-либо плату.

Использование труда сирот из воспитательных домов наиболее часто встречается на частных предприятиях. Что же касается казенных фабрик, то здесь их труд применялся сравнительно редко, и нажим производился, главным образом, на детей государственных крестьян. И следует отметить, что в начале XIX века такая линия проводилась не менее, если не более твердо, чем раньше. Например, согласно положения 1806 года об Екатеринославской казенной суконной фабрике, рабочий день продолжался не долее 12 часов, но дети на этом предприятии вступали на работу начиная уже с 10-летнего возраста; престарелые и увечные получали в год по 20 рублей на одежду, пищу и пр., а малолетние до определения их к занятиям— всего 6 руб., что, конечно, должно было повлиять на привлечение к работам детей государственных крестьян, прикрепленных к Екатеринославской фабрике, в наиболее раннем возрасте. Отметим, что еще в 1803 г., т.-е. до отдачи этой фабрики в ведение военного ведомства, рабочий день продолжался на ней 15 часов, и малолетние дети за эту работу получали в день: бабинщики и бабинщицы—по 3 коп., а прядильщики—по 6 коп. Следовательно, годовой заработок детей, из расчета 248 рабочих дней, колебался в размере от 7 р. 44 к. до 14 р. 88 коп.

Указом 1818 г. „об улучшении способов содержания фабричных Павловской и Екатеринославской суконных и лосиной фабрик и кожевенного при последней завода" опять было подтверждено, что по достижении 10-летнего возраста дети мастеровых поступают в работу и, кроме задельной платы, получают наравне со взрослыми продовольственный паек, состоящий из 1 п. 321/2 ф- ржаной муки и I1/2 гарнца круп -).

Характерен пример из жизни частновладельческого предприятия.

Это частное определение сената безусловно показательно. Верховные органы власти не только не защищали малолетних детей от употребления их на вредной фабричной работе в столь раннем возрасте, но даже стремились ограничить для них возможности избегнуть ее. Правда, нередко раздавались голоса против эксплоатаиии малолетних и даже составлялись на эту тему проекты, но они не соответствовали интересам господствующих классов и находили себе место постоянного „упокоения" в канцеляриях министерств. Так было, напр., с проектом министра внутренних дел Козодавлева о том, чтобы было запрещено принуждать к фабричным работам жен и детей мастеровых *). Не получили законодательного утверждения и многие другие предложения, исходившие от разных ведомств, хотя они и были частично использованы для положений об отдельных предприятиях. Все существенное, могущее действительно внести некоторое улучшение в условиях работы мастеровых и их детей, выкидывалось, причем приводились такие сентенции, как, напр., „вообще человеколюбие к крестьянам, ласковое с ними обращение, снисходительность и умеренность во взысканиях должны быть отличительными свойствами фабриканта". Наряду же с этим министр внутренних дел в своем „Положении об учреждении особого состояния свободных мастеровых" предлагал обязать детей их, достигших 15-летнего возраста, или поступать на фабрики, или избрать какое-либо иное занятие ').

Если в то время считалось возможным принуждать к работам детей свободных фабричных, то ясно, что в отношении малолетних сыновей казенных мастеровых такое закабаление проводилось в еще более широком масштабе.

) Первое Собрание Законов. №№ 22099 и 27438.

¦') Туїан-Барановский. Русская фабрика в прошлом и настоящем, стр. 138 (изд. 1898 г.).

¦*) Там же, стр. 141.

) Нисселоачч, стр. 81.

в положении о Тельминской казенной суконной фабрике определенно указывалось, что дети мастеровых приступают к работам, „силам их свойственным", начиная с 10-летнего возраста, а с 15-ти лет зачисляются уже в разряд полных работников. На этом же предприятии, по старойу обычаю, прикреплены были на вечные времена и дети фабричных свободного состояния, а также ссыльных и каторжан, в свое время отданных на фабрику. Не мечтая о полном увольнении от работ, дети эти неоднократно ходатайствовали хотя бы только о сокращении срока обязательного пребывания их на предприятии. После долгих мытарств они, наконец, добились в 1839 г. того, что для них был установлен 20-летний срок согласно положению о каторжанах ,;).

В положении о Петергофской гранильной фабрике (1830 г.) прямо устанавливалось, что дети старофабричных и казенных мастеровых мужского пола „принадлежат неиз'емлемо гранильной фабрике" ').

Из приведенных примеров видно, что правительство, как и прежде, принимало меры, чтобы предоставить предпринимателям возможность широкого использования труда детей и подростков как свободного состояния, так и находящихся в крепостной зависимости. Однако, вследствие изданного в 1816 г. закона, запрещающего покупку крестьян владельцами предприятий обрабатывающей промышленности, не принадлежащими к дворянскому сословию, образовалась новая группа малолетних фабричных, которые, являясь крепостными помещика, работали на купеческих фабриках по договорам,заключаемым их владельцем с хозяином предприятия. Это были так называемые „кабальные рабочие".

Как уже неоднократно отмечалось, те законодательные акты, которые разрешали купеческому сословию покупать к фабрикам и заводам помещичьих крестьян, усиливая торговый капитал, ослабляли вместе с тем дворянство, которое само пыталось устраивать в своих вотчинах промышленные предприятия и крепостные крестьяне которого оказывались, по сравнению с поссессионными (прикрепленными к предприятию или купленными фабрикантами не дворянами), в значительно худших материальных условиях.

') К. Пажитнов, стр. 29; Балабанов, стр. 146. ') Первое Собрание Законов, № 3460,

В то время свободная рабочая сила, благодаря отсталой технике, особенно в центральной России, и своей дороговизне по сравнению с почти даровым трудом крепостных крестьян, не являлась особенно выгодной. Поэтому представители торгового капитала, пользуясь заинтересованностью правительства в развитии фабрично-заводской промышленности, настаивали на предоставлении им права покупать к предприятиям вотчинных крестьян, которые таким путем становились пос- сессионными. Это, конечно, ослабляло не только экономическую мощь дворянства, но также и ту кустарную промышленность, развитие которой в среде крепостного населения стало принимать в начале XIX века особенно широкие размеры.

Не останавливаясь сейчас на деталях этой борьбы, укажем лишь, что в 1816 г. дворянству удалось одержать окончательную победу и покупка крестьян фабрикантами не дворянами была раз навсегда запрещена s).

Торговый капитал, успевший вкусить сладость промышленной деятельности при правительственной поддержке и даровой рабочей силе, принужден был теперь обратиться к вольнонаемному труду, а именно посредством найма свободных рабочих и заключения срочных договоров на использование труда помещичьих крестьян.

Если и раньше вольному найму препятствовала высокая оплата труда таких рабочих, то теперь, благодаря новым ограничительным правилам, из'явшим с рынка огромную массу почти даровых рабочих, эта стоимость возросла еще более. Росту цен на рабочие руки не мало способствовала и быстро развивающаяся кустарная промышленность, всячески культивируемая дворянством.

Здесь на помощь промышленному капиталу пришли разоренные и убыточные помещичьи хозяйства, которые и для своего восстановления и для устройства фабрик и заводов нуждались в средствах. Эти средства мог им дать только торгово-промышленный капитал в обмен на необходимую ему рабочую силу, в излишках имевшуюся у помещиков. Взаимные интересы должны были привести к какому-либо соглашению, которое и было вскоре достигнуто Оно заключалось в том, что помещики стали отпускать своих крепостных на фабричную работу, причем или крестьяне сами договаривались с фабрикантами об условиях работы, и помещики путем специальных налогов получали свою прибыль непосредственно с крестьян, или же договоры найма заключались непосредственно помещиком и фабрикантом — тогда жалованье брал

помещик, а крепостные без его разрешения не могли покинуть фабрику. Такие крестьяне, игравшие, как видим, пассивную роль в вопросе о посылке их на фабрику, об условиях их работы и пр., и получили наименование, четко характеризующее их положение—„кабальные рабочие". Понятно, что эта форма „вольного" найма распространилась особенно широко, так как она была выгодна и фабрикантам, ставя таких рабочих по отношению к ним в положение крепостных, и крепостных сравнительно дешевых, и помещикам, которые на полученные за крестьян крупные суммы поправляли свои дела.

Указанная форма найма рабочих приняла вскоре угрожающие размеры. Угрожающие потому, что заключение отмеченных договоров дало возможность обеим сторонам сравнительно легко обходить запретительный закон о поссессионных крестьянах, и фактически покупка крепостных лицами не дворянского происхождения, вследствие трудности контролирования договоров о кабальных рабочих, продолжалась тем же темпом, что и раньше. Если первоначально кадр „кабальных" рабочих составляли дети 10 — 12-летнего возраста, отдаваемые на фабрику обычно сроком на семь лет, то впоследствии договоры стали заключаться на крестьян всех возрастов обоего пола. Это встревожило ту часть крупных землевладельцев, которая в течение почти столетия старалась выбить из рук торгово-промышленного класса сильнейшее орудие конкуренции — дешевую рабочую силу. Вот почему к концу первой четверти XIX века все чаще и чаще раздаются протесты против нового института кабальных рабочих, в конечном итоге заменившего собою покупку крепостных промышленными предприятиями. С своей стороны, сами кабальные рабочие, которым закон 1816 г. был изве.стен, не раз волновались, указывая, что по существу своему их новое положение ничем не отличается от того, в котором находились ранее покупаемые фабрикантами крепостные. В результате указом 10 апреля 1823 г. помещикам было запрещено отдавать своих крепостных в наем не дворянам[3]).

