Обострение политической обстановки и изменение земской тактики

Летом 1905 революционная борьба, вопреки ожиданиям власти, поднялась на новый уровень. Вслед за рабочими Санкт-Петербурга, Лодзи, Сормова, Риги, Костромы, Луганска, Тулы, Перми восстали матросы на броненосце “Князь Потемкин”, начались выступления крестьян.

Ф.А. Головин известил московского градоначальника Козлова о намерении “открыть совещание в точном соответствии с рескрип­том 18 февраля”. Козлов дал согласие, но оговорил его обязатель­ным присутствием чинов полиции.

6 июля 1905 г., в жаркий летний день, в доме князя П. Долгору­кова на Большой Знаменке открылся съезд деятелей земского и городского самоуправления. После вступительного слова председа­теля съезда графа П.А. Гейдена “явился пристав Носков, объявив­ший от имени ген.-губернатора требование всем разойтись. Присут­ствующие отказались это сделать. Полицейский начал составлять списки... Все было нелепо: сконфузился Носков среди многих сия­тельных господ и смущенный гр. Гейден, не привыкший чтобы его выгоняли куда-то”³².

Июльский форум привлек 225 человек.

В июльском совещании участвовали 25 руководителей город­ских дум. Председательствовал граф П.А. Гейден. Он был богатым помещиком (6400 десятин земли), уездным предводителем дворянст­ва, президентом Вольного экономического общества (ВЭО) в эпоху Плеве, имел титул тайного советника, В ВЭО его знали как энер­гичного, блещущего логикой и юмором общественного деятеля. Граф П.А. Гейден олицетворял собой умеренное крыло земского либерализма. Вместе с Д.Н. Шиповым он был одним из организато­ров “Союза 17 октября”.

Главным вопросом в повестке дня значился “Проект Государст­венной думы, составленный гофмейстером А.Г. Булыгиным”. Доку­мент к земцам попал неофициальным путем, поэтому его текст не обсуждался. Ф.Ф. Кокошкин и Н.Н. Щепкин выступили в качестве “рецензентов” проекта. Общественные деятели поняли, что власть их так и не услышала. Чиновники не хотели выходить за рамки законосовещательного учреждения, игнорировали требование об­щества о политических и гражданских правах населения, о бессо­словном принципе избирательной системы, о демократизации само­управления и т.д. Первая общественная реакция на творчество бю­рократии была отрицательной. “Осуществление проекта А.Г. Булы­гина, - говорилось в заключение июльского собрания, - или иного, построенного на сходных с ним основаниях и потому не создающего народного представительства... не может внести успокоения в стра­ну, предотвратить все опасности, ей угрожающие, и вывести ее из настоящего состояния на путь правильного и мирного развития на основах твердого государственного правопорядка”³³.

В качестве альтернативы правительственному варианту бюро подготовило проект “Основных законов”, разработанный лидерами оппозиции.

управы для ознакомления и замечаний. В нем излагалась программа будущей кадетской партии.

В соответствии с решениями апрельского съезда, проектируе­мый двухпалатный законодательный орган избирался на основе “4-хвостки” (нижняя палата) и норм представительства от органов самоуправления (верхняя палата). Принцип “4-хвостки”, о чем шла речь выше, не был поддержан собраниями. В новой программе зем­ских и городских деятелей предусматривалась ответственность ми­нистров перед палатами. Данная норма, свойственная парламент­ской форме правления, отвергалась абсолютным большинством земских собраний. В “Основные законы” включались разделы о политических и гражданских правах населения и о реформе самоуп­равления. Несмотря на расхождение взглядов лидеров бюро и рядо­вых гласных, делегаты съезда надеялись на одобрение “Основных законов” в целом.

Революция вынудила земскую верхушку сменить тактику. Центр тяжести с борьбы за влияние на царя и правительство пере­носился на борьбу за массы, чем и объясняется появление на июль­ском совещании нетрадиционного для земских представителей доку­мента - “Обращение к народу”.

В докладе В. Якушкина о деятельности правительства в послед­ние месяцы говорилось: “Все представители администрации... посто­янно избегают всякой ответственности как за общее несоблюдение закона, так и за нарушение прав отдельных лиц. Произвол - это девиз нашей администрации... При таких условиях можем ли мы по- прежнему ограничиваться какими-либо постановлениями, высказы­вающими только наш взгляд на тот или другой вопрос? Не обязаны ли мы перейти от слов к делу”³⁴. Под “делом” подразумевалась по­литическая агитация среди населения, в связи с чем управам, эконо­мическим советам, комиссиям, товариществам, сельскохозяйствен­ным обществам, ссудосберегательным кассам поручалось “содейст­вовать объединению на политической почве самого населения”³⁵. Земским служащим давалось особое указание: широкое распростра­нение политических резолюций съезда, популярной литературы по конституционным, социально-экономическим вопросам и по изби­рательному праву³⁶.

Отредактированный С.А. Муромцевым, Ф.Ф. Кокошкиным, В.Д. Набоковым, Петром Д. Долгоруковым и В.И. Вернадским текст “Обращения к народу” был одобрен 202 делегатами. Правые во главе с князем Н.Ф. Касаткиным-Ростовским и В.М. Кашкаро- вым покинули съезд. 8 делегатов проголосовали против. В “Обра­щении” говорилось: “Съезд земских и городских деятелей решил дать самую широкую огласку своим намерениям и стремлениям вы­ступить против государственного разорения, которое от приказного строя умножается и ширится по нашей земле. И не в разброде, не по­

одиночке надо бороться, защищая свою жизнь, свое право”³⁷. Далее подробно разъяснялось, что “только народное представительство может разрешить как следует все назревшие и гнетущие народную жизнь нужды”³⁸.

Дилемма “власть или народ” получила на время разрешение в пользу поворота лицом к народу.

