М. Живов признает, что даже в пределах своей компетенции церковные суды пользовались древнерусской, местной
Принятие христианской идеологии повлекло за собой включение в правовую сферу целого ряда действий и событий, которые до этого не являлись юридическими фактами.
Совершенно прав В.Н. Синюков, утверждая, что «природа связи факта и нормы не логическая, а культурно-историческая. Идентификация поведения в качестве юридического факта детерминирована тем, включено ли это поведение в правовое пространство данной культуры»133. Именно в интересующий нас период развития правовой системы древнерусского государства — с конца X в. по середину XI в. — в процессе встречи двух культур и рождается новая правовая традиция, в которой существенно расширяется круг юридических фактов. Это не означало, что право стремится вобрать в сферу своего регулирования максимально широкий круг общественных отношений. Но с принятием новой идеологии многие нормы поведения переосмысливались в христианском аспекте, что и позволяло распространять на них правовое регулирование. Происходила не просто «передача» ряда правонарушений в подсудность церкви134, а собственнно «рождение» новых юридических фактов, которые автоматически попадали в сферу церковного регулирования.В новейшей литературе высказывается также заслуживающая внимания точка зрения, позволяющая по-новому интерпретировать парадоксальное соседство в Правде Ярослава глубоких архаизмов с юридическими новациями. Как полагает Л.В. Милов, под 996 г. в ПВЛ описывается важнейший факт проведения Владимиром юридической реформы: «Живяше же Володимер в страсе божьи. Иумножишися (зело) разбоеве. И реша епископы Володимеру: "Се умножашися разбоиницы. Пошто не каз-ниши их?" Он же рече им: "Боюся греха". Они же реша ему: "Ты поставлен еси от Бога на казнь злым, а добрым на милование. Достоит ти казнити разбойника, но с испытом".
Володимер же отверг виры, нача казнити разбойни»135. Исследователи много раз обращались к интерпретации этого летописного отрывка. Но именно вышеназванному исследователю принадлежит, как представляется, небезуспешная попытка обосновать, что за этим сообщением стоит факт реальной правовой реформы Владимира Святославича. Ее основой стал, по мнению исследователя, византийский свод законов Эклога, XVII титул которой «О казнях» был переведен и значительно переработан русскими переводчиками еще в X в.136Правда, следом летописец отмечает и неудачу такой реформы: «И реша епископы и старцы: "Рать многа, оже вира то на оружьи и на конех буди". И рече Володимеръ: "Тако будет". И живяше Володимеръ по устроенью отьню и дъдню»137. Как следует из текста летописи, возврата к старой системе штрафов потребовали не только «старцы», но и «епископы», которые сами инициировали ее отмену. В основе провала данной реформы лежали, очевидно, просчеты в недооценке природы древнерусского социума, чьи политико-правовые институты были сугубо специфичны и имели мало аналогий с византийской государственной машиной. Опираясь на данный летописный эпизод,советские историки в основном придерживались позиции отрицания византийского влияния на древнерусское законодательство 138.