Основные этапы жизни и творчества

В Житомире в семье Короленко — уездного судьи Галактиона Афанасьевича и дочери польского шляхтича Эвелины Иосифовны — 15 (27) июля 1853 года родился мальчик Володя, вошедший в мир «с ясными открытыми очами, в которых отражается земля и небо, и с чистым сердцем, готовым раскрыться на все прекрасное на земле» («Сон Макара»).

Детство Короленко прошло в Житомире, затем в Ровно, где он с серебряной медалью закончил реальную гимназию. Воспитывался, по современным меркам, в многодетной семье (было три брата и сестра), в которой исповедовали две религии (православие и католичество) и говорили на трех языках. Влияние родителей было благотворно-гуманным. Отец умер рано, не дослужив до пенсии. Семья получала мизерное пособие, и нужду будущий писатель будет испытывать долгие годы, в том числе во время учебы в технологическом и горном институтах в Петербурге, в Петровской земледельческой и лесной (ныне Тимирязевской сельскохозяйственной) академии под Москвой. Однако закончить их В. Г. Короленко не удалось по другим причинам.

Оканчивая гимназию, Короленко мечтал о поступлении в университет и о будущей адвокатской деятельности, как дающей наибольшие возможности для защиты обездоленных, слабых и всех, кто в ней нуждался. Как справедливо отмечает В.

Осенью 1871 года Короленко поступает в Петербургский технологический институт, а уже в конце 1873 года перебирается в Москву и поступает в Петровскую академию, где сближается с передовыми студентами, участвует в сходках, в создании библиотеки запрещенных книг, читает нелегальную литературу. За подачу написанного им коллективного протеста против действий администрации в связи с арестом одного из студентов Короленко исключен из академии, арестован и сослан в Вологду, а оттуда губернатором — в Великий Устюг «в видах водворения спокойствия между студентами». Родным удалось вызволить ссыльного студента. В. Г. Короленко поселили под гласный надзор полиции в Кронштадте. К февралю 1874 года политически неблагонадежными были признаны, арестованы и в административном порядке высланы его братья и муж сестры. Получив разрешение проживать повсеместно, Короленко через год в Петербурге поступает в Горный институт. Но уже через восемь месяцев, в марте 1879 года, по доносу он был опять арестован и без следствия и суда, без объяснения причин вновь выслан в административном порядке в г. Глазов Вятской губернии. В официальной, сопроводительной бумаге значилось, что Короленко

1 См.: Мякотин В. А. В. Г. Короленко (15 июля 1853 — 25 декабря 1921). М.: Земля, 1922. С. 13-14.

выслан «в виду знакомства с лицами, принадлежащими к социально-революционной партии, и указаний на участие в печатании и распространении революционных изданий вольной типографии».

Формирование мировоззрения, воли и характера Короленко проходило в годы беспросветной реакции, когда на него выпали большие испытания. Он постоянно был под неусыпным надзором полиции, гласным и негласным, пережил аресты, находился в тюрьмах, столичных и провинциальных, в административной высылке, пребывал в арестантских партиях, шедших по этапу, на поселении в далеких уголках Российской империи.

В годы личных испытаний он общался с представителями разных слоев общества, работая чертежником, корректором, сапожником, письмоводителем, табельщиком и т. д., что дало ему реальное и неоднозначное представление о народной жизни, самом народе, его быте и психологии.

В 1885 году Короленко поселился в Нижнем Новгороде. «Десять лет в провинции» в эпоху глухого безвременья для Короленко — это период создания семьи, его кипучего писательского труда, активного сотрудничества в журналах и газетах, многогранной общественной деятельности. Время, проведенное в Нижнем Новгороде, было названо «временем», «эпохой» Короленко. Именно в этот период его произведения получают самое широкое читательское признание, сам он выдвигается на одно из первых мест в русской литературе. В. Г. Короленко сплотил вокруг себя бывших ссыльных, передовых деятелей земского движения, демократической интеллигенции. Как известно, в Нижнем Новгороде Короленко увлекла работа газетного корреспондента, он стал постоянным летописцем местной провинциальной жизни, стремясь, по словам В. А. Мяко- тина, «осветить светом гласности самые глухие его закоулки, вызывая на суд общественного мнения лиц, которые считали себя вполне застрахованными от такого суда»[1]. В течение многих лет В. Г. Короленко вел газетную кампанию по разоблачению махинаций чиновников в нижегородском дворянском банке, печатным словом защищал права потерпевших, отстаивал начала законности и самоуправления. В условиях крайне стесненной свободы слова в провинции выступления Короленко в печати, посвященные конкретным фактам местной жизни, имели немалое значение. Благодаря его публицистическому таланту они приводили мысль читателя к обобщающим выводам большого общественного звучания по злободневным вопросам российской жизни.