В среде земских либералов решения июльского форума оцени­вались неоднозначно. Одни, в основном интеллигенция, с восторгом восприняли новую тактику борьбы с “бюрократическим режимом и тиранией”. Их не пугали пылкие слова тверского земца Ф.И. Роди- чева о крестьянских требованиях земли и желании рабочих освобо­диться от эксплуатации фабриканта³⁹. Более умеренные либералы опасались роста влияния “освобожденческого” течения на земскую жизнь. Правые всех оттенков активизировались в собраниях и нача­ли создавать структуры будущих политических организаций. Река общеземского протеста разлилась по разным руслам. Тем не менее можно говорить о победе сторонников “левого”, “освобожденческо­го” крыла земской оппозиции, готовых бороться за гегемонию в ре­волюции. В то же время “Обращение к народу” лидеры самоуправ­ления использовали как последний шанс давления на неуступчивую власть. Правительство приняло все меры для нейтрализации агита­ционной компании на местах. За участниками съезда и активистами в губерниях и уездах устанавливалось особое дознание и наблюде­ние, проводилось изъятие печатных материалов в типографиях, раз­гонялись сельские и городские собрания, на которых популяризиро­вались документы июльского форума⁴⁰.

Летняя страда незначительно снизила политический накал в земствах. В конце лета прошли общеземские региональные сове­щания - новая форма земских собраний представителей разных губерний. Инициаторами подобных начинаний выступили Москов­ское, Костромское, Таврическое, Саратовское земства. Тон задава­ли радикально настроенные гласные и земские служащие. Мысли всех выступавших концентрировались в одной точке: нельзя дове­рять бюрократии созыв представительного органа по модели, ею определенной, так как в результате “дадут представительство из действительных статских советников и миллионеров”⁴¹. “Бедные возьмут себе силой жизненные права, если богатые по совести не отдадут им таковых”, - аргументировали представители “третьего элемента” свой прогноз революционных событий. “Пусть интелли­генция уменьшит свои оклады и разделит с народом его труд”, - возражали дворяне-землевладельцы⁴². Нервозность имела под собой объективную почву: двойственность социально-экономиче­ской программы либералов была ахиллесовой пятой их связи с на­родом.

Пропаганда решений съезда проводилась всеми собраниями. Если некоторые управы устранялись от этой работы, то земские служащие готовы были бороться за идею вплоть до жертвенности. Они совместно с членами “Союза Союзов” и местными отделами РСДРП распространяли листовки с решениями июльского форума и призывами к восстанию под лозунгом “Долой самодержавие”⁴³.

Члены управ и земские гласные вступали в общение с крестья­нами, “объясняя им всю опасность насильственного пути решения земельного вопроса”⁴⁴. Неоднородность социально-экономической природы “третьего элемента” и большинства гласных отчетливо проявилась в агитационно-пропагандистской деятельности земской оппозиции. Либеральные управы дифференцированно подходили к процессу вовлечения масс в политику. Когда речь шла о борьбе за власть, они готовы были координировать свои действия с революци­онными организациями, но в социальных вопросах, прежде всего в аграрном, оставались на платформе идей, звучавших в собраниях еще в 70-80-е годы: постепенное частичное решение аграрного вопроса, организация петиционно-приговорной кампании.

Полицейские репрессии неслучайно обрушились прежде всего на “третий элемент”. Земские статистики, учителя, врачи, агрономы находились под постоянным надзором Департамента полиции. Административным наказаниям (выдворение из губерний, отлуче­ние от земской деятельности) подверглись медики: Д.Н. Жбанков, В.Я. Яковенко, Н.И. Тизяков, Говорков, Кондорский, Даршкевич; статистики-ученые С.М. Блеклов, И.П. Белоконский, В.Д. Малаш- кин; известные агрономы В.А. Владимирский и А.Я. Масленников, публицист и экономист В.И. Воронцов, крупный педагог Н.Ф. Буна­ков. Список высланных и поднадзорных можно продолжать очень долго.

Преследования сплачивали земскую интеллигенцию. В 1905 г. прошли профессиональные съезды учителей, врачей и агрономов. Были попытки создать корпоративную организацию “Союз земских служащих”. В повестке дня указанных совещаний преобладали по­литические и социальные вопросы. “Третий элемент” выработал ре­альный механизм демократизации самоуправления: привлечение к земскому делу всего населения, расширение состава экономическо­го совета за счет крестьян, изменение функций экономического и санитарного советов комиссий с целью повышения их влияния на ход земского самоуправления и государственной политики путем тщательного изучения условий жизни населения, разработки на их основе общих экономических программ и мер по их реализации. Вы­боры в органы самоуправления должны были производиться на ос­нове равноправного участия всего населения⁴⁵.

Июльский съезд усилил проявление протестных настроений в среде интеллигенции, учащихся, мещан. Однако прямой связи меж­

ду стачечной, забастовочной борьбой и пропагандой документов съезда не прослеживается, о чем говорят сведения с мест, направля­емые в Департамент полиции.

6 августа 1905 г. был издан указ об учреждении законосовеща­тельной Думы. Лидеры земской оппозиции не смогли определиться с вопросом о ее бойкоте. Отказываться от участия в выборах они не собирались и готовились к компромиссу, хотя, по признанию Ф.А. Головина, рассчитывали на то, что обстановка в стране пере­черкнет булыгинскую Думу. “Надо ждать сильного революцион­ного толчка. Умеренным элементам пока делать нечего... надо вы­жидать события”, - заявил глава Московской губернской управы в конце августа 1905 г.⁴⁶

В середине сентября был созван очередной земский съезд. Его состав не отличался от июльского. Участники съезда фактически от­казались от бойкота Думы, решив “войти в возможно большем чис­ле в Государственную думу и образовать там сплоченную группу с целью достигнуть через ее посредство гарантий гражданской свобо­ды, равенства и введения истинного народного представительства”⁴⁷.

Оппозиция внутри Думы казалась либералам вполне приемле­мым вариантом сотрудничества с высшей властью. Они считали, что, находясь в Думе, смогут осуществить преобразования “самой Думы в соответствии с Высочайшим манифестом”.

