§ 5. Образование и книжность в домонгольской Руси и деформация правового состояния в монгольском нашествии
Усложнение правовой жизни Руси, начавшееся с XI в., было тесно связано с влиянием византийских Номоканонов VI-IX вв., которые имели как практическое церковно-правовое, так и теоретическое значение.
Через них осуществлялось знакомство с правовыми аспектами учения (правилами) Святых Отцов, гражданским законодательством Свода Юстиниана, с действующими в Византии церковными установлениями. Митрополит Ма-карий писал: «Не подлежит сомнению, что первая, наибольшая часть Кормчей, обнимающая собой законы собственно церковные, вошла в Россию с самого основания Русской Церкви».152 Известные уже при Владимире I, Номоканоны VI-IX вв. были своеобразным «контактом» элитной час-152 Макарий (Булгаков). История Русской Церкви. Кн. 2. М. 1995, с. 81-82.
56
ти общества с вариантами византийского законодательства, в первую очередь - церковного. В 1062 г. монахи Киевской Лавры снарядили специальную экспедицию в Царырад за текстом устава Студитского монастыря, который затем ввели в действие на территории Лавры.153 Правовые влияния «византизма» проходили параллельно с развитием отечественных национальных правовых традиций и расширением образованности русского общества. В XII веке уже сложилась и действовала определенная система освоения знаний. В княжеских дворцах собирались и действовали «хранилища книжные».154 Исследователь домонгольской книжности Б.В. Сапунов отмечал, что «вызывают восхищение» темпы распространения книжной культуры в XI-XIII вв. Благодаря расширению и углублению книжности в XI в. Русь пережила «информационный взрыв» и вышла на уровень европейской культуры.155
В правотворческой деятельности, начиная с X в., всегда фигурирует элитная часть общества (дружина, окружение князя и т.д.). Она присутствует при заключении договоров с Византией. Княгиня Ольга устанавливает «уставы и уроки» с дружиной. Владимир I законодательствует «со старцами и дружиной».156 Гипотетически эта часть общества в X в.
могла иметь книги. Когда с конца X в. хранилищами книг стали выступать церкви, за XI в. их число возрастает вместе со строительством храмов, а за первую половину столетия была построена минимум 21 церковь. Сюда же можно включить княжеские и боярские собрания. Перед своим убийством св. князь Борис читает в шатре «святые книги» (нач. XI в.).157 Стало быть «чтиво» брали с собой даже в походы. Согласно новгородским летописям, Ярослав Мудрый под 1030 г. при организации обучения детей 300 элитных семей имел цели более глубокие, чем освоение простой грамоты. Кстати, семейное положение этих детей вполне позволяло организовать обучение грамоте в частном порядке на дому. Значит предполагаемое государственное обучение предусматривало более высокий уровень. Не случайно записано в летописи, что князь организовал обучение «книгам». Можно предположить, что с этого времени появилась сеть образовательных учреждений с углубленной программой (языки, богословие, философия и т.д.). В 1037 г. летопись характеризует книжную политику Ярослава, который
153 Там же, с. 155-156. .,.; .,, , у,, -,.
154ПСРЛ. Т. 7. М. 2001,с. 36(1140г.). ..,„„„>
155 Сапунов Б.В. Книга в России XI-XIII вв. Л. 1978, с. 12-13.
156 Эпизод законодательствования Владимира I трактуется в литературе по разному и от позиций авторов зависит «широта» законодательных установлений. Некоторые видят в словах «уставе земленем» только решение земельного вопроса. Другие (акад. Д.С. Лихачев) считают, что речь идет о «земском» вопросе, о государственном устройстве, «о ратех», о земельных отношениях, как части общегосударственных преобразований (см.: Свердлов М.Б. От закона русского к Русской Правде. М. 1988, с. 77).
157 ПВЛ, с. 29. -..!
158 ПСРЛ. Т. 4. Часть 1. М. 2000, с. 583.
57
все время «книгам поставил», организовал переводы с греческого, устроил
159
первую библиотеку.
Активная «книжная политика» совпадает с активизацией и усложнением законодательства при Ярославе. Возникает второй Устав Церкви, вариант Русской Правды.
