§ 2. Концептуально-религиозное отношение к «праву»
Возникновение «концепта права» уходит в глубокую индоевропейскую древность, и к моменту оформления славянской ветви народов это понятие было уже известно.14 Слово «право» существовало на праславянском уровне и известно в едином значении у всех славянских народов.
Логично полагать, что имея божественное происхождение, право в архаическом сознании было, как нормативная часть религии, приоритетным по отношению к власти и социальной организации. При переходе к государственной жизни и христианству этот приоритет не нарушался, хотя и получил новые оттенки.Правовая доктрина русских летописей и хроник была несомненно библейско-евангелическая, как и во всех христианских странах. Вместе с тем, она тяготеет к влиянию национального быта и национальной идеологии. Важным следствием этого влияния было извечное уважение к объединяющей народ национальной власти, что порождало проблему решения первенства в вопросе возникновения и последующего развития государства и права.
Согласно общехристианским представлениям право рождается ранее государства и без «помощи» государства. Оно «первенствует» в отношении к государству и определяет для него нравственные поведенческие правила. Точнее, они определяются для человека в 10 заповедях, но затем ста-
Иванов В.В. Топоров В.Н. О языке древнего славянского права (к анализу ключевых терминов) // Славянское языкознание. VIII Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М. 1978, с. 221-222.
13 Там же, с. 235.
14 Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М. 1995, с. 299-312.
236
новятся повсеместно обязательными. Божественные заповеди представляют базовую правовую первооснову. Лишь впоследствии образованный на базе заповедей «юридический закон», знаменует вступление в новый период развития, отличающийся не понуждением, но выраженным принуждением со стороны государства.
Основа для всего этого процесса чисто духовная, стремление сохранить человечество от поглощающих его грехов язычества, разврата, морального разложения. Социально-экономические условия - вторичные и не главные. Впавшее в греховность и своеволие человечество уже не могло на этапе государственного развития пребывать вне греха без регуляции и откровенной государственной принудительности. В русских летописях эта идея закреплена адекватно библейскому подходу. «Когда вся земля управится перед Богом», т.е. пройдет процесс до-государственного развития человечества, тогда дается ей «князь-правитель», т.е. монарх, для «смирения царств, управления земли, устроения суда и правды».15 В том числе под влиянием библейско-евангелической концепции, на определенном этапе русские монархи стали в национальном правосознании олицетворением общенациональной справедливости, т.е. гарантами реализации права.16 Ведь согласно правовой доктрине одна из конечных целей власти заключалась именно в реализации юридических установок: в достижении правого суда, в достижении правды, в ликвидации беззаконий и достижении всеобщего государственного благоденствия через реализацию права. В противоречии с современными подходами к соотношению государства и права, русская средневековая теория проповедовала идею обслуживания права государством. Средневековой теории был чужд современный подход взаимосвязанности и взаимозависимости права и государства в форме жесткой детерминированности. Право всегда оставалось первичной нравственной основой. Право - категория изначально данная Богом человеку, как система и совокупность правил отношения к окружающему миру и человеку при расширении рода людского после изгнания из рая. Право не может нести в себе негативности как целостное явление и существует как неизменяемая мораль. В 10 заповедях кроется вся человеческая совесть.Из такой важности и значимости «морали для права» с одной стороны, и значения наказуемости человеческих поступков в форме «Божьей кары» - с другой, укреплялось понимание права как «широкого права», без различия регуляторов юридических и моральных поступков.
Эта специфическая черта средневекового права отмечалась церковными историками. Проф. П.В. Знаменский писал, что строй русской юридической жизни не был чисто юридическим, а представлял собой симбиоз с религиозно-нравственными отношениями. «Право и мораль сливались», уже в глубокой древности закон был волей богов наравне с правилами нравственно-15 ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. М. 2000, с. 177.
16 Там же, с. 178.
237
сти. Основу для признания «широкого права» создавало представление о важнейших категориях средневековья - расплате за преступления и последствиях этого, т.е. карах в потустороннем мире. Официальные библей-ско-евангелические тексты очень смутно раскрывали эту проблему, но апокрифические произведения содержат яркую картину мучений и расплат за земные пороки. «Видение Апостола Павла», памятник восходящий к III в. н.э., известный на латинском, греческом, сирийском языках, рисует впечатляющую картину расплаты грешников за нарушение земных законов, моральные падения, плотские грехи, за деяния юридически не наказуемые - злословие, обжорство, халатное отношение к церковной жизни, нарушение заповедей, отравление людей и т.д. Такое же смешение юридического и не юридического присутствует в аналогических сюжетах других апокрифов.18
В ином ключе выступает государство и власть, поскольку они обладают как обликом позитивным, так и возможностью негативного начала. Еще до «рассеяния народов» по земле, внук Ноева сына Хама, согрешившего перед Господом, по имени Нимврод, владел Вавилоном, который «назывался царством его». «Следовательно, в самом начале в идею государства были заложены хамитические элементы, в виде того зла, которое всегда является неотъемлемой частью государства: насилие, тюрьмы, казни, и очень часто гнет».19
Элементы зла в государстве неизбежно толкали к увеличению роли опосредствующего звена между государством, правом и всей общественной жизнью - власти. И, видимо, не случайно на Руси вся политико-правовая мысль «вертелась» вокруг монархической власти.
