Новый этап хозяйственно-экономической деятельности земства

Российское общество возлагало большие надежды на молодое земское самоуправление, полагая, что при действенной правитель­ственной поддержке общественное самоуправление сможет выве­сти сельское население из состояния хронического кризиса и бед­ности.

Вопрос о роли земских учреждений в подъеме сельскохозяйст­венного производства был поставлен Московским обществом сель­ского хозяйства еще в 1866 г. Президент МОСХ И.Н. Шатилов в сво­ем докладе предложил земству взять на себя создание специальных уездных и губернских комиссий. Они должны были стать организу­ющим ядром практической и просветительской работы в области сельского хозяйства, а именно: распространение агрономических знаний и опыта земледелия, сбор статистических сведений, доведе­ние до правительственных ведомств информации о нуждах сельско­го хозяйства и способов их удовлетворения. Но земства, по причи­нам указанным выше, увлеклись идеей мелкого кредита и весьма прохладно встретили инициативу МОСХ. Вообще вопросы агроно­мической помощи населению в собраниях 60-70-х годов считались вроде бы второстепенными. От них отмахивались короткими резо­люциями, смысл которых сводился к следующему: “неподъемное для земств дело”, “малограмотное население”, “неподготовленность к применению агрономии крестьянских хозяйств”, “неизученность агрономических рекомендаций”, “отсутствие средств и кадров”, “кризисное состояние землевладельческих хозяйств”, “общий упа­док сельского хозяйства”. У земств, безусловно, причины для разду­мья имелись, но лишь в плане поиска оптимальных вариантов агро­номической помощи населению. Однако большинство земств реши­ло не торопиться.

Скептицизм собраний по отношению к агрономии отрицательно сказался на экономической деятельности земств в целом. Склон­ность к эксперименту в 70-х - начале 80-х годов проявили лишь не­которые собрания. Среди первых оказались так называемые кресть­янские земства (треть гласных представляла интересы крестьян).

На съездах сельских хозяев, состоявшихся в Москве, Харькове и Одессе в 1872-1878 гг., идеи развития отечественной агрономии с

участием органов самоуправления постепенно приобретали попу­лярность. В 1893 г. Пермское губернское земство учредило долж­ность агронома в губернии и смотрителей в уездах. В качестве экс­периментальной базы использовалось образцовое крестьянское хо­зяйство и опытное поле. Возглавил новую структуру ученый - под­вижник и общественный деятель, активный участник народниче­ских, а затем социал-демократических организаций В.А. Владимир­ский. Он снискал высокий авторитет в земских и агрономических кругах. Его отличали не только организаторские способности и зна­ния, но и высокая гражданственность. А.В. Владимирский и Н.А. Соковнин, возглавивший Красноуфимское реальное училище, проводили подготовку кадров по сельскому хозяйству для других гу­берний¹⁰².

Начинания Пермского земства нашли отклик в земской среде. В 1887-1889 гг. прообраз агрономической службы возник в Казан­ском, Херсонском и Бессарабском земствах. Последнее пригласило на службу двух агрономов. Смоленское собрание устроило учебную ферму и аналогичное Красноуфимскому учебное заведение. В 1886 г. Вятское земство создало свою агрономическую службу. Выпускники Красноуфимского училища, пришедшие на службу в Вятскую губернию, нашли общий язык с крестьянами, став их на­ставниками в агрономических познаниях. Планы устройства сель­скохозяйственных станций, ферм, опытных полей, меры по распро­странению агрономических знаний обсуждались в Тверском, Черни­говском, Екатеринославском, Харьковском, Херсонском, Москов­ском, Таврическом, Смоленском, Воронежском, Симбирском, Са­марском земствах.

Знаток помещичьей психологии А.Н. Энгельгардт связывал сохранение рутинных способов крестьянского земледелия с груп­повыми интересами землевладельцев. Современные исследовате­ли считают, что “земские собрания в отличие от научной общест­венности, отягощенные сословными представлениями о роли агрономической культуры в развитии деревни, заняли выжида­тельную позицию”¹⁰³. Этот вывод подтверждается самим характе­ром обсуждения в собраниях данной проблемы: неопределен­ность, граничащая с безразличием, отсутствие инициативы, обсу­ждение перспектив агрономии в связи с потребностями частновла­дельческих хозяйств.

Некоторое оживление агрономических мероприятий в земст­вах объяснялось активной позицией научной интеллигенции, Мо­сковского и местных обществ сельского хозяйства и местных сельскохозяйственных съездов. Общественные учреждения со­

бирали вокруг себя не только сельских хозяев, но и специали­стов, умевших на практике доказать пользу научных способов ве­дения хозяйства. Втягивались в решение проблем практической агрономии и земские службы, но земским делом в 60-80-е годы агрономия еще не стала.

В 1890 г. новым законом о земских учреждениях была проведе­на перегруппировка социальных сил в собраниях. Значительно уси­лился в земствах удельный вес дворянского элемента. В уездных со­браниях гласные дворяне составляли 48-50%, городские представи­тели 10-15%, гласные от крестьян 28-31%. В губернских собраниях число дворян выросло до 75-90%, торгово-промышленные элемен­ты получили 10-15%, а гласные от крестьян 3-4%¹⁰⁴.

Стремление правительства эпохи Александра III восстановить пошатнувшийся сословный строй на деле привело к охлаждению к земской деятельности торгово-промышленного сословия, сопротив­лявшегося увеличению земских сборов. Одновременно усилились противоречия между губернскими и уездными собраниями.

Дальнейшее существование органов местного самоуправления связано с серьезными испытаниями, вызванными национальным бедствием - чередой неурожайных лет. В арсенале земств находи­лись лишь запасные магазины и небольшой продовольственный капитал. С запасными магазинами было немало проблем. В неурожай­ные годы они пополнялись на ¹∕₃или ¹∕₁₀от нормы. Много зерна пропадало из-за плохого качества. Зажиточные крестьяне отказы­вались вносить в магазины свои доли, поскольку бедные не имели возможности покрывать зерновые кредиты. Уездные земства Нечерноземья, Северо-западных губерний, Центрально-промыш­ленного района еще в начале 80-х годов высказывали опасения в том, что продовольственный капитал может оказать слабую помощь в случае голода сразу в нескольких уездах, поэтому все внима­ние сосредотачивалось на запасных магазинах¹⁰⁵. Но оставшаяся от крепостнических времен система “общественной запашки”, рассчи­танная на пополнение резервного фонда зерна, в новых условиях не работала. Собрания пытались увеличивать продовольственный сбор и рекомендовали крестьянским обществам не продавать “слишком активно излишки” и не расходовать резерв зерна расточительно.