Владельцы промышленных предприятий не хотели примириться с этим новым законом, тем более, что рост кустарной промышленности повлек за собою сокращение предложений рабочей силы, тем самым повысив цены на вольнонаемный труд. Поэтому, несмотря на указ 1823 г., заключение договоров* между разночинцами и помещиками на труд крепостных не прекратилось, причем чаще всего об‘ектом этих сделок являлись малолетние, рабочая сила которых оценивалась значительно дешевле. Закона 1823 г. оказалось недостаточно, и 16 июля 1825 г. последовало высочайшее утверждение положения комитета министров, которым абсолютно запрещалась отдача крепостных на фабричные и заводские работы с заключением условий от имени помещика; за невыполнение этого постановления помещик наказывался тем. что отданный на фабрику крепостной получал свободу 10).

Этот запрет вызвал более интенсивное применение вольнонаемного труда вообще и усиленную эксплоатацию детей и подростков в особенности, а также заставил фабрикантов искать новых путей для обхода ограничительных законов. И лазейка нашлась довольно скоро. Помещики стали заключать теперь с предпринимателями договоры на отдачу крепостных не для фабричной работы, а на обучение их тому или иному производству. В ту пору в обучение могли приниматься только дети, не достигшие 15 лет, и, следовательно, ограничения существовали лишь для более старших возрастов. Ясно, что это должно было способствовать более широкому применению труда малолетних рабочих.

Набираемые из воспитательных домов, а также из крестьянских хозяйств, разоряемых помещичьими поборами, и отдаваемые землевладельцами в „обучение", дети эти подвергались жестокой эксплоатации. Заработную плату получали они самую мизерную, да и то весьма часто она не выдавалась им на руки, а отсылалась домой или помещикам, или родителям. Рабочий день продолжался в среднем 14 —15 часов, доходя на спичечных фабриках и стеклянных заводах до 18-ти часов в сутки. На многих предприятиях перерыв между сменами не превышал 6-ти часов, и таким образом дети буквально не успевали отдохнуть или выспаться. На суконной фабрике Ви- геля десятилетние дети работали зимою 15—17, а летом 14—16 часов и). В общем малолетние работали на равных условиях со взрослыми, причем разница наблюдалась, главным образом, в заработной плате, которую дети получали в значительно меньших размерах. Крестьяне, остававшиеся в имении помещика, должны были вносить налоги за тех, которые были отправлены на фабрики и за которых он получал соответствующую плату, что влекло за собою, конечно, разорение и обнищание крестьянских дворов.

Нет ничего удивительного, что на этой почве среди помещичьих крестьян нередко возникали волнения и беспорядки, обычно подавляемые вооруженной силой. В эту эпоху, эпоху реакции, правительство боялось обнародовать какой-либо указ или циркуляр, ограничивающий произвол фабриканта и помещика, ожидая, что он только „возбудит" в крепостных мысль о неповиновении и освобождении из-под помещичьего ига. Поэтому правительственные мероприятия ограничивались, главным образом, рассылкой помещикам секретных циркуляров, в которых мягко и деликатно говорилось о необходимости ослабить эксплоатацию и произвол и заботиться о благосостоянии своих людей. Такой циркуляр был разослан в связи с волнениями крестьян, принадлежащих помещику Груздеву[4]-). В нем предписывалось губернским и уездным предводителям дворянства наблюдать, чтобы помещики при учреждении фабрик и заводов избегали обращения крестьян целыми селениями к фабричным работам, чтобы посылаемым на работу давались некоторые льготы и облегчения и „чтобы помещики пеклись о содержании и благосостоянии людей, не изнуряя трудами, слишком тягостными, и принимая в соображение пол, возраст и силы каждого". Об этом же и примерно в тех же выражениях говорил и министр финансов Канкрин в 1835 г., считавший необходимым внушить фабрикантам, чтобы малолетние дети не подвергались изнурению слишком продолжительной дневной и ночной работой. Но все эти внушения и просьбы, рассчитанные на гуманность помещиков и промышленников, не привели к осязательным результатам, и эксплоатация малолетних крестьянских детей, с Ю-летнего возраста посылаемых на фабрики и заводы, нисколько не уменьшилась.

Фабричные и помещичьи крестьяне, конечно, не мирились с этим положением. Волнения среди них, начавшиеся на Вознесенской мануфактуре купца Лепешкина, достигли особенно больших размеров среди крестьян, принадлежавших калужским помещикам Дубровиным и частично находившихся на московских бумагопрядильнях. Они вызвали ряд следствий и обследований, из которых одни, направленные к выяснению причин этих беспорядков, привели в конечном итоге к осуждению нескольких десятков фабричных и вотчинных крестьян, а другие, стремившиеся выяснить положение малолетних рабочих на всех московских бумагопрядильнях, завершились изданием закона 7 августа 1845 г. „о воспрещении фабрикантам назначать в ночные работы малолетних лгенее 12-летнею возраста“ ,а).

Долгое время историки русской промышленности и фабричнозаводского законодательства считали, что первым ограничительным о детском труде законом является закон 1 июня 1882 года, и это потому, что исследователи принимали за аксиому, что никакого ограничительного законодательства в крепостную эпоху не могло быть, что появление его связано с ростом рабочего класса и рабочим движением, которое стало

играть роль лишь в последней четверти XIX века. Но М. Ту- ган-Барановский опроверг это мнение, указав на закон 7 августа 1845 г., открытый им в полном собрании законов. Этот закон привлек его внимание в значительной мере тем забвением, которому его быстро предали, а также тем, что до последнего времени об его существовании и не догадывались. Позднейшие историки фабричного законодательства и рабочего классаи) продолжали игнорировать этот закон, считая, что отсутствие практических результатов оправдывает столь невнимательное к нему отношение. Немного подробнее останавливается на этом законе только М. Балабанов 1"), более полно использовавший материал комитета министров. То, что интересующий нас закон не попал в Свод законов и что неизвестны случаи его применения, дало исследователям возможность не признать за ним права называться первым ограничительным законом о малолетних рабочих. По этому пути пошел и И. Та- таров, утверждающий, будто именно „закон 1 июня 1882 года— первый закон о малолетних в России" 1,;).

Между тем, то обстоятельство, что закон 1845 года был издан, с одной стороны, в эпоху сильнейшей реакции и обострения противоречий крепостного хозяйства, а с другой — под непосредственным воздействием беспорядков на бумаго- прядильне купца Лепешкина (Вознесенская мануфактура) и в калужском имении помещика Дубровина, заставляет нас обратить на него особое внимание. Отысканные нами архивные материалы проливают свет на это, на наш взгляд, незаурядное событие в жизни крепостной России, об'ясняют те причины, которые вызвали сперва издание закона 1845 г., а затем — забвение его.

Помещик Калужской губернии, Масальского уезда Дубровин из общего числа принадлежавших ему 2.504 душ отдал в 1842 г. на бумагопрядильню Лукина, Скуратова и К'1 200 мальчиков и девочек „для обучения", а в течение 1843 — 44 гг. послал на бумагопрядильную мануфактуру купца Лепешкина еще 600 крестьян обоего иола и разного возраста.

3 июня 1844 г. помещик Дубровин сообщил приставу Дмитровского уезда Шатилову 1Т), что принадлежащие ему и находящиеся на бумагопрядильне Лепешкина крестьяне вышли из повиновения и прекратили „лежащую на их обязанности фабричную работу", почему он и просит пристава принять над-

") А. Быков. Фабричное законодательство и развитие его в России (П. 1909 г.). — К. Ппжчтнов. Положение рабочего класса в России, ч. I.

l j М Балабпнов. Очерки по истории рабочего класса в России, ч. I (изд. 1924 г.).

1Я) И Татпров. Закон 1 нюня 1882 г. о труде малолетних (статья в жури. „Комсомольская летопись" № 3, стр. 66, прим. 2-ое)

1:) Фабрика Лепешкина находилась в Дмитровском уезде. Моск. губ.

лежащие меры1ь). Шестьсот человек, действительно, бросили работу и намеревались итти в Москву за защитой,а), но приставу удалось уговорить их, и они остались на фабрике, ожидая решения по их делу.