На съезде обсуждался текст “Воззвания к избирателям”. В пер­вой части “Воззвания” излагалась в популярной форме политиче­ская программа, принятая на апрельском и июльском съездах. Вто­рая часть “Воззвания” - экономическая программа - вызвала дебаты. К единому мнению, как и ранее, прийти не удалось. Во “избежание получения от крестьян императивных мандатов” было решено изло­жить экономическую избирательную платформу лишь в кратком варианте. В конечном счете в аграрном разделе программы оказа­лись следующие пункты: увеличение площади безземельным и малоземельным крестьянам за счет государственных удельных и ка­бинетских земель и частично частновладельческих, отчуждаемых за вознаграждение, отмена выкупных платежей, широкая организация государственной помощи переселенцам, реорганизация Крестьян­ского банка, законодательное урегулирование арендных отношений (напомним, что в период работы Особого совещания земские собра­ния подобного требования не выдвигали) и законодательное усовер­шенствование порядка найма на сельскохозяйственные работы. До сведения крестьян доводилось, что все намеченные меры будут осуществляться через Думу, если они откажутся от насильственных методов захвата чужой собственности⁴⁸.

Закон о булыгинской Думе фактически лишил избирательных прав рабочих. Однако земские и городские либералы, вопреки сво­ему проекту “Основных законов”, переадресовали в будущее дан­

ный вопрос. В предвыборный документ, а именно таковым было “Воззвание”, включалось только требование об образовании про­фессиональных союзов и права на стачки. Пункт о 8-часовом рабо­чем дне остался в программе, а в “Воззвание” не попал.

Острые прения на съезде разгорелись вокруг раздела о нацио­нальном вопросе и децентрализации управления. Он обсуждался на съезде как часть партийной программы кадетов и с мнением зем­ских собраний не совпадал. Земства постоянно ратовали за расшире­ние своих полномочий, за освобождение от опеки администрации, за реформу законодательной власти. Земские требования отрази­лись в “Воззвании”.

В результате будущих преобразований функции местного само­управления распространялись на всю область местного управления, кроме армии, флота, государственных тайн, государственной без­опасности. Органам местного самоуправления разрешалось изда­вать обязательные постановления в рамках действовавших законов. Предусматривалось введение мелкой земской единицы - волостного земства. Венчала здание Земская палата.

Сентябрьскому съезду пришлось, тем не менее, заслушать док­лад бюро “О правах национальностей и децентрализации управле­ния”, сделанный членом оргбюро известным юристом, земским гласным Ф.Ф. Кокошкиным. Всем народностям России, говорилось в докладе, гарантируется право свободного культурного самоопре­деления, включая свободу языков и наречий, свободы всякого рода учреждений, имеющих целью сохранение и развитие языка, литера­туры, искусства. В начальной и средней школе предусматривалось изучение родного языка. Русский язык оставался государственным.

Программные тезисы о земском преобразовании и националь­но-культурных правах населения России полемики не вызвали. Серьезные разногласия возникли в связи с постановкой вопроса “о создании местных автономий по мере выяснения потребности в ней местного населения, а также естественных границ автономных областей” и о включении в программу тезиса о федеративном уст­ройстве государства⁴⁹. При этом федерация понималась как сово­купность автономий с ограниченными правами (культура, местное хозяйство, продовольственное обеспечение, образование, медицина, попечение, общественная безопасность), что вполне согласовыва­лось с реформой самоуправления.

Точку зрения противников самой идеи федерализации и автоно­мизации обосновал представитель городского самоуправления, крупный промышленник А.И. Гучков. “Говорят, наше государст­во, - заявил он, - должно сделаться федеральным, но где будет пре­дел количеству. Неудивительно, что тогда многие города вспомнят о своих вольностях: Новгород, Псков, а за ними потянется Тверь, и дело, пожалуй, дойдет до Москвы, нет пределов в раздроблении

государства”⁵⁰. Это мнение разделяли саратовский гласный

A. М. Немировский, калужский - В.М. Кашкаров, деятели городско­го самоуправления - А. Дмитриев, Н.Б. Щербатов, П.М. Федоров, Н.Н. Щепкин. Да и либералы, прославившиеся радикальными реча­ми в собраниях, заняли осторожную позицию. Сторонник идеи авто­номизации М.М. Ковалевский был противником ее скороспелой реализации. “В настоящее время, - заявил он, - можно говорить только об автономии Польши и Финляндии. Если страшно давление из центра, то разве не страшен сепаратизм. Разве нельзя ожидать, что на окраинах могут образоваться самостоятельные государства, а в результате государственная самостоятельность и России, и окра­ин сойдет на нет... Дело государственного устройства не есть дело чувства, сердца или игры - это суровое дело; дело расчета и большо­го ума”⁵¹.

За включение в платформу тезиса “о федерализации и автоно­мизации” высказались выдающийся ученый, земский гласный

B. И. Вернадский и известный земец А.М. Колюбакин. Но и для них геополитическая целостность великого государства являлась святы­ней. Демократизацию общественного устройства они связывали с укреплением силы и могущества России как единой страны. “Те­перь не время мелких государств, - уверял А.М. Колюбакин, - от со­юза все выгоды”⁵².

Съезд признал большинством голосов (78 - за, 37 - против) правомерность употребления в программе тезиса “об автономиза­ции по мере выяснения потребностей местного населения” и настаи­вал на необходимости серьезного обсуждения в представительном собрании всего комплекса вопросов, связанных с национально-госу­дарственным устройством. Одновременно общественные деятели высказались за автономию Царства Польского с правом собствен­ного представительного учреждения.

В принятом съездом “Воззвании к избирателям” давалось обо­снование отказа от бойкота булыгинской Думы. “При таком харак­тере Государственной думы, - констатировалось в “Воззвании”, - участие в предстоящих выборах является тяжелой обязанностью, и только сознание долга заставляет участвовать в выборах, с целью до­биться скорейшего изменения всех указанных неправильностей”⁵³.

На съезде ощущалась близость октябрьских событий, и либера­лы не могли стоять в стороне. Поэтому со съезда раздался призыв к объединению “во имя устранения главного зла русской жизни - чиновничьего всемогущества путем введения правильного народно­го представительства и признания государством прав человека и гражданина”⁵⁴.

Сентябрьский съезд венчал собой беспартийный период земско­го либерализма. Нить, связывавшая общеземскую организацию с земскими собраниями, становилась все тоньше.

