§ 11. Характер и формы образования в Московском государстве XVI в.

Средневековый быт населения в европейских странах и на Руси строился на уважении к знаниям и образованию. В XV-XVI вв. немецкие крестьяне могли без особых усилий и материального напряжения направ­лять своих детей для обучения в школах начального типа, где те осваивали письмо, чтение, пение и латынь.

Школы более высокого уровня образования на Руси также были, но проследить их деятельность невозможно. При данном состоянии источни­ков о ступенях русского образования можно лишь логически предполагать. Ведь даже для развитой университетской системы европейского образова­ния XII-XIV вв. крупнейший медиевист Ж. Ле Гофф отказывается при­знать ясную картину системности. «Средние века слабо различали уровни образования, а средневековые университеты не были учреждениями одно­го лишь высшего образования. Отчасти там практиковалось наше началь­ное и среднее образование».475 Университетское образование на Руси во-

474 Лотц Йозеф. История Церкви рассмотренная в связи с историей идей. М. 2000. Т. 2, с. 84-85.

475 Жак Ле Гофф. Интеллектуалы в средние века. Спб. ГУ. 2003, с. 68-69.

151

обще отсутствовало. «Высшая ступень образования» действовала в форме церковно-монастырского «ученичества», которое отличало иное отноше­ние к пониманию философии и богословия вообще. Отметим здесь, что ев­ропейское университетское образование не давало возможностей избег­нуть обычной для средневекового времени «бытовой и научной мистики». Вера в оборотней, колдовство, выходцев из ада, чертей и т.д. была в уни­верситетской Европе так же сильна и обычна, как в безуниверситетской Руси.

Русские источники сохранили достаточно подробные сведения о ле­стнице образования еще до реформы этого образования, проведенной по Стоглаву (1551 г.). Житие московского митрополита св. Филиппа описыва­ет ситуацию примерно к середине XVI в. Родители святого отрока с насту­плением должного возраста отдали его в «обучение искуссному ремеслу» -«Божественному Писанию». Обучение проходило «ежедневно» в каком-то «училище». Более точные данные об учебном заведении отсутствуют,476 но вполне очевидно, что это был обычный путь обучения знаниям мальчиков-подростков.477 Жития Святых, кажется единственный источник с инфор­мацией об обучении детей, дают в целом однотипную картину обучения грамоте. Г.М. Прохоров рисует примерно такую же картину «освоения грамоты» будущим преп. Кириллом Белозерским.478 С 7 лет «пошел» учиться грамоте в XV в. новгородский архиепископ Симеон. Он проявил рвение в учебе, продолжал углублять далее постижение «божественных книг» и проник «во глубину мыслей божественных».479 Начальная ступень для всей Руси была примерно однотипной, различия начинались при более углубленной системе изучения богословия, философии, этики и т.д. В про­тивоположность Симеону, который подчеркивал, что он простой «сель­ский житель», преп. Кирилл Белозерский, согласно житию, был городским жителем и сыном благородных родителей. Но с детства он прошел ту же

Житие св. Филиппа, митрополита московского // Федотов Г.П. Собрание сочинений в 12 томах. Т. 8. М. 2000, с. 137.

477 Хронологически речь идет о времени княжения Василия III (1505-1533 гг.). В этот период серьезно усилился интерес к переводам книг, для чего с Афона прибыл преп. Максим Грек для правки текстов рукописей переводных книг в связи с полемикой в ереси жидовствующих. По очень кратким сведениям источников в этот период была «открыта» богатейшая библиотека московских государей с огромным числом грече­ских рукописей.

478 Прохоров Г.М. Книги Кирилла Белозерского // ТОДРЛ. Л. 1981. Т. 36, с. 50.

479 Моисеева Г.Н. Житие новгородского архиепископа Симеона // ТОДРЛ. М.-Л. 1965. Т. 21, с. 153.