Фабричные крестьяне показали, что Дубровин отправил их на фабрику сроком на восемь лет, обещав предоставить оставшимся членам их семейств большие льготы в господских работах. Однако, эти обещания помещик не выполнил, отчего их домашние терпят острую нужду. Оказать же помощь своим семействам они не могут, так как заработанные ими деньги получает сам Дубровин. На допросах временного отделения Дмитровского уездного суда крестьяне показали, что, когда они стали просить Аепешкина о выдаче им заработка, последний заявил, что все деньги он уже отдал вперед помещику Дубровину. Между тем, как они слышали, Дубровин с оставшихся в деревне крестьян требует подати за находящихся на фабрике. Кроме того, все допрощенные заявили, что посланы они были на фабрику против своего желания и что значительное большинство их были отосланы на фабрику вместе с малолетними детьми, племянниками и воспитанниками. Приведем показания некоторых из них.

Прокофий Михеев — послан на фабрику на 8 лет, вместе с женой и малолетней племянницей. Денег за работу они не получают, а в деревне стариков заставляют работать за всех отсутствующих.

Петр Алфимов — на фабрику послан с племянником подростком Остальные условия работы те же.

Кир Емельянов — на фабрике с 1843 г. вместе с лтлолет- ками, сыном и племянником. Дома осталась жена с дочерью и тоже племянником. За это время помещик отнял у них землю, которой они пользовались при оброке, и всячески стесняет. Никаких денег никто из них не получает.

1Й) Архив государств- совета, де а гражд дел, дела № 130 за 1848 г.— „О возмущении крестьян помещиков Дубровиных и о производивших следствие исправнике Мясоедове и др." на 153 листах. Дело о беспорядках на Вознесенской мануфактуре интересовало самые различные ведомства — мин. внутр. дел, мин. финансов, моек, губернатора, сенат и государств, совет. К сожалению, в архивах первых двух ведомств это дело не сохранилось, и только некоторые отрывки из него известны были из материалов комитета министров. Нам удалось найти указанное дело, которое заполняет наблюдавшийся пробел, заключая в себе копни докладов различных чиновников и комиссий, о существовании которых ранее можно было только догадываться. Дело это, начавшееся в Дмитровск. уезде, побывало в самых различных инстанциях, обрастало постепенно приложениями, заключениями и т. п., переходило из одного учреждения в другое, пока не попало в государств, совет, который только в конце 1848 г. положил последнее решение.

1!1) По свидетельству московского гражд. губернатора, посетившего после беспорядков Вознесенскую мануфактуру, на ней находилось всего около 2.000 рабочих обоего пола и разного возраста. Архив гос. совета. Прилож. к журналу комитета министр, за 1845 г. март, ч. II. Рапорт моек, гражд. Губернатора).

Афан. Лукьянов — работает на фабрике с двумя детьми, племянниками, а двое малолетних пасынков еще в 1842 г. были отправлены на фабрику Скуратова.

Яков Сафронов—отдав помещику оброк за 1844 г., заплатив за себя казенные подати, мог бы остаться дома, однако помещик послал его вместе с малолетней воспитанницей на фабрику.

Андрей Севастьянов — сам был послан на фабрику Лепеш- кина, а его малолетний сын на бумагопрядильню на реке Наре. Ни он, ни его сын жалованья не получают.

Екатерина Семенова — до 300 малолетних детей обоего пола находятся без отцов и матерей при фабрике на реке Наре.

Так как показания были отобраны от всех взрослых 198 фабричных крестьян, а малолетних не допрашивали, то, принимая во внимание, что в „явном возмущении" было не менее 500 человек, надо считать, что из этого числа на долю малолетних детей приходится примерно 275 человек

Между тем, события продолжали развиваться. Отпущенный приставом делегат фабричных Дмитриев, приехав в имение, собрал крестьян для совместного обсуждения создавшегося положения. Они отправили через Дмитриева письмо к Лепеш- кину, в котором просили его принять участие в их судьбе, ибо—„что у него (Дубровина) жить, лучше в горячей смоле кипеть". Допрошенные по этому поводу вотчинные крестьяне показали, что они действительно участвовали в составлении письма к Лепешкину, так как считали себя потерпевшими .по невознаїражденшо помещиков за отправленных на фабрику детей". Казалось бы, что это менее важная причина недовольства, чем, напр., принуждение вотчинных крестьян к уплате податей за крестьян, посланных на фабрику, но в действительности для вотчинных крестьян имела громадное значение неуплата денег за труд детей, так как если бы дети не были отправлены на фабрики, они помогали бы им в хозяйстве. Конечно, эта причина являлась далеко не единственной, но она была выставлена под давлением Дубровина и тех чиновников, которые допрашивали крепостных. Дело в том, что Дубровин в виду закона, запрещавшего отдачу крепостных в наем лицам не дворянского происхождения, не будучи уверен в благополучном для себя исходе этих событий, стремился к компромиссному соглашению с крестьянами и обещал им часть их детей возвратить, а за остальных выплачивать по 25 р. асе.

2") Цифра для того времени огромная. Ведь надо иметь в виду, что речь идст о кабальных рабочих, которые посылались помещиком на фабричную работу в принудительном порядке и которые не брали с собой детей для совместной жизни, как это встречаем мы у вольнонаемных. Здесь малолетние представляют собою тех же в полном об'єме эксплоатируемых рабочих, что и их родители.

в год. Крестьяне же, опасаясь кары за неповиновение помещику, которое выразилось в отправке письма к Аепешкину и в участии в сходе, заявили следователям, что они никаких претензий к помещику не имеют.

Возможно, что этим дело бы ограничилось, если бы начальник Калужской губернии не поручил уездному предводителю дворянства произвести секретное расследование. Выяснилось, что крестьяне жаловались не только на неуплату денег за детей, но и на отправку большой партии работников на фабрики, благодаря чему их хозяйства разорились, и что следствие производилось с пристрастием. Тогда калужское губернское правление признало необходимым, во-первых, членов врем, отделения Масальского земского суда“’) предать уголовной ответственности за беспорядки, допущенные при следствии, с целью обелить Дубровина, и, во-вторых, доставить Дмитриева обратно в Масальский уезд для допроса и предания суду за возмущение вотчинных крестьян. При всем том калужское правление сочло необходимым изыскать способы к ограждению крепостных Дубровина от притеснений с его стороны.

С этого момента начинается вторая глава в истории беспорядков на Вознесенской мануфактуре, ибо крестьяне категорически отказались выдать стражникам Дмитриева, фабричные стали вести себя более активно и, в конце концов, толпой в 500 человек направились в Москву требовать защиты. В 15 верстах от нее они были встречены отрядом войск под командой кн. Вяземского, которому московским военным генерал- губернатором было поручено остановить продвигающихся крестьян. Были пущены в ход „полицейские меры", после чего крестьяне „согласились" вернуться.

Оставшиеся *на фабрике крестьяне были допрошены. Показания их дают ясное представление о той эксплоатации, которой они подвергались в имении помещика и на фабрике предпринимателя. Так, Емельянов, посланный на фабрику в 1S43 г. в числе 109 крестьян разного возраста, показал, что им было об'явлено, что каждый из них, сверх получаемых Дубровиным по 40 р. асе. за душу, будет иметь столько, сколько сумеет выработать, причем Дубровин обязался вносить за них подати и земские повинности из своих средств. Вскоре число отправленных на фабрику превысило 600. Но обещаний своих Дубровин не выполняет, и разоренные семьи терпят острую нужду из-за отсутствия рабочих рук --).

Прохор Артемьев дал оценку и купцу Аепешкину, который считал, что никакие деньги этим работникам не нужны, и они должны довольствоваться платьем и пищей, которую он им дает.

- - — %

21) В Масальском уезде находилось имение Дубровина.

--) У Емельянова нашли при обыске письмо, в котором его отец писал, что для уплаты податей и исправления повинностей помещик принудил его продать имевшийся у него скот.

Фабричный крестьянин Григорьев сообщил интересные данные о своей семье. Состоит она из 14 человек, из которых он, жена с сестрою, малолетние племянник и племянница были отправлены на фабрику Лепешкина, другой малолетний племянник—на фабрику Фомина, а остальные — отец 50 лет, брат с женою, матерью и двумя маленькими детьми — были оставлены в имении, причем отец был взят на господский двор. Распыляя так целую семью, помещик сулил им всяческие блага, а в результате и находящиеся на фабрике, и оставшиеся в крестьянском хозяйстве впали в крайнюю нужду.

Семен Фирсов также подчеркивал систему рассылки членов одной семьи в разные места. Так, он сам с малолетними сыном и племянником были отправлены на фабрику Лепешкина, а два другие племянника и дочь, все малолетки, были отданы на фабрику Фомина.

С подобными же жалобами выступили и вотчинные крестьяне [5]), выясняя, как разрушительно отозвалась на крестьянском хозяйстве отсылка крестьян, в частности—детей, на фабрики.

