Международные обычаи и договоры.

,,Le langage ∏^,est jamais adequat a son objet... Nous faisons compre∏dre tant bien que mal nos idees au moyen de signes grossie- reιnent approχimatifs...

„Языкъ никогда не адекватенъ своему предмету... Мы даемъ понять кое-какъ наши идеи съ помощью грубо-приблизительныхъ знаковъ... Всю нашу жизнь нашъ языкъ носится вокругъ нашей мысли...^β

Есть въ мірѣ огромное число независимыхъ гражданскихъ об­ществъ всякой формы и всякой величины. Никакой общей власти у нихъ нѣтъ, а потому, къ сожалѣнію, здѣсь царитъ столь болѣзнен­но часто проявляющаяся въ войнахъ анархія.

На ряду съ государственностью существуетъ и существовало всегда, гдѣ было нѣсколько политическихъ союзовъ (государствъ), безгосударственное, или такъ называемое „ естественное^uсостояніе меаду ними, т. е. между государствами, а не между индивидами.

Здѣсь, какъ и во Многихъ другихъ случаяхъ, чрезвычайно важ­но различать точку зрѣнія индивида отъ точки зрѣнія государствен­ной. Одна и та же норма носитъ не одинаковый характеръ по от­ношенію къ индивиду и по отношенію къ государству въ цѣломъ. Международный договоръ, напр., надлежащимъ образомъ заключен­ный и ратификованный имѣетъ для отдѣльнаго человѣка, принадле­жащаго къ одной изъ договаривающихся націй, такое же обязатель­ное значеніе, какъ и всякій законъ, регулирующій внутреннія отно­шенія въ государствѣ. Но, обязательность его для государства, какъ цѣлаго, или для суверена—имѣетъ иной характеръ: нѣтъ власти го­сударственной выше самостоятельнаго государства или его суверена (если только это суверенъ, а не составная лишь часть суверена), ко­торая могла бы вынудить отъ него повиновеніе.

Государство имѣетъ два признака, по которымъ мы всегда уз­наемъ его: і) положительный или внутренній признакъ—большинство или масса даннаго общества обычно подчиняется опредѣленному и общему представителю власти, одному лицу или корпораціи—безраз­лично; 2) отрицательный или внѣшній признакъ—этотъ представи­тель власти не находится въ обычномъ подчиненіи или повиновеніп какому-нибудь высшему (человѣческому) представителю власти [*******************]).

Велѣнія власти, которымъ повинуется масса даннаго общества, и суть законы (ос vδμoc_i laws), устанавливающіе, съ одной стороны, обязанности, съ другой—права [†††††††††††††††††††]).

Никто не можетъ отрицать того факта, что отношенія между отдѣльными независимыми политическими обществами не могутъ ре­гулироваться такими же правилами, какъ и отношенія внутри госу­дарствъ: нѣтъ общей власти, которой повиновались бы независимыя государства, и которая могла бы возстановлять такія правила въ слу­чаѣ нарушенія, или устанавливать ихъ въ случаѣ сомнѣнія.

Строго говоря, въ „естественномъ состояніи" живутъ не поли­тическія общества, входящія во взаимныя отношенія другъ къ другу, и не повинующіяся одной общей власти, а господствующіе, управ­ляющіе элементы этихъ обществъ. Такъ какъ всѣ члены каждаго изъ входящихъ въ общеніе государствъ суть члены этихъ отдѣльныхъ государствъ, имъ повинующіеся и ими защищаемые, равно какъ по­винующіеся и защищаемые, при переходѣ ихъ въ другое государство, этимъ послѣднимъ, то никто изъ нихъ не живетъ въ „естественномъ состояніи"; и болѣе широкое общество („международный союзъ"), образуемое ихъ общеніемъ, не можетъ быть названо въ строгомъ смыслѣ „естественнымъ обществомъ". Но, господствующіе элементы, представители власти каждаго изъ государствъ, живутъ .между собою .въ состояніи независимости отъ какой-либо высшей (земной) власти, т. е. въ „естественномъ" состояніи.

„Отсюда неизбѣжно слѣдуетъ (Austin, op. c., т. I, стр. 231, 232), что правила, регулирующія международныя отношенія, не суть положительные законы, такъ какъ всякій положительный законъ ус­танавливается даннымъ сувереномъ для лица или лицъ, находящихся въ состояніи повиновенія ему. Международныя правила суть правила, установленныя общественнымъ мнѣніемъ. Обязанности, налагаемыя ими, обезпечиваются нравственными санкціями: страхомъ со стороны наро­довъ или страхомъ со стороны государей (sovereigns) вызвать общую

враждебность и навлечь на себя вѣроятныя дурныя послѣдствія, если они нарушатъ общепринятыя и пользующіяся общимъ уваженіемъ правила*.