152

школу «обучения книгам».480 Основную базу теоретических знаний полу­чали у представителей и последователей каппадокийской школы. В жизне­описании преп. Сергия Радонежского выделяются, например, именно эти мыслители, как духовные наставники и учителя.481 Такая «книжность» приводила к высокому уровню образования русских священников, под­нявшихся до уровня государственных деятелей. Ставший митрополитом архимандрит Митяй (XIV в.) имел «силу книжную и мудрость», ход собы­тий «толковал по книгам». Одновременно он был и знающим юристом, «в делах и судах» изящен и в рассуждениях премудр. Это указывает на доста­точно сильную юридическую подготовку русских книжников.482 Преп. Стефан Пермский, житель Устюга, войдя на стезю религиозного служения, занимался самообразованием, самостоятельно изучил греческий (кто-то должен был ему помочь в этом, следовательно, знающие люди были), «пермский язык», составил азбуку для пермяков. Следовательно итоги са­мообразования были достаточно эффективными.483 Через некоторое время в реформах образования середины XVI в. Иван IV, скорее всего, закрепил именно то, что утвердилось в реальной практике образования указанного времени. Сведения иностранцев об образовании и школах в конце XV -первой половине XVI вв., по указанию митрополита Макария, недостаточ­но подробны и противоречивы, но в них имеются данные о «градации» школ. Отечественные авторы иногда писали о плохом качестве частного образования в Новгородской земле, недостаточности эрудиции частных учителей. К концу царствования Ивана IV уровень образованности не­сколько снизился, была окончательно «закрыта» царская библиотека.484

Будущий св.

480 Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство до второй четверти XVII века (1397-1625). Т. 1. Вып. 1. Спб. 1897, с. XXXIV.

481 ПСРЛ. Т. 11. М. 2000, с. 137. •>„••; •

482 Там же, с. 36. .; ,•„-.,,. , : .

483 ПСРЛ. Т. 25. М. 2004, с. 226.

484 Макарий (Булгаков). История Русской Церкви. Кн. 4. Часть 1. М. 19%, с. 268-270.

485 Житие св. Филиппа. Указ, соч., с. 139. .-,.-•.

486 Там же, с. 242.

153

законов и обычаев «божеских» во всем царстве. Немаловажно, что предпо­лагалось пересмотреть все недействующие (так называемые «голые») за­коны царствования Василия III. «А которые обычаи в прежние времена по­сле отца нашего в. кн. Василия Ивановича всея Руси, до настоящего вре­мени поисшаталися или в самовластие учинено по своим волям или в прежние законы, которые порушены или ослабло дело, и небрегомо Божь­их заповедей что творилось ... посоветуйте ... мы вашего святительского совета и дела требуем».487 Обрисованная Стоглавом ситуация с книгами, грамотностью, системой знаний и юридическим совершенствованием была определенным итогом развития всех этих проблем в предшествующий пе­риод. Для XVI в. характерно проявление ощутимой зависимости проводи­мых государственно-юридических преобразований от «юридической осве­домленности», правовых знаний населения.

В 1551 г. созданный Стоглав, будучи памятником церковного права, обнаружил ряд правовых форм, не свойственных Судебнику 1550 г. Во-первых, в тексте Стоглава наличествует масса теоретических и философ­ских вопросов и формулировок, чего явно нет в таком объеме в Судебнике 1550 г. Как ни один другой памятник права московского периода, Стоглав рецепировал положения новгородского права о правилах Св. Апостолов и Св. Отцов, о Страшном Суде как форме продолжения земных уголовных кар, об обязательности для права божественных заповедей. Осведомлен­ность в вопросах права и знание священных текстов, являющихся основой этой осведомленности, в Стоглаве обязательны. Иными словами, божест­венные книги и тексты по духу памятника представляли основу преобразо­ваний и реформ в 50-е гг. Небрежение к истинности текстов и «небрежение учеников в обучении грамоте», понимаются в памятнике как губитель­ные.488 Можно считать, что составители сборника хорошо осознают взаи­мосвязь знаний, грамотности и проводимых реформ.

Много раньше до этого в процессах по уголовным делам «добрые люди» «осваивали» практическую юриспруденцию. Как показал Ю.Г.

487 Емченко Е.Б. Стоглав. Исследования и тексты. М. 2001, с. 252-253.

488 Емченко Е.Б. Стоглав.

154

Алексеев, институт «добрых людей» действовал еще во времена Русской Правды. В развитом виде институт «сословных участников» судебного процесса стал формироваться к концу царствования Ивана III, но приори­тет в этом принадлежит, видимо, не затронутому разгромом монголов Новгороду. В 1386 г. в Новгороде прошла серьезная судебная реформа, суть которой летопись доносит, к сожалению, не во всем ясно. Зимой этого года бояре новгородские, тысяцкий, посадник, дети боярские, житьи люди, прочие жители «всех пяти концов» постановили не ходить на суд к митро­политу, а быть на суде у своего владыки. Помимо спорящих сторон, на су­де должны были присутствовать по два сословных представителя от ка­ждой стороны из бояр и житьих людей. Об участии тысяцкого и посад­ника в таких процессах летопись говорит очень туманно.490 Эта реформа, безусловно, стимулировала стремление к «правовой осведомленности» как в боярской среде, так и у добропорядочных горожан-новгородцев, высту­пающих в роли «сословных представителей».