Живя в Нижнем Новгороде, Короленко изъездил и на лодке, и на пароходе Волгу, Ветлугу и Керженец, исходил петттком Верхний Урал, заволжские леса, изучил жизнь приокских рабочих-кустарей, старообрядцев и других сектантов, жителей малых захолустных городков и крестьян, инородцев Поволжья.

Максимальная самоотдача в общественной деятельности в «голодный год» и особенно участие В. Г. Короленко в 1895—1896 годы в судебных процессах по уголовному делу удмуртов-крестьян из села Старый Мултан, обвиненных в человеческом жертвоприношении (Мултанское дело), а также смерть двух малолетних дочерей (в 1893 и 1896 годах) вызвали у Короленко тяжелое нервное расстройство, острую бессонницу. Здоровье писателя резко пошатнулось.

В 1896 году В. Г. Короленко с семьей переезжает в Петербург, а в сентябре 1900 года — в Полтаву. В Петербурге Короленко — вместе с Н. К. Михайловским до 1904 года и другими членами редакции — руководит журналом «Русское богатство», продолжает быть редактором этого журнала и в Полтаве, вплоть до его закрытия советской властью в 1918 году.

В. Г. Короленко — яркий образец русской интеллигенции, воплотивший лучшие ее черты — любовь к страдающему народу и способность откликаться на его нужды, веру в добро, в красоту человеческой души, в творческую силу благородных идей, преклонение перед правдой-истиной и правдой-справедливостью. Такую веру воспевал В. Г. Короленко, такою верой он горел сам и зажигал других.

В 1900 году В. Г. Короленко пишет очерк — стихотворение в прозе — «Огоньки»[2]:

«Как-то давно, темным осенним вечером, случилось мне плыть по угрюмой сибирской реке. Вдруг на повороте реки, впереди, под темными горами мелькнул огонек.

Мелькнул ярко, сильно, совсем близко...

• Ну, слава богу! — сказал я с радостью,— близко ночлег!

Гребец повернулся, посмотрел через плечо на огонь и опять апатично налег на весла.

• Далече!

Я не поверил: огонек так и стоял, выступая вперед из неопределенной тьмы. Но гребец был прав: оказалось, действительно далеко.

Свойство этих ночных огней — приближаться, побеждая тьму, и сверкать, и обещать, и манить своей близостью.

И долго еще мы плыли по темной, как чернила, реке. Ущелья и скалы выплывали, надвигались и уплывали, оставаясь назади и теряясь, казалось, в бесконечной дали, а огонек все стоял впереди, переливаясь и маня,— все так же близко и все так же далеко...

Мне часто вспоминается теперь и эта темная река, затененная скалистыми горами, и этот живой огонек. Много огней и раньше и после манили не одного меня своею близостью. Но жизнь течет все в тех же угрюмых берегах, а огни еще далеко. И опять приходится налегать на весла...

Но все-таки... все-таки впереди — огни!..»