Сам Дубровин старался доказать, что жалобы крестьян неосновательны и что меры, им принятые, вызваны единственно заботами о крепостных. Отмечая, что купил он имение в скверном состоянии, Дубровин говорил, что единственным выходом из создавшегося положения являлось устройство бумагопрядильной фабрики, как это сделали многие уже помещики, но голод и неурожай 40-х годов приостановили начавшиеся было подготовительные работы, и он должен был поэтому послать 800 своих крестьян на московские фабрики для обучения. Дубровин считал, что жалобы оставшихся в имении несправедливы, ибо он обещал за каждого малолетнег'о выдавать по 25 р. асе. в год [6]j; отправка части крестьян на фабрики не ухудшила положения остальных потому, что „они на производимые им денежные зачеты -°) могут нанимать себе работников за весьма небольшую плату, которая в половину оных менее...

ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА XIX ВЕКА

большая же часть крестьян не находили средств пропитывать детей своих и отправляли их просить милостыню".

Теперь посмотрим, в качестве кого работали на фабриках дубровинские крестьяне и в каких условиях протекала их работа.

Как известно, первая партия малолетних крестьянских детей в количестве 200 чел., против их воли и родителей, была отправлена Дубровиным на фабрику Лукина и К° -h). Хотя непосредственного участия в беспорядках на Вознесенской мануфактуре дети эти и не принимали, но и сами крестьяне и следователь Баранович понимали, что все это звенья одной цепи, почему в материалах следствия имеется не мало данных о первой партии малолетних кабальных рабочих, на которых между Дубровиным и Лукиным был заключен специальный договор

Официально предметом этой сделки являлось обучение на фабрике разным частям прядильного производства около 200 мальчиков и девочек, доставляемых помещиком Дубровиным. Однако, уже второй пункт договора приподнимает завесу, и мы начинаем ощущать, что дело обстояло не так просто. Во втором пункте определяется число малолетних рабочих каждого возраста: десятилетнего возраста может быть прислано детей не более четверти всего числа, а остальное должно быть равномерно распределено между детьми от 11 до 14-ти летнего возраста. Ясно, что этим пунктом Лукин стремился обеспечить себя известным количеством рабочих, более пригодных по возрасту для фабричной работы. Все присланные дети должны были пробыть на фабрике по 5 лет и 4 месяца. Относительно материального обеспечения было договорено, что работники будут снабжены крепкой одеждой и бельем самим Дубровиным *в), владельцы же фабрики обязывались давать им харчи, как и прочим рабочим своего предприятия, в случае болезни лечить на свой счет и выдавать дубровинским людям на руки ежегодно определенные суммы, распределявшиеся между рабочими не равномерно, а по усмотрению хозяина. Те 9 рубл., которые являлись максимальной цифрой среднего годового заработка малолетнего рабочего, следует признать чрезвычайно ничтожными, ибо месячная выработка рабочего на поссессионных фабриках в то время редко спускалась ниже 3 р. сер. 2а). Фабрикант должен был выплатить частями за эти годы еще известную сумму, но эти деньги шли уже самому Дубровину, хотя

Фабрика Лукино, Скуратова, Фомина и К11 на реке Наре в Верейском уезде. Московской губ.

-j Архив государств, совета, дело № 130 за 1848 г. Условие Дубровина с Лукиным (л. 84 — об. и 85).

-") Из показаний крестьян известно, что »та обязанность была переложена Дубровиным на плечи крепостных.

**) Туган-Барановский, стр. 193 и др.

В. Ю. Гессен.              4 по договору они предназначались тем семействам, члены которых были отправлены ка фабрику.

Итак, из приведенных пунктов договора явствует, что Дубровин отправил малолетних крестьянских детей обоего пола на фабрику Лукина не для обучения их прядильному производству, а с целью получить значительную прибыль из их фабричной работы. Иначе говоря, не извлекая прибыли от участия их в крестьянских работах, Дубровин продал фабриканту их рабочую силу, заключив с ним договор от своего имени. Таким образом, эти малолетние дети стали не чем иным, как теми крепостными и „кабальными рабочими", институт которых был уничтожен законами 1823 и 1825 гг. Ссылка же на обучение крестьян производству противоречила существовавшим тогда правилам, по которым 15-летний возраст являлся предельным для отдачи в учение. Это было отмечено калужским губернским правлением: помещики Дубровины, „стараясь усилить свои выгоды... отдали в работы на фабрики под предлогом обучать фабричному мастерству более 200 чел. обоего пола от 7 до 45-летнего возраста" 3°).

Первый опыт натолкнул помещика на мысль о еще более широком использовании крепостных. С осени 1844 г. на бумагопрядильную фабрику купца Лепешкина начинают отправлять значи гельные партии вотчинных крестьян обоего пола в возрасте от 10 до 45 лет. Дубровины отдали 600 крестьян от 1^до45 лет на фабрику „для обучения" на четыре года-

Сущность этого обучения вскрывается пунктами договора, по которым крестьяне должны были, во-первых, исполнять фабричные работы по указанию Лепешкина, причем Дубровин обязывался приводить непокорных к послушанию, а, во-вторых, тем, что на помещика возлагалась обязанность—путем предоставления оставшимся семьям различных льгот—поощрять фабричных крестьян к учению и работе.

Крестьяне, однако, показали, что их ничему не обучали, обращая на подсобные работы. Те 26 р. 78Ь'а к. сер., которые выкладывал ежегодно Лепешкнн за каждого присланного работника, распределялись так, что 12 р. 50 к. выдавались самому помещику, а остальные 14 р. 281 j коп. шли на покрытие расходов по содержанию фабричных. Фабрикант понимал, что результатом такой неоплачиваемой работы, когда на той же фабрике было занято значительное количество вольнонаемных рабочих, могут быть беспорядки и волнения, способные захватить всех рабочих вообще. И, чтобы избежать этого, фабрикант выступил в защиту интересов крепостных крестьян.

Помещик утверждал, что „малолетние дети, посланные на фабрики, имеют спокойное помещение, здоровую пищу,

) .1 рхи(і гасу д. сонета, дело № 130. Распоряжение калужского губ. правлении. л. 88.

по летам своим соразмерную и неотяготительную работу и, приучаясь с малых лет к опрятности и порядку, от регулярной и порядочной жизни имеют свежий цвет лица, веселы, добры и здоровы". Это трогательное описание условий фабричной работы малолетних трудно вяжется с тем, что, согласно договора, дети должны были подчиняться общему фабричному режиму, работая днем и ночью по 14—16 часов в сутки. И даже калужское губ. правление должно было признать, что Дубровин отправлял на фабрику крестьянских детей в таком возрасте, когда „они требовали еще попечения родителей".

Признав, с одной стороны, что Дубровин, „стараясь усилить свои выгоды", противозаконными действиями разорил своих крестьян, отдал на фабрику таких малолетних, которые ни в коем случае не могли быть по своему возрасту удалены из дома, а, с другой, что крестьяне были доведены до отчаянного положения,—калужское правление постановило предать их суду, обвиняя в самовольном оставлении фабрики и в „невнимании в полной мере внушениям начальства, принявшего участие в их положении". В результате несколько крестьян понесли тяжкое наказание, Дубровин же не подвергся никакой каре *‘).

Однако, грубое нарушение законов со стороны помещика, его „притеснительный образ правления" и солидарные действия вотчинных и фабричных крестьян повлекли за собою детальное обследование причин, вызвавших эти волнения. Беспорядки на Вознесенской мануфактуре обратили на себя особое внимание московского гражданского губернатора гр. Капниста, который пуще всего боялся нарушения общественного спокойствия и поэтому настаивал на запрещении устраивать вблизи Москвы новые фабрики или во всяком случае на ограничении их числа, указывая, что в таком фабричном городе, как Москва, „скопление большого числа фабричных людей не может не представлять справедливого опасения при случайности неурожаев или при дороговизне хлеба" в~). События на фабрике Лепешкина взволновали губернатора, и он подал на высочайшее имя соответствующий рапорт :|3). Правда, беспорядки освещены нм чрезвычайно поверхностно и в благополучном виде, но сам-то он, повидимому, придавал им более серьезное значение. Капнист счел необходимым об'ехать наиболее крупные предприятия губернии,—после чего представил специальный доклад, R котором подробно излагает условия работы на фабрике Лепеш-

кина "). Именно этот доклад и дал первый толчок к проработке закона 1845 г. о ночной работе малолетних.

Капнист указывал, что, „хотя при содействии машин труд работников значительно облегчается, но, судя по образу производства самих работ, требующих беспрерывного действия в продолжение дня и самой ночи, нельзя не заметить, что ночное бдение и работа, не взирая на учрежденные смены работников, не может быть для них не тягостною, особенно для детей, занимающихся на фабрике от 10-летнего возраста". Он полагал, что „при кротком и справедливом внушении" можно было бы достигнуть такого распределения работ, которое уменьшило бы количество ночных часов. Но даже ласковое и осторожное обращение не произвело на фабрикантов ни малейшего впечатления. Тогда Капнист пытался повлиять хотя бы на одного только Лепешкина, питая надежду, что другие предприниматели последуют примеру своего собрата.