В экстремальных условиях голодных лет показала свою сла­бость схема организации продовольственной помощи населению, существовавшая в стране вплоть до 1900 г.

Учреждения самоуправления были устранены от непосредствен­ного участия в продовольственном деле. Земства обладали ограни­

ченными полномочиями по выдачи ссуд из собственного продоволь­ственного капитала, создаваемого за счет налога на все предметы земского сбора. Продовольственный капитал формировался мед­ленно, поскольку значительную часть земских гласных не устраивал “всесословный” характер данной “повинности”.

В 80-х годах земства сосредоточились на закупке хлеба для со­здания семенного фонда на посевной период, но сохранять зерно было сложно, да и закупать его приходилось зачастую в более бла­гополучных по урожайности районах и хозяйствах, что требовало больших затрат. Земствам оказалось более выгодно выдавать ссуды на приобретение семян, но это шло вразрез с общеимперскими пра­вилами. Поэтому собрания дружно ходатайствовали о децентрализа­ции продовольственного дела, однако правительство не спешило положительно реагировать на просьбы земств.

Сельские общества, в свою очередь, опасались отдавать “свое зерно” в создаваемые в уездах крупные магазины, что влекло за собой потерю контроля обществ за распределением зерновых ре­сурсов. Далеко не все земства проявляли беспокойство по поводу сведений земской статистики, свидетельствовавшей о неудовлетво­рительном состоянии продуктивности зерновых полей.

Несогласованность действий администрации и органов самоуп­равления, недостаток средств, необходимых для организации в зем­ствах стройной системы продовольственной помощи, привели к то­му, что в критические месяцы осени 1891 г. и особенно зимой 1892 г. запасы зерна быстро истощались. Вывоз хлеба из областей, не по­страдавших от засухи, отставал от масштабов голода. В ряде губер­ний начались эпидемия холеры и холерные бунты. В действиях земств чувствовалась растерянность.

Инициативу помощи голодающим проявили видные ученые, пи­сатели, общественные деятели. “Это был новый опыт соприкосно­вения представителей интеллигенции с народом”. Великий русский писатель Л.Н. Толстой и знаменитый ученый В.И. Вернадский (в разное время они были гласными земских собраний) сумели на­править в практическое русло энергию людей, готовых оказать не­отложную помощь голодающим.

жими”¹⁰⁷. Организация общественных столовых, в том числе и разъ­ездных, для тех, кто не мог двигаться, сбор средств на закупку про­довольствия, посевных материалов стала для подвижников из город­ской и сельской интеллигенции святым делом. Кормили “не досы­та”, “а доживу”, но количество жертв голода удалось сократить. С опозданием, но все-таки подоспела централизованная государст­венная помощь. В голодные годы казна тратила на продовольствен­ные нужды 20-30 млн руб. в год¹⁰⁸.

Земства не сразу пришли в себя. Дискуссии при обсуждении злободневных вопросов приутихли. Стихия лишь резко усугубила явления нараставшего в течение десятилетия очередного кризиса в земледелии. Собрания медлили, колебались с внедрением агроно­мических мероприятий, с малой интенсивностью работали склады сельскохозяйственной техники. Земства признавали, что “не успе­вали в ногу с изменившимися условиями производства”. Гласные говорили о необходимости введения усовершенствованных орудий и удобрений. Но программ реализации своих собственных пожела­ний не существовало. Земства, особенно южных районов, конста­тировав неудовлетворительное состояние технической базы сель­ского хозяйства, лишь ужесточали правила найма сельскохозяйст­венных рабочих, повышали штрафы за “неисполнение договорных обязательств”, учреждали залоговую систему выдачи документов, без предъявления которых работник не мог устроиться на другом месте, и т.д.¹⁰⁹

Голодные годы подорвали финансовые возможности земства и негативно сказались на их авторитете. Вместе с тем значитель­ная доля вины лежала и на власти. Экономическая политика правительства в 70-90-е годы оказалась с одним крылом. Покро­вительствуя фабрично-заводской и торговым отраслям экономи­ки, власть слабо учитывала потребности сельского хозяйства. Голодные годы обнаружили непонятную многим истину, что “каждый рубль, отнятый у мужика, отнимается вместе с тем и у его соседа-землевладельца, и каждый рубль, попавший в карман крестьянина, увеличивает богатство и его соседа-землевладельца”¹¹⁰. К этому можно добавить, что рубли, столь активно изымаемые из кармана крестьянина, больно били по социально-экономической политике земств и государства.

В конце 1892 г. Московское общество сельского хозяйства создало специальную комиссию для “последовательного ознако­мления с мероприятиями земств по сельскохозяйственным вопро­сам и доведения до сведения других земств результатов меропри­ятий¹¹¹. Общество сельского хозяйства пыталось перешагнуть через барьер изоляции земств друг от друга. Указав на недостатки земской хозяйственной деятельности, князь А.Г. Щербатов признал необходимость координации усилий правительства, земства и других

общественных институтов по выводу сельскохозяйственного про­изводства из кризиса. “К сожалению, до настоящего времени пре­доставленное само себе сельское хозяйство России мало возбуж­дало участие в русском обществе... а расхищение русских природ­ных богатств, истощение почвы вызвали целый ряд неурожаев... Подъем сельского хозяйства - эта цель находится в зависимости от стольких условий естественных и общественных, что едино­личная деятельность... не в силах с ними справиться. Необходима общность действий с представителями науки... и содействие госу­дарственной власти и государственных средств... Без содействия сельскому хозяйству со стороны учреждений правительственных и земских немыслимо его существование¹¹². Как видно из приве­денного фрагмента выступления президента МОСХа, на мифиче­ские “всемогущие” способности рынка решать все за всех А.Г. Щербатов не надеялся.

Наиболее целесообразным способом улучшения земледелия Общество сельского хозяйства признало “усиление роли и значения агрономической науки и придания нового статуса местным сельско­хозяйственным обществам и съездам сельских хозяев”¹¹³.

Общественные организации должны были обеспечить соедине­ние практики с наукой, представительство интересов всех сельских хозяев перед правительственными структурами, вовлечение в совер­шенствование хозяйственных процессов мелких собственников (об­щинное и подворное землевладение). Правительству рекомендова­лось отпускать указанным общественным организациям часть средств из государственных налогов и сборов. МОСХ просило правительство “рассматривать все вопросы аграрной политики только после предварительного обсуждения их специалистами сель­скохозяйственных обществ и съездов сельских хозяев”¹¹⁴. Участие земств сводилось в основном к финансовой стороне: содержание агрономов, опытных полей, станций по животноводству и устройст­во средних и низших сельскохозяйственных учебных заведений. В программе МОСХа выражалось неудовлетворение политикой правительства и практикой земских учреждений в сельскохозяйст­венном секторе экономики. Скромные успехи органов самоуправле­ния объяснялись “многосложными обязанностями земств, предста­вительством в нем неземледельческих классов, близостью земства к определенным группам хозяев”¹¹⁵.