Однако в московский период институт сословных представителей в судопроизводстве не нашел адекватного продолжения. Правовая осведом­ленность населения развивалась на промосковских территориях несколько иным путем. Духовный проф. П.В. Знаменский на основе анализа юриди­ческих актов XV-XVI вв. пришел к выводу о том, что государственное за­конодательство Московской Руси учитывало «юридические мнения» кре­стьянства по целому ряду вопросов, реализовывало народные мнения о нормативах и правилах поведения и общежития. Еще до издания Стоглава в 1551 г. крестьянские общины вырабатывали в постановлениях своих ми­ров правила о запрете картежных и азартных игр, запретах на непристой­ную брань, развратное поведение, пьянство. Мирские «постановления» обязывали регулярно посещать церковь, не «шататься» по ночам на улицах и т.д. Все эти нормативные правила были учтены правительственными кругами при составлении Стоглава и вошли в его тексты.491 Кроме того, крестьянские миры вырабатывали правила торгово-предпринимательской деятельности (например, о ловле рыбы), о владении угодьями, о договорах и их исполнении в хозяйственной сфере. Такое правотворчество в «прак­тической юриспруденции» свидетельствует о народном интеллектуальном потенциале и уровне юридического мышления. Этой практикой во многом компенсировалась некоторая бедность государственного торгово-промышленного законодательства.

Другой формой «приобщения» народа к юридическим знаниям и правовой деятельности в XV-XVI вв. было участие населения в судопро­изводстве через институт «добрых людей», земско-губную деятельность и судебную реформу. Это сильно проявилось в ходе колонизации черносош-

489 Алексеев Ю.Г. Судебник Ивана III. Традиция и реформа. М. 2001, с. 136.

490 ПСРЛ. Т. 4. Часть 1, с. 342-343.

Знаменский П.В. Приходское духовенство на Руси. Приходское духовенство в Рос­сии со времени реформы Петра. Спб. 2001, с. 48-51.

155

ных районов Новгородского Севера. В.П. Знаменский сделал вывод, что известная формула ПСГ «братчина судит как судьи» выросла из практики рассмотрения дел уголовно-дисциплинарного характера на совместных мирских праздниках, банкетах, собраниях и т.д.4 2 В различных формах «братчины» оказывали влияние и на развитие права через выработку нор­мативных правил в гражданской сфере, от завещаний до вопросов собст­венности. Когда братчина «сливалась» с церковным приходом, они совме­стно влияли на правила церковной дисциплины. В XVI в. распространи­лось даже «самостоятельное» строительство храмов и зданий монастырей. Стоглав запретил этот процесс бесконтрольного строительства по причине «проявления человеческой гордыни» (прославления жен, родственников и т.д.).493

Церкви были для окрестных жителей центрами начального обучения. При них решались все общественные и юридические дела. Это также ока­зывало влияние на народное юридическое мышление. Конечный вывод проф. П. В. Знаменского выглядит следующим образом. «Книжное учение было всенародным», широко распространенным. Заботились об обучении сами жители. «Монастыри были уже высшими школами, где получалось религиозное высшее образование».494 Вопрос об интеллектуальном и об­разовательном уровне рядовых священников, выступающих часто в роли «учителей», точно вряд ли определим. Стоглав в этом отношении зачастую сгущает краски в целях улучшения ситуации. Однако в связи с имеющи­мися в литературе утверждениями о «невысоком» интеллектуальном уров­не полезно иметь в виду следующее. Юридические знания священников были достаточны для решения вопросов в самом приходе, хотя, вероятно, часто на базе «практической юриспруденции». Русская средневековая жизнь была тесно связана с «духовником», чаще всего из простых священ­ников. Духовник был «контролером» соблюдения подопечным правовых правил и установлений, заверял документы, завещания, грамоты. Духовник был важным звеном ознакомления человека с правовой сферой.495

Что же касается «философских и теоретико-правовых воззрений», то здесь все зависело от личных факторов, стремления к самоподготовке учи­телей и священников. Какие-либо преувеличения в данном вопросе явно не уместны, однако нужно помнить, что все еретические движения XIV-XVI вв. были связаны именно с теоретическими проблемами понимания бого­словия и философии, в рамках, конечно, мышления средневекового. Зна­ния такого рода, даже и ложные, распространялись именно в народной среде и среди рядового духовенства. А затрагивались в еретических кон­цепциях часто фундаментальные вопросы мироздания.