Отвечая в 1912 году читательнице Е. А. Чернушкиной из Томска, Короленко писал, что «жизнь состоит в постоянном стремлении, достижении и новом стремлении» и «человечество уже видело много «огней», достигало и стремилось дальше». Исповедально и как завет новым поколениям людей звучат слова Короленко: «И теперь опять мы на трудном пути, и впереди новые далекие огни. Самое большее, на что можно надеяться, это — чтобы у людей становилось все больше силы желать, стремиться, достигать и опять стремиться. Если при этом люди научатся все больше помогать друг другу в пути, если будет все меньше отсталых, если на пройденных путях будет оставаться все больше маяков, светящих вперед, если формы взаимной борьбы будут становиться все более человечными, а впереди будет все яснее,— то это и значит, что счастья будет все больше, потому что счастье только в жизни, а жизнь вся — стремление, достижение, новое стремление». Огоньки — это цели, идеалы, ценности на жизненном пути человека и всего человечества. Для В. Г. Короленко такими огоньками (маяками) в жизни были вера в человека, в правду и справедливость, воплощенных в праве, в законности и правосудии. В. Г. Короленко неустанно повторял: «Нужно уважать человека и его непосредственное человеческое искание правды. Нужно уважать его свободу»[3].

Все свои симпатии Короленко отдал народной массе с ее запросами, нуждами и стремлениями, миру униженных и страдающих, людям, придавленным жизнью и судьбой. В. Г. Короленко многократно убеждался в лучших качествах простых людей, но знал он и темные, неприглядные стороны народной жизни и без каких-либо прикрас отражал их в своем творчестве. Писатель обладал светлой, глубокой верой в то, что они могут быть устранены, что мрак невежества и суеверия будет рассеян прогрессом знания и культуры, что человеческий разум и человеческая совесть исправят существующий порядок жизни.

Народный поэт Удмуртии Олег Поскребышев в балладе, посвященной пребыванию Короленко в удмуртской ссылке, отмечает короленков- ское обращение к сирым и забитым «инородцам» «на колени не вставать», его роль в пробуждении их душевной тяги к дальним-дальним огонькам.

Так и было, что когда-то              На колени не вставать.

Над туманною Чепцой              Сирых он учил бороться,

Жил он в ссылке —              Размыкать — немых — уста

Рослый,

Бородатый,              И забитым «инородцам»

Верным русским братом стал.

Сильный,              Трубный голос

Молодой.              q жаркой силой

Возносил он в небосвод:

Черных туч глухая сила,

Дым кадил и образа -              _ в осдеп ты ВОВСЄі МИДЬІЙі

Все в ту пору обносило              Задохнулся же, народ! -

Людям разум и глаза.              т*

v v J г              ...И              уже              сквозь              мрак              и              серость.

Как хотелось уберечь их              _ J

От удушья нищеты,

Вперекор недоле злой,

А сознанье человечье              ® пеРвый Раз ясней смотрелось,

Излечить от слепоты!              Дальше виделось впервой.

Сам неся неутомимо              Обжигала грудь отвага,

На плечах двойную кладь.              Первый ропот возникал,

Он учил              И в душе рождалась тяга

Под черным дымом              К дальним-дальним огонькам...[4]

В. Г. Короленко твердо стоял на земле и в то же время был романтиком и лириком мысли и чувства. Он искал идеалы в стародавнем либо мечтал построить свой новый град Китеж («На Светлояре»). Он — реалист-романтик, солнечный оптимист: «осуждать жизнь за страдания значит быть несправедливым по отношению к ней». Целительная мощь природы, вечно восходящее солнце всякий раз рождают новую чудную песнь земли, которую услышал даже бедный, забитый Макар. И, услышав ее, он хотел вечно слушать эту чарующую гармонию звуков души человечества.

Герои произведений В. Г. Короленко — сильные, самостоятельные, свободолюбивые, гордые, непокоренные, активные типы из народной среды. Как отмечает Д. С. Мережковский, Короленко намеренно выбирает своих «униженных и оскорбленных» в самых грязных «подонках общества», в среде преступников, бродяг, нищих, беглых каторжников, которые открыто и протестно заявляли свои человеческие права[5].

В марте 1880 года в камере Вышневолоцкой политической тюрьмы В. Г. Короленко написал рассказ «Чудная», распространявшийся по спискам и получивший сразу широкую известность (напечатать его в России удалось лишь в 1905 году). Героиня рассказа — больная, умирающая, но гордая и непреклонная ссыльная революционерка, о которой ее товарищ говорит жандарму: «Сломать ее можно... Ну а согнуть,— сам, чай, видел: не гнутся этакие». Прототипом «Чудной» была народоволка Э. JI. Улановская, трижды осужденная царским судом (с ней В. Г. Короленко встречался в ссылке).

