: «се — мое», «се дал», «се приказываю», «се порядися» и т.
Одним из звеньев в цепи явлений, характеризующих становление древнерусской государственности, появляется предметно-объектная символика.
Еще Аристотель писал в своей «Политике», что когда одни властвуют, а другие находятся в подчинении, появляется стремление провести различие между теми и другими в их внешнем облике, в их речах и знаках почета. Подобные различия и в современном обществе продолжают маркировать социально-политическую иерархию, но все же особенно актуально такое разделение на ранних этапах развития государства. Здесь оно приобретает наиболее важное символическое значение и выступает агентом структурирующей политизации общества. «В самом деле, — пишет П. Сорокин, — как иначе объяснить все эти атрибуты власти: скипетр, державу, порфиру, гербы, знамена, аксельбанты, петлицы и т. д. и т. п... Почитать и считать священными эти комплексы различных то металлических, то деревянных предметов... было бы каким-то недоразумением. Мало ли есть металлических вещей и корон, мало ли есть жезлов и т. д., однако они не почитаются. Значит... суть дела не в скипетрах и жезлах и т. д., а в том, что последние только "предметные" символы определенных психических переживаний, мыслей и чувств, именуемых государством»44.На связь процесса объективации политики и права с особенностями психологического восприятия субъекта власти или его символа обращают внимание и современные государствове-ды. «Есть основания утверждать, что через эмоции образ государства становится алгоритмом политического поведения», — пишет Л.С. Мамут45. Но в целом, государственная символика еще не стала предметом пристального научного анализа историков права. Отчасти это можно объяснить успехами археологии и вспомогательных исторических дисциплин46.
Развитие системы государственного фиска проходило при непосредственном участии геральдической и сфрагистической символики, которая могла включаться в ритуально-процессуальные действия, но также могла являться самостоятельным комплексом знаков, удостоверяющих властные полномочия княжеской администрации.
В письменных источниках нет описания знаков, однако и ПВЛ сообщает о «знаменьях» Ольги, и в древнейшем русском законодательном памятнике — Русской Правде — в ряде статей говорится об отличительных княжеских знаках47.Так, например, монеты конца X — начала XI вв. дают представление о безусловном знаке княжеской власти, так называемом трезубце. Несмотря на обширную литературу, в основном археологическую, нет устоявшейся версии о прототипе «знаков Рюриковичей». В настоящее время многие считают истоком этого знака тамгу. При этом в новейшей литературе отмечается, что скандинавское происхождение правящей элиты не дает само по себе оснований возводить знак Рюриковичей к северо-европейс-ким реалиям. В самой Скандинавии практика использования владельческих знаков возникает не ранее XI в.