Последний съезд земских либералов открылся 7 ноября 1905 г. Он собрался в том же составе, но “был выше среднего русского зем­ства, был его отборной элитой, писали “Русские ведомости”. Россия не знала более блестящего собрания; оно сделалось откровением и для нее самой, и для Европы. В съезде русское либеральное общест­во само собой любовалось”⁵⁵. Праздновалась победа в связи с изда­нием Манифеста 17 октября. О тех, кто эту победу вырвал у власти, ничего не говорилось. Крестьянский и рабочий вопросы практиче­ски не рассматривались. Съезд имел явную партийную окраску. Кадеты и октябристы определялись с программой. Позиции тех и других то сближались, то расходились. “Я не боюсь революции и считаю себя и всех нас революционерами, - говорилось в выступле­нии известного либерала-освобожденца, тверского гласного И.И. Петрункевича, - и полагаю, что предстоящее собрание народ­ных представителей будет служить целям революции. Отрекаться нам от революции - значит отрекаться от самих себя. Опасность только в анархии, а революция имеет свою культурную задачу и приведет к перемене худшего строя на лучший. Революция уже уничтожила у нас юридически и фактически власть самодержавия... Я снова говорю, что социалистам можно протянуть руку”⁵⁶. В этих словах было признание авторитета социалистических идей в рево­люции и готовность, в случае попытки реванша со стороны власти, соединиться на время с социалистами. Но большинство земских и го­родских гласных-либералов испытывали страх перед революцией. А.И. Гучков призвал не подкладывать хвороста “в костер, на кото­ром все сгорим”. После октябрьской политической стачки большин­ство земских либеральных лидеров признавались, что аграрные бес­порядки, забастовки порождают у них испуг.

Общественные деятели готовы были начать переговоры с С.Ю. Витте о вхождении в его кабинет при условии осуществления политических свобод, провозглашенных Манифестом, отмены чрез­вычайных мер управления, отстранения от должностей администра­тивных и полицейских чинов, где произошли погромы, расширения полномочий земств по охране общественной безопасности, реорга­низации Совета министров, привлечения должностных лиц, в случае их вины, к уголовной и гражданской ответственности, амнистии по политическим и религиозным преступлениям.

Ноябрьский съезд стал последней искрой яркого пламени зем­ского либерализма. Земские собрания исчерпали свою роль полити­ческой трибуны. В политические партии ушли почти все лидеры ли­беральных управ.

Менялось соотношение сил в земских собраниях. Зимние сессии 1905-1906 гг. отличались от предыдущих. Земские кассы опустели. Крестьяне, особенно в губерниях, пострадавших от неурожаев, на­копили большие недоимки. Земские собрания, несмотря на наступ­

ление правых, признававших Манифест 17 октября актом, вырван­ным у царя насильно, все надежды на выход из кризиса связывали с созывом Государственной думы и заявляли о своем намерении доби­ваться скорейшего осуществления обещанных Манифестом 17 октя­бря преобразований и свобод. Так, очередная сессия Ярославского губернского земства приняла резолюцию, в которой говорилось: “Главнейшая причина продолжающейся смуты лежит, конечно, в глубоком противоречии, какое в настоящее время переживает страна, чувствуя себя после высочайшего манифеста де-юре госу­дарством конституционным и оставаясь де-факто под гнетом преж­него режима... нельзя медлить с созывом Государственной думы, без чего невозможно осуществить успокоения страны”⁵⁷.

В отличие от других губерний Ярославскому земству удалось сохранить свой периодический орган, изменив его название. “Народ­ная газета” публиковала избирательные платформы политических партий, помещала своеобразные отчеты о деятельности земства, с тем чтобы не потерять доверия, прежде всего крестьянства.

В Уфимском собрании в начале 1906 г. либеральное крыло со­хранило свои позиции. Управа во главе с кадетом П.Ф. Коропачин- ским опиралась на гласных разночинцев, составлявших в собрании более ¹∕₃. Собрание потребовало от власти “немедленного проведе­ния в жизнь начал Манифеста 17 октября, снятия усиленной охраны, отмены ограничений в правах крестьянства, всеобщую амнистию”⁵⁸.

Несмотря на альянс правых и губернской администрации, собра­ние отстояло запрещенную губернатором “Уфимскую земскую газету”, обжаловав его действия в Правительствующий Сенат. Был дан отпор местным властям, обрушившимся на земские советы (эко­номический, училищный).

Большинство земств в числе главных причин происходивших социальных потрясений считали нерешенность крестьянского воп­роса. В стране полыхали крестьянские выступления. Но аграрные события по-разному оценивались в собраниях. Одни признавали свою вину и ответственность за происшедшее и рассматривали аг­рарные беспорядки как выплеснувшийся наружу кризис, для пре­дотвращения которого земцы мало что сделали; другие считали, что порядок надо навести силой, но не отрицали необходимости скорейшего разрешения крестьянского вопроса в экономическом и социальном плане.

Революция кое-чему научила земцев. Местная финансовая поли­тика стала строиться с учетом интересов крестьян. Воронежское, Пензенское, Саратовское, Рязанское, Курское, Симбирское, Самар­ское, Черниговское, Тамбовское земства отказались взыскивать с крестьян долги: “Это напрасная трата времени поведет лишь к одно­му озлоблению их”. Псковское собрание каялось в недостаточном внимании к нуждам сельских обывателей, которым отказывали в

ссудах даже в критической ситуации (падеж скота)⁵⁹. Заинтересован­ность органов самоуправления в крестьянстве как субъекте самоуп­равления, а не просто налогоплательщике начала проявляться более осознанно почти во всех собраниях.

В зимнюю сессию 1905-1906 гг. нижегородские земцы внесли в повестку собрания вопрос об отношении крестьян к земству, о защи­те интересов самых бедных слоев населения. Председатель управы

А.А. Савельев, один из деятелей земской оппозиции, связал обсуж­даемые в собрании меры с общегосударственной политикой. “Мы совсем не знаем, куда идем, - заявил он, - все пришло в хаотическое состояние, в полное расстройство, и, надо правду сказать, прави­тельство дало само этому повод, его политика приводит к тому, что никто не знает, что будет завтра... Никто не надеется, что коренные принципы Манифеста 17 октября не будут заменены совершенно иными”⁶⁰.