В рассказе «Сон Макара» бедный и «объякутившийся» поселенец — крестьянин Макар, напившись пьяным, засыпает в лесу и видит сон, будто он умер, вознесся на небо и предстал перед судом мудрого Тойона. Приговор Тойона был суровым: за пьянство, воровство и леность решено было отдать бедного Макара церковному сторожу в мерины, чтобы тот «возил на нем исправника, пока не заездит». Макар стал решительно протестовать против такого решения Тойона. Он ощутил в себе силу и убедительность своих аргументов, ибо нет у него греха. Макар не только протестует, но и обличает. Как и мерина, его гоняли всю жизнь: «гоняли старосты и старшины, заседатели и исправники, требуя подати; гоняли попы, требуя ругу; гоняли нужда и голод; гоняли морозы и жара, дожди и засухи; гоняли промерзлая земля и злая тайга...». Жизнь, беды, слезы и страдания Макара — это жизнь, беды, слезы и страдания всех российских му- жиков-крестьян, а их врагами и недругами являются исправники, попы, кабатчики.

В других сибирских рассказах обрисованы образы людей из народа. Главное в их характерах — это страстное желание воли, готовность сопротивления и какого угодно риска в защите своего достоинства, в своем стремлении к воле, независимости («Яшка», «Убивец», «Марусина заимка», «Федор Бесприютный»).

В произведениях В. Г. Короленко немало героев, чей духовный накал, беззаветная самоотдача либо только проблеск человечности поднимают их, служат напоминанием о «высшей красоте человеческого духа», опорой гуманизма и основой исторического оптимизма.

Пафос творчества В. Г. Короленко — в утверждении личности. Человек и его счастье всегда в центре художественного внимания писателя-гуманиста, поэта человека и человечности. Он искал социальную правду и справедливость в глубинах народной жизни и народной души. Всем своим творчеством В. Г. Короленко убеждает читателя в признании добра, истины, правды, красоты, справедливости как закона, как некой необходимости, отражаемой в душе человека. Он влиял правдой ума и силой чувств, выступал за свободу личности, за достоинство человека, за осознание каждым своего высокого звания человека, что делает его носителем высокой нравственной силы. Достоинство выпрямляет человека, ведет от мрака к свету.

Для чего создан человек, в чем его сущность и предназначение, в чем смысл жизни,— эти вопросы волнуют В. Г. Короленко в аллегорических произведениях 1880-х годов, в «Слепом музыканте», «В дурном обществе» и многих других его очерках, рассказах и повестях. «Человек рожден для счастья, как птица для полета»,— провозглашает даже калека, урод, исковерканный судьбой, обделенный жизнью («Парадокс»). Однако это не прекраснодушная фраза. Есть и продолжение этой мысли: «Человек создан для счастья, только счастье не всегда создано для него» («Парадокс»). За счастье надо бороться. Необходима борьба за свободу и справедливость, против позора рабства, во имя братства и мира на земле («Сказание о Флоре, Агриппе и Менахеме, сыне Иегуды», «Река играет», «Без языка»).

Последние 16 лет (1905—1921 гг.) В. Г. Короленко, продолжая традиции А. И. Герцена, JI. Н. Толстого, писал мемуарный роман «История моего современника», в котором автобиографическая история личности переплетается, сливается с историей русского общества, с историей идейных устремлений и освободительной борьбы русской интеллигенции. Главная особенность «Истории моего современника», по мысли А. А. Воронского, состоит в том, что «в эпохе, воспроизводимой писателем, чувствуются живые люди, живая жизнь, и прежде всего своя человеческая, практическая душа современника»[6].

В. Г. Короленко не был особо модным писателем, но после Ф. М. Достоевского и JI. Н. Толстого он по достоинству занимает одно из первых мест в ряду выдающихся русских писателей, а его произведения принадлежат к числу бессмертных произведений русской и мировой литературы. В. Г. Короленко — один из лучших художников русского слова. «Его слог носит печать классической простоты и редкого изящества, образы — цельные и законченные, словно «вылитые из одного металла». Он владеет редким мастерством создавать мелодии не только слов, но и образов»[7]. Однако значение В. Е. Короленко не исчерпывается ценностью его писательского творчества.