Въ литературѣ и въ обычномъ словоупотребленіи „законъ" имѣетъ болѣе узкое п болѣе широкое значеніе. Законъ въ тѣсномъ смыслѣ есть велѣніе власти, имѣющее въ виду цѣлый классъ дѣйствіи и ис­ходящее отъ верховнаго представителя ея. Въ болѣе широкомъ смыслѣ подъ законъ подводятся и случайныя распоряженія, исходящія хотя бы и отъ подчиненныхъ властей. „Законнымъ", и въ большой пуб­ликѣ, считается не только дѣйствіе, соотвѣтствующее законамъ въ узкомъ смыслѣ, но и соотвѣтствующее, наир., полицейскому пред­писанію.

Отношенія внутри государствъ управляются законами въ узкомъ и широкомъ смыслѣ, внѣшнія же—договорами и обычаями, имѣю­щими для отдѣльныхъ гражданъ, если они признаны государственною властью, такое же обязательное значеніе, какъ и законъ, но для са­мыхъ государствъ—лишь нравственную санкцію.

Никакого трибунала, къ которому можно было бы апеллиро­вать вслѣдствіе нарушенія обычной или договорной международной нормы, нѣтъ, кромѣ трибунала общественнаго мнѣнія. Нѣтъ и мѣста, которое бы рѣшало сомнѣнія о томъ, что должно считаться нормой.

Законовъ въ собственномъ смыслѣ, для государства обязатель­ныхъ, здѣсь, слѣдовательно, не можетъ быть. Или, употребляя выра­женіе нѣмецкихъ юристовъ, здѣсь не можетъ быть „права въ объек­тивномъ смыслѣ*, такъ какъ это послѣднее предполагаетъ наличность высшей опредѣленной власти, могущей принудить къ исполненію даннаго правила. Подобной власти нѣтъ въ междутосударственныхъ отношеніяхъ.

Недостатки нѣмецкой юриспруденціи по этому вопросу чувст­вуются и Лассономъ. „Хотя", говоритъ онъ (Rechtsphilosophie, 394), „между государствами, какъ суверенными обществами настоящеепра­вовое состояніе (Rechtszustand) не возможно; но.... между ними воз­никаетъ состояніе, имѣющее нѣкоторое подобіе правовому состоянію"....

дѣленіямъ (rechtliche Bestimmungen)".... (397).... На той же 397 стр. онъ говоритъ, какъ о разныхъ вещахъ, о „внутреннегосударственномъ" и „междугосударственномъ" правѣ (Recht), выставдяя отличительной чертой послѣдняго Uπzwingbarkeit (невынуждаемость), вслѣдствіе чего

лявпшіся при обсужденіи обѣихъ серіи до ихъ раздѣленія, получает ь сь этой поры двЕ различныхъ исторіи. Въ -теоретическихъ науках ь онъ употребляется какъ абстрактная идея подмѣченныхъ отношеніи между явленіями, будутъ ли эти отношенія примѣрами причинности или простоп послѣдовательности и сосуществованія. Въ практиче­скихъ наукахъ терминъ этотъ (чаконъ) употребляется для выраженія абстрактной идеи правилъ, реіулирѵюіцихъ человѣческія дѣйствія^. (Holland, Iunspr. 17, 18)

Въ этой своеп работѣ я стара іея подчеркнуть значеніе для фи­лософскаго мышленія изученія родного языка. Приучить человѣка къ наблюденію надъ своей рѣчью есть вс іичашпес благо, которое только можетъ дать правильная школа. „Ни одинъ предметъ преподаванія въ нашей школѣ не имѣетъ большаго значенія, нежели родной языкъ [‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡]). „Путемъ наблюденія надъ жизнью снова въ его значеніяхъ выраба­тывается навыкъ становиться на члжію точк^ зрѣнія, историческую, и человѣкъ научается смотрѣть на вещи глазами другихъ людей, въ частности своихъ предковъ, и устанавливать связь настоящаго сь прошедшимъ. Роднымъ языкомъ является прежде всего не тотъ книжный „ дитературнын⁴⁴ языкъ, которым, оторвавшись отъ соприко­сновенія с ь живою рѣчью, какъ у юристов ь, слагается часто на почвѣ подражанія иноземному и аляповатыхъ переводовъ ~ ), а живая рѣчь,

оно является болѣе дѣломъ совѣсти п страха Божія.