Крестьянские выступления лета-осени 1905 г. заставили земцев активнее искать формы взаимопонимания с сельским населением. Нижегородцы решили не взыскивать с крестьян долги за 1905 г., от­казались от мысли, на чем настаивали представители правого кры­ла, наказывать крестьян за аграрные беспорядки и просили прави­тельство о выдаче ссуды земству, чтобы заменить ею на время зем­ские сборы.

Собрание констатировало, что крестьяне стали другими. Пла­тельщик земских сборов потребовал ответить, как расходуются деньги, какая доля ассигновывается на удовлетворение нужд селяни­на? На этот вопрос пришлось отвечать многим земствам, в том чис­ле Московскому, Вологодскому, Смоленскому, Уфимскому, Вятско­му, Пермскому, Тверскому, Курскому и другим.

Зимние сессии 1905-1906 гг. проходили в условиях неопределен­ности ситуации в стране. Опасения новых крестьянских выступле­ний, медлительность власти с созывом Думы поворачивали мысли собраний в сторону аграрного вопроса и реформы земства. Разброс мнений был велик. Характерными в этом отношении были сессии Смоленского и Калужского земств.

В Смоленском земском собрании с тревогой констатировался успех агитации Крестьянского союза на селе. “Программа партии социалистов-революционеров с ее основными тезисами о передаче всей земли бесплатно в руки крестьян обеспечивает почти массовое присоединение сельских обществ к Крестьянскому союзу”, - говори­лось в резолюции собрания⁶¹. Присоединение крестьян к Союзу при­вело к отказу их от уплаты земских сборов. Сам по себе факт крас­норечиво свидетельствовал о психологии крестьянства. Земство воспринималось им в первую очередь как структура, собирающая подати. В сознании крестьянства земство все еще ассоциировалось с порядками дореформенных времен. Смоленские гласные телегра­

фировали С.Ю. Витте об опасной ситуации, просили принять сроч­ные законодательные меры, способные успокоить крестьянство и немедленно назначить сроки выборов в Думу⁶². Одновременно слу­жащим земства было дано указание широко рекламировать земские мероприятия, касающиеся интересов крестьянства. Собрание гото­во было поддержать правительство С.Ю. Витте и в ответ на пригла­шение премьера направило депутацию во главе с В.И. Энгельгард­том и Н.А. Хомяковым.

Во время сессии пришло известие об аресте гласного Н.И. Глин­ки, нескольких учителей и агронома. Из губернии выселялись слу­жащие уездных и губернского земств, проводились аресты активи­стов Крестьянского союза, что привело к активизации правых в со­брании.

Казанское земство одним из первых продемонстрировало нега­тивное отношение к левым партиям, отнеся к ним не только социал- демократов и социалистов-революционеров, но и своих коллег по управе - членов кадетской партии. Большинством голосов была принята резолюция, порицавшая за участие в революционном воз­буждении народа. Группа правых (Молостов, Селеверстов, Годнев, Адольф, Чирков и другие) оценили Манифест 17 октября как уступ­ку забастовщикам и смуте, осудили С.Ю. Витте и общественных де­ятелей, сорвавших учреждение законосовещательной Думы⁶³.

Прения по поводу избирательного закона показали, что гласные одобряют идею о крестьянском характере нижней палаты. Вместе с тем собрание поддержало реформу самоуправления и основы аграр­ной программы в варианте кадетской платформы.

Неопределенность настроений, противоречивость мнений боль­шинства зимних 1905-1906 гг. сессий объясняется продолжавшейся революцией и постепенным изменением политической ориентации самих собраний.

Сессия Саратовского земства открылась в экстремальных усло­виях аграрных волнений. Помещики, пострадавшие от пожаров, предъявили счет по страховой статье о возмещении убытков на 8 млн руб. Крестьяне отказались платить земские сборы. Предприя­тия объявили о своей неплатежеспособности. Кризисная финансо­вая ситуация отразилась на ходе дискуссий в собрании и на приня­той им резолюции. Правые попытались совершить маленький зем­ский переворот, заставить либералов покинуть управу, уволить “не­благонадежных служащих”, воспользовавшись отказом трех фельд­шеров исполнять свои обязанности в связи о конфликтом с уездным предводителем дворянства.

Лидеры будущего “Объединенного дворянства” граф Д.А. Оль- суфьев, В. Ознобишин, С. Ознобишин, Э. Гердер, граф Н. Кропотов и правые октябристы К. Гримм, Л. Менде, Н. Лихарев обвинили чле­нов управы в потворстве “грабительским устремлениям крестьян”.

Переписку председателя управы А.Д. Юматова и губернатора П.А. Столыпина по поводу ареста земских служащих превратили в “обличающий материал”. Наступление правых вызвало откат соб­рания, еще недавно столь симпатизировавшего “освобожденческой” программе обновления, на позиции Олсуфьева-Ознобишина.

Причина поправения половины собрания крылась все в тех же аграрных беспорядках. Собственник-землевладелец взял верх над общественным деятелем. Собрание выступило за запрещение слу­жащим земства вступать в профессиональные союзы, а тем более в партии левее октябристов⁶⁴.

Подобный сценарий в определенных вариациях повторился в Орловском, Курском, Калужском, Тульском, Рязанском, Екатерино- славском, Тамбовском и в других земствах. Тем не менее практически все собрания потребовали ускорить созыв Государственной думы, раз­решения аграрного вопроса, расширения функций земских органов самоуправления. Собрания не рискнули наказывать материально кре­стьян, принимавших участие в разгроме имений, и просили правитель­ство возместить убытки пострадавшим от беспорядков землевладель­цам. Исключение составило Екатеринославское земство, которое при­няло решение израсходовать страховой фонд и средства на сельскохо­зяйственные улучшения, предназначенные для сельского населения, на покрытие ущерба, понесенного владельцами имений. Одновремен­но собрание лишило всех льгот страхователей, чье имущество было утрачено при подавлении крестьянских волнений войсками⁶⁵.