В. Е. Короленко не ограничивался простым созерцанием проистекающей на его глазах российской жизни и ее правдивым эмоционально-психологическим отражением, хотя и это было достаточно для того, чтобы занять свое подобающее место в литературе. Для Короленко увидеть то, что с его точки зрения означало зло, несправедливость, почти всегда значило вступить в борьбу с этим злом и несправедливостью. Слово писателя Короленко совпадало с делом, что вело к гармонии его личности, к цельности жизни, создавало его высокий духовный облик, внутреннюю душевную красоту. Нравственное кредо писателя — это активность, вопреки «толстовщине» — боевое и бесстрашное сопротивление злу и насилию, в каких бы формах они не проявлялись. Логика совести Короленко заключалась в соединении в одном лице писателя, публициста и общественного деятеля, поэта и гражданина.

Властный голос его человеческой натуры звал на борьбу со злом и неправдой в жизни, на защиту обиженного жизнью, забитого, придавленного судьбой с тем, чтобы восстановить нарушенное право и закон. Наряду с художественными образами Короленко отдавал свое перо и свою энергию публицистическому и общественному служению истине, праву и справедливости — этим незыблемым маякам, естественным и вечным ценностям. Логика всех выступлений Короленко в печати по конкретным фактам неизбежно приводила читателя к выводам об уважении достоинства человеческой личности, всех народов, населяющих Россию, о равноправии всех национальностей, о равном для всех праве и правосудии, о праве каждого на жизнь и свободу.

Две идеи — свободы и справедливости — пронизывают мировоззрение и творчество Короленко, писателя, публициста и общественного деятеля. Эти идеи являются «регулятивными идеями права» (Н. Н. Полянский). «Считаю себя социалистом в том смысле,— пишет Короленко А. Г. Горнфельду,— что признаю одну свободу, без социальной справедливости, неполной и неосуществимой. Но для меня свобода — необходимое условие осуществления социальной справедливости, а не наоборот, как для нынешнего коммунизма»[8]. Не считая себя политиком, в своих действиях и поступках писатель не руководствовался политическими обстоятельствами, политической конъюнктурой («политической тактикой»). Он вставал на защиту права, свободы и справедливости всякий раз, как только эти принципы умалялись и попирались, подвергались поруганию с чьей бы то ни было стороны — со стороны ли царской власти либо большевистского режима. Он считал позором молчать, когда рядом совершаются неправда и ложь, и своим долгом — постоянно напоминать и бороться с тем, чтобы неправда и ложь, попирание прав и достоинства человека не превратились в будничное, обыденное, бытовое явление, своего рода привычку, перестающую «шевелить общественное сознание и совесть».

В нижегородский и в последующие периоды жизни Короленко социально активен, он неутомимо борется со злоупотреблениями земских начальников, участвует в судебных процессах на стороне неправедно обвиненных, бичует произвол в военной среде, в полицейских застенках и тюрьмах, протестует против карательных экспедиций в селах и деревнях, против расстрелов, казней на основе приговоров военно-полевых судов.

В годы двух революций 1917 года и гражданской войны Короленко принимает деятельное участие в общественной жизни Полтавы и всей губернии. По данным летописи жизни и творчества В. Г. Короленко в 1917—1921 годы, составленной П. И. Негретовым, видно, что писатель заседает в земской управе, выступает на собраниях и митингах, в том числе селах, участвует в съезде учителей, крестьянском съезде, избирается почетным председателем ряда общественных объединений (Полтавского комитета помощи военнопленным, Лиги спасения детей, Полтавского политического Красного Креста, Комитета помощи голодающим Украины, Всеукраинского комитета содействия ученым и т. д.). Одновременно он печатает призывы о помощи военнопленным, организует сбор и отправку продовольствия для детей Москвы и Петрограда, посещает беженцев в «заразном городке», выступает свидетелем в германском военном суде, третейским судьей в споре печатников с владельцами типографий, обращается с призывом к американскому народу о помощи голодающим детям и т. д.