Повторяю, опять таки, что въ виду имѣется государственная точка зрѣнія. Съ точки зрѣнія индивидуальной, признанные госу­дарствомъ международные договоры и обычаи имѣютъ обязательную силу законовъ до ихъ отмѣны. Для народа же въ цѣломъ, т. е. для государства, нормы эти не являются закономъ (Law) или правомъ (Recht), въ условномъ значеніи этого слова.

Источникъ санкціи международныхъ обычаевъ и договоровъ для индивида одинъ—государственная власть и ея воля, т. е. законъ въ широкомъ смыслѣ этого слова. При этомъ нужно имѣть въ виду ука­занную двойственность значенія слова „обычай": і) возможны обы­чаи въ международной жизни, не только не признанные даннымъ го­сударствомъ, но и преслѣдуемые имъ; такіе обычаи являются лишь соціальнымъ фактомъ, что, конечно, еще не значитъ, чтобы мы могли игнорировать ихъ, или—чтобы они не имѣли важнаго значенія въ жизни; 2^) обычаи, признанные такъ или иначе властью, а потому и имѣющіе государственно-принудительную силу.

Государство, путемъ утвержденія соотвѣтствующихъ договоровъ (Женевская конвенція, нанр.) и изданіемъ внутреннихъ распоряженій, часто вступаетъ въ борьбу съ нежелательными обычаями въ между­народной жизни: напр., съ ненужною жестокостью во время войны.

образовавшіеся болѣе гуманные обычаи, для той или иной войны, и вводитъ, по тѣмъ или инымъ соображеніямъ, старые жестокіе обычаи [§§§§§§§§§§§§§§§§§§§]),

Разумѣется, что для государства ни того, ни другого рода обы­чаи не могутъ имѣть обязательной силы законовъ. Индивидъ же долженъ принимать во вниманіе оба рода обычаевъ: і) одни въ ви­ду ихъ государственной санкціи, 2) другіе, независимо отъ нея [********************]).

Иногда законъ допускаетъ примѣненіе обычая, образовавшагося въ сферѣ международнаго оборота, при возникновеніи дѣла въ мѣст­ныхъ судахъ. Такіе обычаи пріобрѣтаютъ законную силу для инди­вида въ силу этого дозволенія. Источникъ законной силы для нормы всегда, слѣдовательно, одинъ—прямое предписаніе или дозволеніе го­сударственной власти. Пока обычай не пользуется поддержкою госу­дарственной власти, онъ является лишь соціальнымъ фактомъ.

Своеобразный характеръ международныхъ договоровъ и обычаевъ, особенно когда заходитъ рѣчь о правахъ и обязанностяхъ ссылаю­щихся на нихъ индивидовъ и государствъ, породилъ споръ о подхо­дящемъ общемъ названіи для нихъ. Разъ договоръ или обычай при­знанъ государственною властью, отдѣльныя лица (или группы ихъ,— товарищества) пріобрѣтаютъ такія же права и несутъ такія же обя­занности, какъ и въ томъ случаѣ, когда основою тѣхъ и другихъ служитъ законъ въ собственномъ смыслѣ этого слова. Съ точки зрѣ­нія индивида международные обычаи и договоры отождествляются, пока они имѣютъ силу, съ законами (Laws, Recht) въ собственномъ смыслѣ.—Иначе обстоитъ дѣло, когда рѣчь заходитъ о правахъ и обя­занностяхъ государствъ. Правила международной жизни обезпечи­ваются: і) нашедшими себѣ выраженіе въ обычаяхъ мнѣніями и чув­ствами болѣе широкаго общества, образуемаго общеніемъ отдѣльныхъ государствъ и ихъ членовъ, или 2) договорами, санкціей которыхъ служитъ лишь добрая воля договаривающейся стороны да обществен­ное мнѣніе. Очевидно, что права и обязанности государствъ, опре­дѣляемыя лишь такого рода нормами, не могутъ быть смѣшиваемы съ тѣми правами и обязанностями, которыя пріобрѣтаются, или не* сутся, индивидами на основаніи законовъ въ собственномъ смыслѣ,

Сходство или аналогія между тѣми и другими есть, но только сход­ство, такъ какъ между ними есть и разница—чрезвычайно существен­ная ст» точки зрѣнія юриста: права индивида, основанныя на законѣ, охранены государствомъ, т, е. организованнымъ принужденіемъ; права же государства, въ случаѣ нежеланія другого государства подчиниться обычаю или исполнить договоръ, не имѣютъ соотвѣтствующей (орга­низованно-принудительной) санкціи.