В летописи момент законодательной деятельности выступает как основной. При констатации смерти князя выделяется не строительство церквей и не объединение государства. «В лето 6567 преставился князь Ярослав, который Правду установил, и положит его в церкви Святой Богородицы в Киеве».16 Таким образом, рост значения книжности и рост авторитета права нового типа обнаруживают в середине XI в. прямую и непосредственную взаимосвязь. Причем, практически одновременно началось развитие права нового типа, богословия и философии. Эта взаимосвязанность придала русскому средневековому праву в последующем специфическое сущностное и теоретическое содержание.Начало второй половины XI в. было отмечено зафиксированной в источниках акцией коллективной разработки законов. Это было продолжением традиции, наметившейся при Ярославе Мудром, по разработке законодательства элитной частью княжеского окружения. Сыновья Ярослава в какой-то близкий период после смерти отца собрались для решения вопроса «об убиении за голову». Как гласит текст Пространной Правды, где сохранилась запись об этом событии, они не тронули остального законодательства Ярослава, обсуждавшегося на данном съезде («А ино все яко же Ярослав судил, тако же и сыновья его установили»).161 Из этих слов видно, что обсуждалось в каком-то варианте все предшествующее законодательство времен Ярослава. В начале текста Правды Ярославичей ситуация разъясняется. Всю часть кодекса установили «сыновья князя вместе с их мужами» (Коснячко, Никифиром, Микулой). Последние выполняли при
162 ^
князьях роль, аналогичную западноевропейским мажордомам. С другой стороны это было продолжением традиции первой половины века по сосредоточению законодательных разработок в княжеском окружении. С масштабностью проведенных законодательных работ, а в Краткой Правде 43 статьи, по тем временам может в какой-то степени «соперничать» лишь проведенная некоторое время до этого работа по составлению церковного Устава Ярослава Мудрого. Однако составители Устава могли в какой-то мере опираться на опыт церковного византийского права.
В Правде Ярославичей, значительно большей по объему и разносторонней в сравнении с предшествующим кодексом Ярослава, приходилось опираться на собственный опыт и традицию. Некоторые установления, ведущие истоки еще к «обычному праву» и языческому времени, входили в состав Правды Яро----------------------------------------------------- ; л t I'
159 ПВЛ, с. 66-67.
160ПСРЛ. Т. 5. Вып. 1.М. 2003, с. 9. •* :
161 ПРП. Вып. первый, с. 108, ст. 2.
162 Там же, с. 79, ст. 18. . • , :• ;
58
славичей целыми комплексами текстов: «покон вирный» (ст. 42), «убийство татя у клети» (ст. 38). Судя по прямым указаниям источников, обсуждение в этих законодательных разработках обычного права занимало важное даже центральное место. В этой связи в литературе справедливо указывается, что Ярославичи обсуждали вопрос о кровной мести, когда «отложили убиение за голову».163 Текст их кодекса постатейно насыщен обилием штрафов, большинство из которых, подобно вире за убийство, сложилось в предшествующее языческое время. Их фиксация в законе, равно как и самих диспозиций статей, требовала точности и четкого знания как законодательных традиций времен Владимира I и Ярослава, так и традиций и практики языческого времени. В этой связи можно полагать не только вполне логичным присутствие на законодательных разработках «княжеских мужей», но и считать состав участников более широким, во избежание ошибок и коллизий со штрафами и конкретными правовыми ситуациями прошлого. XI век вообще характеризуется потребностью расширять юридическое осмысление различных жизненных ситуаций и государственно-бытовых проблем, встающих перед разработчиками законодательства почти постоянно. Эта линия определяла необходимость «усиления» книжной подготовки. Ведь при интенсивной разработке государственного законодательства все чаще требовалась замена имеющихся правовых традиций принципиально новыми законодательными установлениями. Последние были часто связаны, вполне объективно, с осмыслением христи-анско-византийского права.
Б.А. Романов отметил, что даже в начале XII в. при разработке Мономахом «устава о закупах» в составе Пространной Правды (1113 г.), киевские «юристы» сталкивались с большими трудностями языкового и терминологического характера для точного выражения в законе разнообразных бытовых ситуаций.164В литературе обращалось внимание на то, что разработка «Устава Владимира Мономаха» проводилась с участием приближенных к князю лиц и тысяцких. Среди них был и Иванко Чудинович - сын участника законодательных разработок Правды Ярославичей. Здесь налицо «элитарная преемственность», которая, несомненно, связана с «элитарной» семейной книжной образованностью. Правда, оценка состава представителей по разработке законодательства дается различно. Одни полагают, что это представители княжеской администрации, другие - представители от населения.165 Но представляется, что есть основания для совмещения мнений, присутствовали и те, и другие. Заняв стол в результате восстания 1113 г., Мономах сразу же приступил к разработке устава о долгах и процентах в селе Берестове вместе с администрацией (тысяцкие) и какими-то известными горожанами, но последние уже не имели никакого отношения к так
163 Древнерусское государство и его международное значение, с. 170-171.
164 Романов Б.А. Люди и нравы Древней Руси. М. 2002, с. 73.
165 Горский А.А. Русь от славянского расселения до Московского царства. М. 2004, с. 100-101.