Последние съезды 1905 г. земской оппозиции получили лишь условную поддержку большинства собраний по вопросу созыва Го­сударственной думы. Собрания под впечатлением революционных событий в деревне переходили с позиций потенциального союзника политических партий, вобравших в себя левое крыло либерализма, на позиции правооктябристского и даже черносотенного толка.

Сессии второй половины 1906-начала 1907 г. оформили органи­зационный переход земского управления в руки правоконсервативных элементов. До 1906 г. из 34 председателей управ 20 принадлежали к партии кадетов, 14 были октябристами. Значительный перевес кадет­ской партии ощущался в среде членов управ. По нашим подсчетам, из 138 известных членов управ ЦПР, северо-западного и Поволжского районов 110 являлись кадетами или лицами, близкими к этой партии. После 1906 г. 20 из 34 председателей управ оказались представителя­ми октябристов, 10 - принадлежали к правым организациям и 4 - бы­ли прогрессистами. Новые собрания обрушивались на свои же органы печати, на земских служащих, на бывших руководителей управ, обви­няя их в политизации земств, в потворстве крамоле. Моральный тер­рор правых усиливался репрессивными мерами местной администра­ции. Унизительным допросам и обыскам подвергали председателей Вологодского, Костромского, Нижегородского, Уфимского и других

земств. Заводились уголовные дела, якобы за растрату денег. Обвине­ния оказывались бездоказательными, но авторитет бывших руководи­телей, да и учреждений самоуправления страдал.

Бессарабское губернское земство по инициативе гласного

В.М. Пуришкевича, одного из лидеров созданного осенью 1905 г. монархического Союза русского народа, возбудило ходатайство об изменении избирательного закона. Беззаконность данной акции осознавали даже правые земства. Инициативу бессарабских гласных поддержали лишь Курское, Екатеринославское и Черниговское зем­ства (в новом составе). В.М. Пуришкевич очень четко определил причину своей инициативы: нейтрализовать неблагонадежные “эле­менты” рабочих и крестьян-общинников путем составления нового избирательного расписания, поскольку “крестьянство восприимчиво к социалистической пропаганде и к идее о конфискации и переделе помещичьей земли”⁶⁶, что свидетельствовало о крахе надежды на крестьянство как опоры существующего строя.

Изменение избирательного закона поддерживали монархиче­ские организации - Русское собрание, где обрел свою политическую нишу земец Ф.Д. Самарин, Союз русского народа, реакционная пуб­лицистика (“Московские ведомости”, “Гражданин”). “Созываемая ныне Государственная дума, - говорилось в решении Всероссийско­го съезда Русского собрания, - ни в коем случае и ни в каком смыс­ле не должна превратиться в Учредительное собрание, в парла­мент”. В соответствии с этой задачей менялось “избирательное рас­писание” в сторону увеличения лиц главного сословия государства⁶⁷.

Трудно согласиться с точкой зрения исследователя социальной истории России Б.М. Миронова, утверждающего, что третьиюнь- ский 1907 г. избирательный закон всего лишь изменил представи­тельство от отдельных групп населения и актом государственного переворота считаться не может⁶⁸. “Отдельные группы населения” - это основная масса граждан страны. Крестьянская квота уменьши­лась наполовину (22%), долю рабочих сократить оказалось невоз­можно (всего 3%).

Указ 3 июня 1907 г. был принят в нарушение “Основных зако­нов”, Манифеста 17 октября 1905 г., помимо Государственной думы.

* * *

Вопрос об отношении правых к проектам реформы местного уп­равления исследован в трудах П.Н. Зырянова, В.С. Дякина и других авторов. В данном очерке мы остановимся лишь на одном моменте: насколько вписывалась критика проекта местного управле­ния представителями земств в общий голос правого дворянства, рупо­ром которого стало Объединенное дворянство, сыгравшее не послед­нюю роль в провале столыпинского варианта местной реформы.

Съезды уполномоченных дворянских обществ 1907-1908 гг. на­стаивали на широком обсуждении проектов реформ местного упра­вления в земских собраниях и дворянских обществах. П.А. Столы­пин на эту инициативу отреагировал отказом. Никаких протестов на решение премьера не последовало, но правые земцы добились созы­ва I и II Всероссийских съездов земских деятелей, проходивших в Москве в июне и августе 1907 г.

Последние общероссийские земские съезды самим своим назва­нием отмежевывались от съездов 1905 г. В рабочий орган президи­ума вошли октябристы М.В. Родзянко, А.И. Гучков и представители Объединенного дворянства Д.А. Олсуфьев, В.Н. Ознобишин,

С. Бразоль. На съезде от земств доминировали крайне правые, хотя собрания могли послать и более умеренных гласных. Этот факт сви­детельствовал о недоверии к политике правительства в столь серь­езном вопросе. Октябристы и частично кадеты присутствовали на съезде в составе делегатов от Костромского, Таврического, Уфим­ского, Нижегородского, Смоленского земств, где к осени 1907 г. не прошли перевыборы.

В отличие от собраний Объединенного дворянства, обрушив­ших гнев на разделы о поселковом и уездном самоуправлении и уп­равлении, земский форум сосредоточился на планируемом преобра­зовании волостного и поселкового управления. Но на июньском 1907 г. съезде общая негативная оценка проекта прозвучала. Смо­ленский гласный кадет В. Пржевальский приветствовал проект, как “шаг к широкой демократизации” местной жизни. Дружной группой выступили гласные Санкт-Петербургского, Курского, Полтавского, Бессарабского, Пензенского земств (А.Д. Кашкаров, П.Н. Крупен- ский, А.Л. Цветович, Шейдеман, А.А. Шечков), расценившие ре­форму как удар по тающим землям крупных владельцев. В их кри­тике присутствовало больше эмоций, чем смысла: “подрыв корня монархии”, “самоуправление будет состоять из безземельных зем­цев”, “стремительный полет в социал-демократию” и т.д. Октябри­сты и кадеты попытались урезонить коллег справа: “Многие ослеп­лены заревом пожаров, - заявил князь П.И. Голицын, - массу кре­стьян надо воспитывать и обратить в сознательных граждан, подго­товив их к политической жизни будущего”⁶⁹. Представители буржу­азных кругов призывали, во имя успокоения ситуации, открыть двери местного управления для народа⁷⁰. Правые не одобрили зако­нопроекта и потребовали передать его в земские собрания (в соот­ветствии с решением Объединенного дворянства). Съезд закончил­ся ничем, если не считать пророчества псковского гласного А. Зуб- чанинова: “Будет у нас не эволюция, а новая революция”⁷¹.