Доклад московского губернатора обратил на себя внимание Николая I, и по распоряжению последнего комитет министров предложил министру финансов представить свои соображения об „удобнейшем распределении работ на московских фабриках и об уменьшении времени ночного производства оных, весьма отяготительного для рабочих, особенно для малолетних детей" :№).

По собранным сведениям выяснилось, что ночные работы наиболее широкое распространение получили на бумагопрядильных фабриках, на которых занято более 3.000 малолетних рабочих. Министерство финансов решило, что вопрос этот необходимо предварительно обсудить в московском отделении мануфактурного совета. Последнее, в свою очередь, пригласило „известнейших" фабрикантов Лепешкина и Скуратова, которые представили по этому вопросу свои соображения, сводившиеся к следующему: 1) Прекращение ночных работ малолетних принесет вред не только фабрикантам, но и рабочим, так как фабрикантам придется заменить малолетних более дорогими взрослыми и рабочие потеряют тот заработок, который до сих пор приносили им дети. 2) Дети заняты фабричной работой не более II[7] а часов в сутки, причем непрерывно она тянется только 6 часов, затем дается 6-ти часовой же перерыв, потом опять 6 часов работы и т. д. „Следовательно, говорили фабриканты, предполагаемое вредное влияние ночной работы, ослабляемое привычкой, вполне вознаграждается сокращением рабочего времени и продолжительнейшим отдыхом". Далее фабриканты соглашались распределить работу таким образом,

гы) Архив юс. совета. Приложение к журналу комитета министров 1845 г. март. ч. II, № 554. Рапорт московского губернатора за 1844 г.

'") Архив гос. совета. Приложение к журналу комитета министров 1845 г. июль, л. 824.

ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА XIX ВЕКа

чтобы дети до 12              лет на ночную работу (от 12              ч.              ночи до

6 ч. утра) вовсе не употреблялись ).

Московское отделение мануфактурного совета, считая, что 12-часовая              работа              малолетних не является для              них              тягост

ною, что 6-часовую работу сряду „нельзя считать утомительною, когда за нею следует 6-часовой отдых", признало предложение Лепешкина и Скуратова вполне приемлемым. Министр финансов, с своей стороны, добавил лишь, что раз в законах              нет ни              запрещений, ни разрешений              на              ночную

работу, ни              указаний на ее продолжительность и              раз              рабочие

нанимались на фабрику с об'явлением условий, то, соглашаясь на наем, рабочий тем самым нз'являл согласие „на время производства работ". Указав, что имеются фабрики, рассчитанные на ночную работу, и потому запрещение таковой может нанести фабрикантам большие убытки, но все же, считая, что ночная работа тягостнее дневной, министр финансов поддержал готовность московских фабрикантов на недопущение детей до 12-летнего возраста к ночной работе, заявив при этом, что сокращение работы малолетних „для сих последних (т. е. для рабочих) не может быть слишком обременительным".

7 августа 1845 г. был издан закон о воспрещении фабрикантам назначать в ночные работы малолетних менее 12-летнего возраста т),

В тексте этого закона обращает на себя внимание отсутствие указаний на ответственность предпринимателей в случае его нарушения. Этот пробел представляется не случайным. Не следует забывать, что в крепостную эпоху законы, ограничивавшие право господствующих классов, издавались чрезвычайно редко и зачастую облекались в форму секретных циркуляров '*). Эго делалось, с одной стороны, из-за боязни вызвать неудовольствие, а может быть и активное противодействие среди той или иной классовой группировки, в данный момент оказывающей на политику правительства наибольшее давление, а с другой, памятуя „всегдашнюю наклонность черни к освобождению от власти помещичьей". И закон 1845 г., ничего не говоривший об ответственности фабрикантов за его нарушения, не попал в свод законов и уподобился, таким образом, почти секретному циркуляру.

Значение закона 7 аргуста заключается не только в том, что он явился ответом на возмущение крестьян Дубровиных. Мы уже неоднократно имели возможность убедиться, что и помещики, и фабриканты, и даже высшие чины различных министерств зачастую подкрепляли свои рассуждения ссылками на отсутствие в законодательстве тех или иных правил запретительного характера. И нам кажется, что значение закона 1845 г. заключается также и в том, что, запрещая ночную работу для детей, не достигших 12-летнего возраста, он тем самым подтвердил право фабрикантов на использование труда малолетних вообще, а для достигших 12-ти лет — также и в ночное время.

Итак, мы видим, что беспорядки среди крестьян в вотчине Груздева в 1833 г. привели лишь к секретному циркуляру, которому к тому же комитет министров оказал сильнейшее противодействие, так что потребовалось даже личное вмешательство Николая I, а волнение крестьян на купеческой фабрике имело своим результатом ограничительный закон. Тйким образом, понятно, что не менее существенное значение указа 7 августа 1845 г. заключается в том, что самим фактом его издания дворянско-помещичьий класс нанес купеческому сословию очередной удар, хотя в дальнейшем предпринимателям и удалось принять меры к его обезврежению.

Во всяком случае, отдача малолетних детей на фабричную работу не только родителями, но и их помещиками, с заключением предпринимателями договоров с последними, продолжалась. Запрещение допускать их к работам в ночное время осталось лишь благим пожеланием. И этому могло способствовать то „уложение о наказаниях уголовных и исправительных", которое было издано тогда же—15 августа 1845 г. !'). Согласно ст. ст. 1791 и 1792, в случае „явного неповиновения фабричных и заводских людей владельцу или управляющему заводом, оказанного целой артелью или толпою", виновные подвергались лишению всех прав, наказанию плетьми и ссылке на рудники сроком на 15              20              лет, а „за стачку между работни

ками какого-либо завода, фабрики или мануфактуры прекратить работы прежде истечения условленного с содержателями сих заЪедений времени для того, чтобы принудить хозяев к возвышению получаемой им платы", виновные подвергаются аресту сроком до трех месяцев. Понятно, что при таких условиях малейшая попытка несовершеннолетних к своему освобождению от работ в ночное время могла быть пресечена фабрикантом указанием, что участники этой попытки будут подведены под действие одной из упомянутых статей.

К концу первой половины XIX века (в известной мере благодаря тем рогаткам, которые ставились предпринимателям

Первое Собрание Законов. № 19283.

в отношении отыскания наиболее дешевых рабочих) механизация производства все более проникает в фабрично-заводскую промышленность, значение принудительного труда начинает падать, а требование более производительных и квалифицированных рабочих делает крепостные отношения не только ненужными, но даже тормозящими первые шаги промышленного капитала. Все это сказывается на использовании труда малолетних. И это понятно, так как машина, понижая значение мускульной силы, делает труд малолетних особенно выгодным. Поэтому неудивительно, что и после закона 7 августа 1845 г. продолжается усиленное использование малолетних в ночное время, в особенности тех из них, социальное положение которых позволяло им самим решать свою судьбу.

Проблема максимального привлечения на фабрики и заводы малолетних и несовершеннолетних рабочих стала усиленно обсуждаться в то время в правительственных кругах. Так, напр., известный деятель адмирал Н. С. Мордвинов, отвечая на вопрос, из каких резервов должны набираться фабричные рабочие, говорит, чта малолетние из крестьян также „с совершенной пользой служить могут к содействию производства фабричных работ". Такую участь уготовляет Мордвинов и тем детям мещан и разночинцев, родители которых бедствуют 4°). Московский генерал - губернатор Закревский в докладной записке Николаю I, разбирая те условия, в которых живут фабричные рабочие, тоже считает использование труда малолетних выгодным для рабочих, причем по поводу указания противников на незначительные заработки детей он отметил, что наибольшая доля вины в этом лежит, мол, на самих малолетних, которые тратят слишком большие суммы на одежду и обувь, посещают трактиры и харчевни, употребляют чай и вообще имеют привычку к роскоши! В 1850 г., благодаря настойчивым требованиям Закревского, были изданы жесткие правила, строго регламентирующие поведение рабочих, живущих при фабриках. Между прочим, дети и подростки могли отлучаться с территории предприятия только в праздничные дни, да и то лишь по увольнительным запискам конторы "). Приход и уход в казармы в определенное время, запрещение принимать у себя знакомых и родственников, обязательное— под угрозой штрафа—посещение церкви и rip. и пр.,—вот что составляло предмет указанных правил.

Но уже в это время в Петербурге начинает доминировать иная точка зрения на использование детского и подросткового труда, противоположная взгляду московского дворянства и купечества, которая и определила собою дальнейшее развитие

4(|) М. Балабанов. Цитир. сочинение, часть 1-ая, стр. 58.

¦") К. Пажитнов, Цит. сочинение, сгр. 123 — 124; М. Балабанов. стр. Iris-109.

многолетней упорной борьбы вокруг ограничительного законодательства о малолетних.

В 1859 г. при петербургском генерал - губернаторе была образована комиссия для осмотра фабрик и заводов в Петербурге и его уездах.