Поэтому, когда заходитъ рѣчь о правахъ и обязанностяхъ, субъ­ектами которыхъ являются государства въ ихъ взаимныхъ отноше­ніяхъ, то такія выраженія имѣютъ лишь нравственный смыслъ: санк­ція такихъ правъ и обязанностей имѣетъ лишь моральный характеръ. Знать это важно, такъ какъ всякое знаніе и всякая наука основаны на различеніи. Чтобы понимать, нужно разлачать. И научная терми­нологія должна конечно, сообразоваться съ этимъ основнымъ требо­ваніемъ науки.

Нормы, которыя не даютъ государству правъ и обязанностей въ юридическомъ смыслѣ, не могутъ отождествляться съ нормами, которыя даютъ ихъ. Поэтому, одинаково неправильными являются нѣмецкое и англійское названіе для этихъ нормъ: Recht и Law. Можно условно примѣнить подобное названіе, но при этомъ нужно, чтобы пользую­щійся имъ всегда помнилъ, что законами (Laws) или „Правомъ"(Recht) онъ называетъ при этомъ разныя вещи, и нужно, чтобы онъ не смѣ­шивалъ ихъ.—Правильнѣе, быть можетъ, было бы слѣдовать совѣту нѣкоторыхъ англійскихъ юристовъ (Austin, Holland) и называть эту группу нормъ „положительной международной моралью"[††††††††††††††††††††]). „Поло­жительной", чтобы обозначить, что мы беремъ ихъ такими, какими даетъ намъ ихъ дѣйствительность (мало привлекательная иногда въ мирное время, и всегда очень дурная, полная насилій и жестокостей, въ военное), а не какими мы желали бы ихъ видѣть.-—Этой терми­нологіи противится, однако: і) обычай употреблять слово мораль въ одобрительномъ смыслѣ (эвфемизмъ); нравственное является часто си­нонимомъ хорошаго, тогда какъ здѣсь оно должно обнимать хорошее и дурное; 2) обычай ограничивать часто слово мораль внутреннею индивидуальною сферою, тогда какъ здѣсь оно должно .было бы по­крывать собою соціальный критерій должнаго, не затрагивающій на­шихъ нравственныхъ чувствъ непосредственно; 3) указанною уже двой - 'ственностью значенія слова „обычай" и „обычная норма", въ силу которой сюда подходятъ не только нормы съ соціальной (общественно­моральной) санкціей, но и нормы съ санкціей государственно-прину­дительной .

Свободнымъ отъ этихъ возраженій былъ бы терминъ „между­народныя. нормы (или правила)^: но, однѣ изъ нормъ носятъ для индивида лишь соціально-принудительный, а другія—государственно­принудительный характеръ; указаній на такое различіе въ словѣ „нор­ма" нѣтъ. Болѣе опредѣлительно говоритъ о нихъ выраженіе „меж­дународные обычаи и договоры", но оно не обладаетъ нужною иногда краткостью и опредѣлительностью.—Вина въ концѣ концовъ лежитъ на языкѣ. Съ ростомъ сознанія человѣкъ убѣждается всегда въ его отсталости. Опредѣленнаго плана при его созданіи не было, поэтому старыя классификаціи и старые техническіе термины оказываются неадекватными (М. Muller, Sc. of. Th., 493), и намъ приходится поль­зоваться или старыми словами, видоизмѣняя ихъ значенія, или при­бѣгать къ многословнымъ сочетаніямъ тамъ, гдѣ намъ нуженъ одно­словный краткій терминъ.—Мы должны знать циркулирующіе терми­ны „международное право (Recht)^wи „международный законъ (law)", но это не такіе термины, которые свободны отъ всякихъ несовер­шенствъ. Создать вполнѣ опредѣленные и точные термины можетъ лишь будущее развитіе языка. Языкъ—наши глаза, органъ нашей мысли, но это не значитъ еще, чтобы онъ былъ совершеннымъ (М. Muller, op. c., 549—551).