Голод вынудил искать новые ориентиры. Центр тяжести в про­блеме “воспособления” сельскому хозяйству переносился на кресть­янский двор, а его ближайшим помощником должны были стать общества сельского хозяйства и создаваемые при них комитеты по отраслям: зерноводству, овощеводству, молочному делу, овцеводст­ву, садоводству и т.д. Комиссионно-торговый уклон работы обществ оценивался как неэффективный.

Альтернативной программы у земств не было, и многие из них в своей последующей деятельности стремились опереться на другие общественные организации, но отдавать полностью рычаги воздей­ствия на земледельческую политику земство не собиралось. Поэто­му земцы постепенно переходили от частичных к комплексным ме­рам, направленным на улучшение хозяйственной работы в уездах и губерниях. Свое видение первостепенных задач вывода из бедности сельского населения собрания изложили в ответах на упоминавший­ся выше запрос Министерства земледелия и государственных имуществ.

Министерство предложило земствам ответить на следующие во­просы: “какие меры признаются в настоящий момент наиболее по­лезными для удовлетворения нужд сельского хозяйства, какие из них наиболее осуществимы, какие задачи будущего потребуют содействия Министерства земледелия?”¹¹⁶.

Среди первостепенных мер земцы называли: развитие общего и специального сельскохозяйственного образования, проведение поч­венных исследований, устройство опытных полей, станций, племен­ных рассадников на государственный счет, распространение сель­скохозяйственных орудий, содействие кустарной промышленности, изменение тарифной и налоговой политики государства с учетом ин­тересов сельскохозяйственного производства, расширение полномо­чий в области продовольственного дела и т.д.

Земства единодушно высказались за активное содействие госу­дарства в строительстве элеваторов, дорог, подъездных путей к же­лезнодорожным станциям, в улучшении почв (орошение, осушение болот, борьба с песками и оврагами, лесонасаждение). Правительст­ву предлагалось частично финансировать эти важные и трудоемкие мероприятия.

Многие собрания (Вологодское, Вятское, Екатеринославское, Костромское, Московское, Полтавское, Самарское, Таврическое, Петербургское, Тверское и др.) просили правительство учредить ми­нистерскую инспекцию для защиты на внешних рынках и биржах российских сельскохозяйственных товаров (в связи с умышленной порчей продуктов, засорением зерна, распространением клеветни­ческих сведений о российской продукции).

Ряд земств (Бессарабское, Костромское, Тульское, Смоленское, Вологодское, Нижегородское) одной из причин низкой рентабель­ности хозяйств считали слабое развитие перерабатывающей про­мышленности, дороговизну сельскохозяйственной техники¹¹⁷.

Лишь единичные собрания (Вологодское, Московское, Вятское, Нижегородское, Петербургское) в число неотложных нужд включи­ли вопросы увеличения крестьянского землевладения, расселения сельских жителей, облегчения податного бремени. Видимо, неслу­чайно выпали из поля зрения земцев и арендные отношения, в госу­

дарственном регулировании которых помещики были не заинтере­сованы.

Отзывы земств на запрос правительства свидетельствовали о том, что либеральные теории, на основе которых строилась эконо­мическая политика правительства в сельском хозяйстве в 60-70-е годы, на практике дали отрицательный результат.

В 90-е годы наступил психологический перелом в оценке значе­ния агрономической науки и внедрения ее в практику. Сдвинулся с места вопрос о создании специальных организационных структур при управах для координации работы специалистов земств и мест­ных органов Общества сельского хозяйства. С 1895 по 1901 г. эконо­мические советы, комитеты появились в большинстве губернских и уездных управ, кроме Владимирского, Воронежского, Калужского, Рязанского, Таврического земств. Тверская управа упразднила свой совет в 1898 г.

Экономические советы были коллегиальными органами. В их состав входили управа, гласные, избранные собранием, агрономиче­ский персонал и специалисты по другим отраслям. Официальными членами новых структур числились уполномоченные Министерства земледелия и государственных имуществ. Правительство в 90-е годы дало разрешение на их учреждение.

С ростом кадров специалистов (третьего элемента) и их значе­ния в земской работе экономические советы приобретали неофици­альный статус земских исполнительных органов в тех земствах, где хозяйственно-экономическая деятельность вышла на более высокий уровень. Экономические советы сыграли положительную роль в развитии земской агрономии и ветеринарии, в становлении и уси­лении удельного веса в земских органах интеллигенции, но послед­нее обстоятельство усилило трения между третьим элементом и земскими гласными.

Экономические советы завоевали авторитет и Министерства земледелия, поощрившего их повсеместное распространение в земских губерниях, но губернская администрация усмотрела в создании советов отступление от закона. Губернаторы нередко опротестовывали решения собраний об организации советов. Уфимский губернатор пошел дальше других. Аргументируя “неза­конность” появления новой структуры, он заодно лишил земство права “обсуждать вопросы о способах подъема экономического благосостояния населения”¹¹⁸.

Узким местом в конце века по-прежнему оставалось финанси­рование экономических мероприятий (см. табл. 2). Рост расходов по этой статье составлял 1,5-2,5% от общей стоимости смет. Дорево­люционные специалисты при исчислении земских расходов на эко­номические мероприятия делали оговорку об условности цифр, так как они представляли собой “не действительно произведенные за-

Таблица 2

Затраты на экономические нужды в губерниях в конце XIX века

Название губерний

Расход на душу населения, в руб.

Название губерний

Расход на душу населения, в руб.

траты, а лишь сметные ассигнования, причем те и другие не всегда совпадали”¹¹⁹.

С 1895 по 1901 г. расходы на экономические нужды (основную долю в них составляло “воспособление” сельскому хозяйству) увели­чились с 939 тыс. руб. до 2,5 млн, т.е. на 1600 тыс. руб. за счет сбо­ров и позаимствований из дорожного и страхового капиталов. Ассигнования из государственной казны оценивались земствами, как “скромные” (2-6% от земских смет).

Таврическое, Вологодское, Тамбовское, Костромское, Бесса­рабское собрании тратили на указанные нужды около 50 тыс. руб., что составляло 2-2,5% общей сметы; на душу населения в год при­ходилось 3-4 коп. В Воронежской, Казанской, Тверской, Симбир­ской, Тульской, Псковской, Ярославской губерниях ассигновыва­лось на те же цели менее 50 тыс. руб. (1,8-1,4%) или 2-3 коп. на че­ловека. Саратовская, Санкт-Петербургская, Олонецкая, Владимир­

ская, Рязанская, Смоленская, Калужская, Пензенская, Орловская управы ограничивали расход на сельскохозяйственные нужды от 7 до 30 тыс. руб., т.е. 1,2-0,4% от сметы, а на душу населения пере­падало в Олонецкой губернии 6 коп., в Санкт-Петербургской - 4 коп., в прочих губерниях - 1-0,8 коп.