Второй Всероссийский съезд еще более поправел. Им заправля­ли представители Объединенного дворянства: М.Д. Ершов, граф А. Уваров, А.А. Шечков. Вниманием второго съезда удостоилась

проблема мелкой земской единицы. Но в дебатах постоянно проры­валась неприязнь к проекту в целом. “Прежде всего надо выяснить, как мы относимся к схеме правительственного законопроекта, - заявил Н.Ф. Касаткин-Ростовский, - нет ни одного голоса, который высказался бы за законопроект правительства... я нашел, что он совпадает с кадетской программой... Это орудие, чтобы революцио­низировать страну”⁷². Отсутствием логики страдали и другие орато­ры, вопрошавшие: “Нужна ли вообще мелкая земская единица?” Вопрос, конечно, не к месту, если учитывать десятилетние ходатайст­ва собраний о введении мелкой земской единицы. Большинство съезда решило, что волостное земство нужно, но как орган, делеги­рованный уездными собраниями, чтобы туда “не попали Сусанины и Минины”. Презрение к народу, да и к своей истории, стало знаменем съезда. Страх потерять собственность, власть в местном управлении и сословные привилегии затмил статус земских гласных и с головой выдавал настроения “неполитизированных” земцев.

Правых представителей органов самоуправления не устраива­ли всесословная волость, налоговый ценз и поселковая реформа. Неприятие правительственного варианта аргументировалось от­сутствием средств на ее исполнение, неподготовленностью народ­ной массы к управлению, противоречивостью существа проектов и т.д. Но истина была в другом: “Мы потеряем власть и влияние в уезде”, а “крестьяне в любой момент могут отправиться жечь и громить усадьбы, лавки, магазины”⁷³, - заявляли тверские и орлов­ские гласные.

На съезде прозвучали голоса и в поддержку реформы. “Мелкая земская единица прекрасная школа самодеятельности и политиче­ская школа в будущем, - заявил либерал Ф.А. Лизогуб, - мы полу­чим готовый контингент кадров прежде всего для уездных земств. У крестьян так много хороших мыслей и побуждений, но они не уме­ют обсуждать общего дела”⁷⁴. Сторонники правительственного законопроекта вели дебаты в осторожной форме, но это лишь подо­гревало гласных справа.

Второй Всероссийский съезд проголосовал против правительст­венного законопроекта местной реформы. Из 62 делегатов только 9 (князья Н.С. и С.С. Волконские, князь Оболенский, Сиверс, Про­кофьев, Соловьев, Каменский, Ершов и Меллер-Закомельский) не поддержали резолюцию съезда.

Введение всесословной волости признало все-таки желатель­ным большинство съезда, отвергнув при этом налоговый ценз и пря­мые, всеобщие и равные выборы. Была сделана также оговорка, что торопиться с реализацией этой меры не стоит.

Оценивая события, связанные с местной реформой на заседа­нии ЦК Союза 17 октября, князь А.Д. Голицын упрекал и прави­тельство, и земство за недальновидность в вопросе демократизации

самоуправления. “Нельзя проектировать реформы вне времени и пространства, - заявил он, - нельзя задаваться мыслью все рефор­мировать... Нужно трезво взглянуть на вещи, что можно, чего нель­зя. Но земство не может существовать, если его не реформировать. Большинство земств, особенно уездных, отдано в пожизненное и потомственное владение уцелевшим индивидуумам из поместного дворянства. Им лишь без всякого избрания достаточно только при­быть в собрание”⁷⁵.

В начале эпохи делового сотрудничества земства и правительст­ва идеальных отношений не сложилось. Большинство собраний, ус­тами своих представителей на общеземских съездах 1907 г., не под­держали радикальной местной реформы П.А. Столыпина. В земст­вах взяли верх групповые интересы землевладельцев, замотавших вопрос о мелкой земской единице и демократизации самоуправ­ления.

Почву для неприятия реформ верхушкой земского общества со­здавали и сами реформаторы. Поспешность, непродуманность, про­тиворечивость реформ давали большой простор для сомнений и для критики, о чем пойдет речь далее.

* * *

Зимние сессии 1906-1907 гг. проходили в обстановке постепен­ного спада революции. Уход с земской сцены ведущих лидеров либе­ральной оппозиции в политические партии, а затем и в Государст­венную думу, привел к значительному поправению состава земских собраний. Тон на них начали задавать те, кто в 1904-1905 гг. поки­дал зал заседаний, не находя аргументов для отстаивания своих взглядов. Опубликование Манифеста 17 октября они называли со­бытием, “состоявшимся в тяжелые времена” и под “воздействием общей смуты”. Своей основной целью считали спасение и неприкос­новенность частной собственности на землю и сохранение, по воз­можности, той политической системы государственного управле­ния, которая будет в состоянии защитить их интересы.

Земства одобрили фактически третьиюньский государствен­ный переворот, силовые методы усмирения революции, продемон­стрировав лояльное отношение к власти. Однако реформа местного управления была отвергнута.

¹ См.: Миронов Б.Н. Социальная история России. СПб, 1999. Т. 2. С. 153-158.

² Белоконский И.П. Самоуправление и земство. Ростов-на-Дону, 1905. С. 18.

³ Земство и политические свободы. Журнал Комиссии собрания Саратовского губернского земства 1905 г. Париж, 1905. С. 2.

⁴ ГАТО. Ф. 800. On. 1. Д. 238. Л. 3.

⁵ Там же. С. 23.