59
называемым «старцам градским». Налицо здесь было и благотворное влияние христианской книжности. По мнению Л.В. Черепнина, в начале XII в. практика ограничения процентов и лихоимства была связана с церковной мыслью и к этому призывал митрополит Никифор в своем «Поучении».166 Дальнейшее законодательство Мономаха было по преимуществу «социальным», направленным на улучшение положения бедствующих слоев населения. Это было следствием сформировавшейся государственной доктрины, нераздельно связанной с «книжностью». В своих литературных трудах Мономах описал практическую деятельность по защите населения и она «совпадала» с его теоретической доктриной и законодательной деятельностью.
Мономаху принадлежит разработка сложной юридической категории - состояния «правости». Это - особое состояние тварно-го бытия, адекватное в смысле справедливости царству Христа.167 Подобные разработки были следствием высоко развитого правового теоретического мышления, основанного на книжности. В XII в. количество книг на Руси растет, расширяется диапазон литературы. К XII в. получил распространение теоретико-юридический трактат Никона Черногорца «Пандекты». Вместе с Номоканонами это составило теоретическую базу отечественной юриспруденции. При этом переводятся и распространяются по преимуществу книги религиозного характера.В XII в. сложилась достаточно системная организация образования. В источниках упоминается книжная образованность церковных служителей, митрополитов, части монашества. Все сколько-нибудь значительные имена - Климент Смолятич, Авраамий Смоленский и др. - были большими книжниками и философами. Указание на знание трудов Отцов Церкви само по себе означает философскую образованность православного типа. В XII в. в училищах по формированию духовенства были учителями «греки и латиняне». Имелись детские школы. Развивалось финансирование образования из государственной казны и средств монастырей. Некоторые князья были настоящими «ревнителями просвещения». Известны женские школы по обучению грамоте и рукоделию. В княжеском окружении известны должности по надзору за образованием и обучением и подбору преподавательских кадров.168 Наряду с этим имелись частные школы, а элита общества могла для углубленного обучения нанимать домашних учителей. Б.А. Романов приводит в своей книге отрывок из «Моления Даниила Заточника», где тот повествует, что получать знания и учиться можно и у «философов». Это означало существование особой категории образованных лиц и возможность частного обучения. Однако для постижения самой высокой степени образованности нужно было уезжать в другие страны.169 Одновре-
166 Древнерусское государство и его международное значение, с. 236-237.
167 См.: Рогов В.А. Русская правовая терминология с корнем «прав» в XI-XVII вв. // Фемис. Вып. 3. М. 2002, с. 101-104.
168 Макарий (Булгаков). История Русской Церкви. Кн. 2, с. 341-342, 177.
169 Романов Б.А. Указ, соч., с. 43.
60
менно с этим, в XII в. ценность книг и библиотек становится для населения столь очевидной, что книги выступают предметом воровства с целью продажи и обогащения.170
Описывая события XII-XIII вв., летописи констатируют наличие библиотек и значительного числа книг. Обычно книжные собрания имелись у князей, элитных слоев и в храмах.171 Церковные и светские деятели именуются «книжниками, философами, учеными».172 Однако определить количественное соотношение книжной «профильности» весьма трудно, а стоимость книг была весьма высокой целые столетия. Даже в 40-е гг. XVI в. новгородский летописец констатирует высокую цену бумаги для переписки книг.173
В монгольском нашествии 1237-1240 гг. были разгромлены, в первую очередь, города, являющиеся культурными центрами. Агрессоры уничтожили библиотеки и хранилища книг и летописцы ставят это уничтожение в один ряд с истреблением икон и ценностей.174 Б.В. Сапунов отмечал многочисленные факты гибели книг в монгольском нашествии и совершенно катастрофические последствия этого для русской культуры. В домонгольский период духовных, богословских и светских книг на Руси было примерно 130-140 тысяч экземпляров. Сложились библиотеки монастырские и светские, была достаточно широкая для тех времен прослойка книжников, а сама книга стала принадлежностью повседневного быта. В новгородских берестяных грамотах автор отметил наличие широкого слоя юридических мотивов, юридических документов. В них закреплена покупка и продажа, раздел имущества, ссуды, долговые обязательства, административные распоряжения и т.д. Грамотность в домонгольский период была обычным явлением. После разгрома городов и пожаров уцелело ничтожное число книг и до нашего времени уцелели только доли одного процента книжного богатства домонгольской Руси.175
Однако гибли не только книги. В литературе недостаточно внимания уделяется тому факту, что в монгольском нашествии во многих аспектах «погибло» старое русское правосознание, весь традиционный старый правовой уклад. В ближайшей перспективе это означало развал налаженной правовой организации и судопроизводства. Сведения об этом сохранились в Лаврентьевской летописи. В 1238 г. княживший во Владимире Ярослав Всеволодович провел после нашествия восстановительную реформу правовой сферы: стал «ряды рядить» о будущей судебной дея-
170 Там же, с. 33-34.