Большинство земств не могли при таких средствах серьезно заниматься экономическими проблемами, в том числе агрономиче­скими. Они требовали не только денег, специалистов, но и создания социально-экономической базы. Исследователь истории агрономии А.В. Ефременко указывает на появление такой базы к 80-90-м го­дам XIX в. Анализируя хозяйственный уровень различных катего­рий крестьянских дворов, он привлекает данные земской статисти­ки, обработанные В.И. Лениным в его труде “Развитие капитализма в России”. В процессе капиталистической эволюции общины изме­нилась структура крестьянских дворов. ¹∕₅часть их принадлежала зажиточным хозяевам, а 50% относились к группе несостоятельных. Привлеченные автором новые материалы оценки земель в Вологод­ской и Ярославской губерниях подтвердили выводы, данные в рабо­те В.И. Ленина. 20% дворов теоретически способны были воспри­нять агрономическую культуру, тогда как свыше 50% хозяйств Европейской России, имеющих наделы менее 8 десятин, оставались вне агротехнического влияния¹²⁰. “Тем не менее эта самая многочис­ленная категория сельского населения, - пишет Ефременко, - ока­зывала на возникновение земских агрономических организаций не меньшее, а может, даже большее влияние, чем зажиточная его прослойка”¹²¹.

Земская общественность повернулась лицом к агрономии имен­но под воздействием последствий голодных лет и прогрессирующей бедности основной массы крестьянства. Но путь агронома-практика в деревню был долгим. К 1898 г. агрономы появились в 17 губерни­ях и 92 уездах. К 1901 г. их число возросло до 25 в губерниях и до 153 в уездах¹²². Вятская, Пермская, Костромская, Херсонская, Нов­городская управы учредили должности агрономических смотрите­лей в большинстве уездов. Курское, Московское, Нижегородское, Олонецкое, Самарское, Уфимское собрания приняли на службу рай­онных агрономов. В Воронежском, Екатеринославском, Орлов­ском, Пензенском, Санкт-Петербургском, Смоленском, Тамбов­ском, Тульском, Черниговском, Ярославском земствах агрономиче­ская служба возникла позднее. Рязанское и Калужское земства вплоть до 1905 г. оставались без агрономических структур. “Опаз­дывающие” собрания по рекомендации VI Всероссийского съезда сельских хозяев (1895) поощряли возникновение местных сельско­хозяйственных обществ, выделяли им небольшие ссуды и использо­вали их как посредников для осуществления мероприятий по сель­скому хозяйству. Плодотворное сотрудничество с обществами сель-

Таблица 3

Расходы на экономические мероприятия по 34 губерниям, включая агрономию, в тыс. руб.

ского хозяйства осуществляли Полтавское, Владимирское, Курское, Калужское, Тамбовское, Харьковское, Черниговское, Ярославское земства. В Полтавской губернии было открыто 70 сельскохозяйст­венных обществ малого района, в Вятской - 40, в Саратовской - 32, в Пермской - 39, в Псковской - 32, в Тульской - 29, в Новгород­ской - 27, в Самарской - 49, в Черниговской - 20, в Московской губернии - 19. Всего в земских губерниях действовали около 700 об­ществ, хотя далеко не все из них существовали длительное время¹²³.

Обширный круг обязанностей агрономического персонала включал в себя: организационную помощь хозяйствам при переходе к многополью, пропаганду травосеяния, способов улучшения пахот­ных земель и пастбищ, распространение сортовых семян и сельско­хозяйственных орудий, опыты с минеральными удобрениями, борь­бу с насекомыми. Для успешной работы необходимы были опытные поля, фермы, станции, лаборатории, транспорт, научная литература. Все это требовало больших материальных затрат (см. табл. 3). 50-75% расходов на устройство полей и станций в конце 90-х годов взяло на себя государство. Поэтому к началу XX в. опытные поля имелись в большинстве уездов. Фермы обходились еще дороже. Вятская управа на содержание крупной фермы получала государственную дотацию от 1 до 1,5 тыс. руб. в год. Да и сами земства тратили на агрономическую службу немалые деньги - 50-70 тыс. руб. в год, но только в тех мест­ностях, где агрономия пользовалась вниманием собраний.

Статья “Прочие расходы” включала затраты на ветеринарную службу, улучшение породы животных и ссуд на покупку скота. Эта сторона земской деятельности носила коммерческий характер, касалась в основном зажиточных и землевладельческих хозяйств.

Затраты часто окупались с прибылью. Всего в 1901 г. земства выделили на хозяйственно-экономические мероприятия 2 522 тыс., в 1903 г. эта сумма составила 3220 тыс., а в 1905 г. - 3725 тыс. руб., т.е. увеличивалась примерно на 500 тыс. за 2 года¹²⁴. Тем не менее к 1904 г. в 116 уездах агрономы так и не появились, хотя потребность

в них была велика. Пензенское, Рязанское, Тамбовское, Тульское земства и в начале XX в. ограничивались незначительными суммами на агрономические структуры. Даже в официальных изданиях по­добный факт объяснялся главным образом слабым участием в этих губерниях представителей от крестьян “в заведовании местным сельским хозяйством” и “принебрежительным отношением крупных землевладельцев к общественной агрономии”¹²⁵.

Полтавское, Костромское, Саратовское, Уфимское, Олонецкое, Самарское, Курское, Тверское земства имели свои опытные поля. В Московской, Вятской, Костромской, Пермской губерниях были открыты опытные сельскохозяйственные станции при помощи госу­дарственных кредитов. На их базе в 20-30-х годах XX в. возникли крупные научные агрономические и животноводческие учреждения. В большинстве земств опытные поля и фермы закреплялись слабо, что существенно затрудняло работу агрономов. Экспериментиро­вать приходилось на землях крестьян и помещиков.

Вопреки всем трудностям земская агрономия прокладывала до­рогу в сельскую среду, повышая эффективность сельскохозяйствен­ного производства и общую культуру земледелия. Агрономы, ис­полняя роль организатора сельского хозяйства, явились связующим звеном между земствами, сельскохозяйственными обществами и на­селением.