На одном из митингов в Полтаве Короленко провозглашает: «Пусть будет ответственность по суду, но не нужно насилий и мести»[9]. Он призывает новую власть к великодушию, к милосердию, постоянно хлопочет об арестованных и приговоренных к расстрелу перед властями, в Ревтрибунале, в Чрезвычайной комиссии, отправляет телеграммы, пишет письма, записки высшим начальникам (Г. И. Петровскому, X. Г. Раковскому и другим). Писатель сам замечает, что «одно время не выходил из чрезвычайки»[10]. Дневники Короленко последних лет, как свидетельствует Т. А. Богданович, поражают «красноречивым однообразием. Это повесть непрерывного «хождения по мукам». Менялись только названия учреждений — разведка, ЧК, контрразведка, опять ЧК,— а по существу все та же борьба за жизнь против вражды и мести»[11].

В годы «обоюдного озверения», по мнению В. И. Лосева, авторитет Короленко «был столь высок, а стремление к спасению невинных жертв было столь искренним и целеустремленным, его мужественная настойчивость была столь естественна и человечна, что каратели всех политических оттенков вынуждены были учитывать «фактор Короленко». Этот фактор учитывали и руководители, сидевшие в Киеве, с мнением Короленко вынуждены были считаться даже в Москве[12]. Писателю-гуманисту особенно ненавистна была классовая месть и жестокость. Как правозащитник, Короленко играл исключительную роль в российском обществе. Его жизнь была примером общегражданского нравственного поведения, гражданской ответственности за жизнь каждого, продиктованные естественными законами правды и красоты, свободы и справедливости. В. Г. Короленко был последовательным до конца своей жизни. «И если бы пришлось начинать ее сначала,— отмечал сам писатель,— я так же держался бы все той же линии, и для меня светили бы все те же огни»[13].

В. Г. Короленко был светлой личностью, кристально-честным человеком. Отношения Короленко в семье характеризовались постоянством привязанности, теплотой и любовью к жене, детям, доверием к ним, готовностью всегда быть рядом с ними[14].

В личном плане В. Г. Короленко отличался исключительной скромностью, был болезненно щепетилен относительно его полной независимости и свободы действий. Характерным для его поведения является его отказ от звания почетного академика, «не потому, что царь не утвердил избрания Горького». Объяснение этому Короленко видит в том, что «это было объявлено не от царя, а от самой Академии... Царь мог не утверждать сколько ему угодно, но я не желал, чтобы он прикрывал свое неутверждение моим именем»[15]. Короленко отказался от «казенного спецпайка» («никогда и ничего не брал ни от какого правительства»), от лечения за границей за «казенный счет» («не перейду на казенное содержание. Лучше умру»), от пенсий, назначенных Литературным фондом, позже — Обществом взаимопомощи, от сотрудничества с официальными изданиями, от фотографирования с А. В. Луначарским и местными чекистами, которые дискредитировали себя расстрелами людей без суда и следствия, от возможности использовать свое знакомство с ними, чтобы облегчить участь зятя К. И. Ляхова, посаженного в тюрьму. Щедрый подарок местных профсоюзов в виде муки и материи Короленко передал в фонд помощи голодающим, а свой дом — в полное распоряжение общественности, организующей указанную помощь[16].

Не случайно Ромэн Роллан в письме к дочери Короленко, Софье Владимировне, отметил, что в среде русских эмигрантов в Швейцарии было мнение, что если в России будет республика, то Короленко должен стать ее Президентом[17].

Образ Короленко, его литературные произведения, яркая и острая публицистика, пламенная общественная деятельность будят совесть и веру в право и правосудие, в свободу и справедливость новых поколений россиян, переживших эксперименты большевизма и вступивших в новый этап общественного прогресса. До достижения идеалов права, правды, свободы и справедливости пока еще далеко. Огоньки так близки и все так же далеки. Но все-таки... все-таки впереди — огни! И сегодня злободневно звучат слова В. Г. Короленко: «Сколько бы ни предстояло еще потрясений и испытаний нашей родине на пути ее тяжкого обновления и какие бы пути ни вели к этой цели — все-таки окончательный выход из смирения лежит в той стороне, где светит законность и право для всех равное...»[18]