Проект правил, составленный комиссией на основании собранного материала, был разослан в 1860 г. в различные учреждения, организации, а также и отдельным лицам, с мнением которых правительство не могло не считаться. Сделанные на этот проект замечания представляют большой интерес, с одной стороны, рисуя отношение к проекту различных предпринимательских групп, .а с другой—являясь предтечей тех споров, которые с особой силой разгорелись в 80-х гг.

Часть правил,, включенных в проект, встретила дружный отпор всех предпринимателей вкупе, независимо от характера их предприятия, его местонахождения и пр. Э го были правила, которые должны были облегчить условия работы фабричных на самом предприятии. Так. например, единодушные протесты вызвал параграф проекта, запрещавший предпринимателям допускать к машинам взрослых и малолетних рабочих, не убедившись, что рабочим известны опасности для здоровья и жизни, которыми угрожают машины Промышленники, во главе с департаментом мануфактур и торговли, заявили, что эта статья неприемлема, так как, мол, опекает самостоятельных людей и дает возможность рабочим каждый несчастный случай об'яснять недостаточной осведомленностью об опасностях и вследствие этого требовать от фабрикантов соответствующего возмещения. Элементарнейшее правило, запрещавшее спать рабочим на столах и на полу в мастерских, также встретило возражения со стороны тверских и московских промышленников, которые умудрились об'яснить свое отрицательное отношение к указанному правилу заботами о благосостоянии самих рабочих. Но тверской губернатор граф Баранов определенно заявил, что „фабриканты отстаивают не благосостояние рабочих, а только свои собственные карманы" 1').

Наибольшие дебаты вызвал тот пункт о работе малолетних, согласно которому через два года после введения закона в жизнь запрещалось принимать на фабрики и заводы детей моложе 10-ти лет, причем с момента его опубликования продолжительность рабочего времени для 10 — 12-летних не должна была превышать 6 часов в сутки, а для 12—14-лет - них—12 часов. При этом указывалось, что детей, не достигших 10 лет, но уже работающих на предприятиях, нельзя занимать в промежуток времени от 8 ч. вечера до 5 ч. утра. Эта статья

7руды комиссии, учрежденной для пересмотра уставов фабричного и ремесленного. Часть вторая. Материалы. С.-Петербург. 1863 г. Приложение XV, стр. 260.

Там же, стр. 274—275.

проекта, знаменующая собою не только полное забвение, но даже значительное отступление от закона 7 августа 1845 г., вызвала серьезные возражения со стороны департамента мануфактур и торговли. Указывая, что „вред, причиняемый преждевременным обращением детей слишком нежного возраста на усиленные фабричные работы обыкновенно среди смрадного, удушливого и пыльного воздуха", с особой силой отражается на подрастающем поколении, департамент предлагал, не устанавливая никаких льготных сроков, немедленно же по введении закона в жизнь запретить принимать на фабрики и заводы малолетних обоего пола, не достигших 12-летнего возраста. Что касается продолжительности рабочего дня несовершеннолетних, то в виду того, что между малолетними до 14 лет и недостигшими 16-летнего возраста—нет резкого отличия, было предложено норму в 12 часов установить для всех малолетних от 12 до 16 лет.

Замечания департамента мануфактур были поддержаны и некоторыми промышленниками. Одни высказали пожелание, чтобы ограничительный возраст для допущения к работам был повышен до 13 лет; другие предлагали совершенно запретить использование малолетних в некоторых вредных производствах и т. п. Зато сильнейшую оппозицию составили рязанские, тульские и тверские предприниматели. Так, крупнейшие бумагопрядильные фабриканты братья Хлудовы прежде всего потребовали, чтобы было разрешено принимать детей на мануфактуры уже с 11-летнего возраста, с правом употреблять их на работах в течение тринадцати часов в сутки, и настаивали на исключении пункта о запрещении ночных работ для малолетних, так как в противном случае придется вообще отказаться от производства работ в ночное время, ибо силами одних взрослых вести их нельзя. И, преследуя свои выгоды, бр. Хлудовы прикрылись заботами о материальном благополучии рабочих: „дети, лишаясь заработков на фабриках, не принесут своим родителям никакого материального пособия, будут пребывать во вредной для их возраста праздности и расстроят свое здоровье, находясь, вместо светлого и здорового помещения фабрики, в душной атмосфере своей избы". Тульские фабриканты и заводчики вообще считали недопустимым какое бы то ни было ограничение работы детей в возрасте от 12 до 16 лет, ибо оно, с одной стороны, „в высшей степени неблагоприятно отразится на ходе фабричной промышленности, а с другой—не принесет никакой пользы и малолетним, так как развитие сил их, при легкости работы, не может пострадать от ее продолжительности". Отрицательно отнесся к законопроекту и владимирский губернатор, который отметил, что ограничительные меры вызовут усиление эксплоа- тации малолетних в избах, где условия работы значительно более тяжки. „Умственная недоразвитость малолетка и подростка не может здесь служить достаточным основанием к ограничению свободы найма... Выгоднее и человечнее, чтобы дети и несовершеннолетние работали на фабриках, в виду большого числа народа, чем, оставаясь дома и тяготя взрослых, возбуждали тем их крайнее нерасположение, или высылались нищенствовать, или, наконец, отдавались в более тяжкие работы на меньшие промышленные заведения, ускользающие от контроля правительства"44). Хлопчатобумажный фабрикант Шилов тоже восстал против проектируемых правил о труде малолетних, ибо это приведет, по его мнению, к сокращению заработков рабочих и лишит их возможности воспитывать своих детей.

С резкой отповедью всем противникам ограничительного закона выступил тверской губернатор гр. Баранов. Полемизируя с Шиловым, он замечает, что в рассуждениях последнего видна только „изворотливость фабриканта к защите самого неправого дела и противоречие самому себе... Известно, что ни о народном богатстве, ни о воспитании детей народа фабриканты не думают, а заботятся единственно о своем кармане. Если же их производства и разливают в народе деньги, то, очевидно, им тут хвастаться не следует, что они благодетели народа; они просто эксплоататоры его сил и способностей, эксплоататоры в полном смысле этого слова, так как они вовсе не заботятся ни о здоровьн, ни о нравственности своих рабочих... Медицинской помощи, в большей части случаев, нет, школ также; а где есть та и другие—то заводятся без всякого сочувствия, только для виду". В заключение Баранов говорит: „Государству нужны здоровые, разумные и способные граждане, а не тупоумные, хотя с виду и очень покорные рабы" 4').

Проект комиссии, получивший столь различную оценку,хотя и не был осуществлен, дал все же толчок к дальнейшему обсуждению вопроса о законодательном ограничении работы малолетних.

В том же году при министерстве финансов была учреждена комиссия для пересмотра фабричного и ремесленного устава, которая,всесторонне рассмотрев проект 1859 года, также уделила много внимания вопросам труда детей и подростков. В результате комиссия предложила (1862 г.): 1) дети моложе 12 лет не должны употребляться на фабричных работах; 2) в возрасте от 12 до 18 лет они могут быть заняты на предприятиях не более 12 часов; 3) для всех не достигших 18-тилетнего возраста работа в ночное время запрещается40). Проект этот поступил на рассмотрение московского отделения

**) Там же, стр. 2S7.

,г‘) Там же, стр. 290 - 292. ,п) Там же, ч. I, стр. 511.

Мануфактурного совета, органа предпринимателей и промышленников, который признал необходимым понизить предельный 18-летний возраст до 16 лет и воспротивился безусловному запрещению ночной работы, соглашаясь, чтобы для подростков моложе 16 лет, занятых в ночное время, рабочий день исчислялся не 12-тью, а только 6-гью часами. И этот проект остался лишь на бумаге.

Уже в решении комиссии при петербургском генерал-губернаторе повсеместно ввести предлагаемые ею правила, не ограничиваясь одной Петербургской губернией, чувствуется, что вопрос о детском труде разрешался не только по соображениям „гуманного" характера. И действительно, комиссия при министерстве финансов уже прямо отметила: .Не должно упускать из виду, что многие из петербургских фабрикантов выражали полную готовность сократить как ночную работу вообще, так и работу детей в особенности, с тем, впрочем, чтобы ограничения этого рода были обязательны для всех фабрикантов". иначе тот предприниматель, который пошел бы на такую реформу, .едва ли вынес бы соперничество с другим, не перестающим эксплоатнровать дешевый труд малолетних".

Мануфактурный же совет, обсуждая проект комиссии министров финансов, остановился на тех экономических предпосылках, которые по его мнению доказывали несвоевременность ограничительных правил о малолетних рабочих. Часть фабрикантов, главным образом московские, основываясь на принципе свободы труда и считая, что новые законы стеснили бы не только фабрикантов, но и рабочих, говорили, что .нельзя ограничить по возрасту и времени работу малолетних, не стеснив тем всего движения промышленности и не посягнув на свободу труда". Другие указывали, что запрещение употреблять детей в ночное время повлечет за собою полную приостановку ночных работ, что, в свою очередь, отзовется на вздорожании продукции производства. Наконец, третьи, в противовес альтруистическим соображениям петербужцев, уверяли, что ограничения эти бесполезны, так как не охраняют детей от изнурительных работ в жилищах своих родителей.