Общественной агрономии принадлежит заслуга в распростране­нии в России травосеяния и многопольного севооборота. Бедствен­ные последствия низкой урожайности и нерентабельности хозяйства испытывала основная масса крестьян, поэтому агрономы считали своим долгом “преимущественное внимание уделять крестьянскому хозяйству, т.к. при современном уровне земледельческой культуры хозяйство не в состоянии прокормить крестьянина”, говорилось в отчете саратовского агронома Б.А. Малышева¹²⁶. Московский агро­ном В.Г. Бажаев - последователь и соратник В.А. Владимирского на агрономических съездах приводил множество примеров, свидетель­ствовавших “о большом интересе крестьян к рекомендациям агро­номов”. Сомнения хозяев развеивались при первых удачных опытах. Большинство уездных управ, содействовавших переходу к многопо­лью, отмечали, что “результатами посева кормовых растений кре­стьяне почти всегда остаются довольны”¹²⁷. Общественная агроно­мия, став производительной и организационной силой в сельском хо­зяйстве, значительно усилила в органах самоуправления вес и влия­ние коллективных агрономических сообществ. С 1890 по 1893 г. прошло 39 съездов. Общими усилиями научно определялись перспе­ктивные методы подъема культуры земледелия и животноводства. Агрономические форумы способствовали земскому объединению.

В начале XX в. особую заботу агрономические службы прояви­ли о популяризации опытов с посевами клевера, тимофеевки, вики,

пелюшки, с применением минеральных удобрений, с методами улуч­шения естественных лугов. Московский агроном А.А. Зубрилин, как и его коллеги, считал, что ставить опыты надо на крестьянских землях, поскольку “для крестьян это будет более убедительно и при­несет большее экономическое значение”¹²⁸. Московское агрономи­ческое совещание 1902 и 1903 гг. одобрило практическое испытание посевов кормовых культур на крестьянских полях¹²⁹.

В Московской губернии почин волоколамского сельского обще­ства перехода на многополье, поддержанный уездной земской упра­вой во главе с Д.Н. Шиповым, вызвал интерес в других губерниях. Серьезным препятствием для работы по травосеянию был не столь­ко общинно-крестьянский консерватизм, о котором говорили про­тивники общины, сколько опасность риска для несостоятельных хо­зяйств и дороговизна улучшенных семян и сельскохозяйственных орудий.

Результаты агрономической работы в губерниях не могли быть однозначными. Они зависели от количества, степени подготовки персонала, технического оснащения и вкладываемых средств в агро­номическую службу.

Несмотря на денежные пособия Министерства земледелия всем земствам, имевшим агрономов, управы испытывали серьезные тру­дности с закупкой сортовых семян. Даже в урожайные годы семена клевера стоили 8-10 руб. за пуд. На агрономических совещаниях 1902 и 1903 гг. с тревогой говорилось о закрытии во многих уездах сельскохозяйственных складов. Все семена, выросшие под присмот­ром общественных агрономов на землях помещиков и принесшие им существенные доходы, скупались частными фирмами и вывозились на заграничные рынки¹³⁰. Призывы к патриотизму были “гласом во­пиющего в пустыне”, когда дело касалось личной выгоды и прибы­ли. На совещании 1903 г. было решено реализовать общественное посредническое бюро (центральные и северные губернии) для за­купки семян в массовом масштабе в других регионах. Его участники просили Московскую управу взять на себя эту инициативу¹³¹. Земст­ва в своей практической работе часто вступали в противоречие с ин­тересами предпринимательского сектора. Для современной буржу­азной психологии аутсайдеры реформ - закономерность. Для земств (даже и дворянских), исторически связанных с менталитетом кресть­янского мира, в первую очередь для земской интеллигенции, бед­ность массы населения рассматривалась как крайне тяжелое обсто­ятельство, мириться с которым государство и органы самоуправле­ния не имеют права.

Земства, исходя из реального экономического состояния кресть­янских дворов, практиковали льготную продажу семян (за 50 или 75%), давая их в кредит. Бедным домохозяевам и крестьянским об­ществам, перешедшим к многополью, семена отпускались без опла­

ты при условии - в случае урожая частично пополнить обществен­ные фонды.

В начале XX в. большинство земств перешли к системным меро­приятиям в деле подъема земледелия путем распространения агро­культуры и знаний. Агрономические службы заняли ведущее место в хозяйственной работе органов самоуправления, о чем пойдет речь далее.

Развитие агрономии способствовало становлению профессио­нальной ветеринарии. В 70-80-х годах XIX в. борьба с эпизоотиями сводилась к санитарным мерам (убой больного чумой скота) и к рас­кладке, согласно правил 1888 г., страхового сбора на содержание специальных служб. В 90-х годах начали появляться в уездах ското­лечебницы и лаборатории для изготовления вакцин, но средства на ветеринарию выделялись небольшие (от 0,5 до 1,5% сметы). В нача­ле XX в. расходы возросли до 5-10% от сметы в земствах ЦПР, Поволжья, Центрально-Черноземного района и Предуралья. Одна­ко на единицу скота отпускалось всего лишь от 3 до 5 коп. средств. И хотя количество врачебного персонала выросло до 850 специали­стов (в 1870 г. - 22) к 1905 г., но на одного врача приходилось более 50 тыс. голов крупного рогатого скота¹³².

Лечебная ветеринария требовала больших затрат, особенно ди­агностика и производство вакцин, а страхование скота (обязатель­ное и добровольное) пришлось прекратить из-за убыточности. Зем­ские специалисты и управы вопреки запретам власти стремились объединить свои усилия для улучшения деятельности ветеринарных служб разных губерний.

* * *

Нерентабельность и отсталость сельского хозяйства во многом объяснялась его низким техническим оснащением. В земских собра­ниях вопрос о сельскохозяйственных машинах и инвентаре занимал существенное место. Закупки, перепродажа хозяйствам, опытная де­монстрация применения в данной местности новой техники входили в круг обязанностей агрономов. Основным поставщиком сельскохо­зяйственных машин на российском рынке являлись иностранные фирмы и изготовители.

В 90-х годах отечественная промышленность начала выпускать соответствующую времени технику. Но цена их превышала импорт­ные товары. Воспользоваться “малой механизацией” могли лишь зе­млевладельцы и зажиточные домохозяева. Для массы сельских хозя­ев не только машины, но и современный инвентарь были недоступны. Органы самоуправления взяли на себя посреднические функции. С этой целью создавались губернские и уездные склады инвентаря, машин, семян. Большинство из них находились в ведении уездов,

а губернские собрания отпускали средства на устройство складов. Первоначально это были обычные сараи, предназначенные для хра­нения товаров. Возглавляли их случайные лица, назначаемые упра­вой. Организационные формы и практическое значение они начали приобретать в связи с развитием общественной агрономии. К 1894 г. 14 губерний (менее половины) и 118 уездов располагали складами. Обороты их исчислялись небольшими суммами. Даже в передовых в этом отношении земствах (Полтавском, Московском, Бессараб­ском) годовой оборот складов составлял соответственно 37, 29 и 18 тыс. руб. Товары отпускались потребителям за наличные деньги. Малоимущие покупали необходимые предметы в кредит с неболь­шим процентом на содержание склада. Ассортимент на первых по­рах был незамысловатым: серпы, косы, бороны, сохи, одноборозд­ные плуги. Позднее появились плуги с металлическими зубьями и ручные жатки. Более сложные машины заказывались в небольшом количестве для землевладельцев и для демонстрационных образцов. Земские собрания постоянно отмечали несоответствие цен на сель­скохозяйственные машины покупательной способности населения.