Возникшее ранее государства право теснейшим образом связывалось с грехопадением прародителей, поскольку поврежденному сознанию требовались точные морально-нравственные ориентиры и правила поведения. Первые божественные запреты развились в 10 заповедей. В дальнейшем из этих чисто религиозных установок выделилось «юридическое право». Неотъемлемой его частью стало физическое государственное наказание. Старое «моральное» право продолжает соседствовать с «юридическим» и в этом лежат истоки существования понятия «широкого права». Св. Василий Великий в IV в. н.э. писал о том, что в законе и в заповедях достаточно постановлений о недопустимости взаимного вреда и человеколюбии, но одного закона или заповеди недостаточно для исправления.
17 Знаменский П.В. Приходское духовенство на Руси. Приходское духовенство России со времени реформы Петра I. Спб. 2003, с. 46-47.
18 См.: Мильков В.В. Древнерусские апокрифы. Спб. 1999, с. 528, 568, 573, 613.
19 Протоиерей Стефан Ляшевский. Библия и наука: богословие, астрономия, геология, палеонтология, археология, палеография, антропология, история с элементами других наук. М. 1996, с. НО.
20 Творения иже во Святых Отца нашего Василия Великого. Часть IV. М. 1993, с. 302.
238
Область «морального» права развилась со временем в лишенное традиционной карательности церковное право. «Юридическое право» постепенно «вторгается» в моральное и регулирует чисто церковные вопросы (сексуальные и религиозные преступления, семейную сферу и т.д.). Вся эта область широкого права продолжает базироваться на Божьих заповедях. Уже в первые века христианства Отцы Церкви занимались систематизацией и конкретизацией «широкого права» в форме вопросов и ответов о значении различных постановлений правового характера. Такие толкования получили название «Правил» и рассматривали поведение людей в различных ситуациях. В «Правилах» св. Василия Великого было указано, что основа любой правовой системы заключается в «побуждении любви к Богу».21 Все запреты, наказания и поощрения служат этой цели.
На Руси создание «Правил» было присуще выдающимся деятелем Церкви и Святым, и в них проявлялось индивидуальное понимание правовой системы. В XV в., в начале московского периода доктрина первичности правового приоритета «закона Моисея» была уже закреплена в официальных государственных документах. В «Похвале» государю Ивану III (конец XV в.) борьба великого князя с мятежными новгородцами ведется как с законопреступниками этого древнего священного закона, данного Богом.22 К XVI в. завершилось формирование традиции включать в смысл закона как религиозные, так и бытовые правила. Согласно житию св. Филиппа, его родители «жили по закону Божьему» 3 и были, помимо богобоязненных людей, блюстителями правомерного поведения при соблюдении светского закона. Да иного и не дано, нарушение светского законодательства - дело откровенно не праведное.Отметим, что в литературе порой акцентируется внимание на «догматизме» русского быта времен Московского царства, чрезмерной приверженности к обычаям, что является якобы следствием культурной неразвитости русских. Однако это не так. Бытовой догматизм был следствием наличия «широкого права», которое распространялось даже на характер одежды. А право надо исполнять.
С расширенным пониманием права связан и специфический подход русских летописей и европейских хроник к законоведческой области. Они крайне мало говорят о светских законодательных актах. Одновременно летописи до назойливости подробно описывают полемику по религиозным постановлениям по малозначительным для нас вопросам соблюдения постов, отношении к женам священнослужителей и т.д.24 Лишь в некоторой степени это можно объяснить религиозной принадлежностью авторов. Другая сторона проблемы кроется в правосознании элитарных религиоз-
Творения иже во Святых Отца нашего Василия Великого. Часть V. Свято-Троицкая Сергиева Лавра. 1901, с. 81-83.
22 ПСРЛ. Т. 4. Часть 1. М. 2000, с. 499-500.
23 Житие св. Филиппа // Федотов Г.П. Сочинения в 12 томах. Т. 8. М. 2001, с. 136.
:24 ПСРЛ. Т. 12. М. 2000, с. 49-56. ;:
239
ных групп, к которым принадлежали авторы летописей. Они твердо следовали идее первичности первоначальных библейских правил и заповедей для последующего правового развития. Отсюда морально-правовая сфера нормативного регулирования выступает как базовая. Вторичность государственных законов, «испорченных» светской государственной наказуемостью, определила приоритеты летописей. Религиозное сознание вообще в целом негативно относилось к карательности, беря за основу принцип понуждения. Немного имелось религиозных деятелей подобных новгородскому архиепископу Геннадию или св. Иосифу Волоцкому, решавшихся открыто заявлять о пользе карательных действий.
Резкое противопоставление церковного и светского права в период средневековья больше надумано современниками. Тогда резкого деления не было. Светские кодификационные работы середины XVI в. сопровождались составлением Стоглава, составлению Уложения 1649 г. сопутствовало составление Кормчей и т.д. Единство законодательного потока было исторической традицией. Еще в Византии сила церковных и государственных законов была совершенно одинаковой.25 На Руси известная разобщенность правовых направлений обуславливалась сильным влиянием язычества в эпоху Русской Правды. Моральный приоритет «библейского права» признавался всегда. Например, в XIV в. св. Кирилл Белозерский писал великому князю, что реализуя власть, он должен «сохранить святые заповеди».26