Таким образом, мы видим, что петербургские и московские предприниматели стояли на противоположных точках зрения, и требование первых об издании ограничительных правил встретило протест со стороны фабрикантов центрального промышленного района. В рассматриваемый нами период проекты эти, повторяем, не получили утверждения, и, следовательно, победа осталась за предпринимателями центрального района.

Посмотрим теперь, какого рода обстоятельства сыграли роль в том, что вообще в порядок дня был поставлен вопрос об использовании на фабрично-заводской работе детей и подростков.

Мы уже отметили выше, что законы, запрещающие покупку крестьян к купеческим фабрикам и посылку крепостных на последние с заключением договоров непосредственно самими помещиками, привели к тому, что предприятия должны были обратиться к более дорогому вольнонаемному труду. При этом росту цен на рабочие руки способствовало еще то обстоятельство, что именно в этот период кустарная промышленность сделала большой шаг вперед в смысле своего развития, оттягивая с рынка труда свободную рабочую силу. Особенно остро должен был ощущаться этот рост цен на рабочую силу в тех районах, где слабая плотность крестьянского населения сокращала предложение труда до самых минимальных размеров Таким образом, при всех прочих равных условиях наиболее высокая заработная плата должна была установиться в петербургском округе. Что же касается центрально-промышленного района, то здесь вопрос этот не стоял так остро, ибо населенность его обеспечивала московских, владимирских и др. предпринимателей трудом тех крестьян, которые в большом числе шли в города на заработки как по своему желанию, так и по воле своих помещиков.

Обнищание крестьянских хозяйств выбрасывало на рынок значительное количество не только взрослых, но и несовершеннолетних рабочих, которые сравнительно легко находили себе применение на предприятиях фабрично-заводской промышленности. Временный характер работ этих крестьян и стремление найти ее, не удаляясь далеко от постоянного местожительства при минимальных расходах на переезд, делали для них более выгодной низкую заработную плату на фабриках центрального района, чем более высокую на петербургских предприятиях. Законы конкуренции, борьба за существование потребовали от петербургских промышленников принятия таких мер, которые обезвреживали бы, с этой точки зрения, дешевый труд на фабриках и заводах в центральной России. И одной из таких существенных мер являлось техническое усовершенствование предприятий, благодаря которому последние, требуя производительного труда, ограничиваются меньшим числом рабочих. И если предположить, что использование завоеваний техники сравняло возможности этих двух главных конкурирующих районов, то ограничение детского и подросткого труда, широко применявшегося на московских фабриках и понижавшего гам цены на труд взрослых рабочих, должно было еще более укрепить именно петербургских предпринимателей и создать условия, угрожающие для промышленности центрального района 1Т).

'•) Мимо этого явления не прошла и комиссия по пересмотру усталое фабричного и ремесленного, которая отметила, что с одной стороны ..обширное предложение детских рабочих рук ведет к крайкому понижению зпдельноіі платы детям, которые таким образом работают почти даром'*.

Вот по этим именно причинам петербуржцы явились защитниками ограничительных правил о детском труде.

Закон 7 августа 1845 г., как мы уже указывали, появился в результате столкновения двух мощных классов—дворянско- помещичьего и торгово-промышленного. И при этом роль первого ослаблялась здесь, во-первых, тем, что закон этот появился в связи с незаурядными беспорядками на Вознесенской мануфактуре, а во-вторых, тем, что фактически он в жизнь не проводился.

Иначе обстояло дело, когда крепостной порядок стал доживать свои последние дни. когда технический прогресс все энергичнее проникал на предприятия торгового капитала, когда крепостной труд уже терял свое значение, удерживаясь, главным образом, только на вотчинных фабриках. Накануне крестьянской реформы эти предприятия не имели уже былой мощи. На смену им выступила новая сила, промышленный капитал, внутри которого и повели ожесточенную борьбу две группы:              предприниматели центрального и петербургского

районов. И в значительной мере от развития этой борьбы, которая в основе своей являлась не чем иным, как одной из форм конкуренции, зависела дальнейшая судьба законодательства о труде несовершеннолетних рабочих.

Заканчивая этим обзор законодательства о работе детей и подростков за первую половину XIX века в предприятиях обрабатывающей промышленности, следует констатировать, что прежний наступательный характер подобного рода актов, которым еще отмечена законодательная деятельность правительства в первую четверть XIX века, уступает затем место стремлению ограничить в известной степени права предпринимателей. Конечно, из этого не следует, будто агрессивная политика в отношении рабочей массы совершенно прекратилась. Ведь и во второй четверти XIX века на ряду с ограничительным указом 7 августа 1845 г. мы видим ряд законодательных мероприятий противоположного характера. Но важно то, что изменилась экономическая основа отношений между различными социальными классами, следствием чего и явилась постановка вопроса об охране труда рабочих. А изменение экономических отношений, вызванное ограничением прав торгового капитала на крепостной труд, стало ощущаться наиболее остро именно к концу первой половины XIX века.

Что же, в сущности, изменилось за это время? Указ в 1816 г., запрещающий покупку крепостных к купеческим фабрикам, заставил обратиться частью к вольнонаемному труду, а частью к труду крепостных, принадлежавших дворянско-помещичьему

а с другой—„при меньшем числе малолеток возвысится плата взрослым рабочим". (Труды комиссии, учрежденной для пересмотри уставов фабричною и ремесленного, ч. I. стр. 357-358).

классу. И то и другое способствовало усилению экономической мощи землевладельцев и повышению цен на труд. В связи с этим явилась потребность в техническом усовершенствовании предприятий, уменьшающем число рабочих рук, причем процесс использования завоеваний техники протекал значительно энергичнее в тех районах, в которых по ряду условий цены на труд были более высоки. Делаясь, таким образом, независимым от дворянско-земледельческого класса, торгово-промышленный капитал усиливает вместе с тем другой социальный класс, класс фабрично-заводских рабочих, которые начинают играть теперь доминирующую роль в развитии промышленности. Вместе с тем ослабляется значение дворянской, вотчинной фабрики и намечаются условия, наиболее благоприятствующие обострению конкуренции между двумя самыми мощными предпринимательскими группами. Таким путем изменились соотношения сил не только между вотчиной и купеческой фабрикой, но и внутри крепнущего класса промышленников. И при этом на арену политической и экономической борьбы выступила новая сила — вольнонаемные рабочие.

По всем этим причинам вокруг детского и подросткового труда начинается ожесточенная борьба. И если накануне падения крепостной зависимости она не дала осязательных результатов, то во вторую половину XIX века, когда налицо были все условия, необходимые и для большего обострения конкуренции и для более энергичного развития и организационного оформления рабочего класса, борьба эта значительно обострилась и, как мы увидим ниже, привела к изданию ограничительного закона 1 июня 1882 г. о труде малолетних4*).

Горнозаводские предприятия, независимо от социального положения их владельцев, находились под бдительным контролем правительственных органов как вследствие их значимости в общей системе народного хозяйства и огромного числа прикрепленных к ним крестьян, так и в виду специфических свойств самого производства, а также отдаленности их от торгово-промышленных и административных центров. Грозные беспорядки среди горнозаводского населения во второй половине XVIII века, вызванные тяжким положением приписных крестьян и мастеровых, привели к изданию ряда указов, целью которых было смягчить условия труда. Но вместе с тем все эти же условия убеждали правительство, что горнозаводская промышленность требует особого законодательства, прикрепляющего рабочих к предприятиям. И эта точка зрения держалась на протяжении всей первой половины XIX века. В частности, она распространялась на детей и подростков в силу

¦') Вопросы протекционизма в промышленной политике имели лишь кос- ионное отношение к вопросам ограничения работы малолетних, почему мы н/i них и не останавливаемся.

специфических особенностей этого производства и необходимости иметь кадры постоянных и более квалифицированных рабочих. Показательной в отношении значения подросткового труда в горной промышленности представляется посылка с казенных горных заводов мастеровых людей для обучения на чугуноплавильном заводе англичанина Берда '").

Конечно, заводы сами тоже принимали меры к обеспечению себя подготовленной сменой:              дети мастеровых с 7-летнеги

возраста зачислялись в заводские школы, где они получали первые элементарные знания, причем начальство имело право употреблять их одновременно и на работе. Этим детям, кроме обычного пайка, выдавалось еще жалованье в размере 50 коп. в месяц; с привлечением к работе вознаграждение повышалось до 75 коп. и только с зачислением в штат (при наступлении 18 лет) жалованье достигало 12 р. в год.