По мере перенесения центра тяжести агрономической работы в уезды количество земских складов значительно увеличилось. В на­чале XX в. 317 уездных земств из 360 обзавелись базой технических улучшений земледелия. Вятское, Курское, Московское, Пермское, Саратовское, Самарское, Симбирское, Тверское, Уфимское, Харь­ковское, Ярославское земства имели склады во всех уездах. Однако вопрос стоимости сельскохозяйственной техники не потерял своей остроты. “Не располагая сколько-нибудь значительными средства­ми, - говорилось в официальных документах 1903 г., - население со­кращает размеры пользования услугами складов, что отражается неблагоприятно на их оборотах”¹³³.

Высокие пошлины, введенные правительством на импортные сельскохозяйственные машины, поощряли развитие отечественного производства, но российские предприниматели, пользуясь государ­ственным протекционизмом, устанавливали необоснованно высокие цены на свою продукцию. Земцы пытались снизить их путем опто­вых закупок для совместного пользования (см. табл. 4). Орловское земство создало бюро для установления контакта с заводами-изго­товителями. Московское, Казанское, Тульское, Курское, Вятское земства провели совещание по вопросам совместной выписки сель­скохозяйственной техники, но создать кооперацию пайщиков не удалось, так как органам самоуправления было запрещено подобное объединение¹³⁴.

Наиболее приемлемым поставщиком для Южных и Централь­но-черноземных земств был Брянский завод, а для северных - Чере­повецкий. Центральные земства закупали продукцию Санкт-Петер­бургских и Нижегородских предприятий.

Таблица 4

Отпускные цены и стоимость сельскохозяйственного инвентаря на земских складах, в руб.*

Как видно из табл. 4, закупочные цены были высокие, поэтому земства значительно удешевить товар не имели возможности. Доро­гие машины крестьяне могли купить для общества в коллективное пользование. Эту форму использования механизации активно про­пагандировали местные сельскохозяйственные общества.

Спрос на инвентарь был намного выше, чем на сложные ма­шины. Так, за 4 года в Самарской губернии земские склады реа­лизовали:

Вопросы обеспечения земледельческого производства техникой вызывали в собраниях бурные дискуссии. Не могли найти общего языка гласные промышленной Нижегородской губернии. Председа­тель губернской управы В. Хвощинский сетовал на недостаток средств для организации сельскохозяйственного склада. Он предста­вил доклад, подготовленный на запрос Министерства земледелия и государственных имуществ (1894) о состоянии сельского хозяйства. В нем говорилось об “односторонности покровительственной поли­тики правительства”, о том, что интересам земледелия такая поли­тика наносит ущерб¹³⁵. Помещик-винодел Н. Поликарпов и извест­ный фабрикант А. Демидов подвергли критике управу за подобное

утверждение. “Покровительственная система, в частности пошлины на земледельческие машины, - оппонировал своим коллегам А. Са­вельев, - способны убить земледелие”¹³⁶. Собрание одобрило резо­люцию, предложившую правительству, “ослабить покровительство торговли и фабрично-заводской промышленности в той мере, в ка­кой это вызывается нуждами сельского хозяйства”¹³⁷.

Настоятельные просьбы о сбалансировании протекционистских мер для промышленности и земледелия включали в свои резолю­ции в конце XIX в. большинство собраний. Позиция органов самоуправления находила отклик у сторонников производственной кооперации. “Когда все превратили в товар, в предмет торга, даже дома и земли при помощи банков... но оживление обмена туго создавало новые отрасли промышленности и медленно развивало прежние... только тогда русское общество, - писал А. Харизоменов, - обратило серьезное внимание на состояние земледелия и мелкой промышленности”¹³⁸.

К 1900 г. обороты сельских складов выросли в 2-3 раза, особен­но в Самарском, Орловском, Уфимском, Вятском, Пермском, Кост­ромском, Нижегородском, Новгородском, Ярославском земствах. Московское земство побило рекорды. Капиталы склада увеличи­лись с 6 до 105 тыс. руб., к 1904 г. достигнув суммы в 671 тыс. руб. Совокупный доход земских складов исчислялся 8 млн руб.¹³⁹ Успеш­ность реализации сельскохозяйственной техники и семян объясня­лась отнюдь не удешевлением товаров. Дорогие машины по льгот­ным кредитам, как и ранее, покупали землевладельцы и состоятель­ные хозяева. Но появился большой интерес к современным орудиям сельскохозяйственного назначения у крестьян. Этот факт отмечал­ся и земскими собраниями, и агрономическими совещаниями. По инициативе агрономов склады применили новую форму прода­жи. Долгосрочный кредит (3-5 лет) облегчал покупку товаров небо­гатым крестьянам. Развивалось коллективное использование техни­ки в крестьянских обществах. Организация земствами кустарного исполнения несложных орудий значительно повысила спрос на них. Во избежание переплаты денег частникам многие земства выписы­вали лишь металлические части орудий, а деревянные изготовля­лись кустарным способом на месте. Сборный инвентарь пользовал­ся спросом и у помещиков.

Кустари делали сохи, косули, однолемешные плуги, веялки и некоторые зерноочистительные машины. Агрономы Вятской гу­бернии придавали новой отрасли народного труда большое значе­ние. Крестьяне изготовляли веялки и льномелки для себя и на про­дажу, улучшая их конструкцию и внешний вид. Сложные земледель­ческие машины - куколеотборники, зерносушилки, приводы, ком­бинированные молотилки - изготовлялись кустарями в единичных экземплярах для выставок.

Гласные-фабриканты неодобрительно относились к поощре­нию земствами кустарного производства. В Нижегородском земстве буржуазное “коло” выступило против создания ремесленных учеб­ных мастерских для обучения кустарному производству сельскохо­зяйственного инвентаря. “Мы в этом не заинтересованы”, - заявил А. Демидов и предложил земству “помощь” - продажу кос в кредит сроком на 1 год¹⁴⁰. К 1907 г. уездные земства взяли на себя заботу о сельскохозяйственных складах, что явилось следствием децентрали­зации земской агрономии.