171 ПСРЛ. Т. 2, с. 334; т. 4, с. 144, 182.
172 ПСРЛ. Т. 2, с. 339, 913; ПСРЛ. Т. 40. Спб. 2003, с. 116.
173 ПСРЛ. Т. 4, с. 151. '
174 ПСРЛ. Т. 1. М. 2001, с. 463. -.. > л&
175 Сапунов Б.В. Указ, соч., с. 16-29, 82, 162, 201-202. Выводы и цифровые ЯЮЯ&О книжности были полностью подтверждены в литературе. См.: Жуковская Л.П.€пшю книг было в Древней Руси // Русская речь. 1971. № 1, с. 75-80.
61
тельности и подсудности населения, чтобы дать княжеству «суд и правду».176 И лишь после этих мероприятий он «утвердился в княжении». В тесной связи с разрушением правовых основ государства в результате монгольского разорения находится появление примерно в конце XIII в. теоретического юридического сборника «Мерило Праведное». В его состав вошли общие основополагающие правила русского и византийского права, правила Святых Отцов и Вселенских соборов, поучения и наставления о суде, тексты Русской Правды, Закона Судного людем, философско-юридические наставления и т.д. М.Н. Тихомиров полагал, что этот сборник был «пособием для судей»177 или, возможно, руководством для судей в условиях деформации правовой деятельности. М.Н. Тихомиров утверждал, что возрождение книжно-юридической сферы началось вскоре после нашествия. Собор 1274 г. принял решение о восстановлении церковно-юридических сборников и Кормчих книг, которые были одновременно и сводами гражданских законов. В конце XIII в. прошли юридические работы в различных княжествах, в ходе которой и появился, в частности, сборник «Мерило Праведное».178
В более долгосрочной перспективе монгольское разорение изменило ход и развитие русского права вообще, привело к его ощутимой архаизации и «дроблению» на региональные особенности. В XIV в. в разоренных агрессорами княжествах было замедлено развитие новых правовых форм. Вместо составления новых кодексов типа Судебников, как это имело место в республиканских регионах Руси (ПСГ, НСГ), центральные и северовосточные русские княжества вполне устраивал компилятивный подход к текстам Русской Правды. В рамках этой тенденции появилась и действовала Сокращенная из Пространной редакция, знаменующая «приспособление» традиционных правовых положений к новым условиям. Именно в не затронутых монгольским разорением Новгороде и Пскове кодификационные работы значительно опередили хронологически тяготеющие к Москве более важные в политическом отношении, ведущие и главные в процессе объединения Руси промосковские регионы. Судебник 1497 г. появился на свет значительно позднее, содержание его ощутимо беднее «республиканских кодексов» в области имущественных и обязательственно-имущественных отношений. В немалой степени ситуация зависела от более стабильного экономико-финансового положения в неразоренных агрессией Новгороде и Пскове, где развитие торгово-денежных отношений
176ПСРЛ. Т. 1,с.467. ' • • '
177 Мерило Праведное. М. 1961, с. V-VI; Тихомиров М.Н. Исследование о Русской
Правде. Происхождение текстов. М.-Л. 1941, с. 88-99.
Тихомиров М.Н. Воссоздание русской письменной традиции в первые десятилетия татарского ига // Вестник истории мировой культуры. 1957. № 3, с. 3-14.
62
не прерывалось и не деформировалось.179 Однако, вместе с этим, уголовно-правовая сфера законодательства Московской Руси обладает несравненно более глубокой концептуальной сложностью и «теоретической» завершенностью. В Новгороде и Пскове упрощенность и даже примитивность уголовно-правовых воззрений, бедность наказаний и «отсутствие» в них самостоятельной теоретической подоплеки, прослеживаются отчетливо и ясно. Из этого следует вывод о существовании на Руси в XIV-XV вв. двух правовых систем с различной юридически-профильной направленностью. В XVI в., после присоединения республик к единому государству, их правовая система была естественно деформирована и «влилась» в правовую систему Московского государства, если дозволено употребить резкий термин, была «подавлена» московской системой права, основанной в экономической сфере совсем на иных материальных факторах - условных пожалованиях и верховенстве государства в отношениях собственности. Хотя этот процесс нельзя понимать прямолинейно. «Подавление» имело место в высших слоях общества и было связано с системой пожалований и поместий. Для крестьянской среды это оборачивалось укреплением финансового контроля и повинностей. Одновременно в XVI в. развитие товарно-обменных процессов, особенно в черносошных районах, приводило к «капитализации» операций с землей. В «феодальной среде» обозначились «купленные вотчины» и обмен вотчин и поместий.