Их обнаружение и фиксация — это сфера исключительно теоретических, зачастую чисто
Действительно, изучение истории права переходного периода от язычества к христианству в Древней Руси представляется особенно важным, поскольку в это время происходит как активный симбиоз, так и конкуренция элементов права: обычного и государственного, отечественного и византийского, устного и письменного, традиционного и инновационного.
Но, встав на путь моделирования способов интерпретации политических, правовых и религиозно-идеологических контекстов древнерусской политико-правовой системы при помощи выработанных самим же Средневековьем архетипов мироистолкования, нельзя не заметить, что все вышеназванные пары оппозиций являются семиотическими аналогами и обслуживают, по сути, различные ракурсы одной проблемы — проблемы рецепции.Значительное количество новейших исследований позволяет считать достаточно обоснованной в литературе точку зрения, согласно которой между двумя вышеозначенными полюсами существовала «буферная зона», где происходило формирование собственно древнерусского понятийного аппарата, посредством которого и усваивались византийские сочинения. Такую зону выделяют не только филологи и культурологи 126, но и историки права. Так, Я.Н. Щапов отмечает, что «вместо оппозиции: языческое (славянское) — христианское (византийское), мы имеем треугольник: византийское (христианское) — древнерусское (христианское) — древнерусское (языческое), каждое из которых обладало характерными чертами»127.
Практическими проводниками христианской идеологии на первых порах действительно служили греческое и болгарское духовенства. Требовался определенный исторический период для того, чтобы выросли свои кадры.
Время массового распространения монастырей и школ, а значит, и вновь переписанных греческих книг, приходится уже на правление Ярослава Мудрого, поэтому определенное, но непродолжительное противостояние возможно допустить в конце X — первой половине XI в.Большинство исследователей отмечают характерную особенность древнерусской правовой системы: здесь как бы сосуществуют две подсистемы, причем их юрисдикции не пересе-каются128. З.М. Черниловский отмечает: «В то время как Русская Правда обнаруживает поразительную светскость содержания (подобно Салической), болгарский Закон судный людям полон предписаний, идущих от церковного права (включая библейское), чешский закон князя Бржетислава (первая половина IX в.) имеет своим главным содержанием церковные предписания, претворенные в государственный закон...»129. Факту такого своеобразного «разделения труда» ведущие специалисты дают вполне обоснованное объяснение. С одной стороны, подчеркивается существование традиции княжеской опеки над культом130, с другой — отмечается, что основная цель рецепции — не правовое регулирование, а создание новой модели церковно-госу-дарственных отношений 131. Вступая в противоречиес собственной концепцией, В.