В начале XX в. правительство начинает оказывать содействие земствам по закупке сельскохозяйственных машин и железа, от­крыв земствам целевой кредит. Земства северного района удовле­творяли спрос на сельскохозяйственные орудия и кровельное желе­зо на 92%, северо-западные - на 65, южные и восточные - на 20-25, а центральные - на 55%¹⁴¹.

Осуществление противопожарных мероприятий в сельской ме­стности форсировало реализацию кровельного железа через зем­ские склады в кредит. В 1901-1904 гг. процент отпуска железа к об­щему количеству реализуемых товаров увеличился с 29% до 34%.

Развитие агрономии, животноводства, посильной механизации труда и другие меры, направленные на преодоление сельскохозяйст­венного кризиса, не могли быть только местным делом. Адресные финансовые вливания центральных ведомств в те или иные земские мероприятия приносили лишь частичное или временное облегчение. Поэтому собрания ставили вопрос об изменении политики прави­тельства по отношению к сельскохозяйственному производству. Ходатайства земства по социально-экономическим проблемам де­ревни слились в единый голос накануне созыва в 1902 г. Особого со­вещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности под председательством главы Комитета министров С.Ю. Витте.

В трудах местных комитетов земских губерний было зафикси­ровано мнение собраний о состоянии и перспективах сельскохозяй­ственной промышленности в России, о взаимодействии администра­ции и органов самоуправления в решении социально-экономических задач, об устройстве крестьянского мира, о земельном вопросе и переселенческой политике, о роли органов самоуправления в госу­дарственных делах.

Земцы дружно потребовали от власти расширения их прав и полномочий. “Вмешательство представителей власти в земскую де­ятельность... ее парализует... Для решения все более усложняющих­ся вопросов народной жизни... недостаточно уже одной бюрократи­ческой работы, а нужна свободная, коллективная работа самого на­рода в лице его наиболее способных представителей. Эту работу и должны выполнять земские учреждения, свободно и самостоятель­но действующие в сфере, предоставленной им государством, и уча­

ствовать в решении всех вопросов, касающихся интересов населе­ния” - заявили авторитетные в земской среде московские земцы¹⁴². Свободы созыва съездов, в том числе общеземских, права высказы­вать коллективное мнение и свободно издавать периодику пожела­ли костромичи. Правительство не должно контролировать земство как воспитатель отрока. Эта мысль прозвучала в орловском, пол­тавском, смоленском и многих других земствах.

Увеличение числа крестьянских представителей в собраниях и пересмотр Закона о земствах 1890 г. сочли целесообразным 14 ко­митетов (Владимирский, Вологодский, Вятский, Екатеринослав- ский, Калужский, Костромской, Московский, Нижегородский, Псковский, Самарский, Тверской, Харьковский, Черниговский).

18 комитетов земских губерний связывали дальнейшее развитие учреждений самоуправления с введением всесословной мелкой зем­ской единицы. Однако 12 комитетов считали преждевременным вве­дение самоуправляющейся и самооблагающейся мелкой земской единицы¹⁴³.

Владимирское, Вятское, Вологодское, Костромское, Курское, Московское, Пермское, Рязанское, Самарское, Смоленское, Таври­ческое, Уфимское, Харьковское земства, как и в 1895 г., считали не­обходимым расширение крестьянского землевладения через рассе­ление внутри губерний, переселение в другие местности, приобрете­ние земель посредством Крестьянского банка при более низком про­центе его операций. При этом часть земств настаивала на покупке земли казной для последующей передачи ее безземельным и мало­земельным крестьянам. Вместе с тем местные деятели отрицатель­но отнеслись к самой идеи отчуждения частновладельческих земель.

Большинство комитетов полностью повторили отзывы земств 1895 г. о необходимости государственной помощи и государственно­го регулирования организации торговли сельскохозяйственными продуктами, строительства элеваторов, приобретения рефрижера­торов и устройства холодильных установок в местах доставки и хра­нения сельскохозяйственных продуктов. Как и прежде, местные де­ятели настаивали на защите национальных интересов. “Русский хлеб фальсифицируется разными подмесами на заграничных рынках, - констатировал курский комитет, - тем самым подрывается доверие к русским производителям хлеба”¹⁴⁴. О том, что порча продуктов, вывозимых на западные рынки, стала устойчивой тенденцией, по­стоянно говорилось в земствах Центрально-черноземного, Южного, Северо-западного районов. Эта же мысль повторилась в трудах ко­митетов (Воронежский, Харьковский, Херсонский, Казанский, Ка­лужский, Курский, Смоленский, Нижегородский). Комитетами вновь был поставлен вопрос о создании правительственных инспек­торов при консульствах и на российских пунктах вывоза продуктов за рубеж.

Принятия государственных мер в отстаивании национальных приоритетов потребовали Полтавский, Орловский, Чернигов­ский, Харьковский, Херсонский и другие комитеты. “У нас в ко­ренной России иностранцы производят обширные мирные завое­вания... Такие мирные завоевания наших земель и богатств грозят принять угрожающие размеры: население при существующих ус­ловиях не может бороться с этим нашествием”, - говорилось в трудах комитетов¹⁴⁵.

Преодоление кризиса земледелия местные деятели, как и ра­нее, увязывали с повышением уровня общего и специального обра­зования народа, распространением агрономических знаний и созда­нием условий для подъема культуры хозяйств, прежде всего вне­дрения в практику научной агрономии (травосеяние, пчеловодство, садоводство, огородничество), с улучшением продуктивности жи­вотноводства.

Вопрос о кооперации, в силу его трудности и значимости, осо­бо выделялся в подготовительных материалах Особого совеща­ния. Но отношение к нему местных деятелей было охарактеризо­вано впоследствии чиновниками как “равнодушное”. Особенно это касалось такой формы кооперации, как “хозяйственные союзы”¹⁴⁶.

Действительно, большинство земских собраний, столкнувшись с трудностями кредитной и производственной кооперации, поспешили притормозить, а то и отказаться вовсе от столь важного начинания. Пессимизм вылился в недоверие к населению, якобы не способному поддержать данную новацию. Сомневались земцы и в искренности намерений правительства оказать существенную поддержку новой форме организации сельского производства. В трудах комитетов преобладали негативные ноты в оценках перспектив хозяйственной кооперации.

Чаще других звучали утверждения типа: “нет надобности”, “нет людей и просветительских в этом деле организаций”, “низкий уро­вень общей культуры и образования населения”. Отсутствие самоде­ятельности, разрозненность, разнообразие интересов в среде всех землевладельцев без исключения, низкий экономический уровень, бедность населения делают кооперацию безпочвенной и обрекают на неудачу, утверждали Калужский, Тверской, Херсонский, Самар­ский, Нижегородский, Костромской, Курский, Рязанский и другие комитеты. Подобные оценки и упреки власть и земство в первую очередь должны были адресовать себе.