Указывая на необходимость отличать нормы международныхъ отношеній отъ тѣхъ нормъ, которымъ присвоено названіе законовъ (Law) или „Права въ объективномъ смыслѣ (Recht)^β, мы, конечно, не устраняемъ необходимости ихъ изученія для юриста. Наоборотъ, по своей важности онѣ занимаютъ, можетъ быть, первое мѣсто. Отъ склада международныхъ отношеній зависитъ внутренняя жизнь госу­дарства. Одно военное дѣло поглощаетъ лучшія силы и самыя боль­шія средства страны. Всякому извѣстно, какую огромную роль во внутренней жизни имѣетъ то или иное распредѣленіе доходовъ го­сударства.—Кромѣ того, для индивида, какъ уже было указано, все равно: обезпечено ли его право закономъ въ строгомъ смыслѣ слова, иди, напр., ратификованнымъ двумя государствами договоромъ.— Такъ что исключить изъ юриспруденціи нормы международныя ни­какъ нельзя.

Центральнымъ понятіемъ для юриспруденціи является „законъ", но знаетъ законъ только тотъ, кто знаетъ его не только съ положи­тельной, но и съ отрицательной стороны: не только то, что соотвѣт­ствуетъ этому понятію, но и то, что не соовѣтствуетъ ему, хотя и имѣетъ черты сходства съ нимъ. Международные обычаи и договоры имѣютъ много общаго съ „законами" въ строгомъ смыслѣ, но въ от­ношеніяхъ государствъ другъ къ другу они не могутъ давать имъ правъ легальныхъ. Это заставляетъ насъ обособить эту группу нормъ,

—■ 355 -

но это не значитъ, что мы можемъ исключить ее изъ изученія, какъ вообще мы не можемъ отдѣлить изученія законовъ отъ изученія нравовъ. Мы должны различать свѣтъ и тьму, но это не значитъ, чтобы мы когда-либо могли понять свѣтъ, если бы у насъ не было представленія о тьмѣ. Если мы понимаемъ, что такое „законъ^, то лишь потому, что у насъ implicite есть представленіе о томъ, что не есть законъ,—о томъ, что дѣйствуетъ, не имѣя за собою санкціи высшей политической власти, такъ какъ отдѣльныя государства, об­разуя другъ съ другомъ огромное международное общество („the great commonwealth of states",—Amos, Sc. of law, 325), признаютъ себя независимыми отъ какой-либо высшей власти. Нераздѣльное разсмо- трѣніе этихъ понятій требуется не только практическими цѣлями юрис­пруденціи, но и тѣмъ обстоятельствомъ, что они взаимно опредѣ­ляютъ и пополняютъ другъ друга, а потому и содѣйствуютъ общей научной цѣли: уясненію основъ юриспруденціи.

Понятія „закона* и „государства* тѣсно связаны между собою. Каждое изъ нихъ соозначаетъ другое. Законъ есть норма дѣятель­ности, предполагающая государство. Государство есть политическое общежитіе, предполагающее законы. Одно безъ другого не мыслимо. И какъ не было времени, когда бы не было государства, такъ и не было времени, когда не было бы законовъ. Разумѣется, что эфемер­ное, неустойчивое государство, можетъ дать лишь и эфемерные не­устойчивые законы. Въ начальныя эпохи человѣческой жизни, когда существовали лишь крошечныя государства, безпрерывно возникавшія и безпрерывно исчезавшія, на первый планъ выступали регулировав­шіе отношенія между ними обычаи. Законы почти не замѣчаются. Отсюда возникло мнѣніе, будто въ первобытное время были обычаи, но не было законовъ. На дѣлѣ, отдаленное прошлое не отличается въ этомъ отношеніи отъ живой дѣйствительности. Разница лишь въ томъ, что новое время создало огромныя государства, о которыхъ не могли думать наши далекіе предки. И международныя отношенія съ регулирующими ихъ нормами продолжаютъ играть такую же важ­ную роль, какъ и прежде. Объ этомъ свидѣтельствуютъ милитаризмъ и огромныя матеріальныя средства, затрачиваемыя въ виду междуна­роднаго тренія. Мѣняются формы, сущность же вещей остается преж­нею. Видимая разница происходитъ отъ того, что изслѣдователи смот­рятъ на разныя вещи: і) въ одномъ случаѣ они имѣютъ передъ со­бою конгломератъ маленькихъ неустойчивыхъ государствъ, не объе­диненныхъ общею властью, 2) въ другомъ—они прежде всего имѣютъ въ виду внутреннюю жизнь отдѣльныхъ большихъ государствъ, ко­торая регулируется, какъ п прежде, законами въ собственномъ смыслѣ