⁶ Стенографический отчет XXXI очередной сессии Новгородского губернско­го земского собрания 1905 г. Новгород, 1905. С. 1.

⁷ Стенографический отчет XXXI очередной сессии Симбирского губернского земского собрания 1905 г. Симбирск, 1905. С. 2-3.

⁸ Протоколы XXXII очередной сессии Уфимского губернского земского соб­рания 1905 г. Уфа, 1905. С. 188.

⁹ Стенографический отчет XXXVIII очередной сессии 1905 г. Тульского губернского земского собрания. Тула, 1905. С. 2.

¹⁰ Земство и политические свобода. С. 3.

¹¹ Там же. С. 25.

¹² Там же.

¹³ Там же. С. 26.

¹⁴ Там же.

¹⁵ Журналы XXXVIII очередной сессии 1905 г. Курского губернского земского собрания. Курск, 1905. С. 15, 17.

¹⁶ См.: Соловьев Ю.Б. Самодержавие и дворянство. 1902-1907. Л., 1981. С. 153-155.

¹⁷ Освобождение. № 71. Париж. 1905. С. 340.

¹⁸ Там же. С. 395.

¹⁹ Шипов Д.Н. Воспоминания и думы о пережитом. М., 1918. С. 194.

²⁰ ГАРФ. Ф. ДПОО (II отд.). 1905. Д. 1000. Л. 37.

²¹ Шипов Д.Н. Указ. соч. С. 297.

²² ГАРФ. Ф. ДПОО (II отд.) 1905. (А) Вещественные доказательства. Л. 85.

²³ РО РГБ. Ф. 440. К. 2. Д. 22. Л. 1.

²⁴ РГИА. Ф. 1276. Оп. 2. Д. 28. Л. 1.

²⁵ Журнал чрезвычайной 1905 г. сессии Орловского губернского земского соб­рания. Орел, 1905. С. 1.

²⁶ Журнал Вологодского губернского земского собрания. Экстренная сессия 1905 г. Вологда, 1906. С. 36.

²⁷ Журнал чрезвычайной 1905 г. сессии Черниговского губернского земского собрания. Чернигов, 1905. С. 13.

²⁸ Журнал чрезвычайной 1905 г. сессии Екатеринославского губернского зем­ского собрания. Екатеринослав, 1905. С. 218.

²⁹ Там же. С. 51.

³⁰ Журнал чрезвычайной 1905 г. сессии Тамбовского губернского земского со­брания. Тамбов, 1905. С. 63.

³¹ Журнал чрезвычайной 1905 г. сессии Курского губернского земского собра­ния. Курск, 1905. С. 12.

³² Маклаков В. Из моего прошлого: Современные записки. Париж. 1933. Т. III. С. 258.

³³ ГАРФ. Ф. ДПОО (II отд.) 1905. Д. 1000. Л. 131.

³⁴ Там же. Л. 122.

³⁵ Там же. Л. 122.

³⁶ Освобождение. № 76. Париж, 1905. С. 325.

³⁷ Там же. С. 454.

³⁸ Там же.

³⁹ ГАРФ. Ф. ДПОО (II отд.) 1905. Д. 1000. Л. 139.

⁴⁰ Там же. Л. 168.

⁴¹ Там же. Л. 218.

⁴² Там же. Л. 219.

⁴³ ГАРФ. Ф. ДПОО (П отд.) 1905. (А) Вещественные доказательства. Л. 269.

⁴⁴ ГАРФ. Ф. ДПОО (II отд.) 1905. Д. 1000. Л. 265.

⁴⁵ Саратовская земская неделя. 1905. Кн. 8. Саратов, 1905. С. 100.

⁴⁶ ГАРФ. Ф. ДПОО (II отд.) 1905 (А) Вещественные доказательства. Л. 568.

⁴⁷ Право. 1905. № 37. С. 3044.

⁴⁸ Там же. С. 3160.

⁴⁹ Там же. С. 3068.

⁵⁰ Там же. С. 3069.

⁵¹ Там же. С. 3068.

⁵² Там же.

⁵³ Там же. С. 3070.

⁵⁴ Там же.

⁵⁵ Русские ведомости. 1905. № 181. С. 2.

⁵⁶ Право. 1905. № 44. С. 3618.

⁵⁷ Журналы XXXVIII очередной сессии Ярославского губернского земского соб­рания. Ярославль, 1906. С. 22-28.

⁵⁸ Журналы XXXI очередной сессии Уфимского губернского земского собра­ния. Уфа, 1906. С. 12-14.

⁵⁹ Постановления XI очередного Псковского губернского земского собрания. Январь 1906 г. Псков. 1906. С. 38.

⁶⁰ Журналы очередной 1906 г. сессии Нижегородского губернского собрания. Н. Новгород, 1906. С. 17.

⁶¹ Журнал чрезвычайного Смоленского губернского земского собрания. 25-26 ноября 1905 г. Смоленск, 1905. С. 2.

⁶² Там же. С. 3.

⁶³ Протоколы общего собрания 1905 г. земских гласных Казанской губернии. Казань, 1906. С. 3.

⁶⁴ Журналы очередной сессии Саратовского губернского земского собрания. Январь 1906. Саратов, 1906. С. 1-2.

⁶⁵ Журналы очередного 1906 г. собрания Екатеринославского губернского зем­ства. Январь 1906. Екатеринослав, 1906. С. 85.

⁶⁶ Журналы Бессарабского очередного земского собрания XXXVIII созыва. Кишинев, 1906. С. 5.

⁶⁷ РО РГБ. Ф. 265. К. 116. Д. 63. Л. 1.

⁶⁸ Миронов Б.М. Указ. соч. С. 100.

⁶⁹ Первый Всероссийский съезд земских деятелей. М., 1907. С. 37.

⁷⁰ Там же. С. 38.

⁷¹ Там же. С. 132-133.

⁷² Второй Всероссийский съезд земских деятелей. М., 1908. С. 25.

⁷³ Там же. С. 49.

⁷⁴ Там же. С. 92.

⁷⁵ Голицын АД. Ближайшие задачи земской реформы. Доклад ЦК Союза 17 октября... М., 1913. С. 1, 5.