В начале XX в. под воздействием сложных процессов, протекав­ших в крестьянском мире, и в связи с ростом крестьянских протест­ных выступлений в земских собраниях ослабли прообщинные на­строения. Последовательными противниками общинного строя, судя по материалам комитетов, были все-таки неземские губернии.

А в земских губерниях все явственнее проявлялась точка зрения сто­ронников эволюционного развития общины и общинного земле­пользования. Общину постепенно должны заменить добровольные союзы или товарищества земледельцев, а создавать союзы надо на почве имеющегося общинного землепользования. К таким выводам пришли псковские, тамбовские, уфимские, вятские, новгородские, воронежские, ярославские деятели. “Совместная обработка общин­ной земли при помощи общественных орудий производства и совме­стная уборка урожая - желательный тип кооперативной организа­ции в сельском хозяйстве”, - говорилось в трудах Вологодского ко­митета¹⁴⁷.

Часть комитетов земских губерний одной из причин неудовле­творительного состояния льноводческого, табачного, молочного хо­зяйства и слабости кооперативных начал в различных отраслях сельскохозяйственного производства считали его коммерциализа­цию. В трудах комитетов указывалось, что подобные предприятия становятся монополистами по отношению к поставщикам сырого продукта, каковыми являются окрестные сельские хозяева. “Часто им платят не деньгами, а товарами, даже ненужными... Вместо 40 коп. за пуд молока крестьянам дают 20-25 коп.” Для сравнения маслодельня, открытая в Вятской губернии на артельных началах, обрабатывала 7 пудов молока в год, оплачивая крестьянам за пуд 45-55 коп.¹⁴⁸

Через местные комитеты земства высказывали серьезные пре­тензии отечественным предпринимателям. Они касались, как ука­зывалось выше, высоких цен на орудия труда и машины и особенно на низкий уровень развития перерабатывающих предприятий и спе­циального обрудования для перевозки скоропортящихся продуктов. Справедливость претензий земцев подтверждали и российские кон­сулы, отмечая в своих донесениях, что лучшее по своим качествам “русское масло” теряло цену из-за некудышных способов доставки и плохой технологии производства¹⁴⁹.

Не надеясь на перспективу сотрудничества с частными предпри­ятиями, Вологодское и Вятское земства просили правительство ока­зать содействие в создании крупйых заводов по переработке молока, способных приносить большие прибыли, а курские гласные высту­пили с инициативой построить с помощью казны консервные заво­ды, сушильные предприятия и склады “опрыскивающих средств”, без чего не могло развиваться садоводство. Невнимание к перераба­тывающим отраслям приводит к тому, отмечали куряне, “что даже в Курскую губернию сухие фрукты ввозятся из Калифорнии, а соб­ственный урожай падает, червивет, создает питательную базу для вредных насекомых”¹⁵⁰.

Но правительство не спешило прислушиваться к просьбам земств о пересмотре финансовой политики в сторону интересов

сельскохозяйственного сектора экономики и сельского населения. Поэтому местные комитеты вновь заострили внимание на этой про­блеме. Наиболее пространный доклад по данному предмету предста­вило Тверское земство. “За последние 10-15 лет, - говорилось, в ча­стности, в докладе управы, - были проведены громадные усилия на поддержание и развитие отдельных отраслей нашей... промышлен­ности... в виде высоких пошлин на продукты заграничного производ­ства, вывозных премий, громадных казенных заказов, субсидий раз­ного рода промышленным и банковым предприятиям. Такая поли­тика, идя вразрез с интересами основного занятия нашего населе­ния - земледельческого хозяйства, отнимает, разумеется, всякую возможность его процветания”¹⁵¹. Тверские земцы подсчитали, что отсутствие регулирования цен на отечественные товары приводит к тому, что население переплачивает на своем потреблении около 300 млн руб.: по группе текстильных товаров - 181 млн, по издели­ям из металла - 103 млн, по другим товарам - 13 млн. Из них 70 млн попадает в казну (пошлины), а 230 млн в руки частных предприни­мателей¹⁵². Несбалансированная финансовая политика власти акти­визировала оппозиционные настроения земцев.

Большинство земских собраний просили правительство пере­смотреть закон о предельности земских сборов и разработать про­текционистские меры для защиты отечественного производителя сельскохозяйственных товаров. Общее вздорожание тяжелее всего отзывается на русском крестьянине, так как ему “приходится конку­рировать на заграничных рынках с иностранным хозяином, приоб­ретающим сельскохозяйственные орудия и машины по ценам более низким”, отмечалось в докладе¹⁵³.

Проблема регулирования арендных отношений не исчезла и в начале XX в. В комитетах земцы констатировали, что дело аренды крестьянами частновладельческих земель стоит на край­не непрочных и шатких основаниях, что размер арендной платы поглощает большую часть доходов арендатора, но фактически большинство осталось на прежних позициях (если не считать Тверское и Московское земства) невмешательства в установле­ние арендных цен на землю.

Отметив, что 70% земли сдается бедным крестьянам в кратко­срочную или принудительную (черезполосица) аренду, комитеты выступили с инициативой, в законодательном порядке, за неуплату денег штрафовать или наказывать арендатора арестом имущества и хлеба.

Не устраивало землевладельцев и сотрудничество на почве аренды с зажиточным оптовым съемщиком, который “в громад­ном большинстве не ведет хозяйства сам, а сдает арендную землю мелкими участками в субаренду... по несоразмерно высоким це­нам, пользуясь нуждой крестьян”¹⁵⁴. Но и эти “несоразмерные”

цены упорядочить с помощью закона большинство комитетов не спешило.

“Съемщик-кулак проявляет к имению совершенно хищническое отношение... такие съемщики стремятся захватить землю в свои ру­ки на возможно льготных условиях и затем выколачивают из нее все, что только можно взять, в возможно короткий срок, нисколько не заботясь о поддержании производительности почвы. Имения, прошедшие через такую аренду, становятся неузнаваемыми”, - отмечалось в трудах комитетов. Тем не менее “устранение сущест­вовавших тяжелых условий аренды” облекалось в туманную форму­лировку о том, что аренда, благоприятствующая “интересам труда, не может быть обеспечена одной лишь законодательной нормиров­кой отношений...”¹⁵⁵

Земства, предчувствуя надвигавшуюся грозу, торопили власть определить свою позицию и выработать стратегию в аграрном вопросе. Однако правительство проявляло нерешительность. Осо­бое совещание не дало видимых результатов и было закрыто Нико­лаем II, что вызвало разочарование земцев и усилило земскую фронду.