Положение для непременных работников при горных заводах 15 марта 1807 года внесло существенные изменения в условия работы и жизни приписных крестьян, в частности малолетних и несовершеннолетних детей Непременные работники набирались из числа приписанных крестьян (которые теперь в массе освобождались от заводской повинности) на казенных заводах в необходимом количестве, на частных—из расчета 58 человек на каждую тысячу приписных. Непременный работник прикреплялся к заводу со своей семьей. На собственно заводских работах принимали участие сыновья их. достигшие 12-летнего возраста; малолетние допускались к работам подсобного характера за соответствующее содержание.

В общем детям непременных работников присваивались те же права и обязанности, что и детям мастеровых. Обязательное пребывание на заводах: для взрослых — срок в 30 лет, а для детей их—40 лет. Жалованье непременному работнику, кроме содержания, выдавалось в размере 20 рублей в год.

Указ 15 марта 1807 г. свидетельствует, что правительство стремилось, освободившись от бремени малопроизводительного и разоряющего крестьянское хозяйство труда приписных, создать кадр постоянных, а, следовательно, и более квалифицированных горнорабочих. И в целях обеспечения себя рабочей силой оно прикрепляло к заводам не только самих непременных работников, но и их детей. Если достигшие определенного возраста обязывались к заводской работе, то совсем малолетки принуждались к ней не правительственными указами, а безисходной нуждой их родителей.

Из других мероприятий, относящихся к горнорабочим и затрагивающих непосредственно малолетних и несовершенно-

*'¦') Первое Собрание Законов, № 2209 (1S06 г.)

") Там же, № 22498 (15 марта 1807 г.). Подробности, вызвавшие этот закон и перечень его статей, см. Юлий Гессен. История горнорабочих в России, т. I, стр. 153 и др.

летних, следует отметить указ 19 мая 1819 г., согласно которому двухмесячное увольнение рабочих в отпуск в страдное время для сельских работ (от 1 июля до 1 сентября) стало в значительной мере зависеть теперь от воли заводоуправления, ибо последнее получило право предоставлять отпуска лишь постольку, поскольку это не мешало работе предприятия. Далее, в виду явного несоответствия между неизменявшейся в течение многих лет заработной платой и стоимостью жизни, 31 августа 1826 г. был издан указ, который совершенно прекращал на казенных заводах вычеты из жалованья мастеровых и непременных работников за хлебные пайки, выдаваемые им и их семьям Л). На алтайских заводах последнее правило было введено только в 1828 г., да и то оно распространялось лишь на самих работающих,—за паек членам семейств делался вычет. Вместе с тем, опять подтверждалось, что дети, уже начиная с 7 лет, поступают в заведенные школы и частично участвуют на подсобных работах, а с 12 лет—постепенно приобщаются и к настоящим заводским работам.

Пересмотр положений о горных заводах и отдельные указы, изданные за этот период, не внесли сколько-нибудь значительных изменений в условия работы малолетних и несовершеннолетних рабочих. Так, напр., в 1838 г. было подтверждено, чтобы дети по достижении 12 лет употреблялись на работах, а с 18 лег зачислялись в полные работники. При этом „было раз'яснено, что годы (начиная с 1838 г.), проработанные детьми, не засчитываются при исчислении лет службы для назначения пенсии рабочим горного ведомства"

Более точное регулирование труда на казенных заводах находим мы в „штатах главного управления уральских горных заводов и горных казенных заводов Уральского хребта" 1847 г. '): „Дети мужского пола нижних рабочих чинов до 15-летнего возраста называются малолетками, а с 15 до 18 лет подростками. Принадлежа заводскому ведомству, они по рождении вносятся в общий список заводских людей, а с 8 лет поступают в заводские школы". По выходе из школы малолетние, которые оказали лучшие успехи, могут быть посланы на работу в конторы, а „прочие до 15 лет—помогают семействам своим в домашнем хозяйстве и в случае нужды употребляются в работу", с тем, чтобы продолжительность рабочего дня для них не превышала 8 часов в сутки. Участвующие в работах получают: малолетние по Iі е, а подростки по 2 пуда провианта, и при этом им идет жалованье согласно штатам. С 18 лет подростки переходили в разряд полных работников. Нг-законорожденные дети мужского и женского пола, а равно

) Пажитнов. Т. I, стр. 94.

'-) Ю. Гессен. Цит. соч., стр. 190.

' ') Первое Собрание Законов, № 21203 (§ 248).

и те, чьи отцы умерли, кроме провианта получали пособие от казны: до поступления в школу—в размере 10 коп. в месяц, а после, до 12 лет, по 22 копейки. Эти правила не говорят о значительном улучшении участи детей и подростков. Если, с одной стороны, в принципе и проводилась мысль о недопущении на работу детей моложе 15 лет, то, с другой, такое использование их труда не только не запрещалось или разрешалось в случае необходимости, но даже и поощрялось. Принимая во внимание, что изданные в первой половине Х!Х века горные положення проводили линию „милитаризации" горно-заводской промышленности, приравнивая заводскую работу к военной службе, трудно ожидать, чтобы управляющие отдельными казенными заводами отказывались от использования труда малолетних, тем более, что, посылаемые в школу с 7—8-летнего возраста, они по окончанию обучения в течение двух-трех лет оставались без дела.

При обсуждении в 1849 г. вопроса о новых штатах для алтайских горных заводов, указывая, что на уральских заводах дети назначаются на работы начиная с 15 лет, министр финансов писал, что правило это установлено „по тому преимущественно уважению, что для малолеток меньшего возраста нет на тех заводах приличных работ. На заводах же алтайских таких работ всегда достаточно, особенно на рудниках, где малолетки употребляются для разбора и обогащения руд, но, чтобы не изнурить их продолжительными, хотя и легкими занятиями", продолжительность рабочего дня не должна превышать для них 8 часов в сутки '). В конечном итоге закон был изложен в следующей редакции: „Дети мужского пола нижних и рабочих чинов до 12-летнего возраста называются малолетними, а с 12 до 18 лет—подростками. Принадлежа заводскому ведомству, они по рождении вносятся в общий список заводских людей и 8-ми лет поступают в заводские школы. По выходе из школ малолетки, оказавшие лучшие успехи, определяются к занятиям по письменной и искусственной части, а прочие по достижении 12-летнего возраста употребляются в работу с тем, однако же, чтобы работа сия до 15 -летнего возраста была легкая, дневная и продолжалась не более 8 часов в сутки". То, что трудом малолетних рабочих пользовались на алтайских заводах в довольно широких размерах, подтверждается, между прочим, и тем фактом, что согласно проекту штатов 1846 г. в числе 19552 рабочих имелось 2267 подростков, начиная с 12-летнего возраста, получавших в среднем по 4 — 5 руб. в год, и кроме того на одних только рудниках Змеиногорского и Салаирского края были заняты по разбору и обогащению руд до 1200 подростков ').

') Архип Госуд. Совета, депорт, экономии, дело Ni 53 за 1849 год. „О новых штатах и рабочих положениях алтайских горных заводов".

’) Там же, л. 17—об.

Итак, отличие штатов для алтайских заводов от уральских штатов по отношению к малолеткам заключается в том, что в штатах алтайских заводов была исключена фраза, разрешавшая детей до 15 лет не посылать на заводы, а оставлять их для домашних работ. Это обстоятельство свидетельствует, что то улучшение, которое должен был внести закон 1847 г., осуществлялось лишь на Урале, где в силу местных особенностей заводы не требовали широкого применения труда малолетних. На алтайских же предприятиях рабочая сила детей имела такое большое значение, что их, начиная уже с 12 лет, употребляли на заводских работах. Таким образом, ограничительные правила в использовании малолетних рабочих на горнозаводских предприятиях устанавливались не как результат какой-то общей, единой политики и идей, а только в тех случаях, когда они были уже проведены в жизнь самой практикой.

Специальные законодательные меры принимались в целях использования труда детей ссыльных и ссыльно-каторжан. Свободное состояние детей их несколько осложняло вопрос. С другой стороны, само положение этих малолетних давало возможность сделать их труд, наиболее дешевым и выгодным. Так, после окончания срока ссыльные получали право водворяться на жительство в любом месте, и только на Илецких промыслах они оставались прикрепленными к предприятиям. Дети же ссыльных повсеместно переводились в разряд постоянных рабочих согласно правилам о мастеровых. Когда министр внутренних дел потребовал точного соблюдения 20-летнего срока работ ссыльных, пермская казенная палата возбудила ходатайство (1839 г.) об оставлении на казенных винокуренных заводах детей ссыльных, поступивших уже в заводскую работу, ибо „в противном случае заводы лишатся в сих детях лучших и привычных к заводским работам мастеров11 (на илецких соляных промыслах дети ссыльных, прижитые на промыслах, оставались навсегда в заводском ведомстве, будучи приравнены к детям мастеровых). Поэтому было предложено оставить ссыльных рабочих при заводах на вечные времена с их детьми, уже зачисленными в штат постоянных рабочих. Но в конечном итоге было решено задержать при заводах не далее 1S54 г. только тех детей ссыльных, которые уже употребляются на работах ).

") Ар лив юсу д. совета. де п. законов, дело № 2576 за 1849 г.