492 Там же, с. 52-53.

493 Там же, с. 62-63.

494 Там же, с. 67.

495 Смирнов С. Древнерусский духовник. М. 1913, с. 132-164.

156

Советский исследователь М.И. Слуховский сделал вывод, что в се­редине XVI в. книги стали важным объектом государственной полити­ки. Была на государственном уровне осознана содержательная и идей­ная ценность книжности. В Стоглаве государство признало себя как бы верховным собственником на книги, осуществляло принудительное пере­распределение библиотечных фондов внутри страны и направляло их в наиболее нуждающиеся места.496 Совершенно закономерно, на наш взгляд, обсуждение вопроса о реформе образования и совершенствовании книж­ности именно при обсуждении Стоглава. С одной стороны, это реакция Церкви и государства на интеллектуальные потребности общества. С дру­гой, это проходило в контексте многоплановых реформ, для проведения которых требовались религиозно-юридические знания. Соотношение книжности и грамотности населения приводилось в соответствие по Сто-главу в ходе проводимых реформ образования, значение которых было ог­ромно. Одновременно приводилось в соответствие светское законодатель­ство в Судебнике 1550 г. и теоретически-религиозное в Стоглаве.

Ранее не раз обращалось внимание на рвение и упорство в постиже­нии знаний со стороны будущих церковных деятелей. В русском средневе­ковье церковно-монашеская «карьера» представляла собой наиболее при­емлемую сферу приложения способностей интеллектуалов. В европейских университетах Жак Ле Гофф видел основную модель развития западных интеллектуалов средневековья, но все они, преподавая в университетах, были одновременно монахами.497 Русские монастыри также были источни­ком теоретической интеллектуальной жизни общества и формировали в своих стенах целые направления, до сего времени изученные достаточно обстоятельно лишь по отношению к «нестяжательству» и теории «Москва - Третий Рим». Но помимо этого существовала огромная сфера не изучен­ных теорий: концепция познания старца Артемия, концепция соотношения светского и духовного в трудах преп. Иосифа Волоцкого, чисто правовые теории преп. Нила Сорского и преп. Максима Грека и т.д. «Трудность от­ношения» к средневековому русскому интеллектуализму современных ис­следователей во многом связана с особенностями развития языка. Евро­пейские условия изначально «снабдили» западный интеллектуализм слож­ным и разработанным языком, способным лексически и семантически вы­ражать самые сложные научные категории. Русская теоретическая мысль (это отдельная тема) не «восприняла» для выражения греческий, целиком развивалась на основе национального языка, который усложнялся вместе с формами интеллектуального выражения. При этом русские средневековые источники нередко обращают внимание на недостаточный уровень знаний даже в церковных кругах. В гл. 25 Стоглава установлено, что состояние знаний и практические навыки поставляемых на службу новых священни-

* Слуховский М.И. Русская библиотека XV-XVII вв. М. 1973, с. 53-56. 497 Жак Ле Гофф. Интеллектуалы в средние века. Спб. ГУ. 2003.

157

ков и дьяков часто оставляет желать лучшего. Можно предположить, что на каком-то этапе освобождения от владычества Орды произошло «духов­ное расслоение» нации, определенная деформация процесса увеличения знаний самих учителей. В Стоглаве записано: «Мы учимся у своих Отцов и своих мастеров, а в других местах учиться негде. Святые Отцы наши и мастера умеют, и столько нас учат. А Отцы наши и мастера умеют мало, и силы в божественном писании не имеют, а учиться им негде. А прежде то­го в Русском царствии на Москве и в Великом Новгороде и по многим иным городам многие училища бывали, грамоте, писати и пети, и чести гораздых много было».498 На каком этапе и конкретно в связи с чем про­изошел этот «упадок образования» до конца не ясно. Есть большая доля вероятности, что явление это имело место в 30-е - 40-е гг. XVI в., как раз во время «начала реформ» и обнаружившихся «неладов» в малолетство Ивана IV. Для современников вся эта духовно-социальная сложность в го­сударстве определенным образом казалась нарушением Образа Святой Ру­си. Можно полагать, что здесь присутствовал и определенный элемент преувеличения собственного невежества как «самокритика» в ходе реформ и увеличивающихся потребностей грамотности и знаний. Я.С. Лурье отме­чал, что в конце XV в. еретическое течение ставило достаточно сложные вопросы, будучи в основном из рядовых прослоек духовенства и населе­ния. Это вопросы о приоритете науки перед верой, о свободе (самовла­стии) души, обязательности приобретения знаний.499 Иностранцы, посе­тившие Россию в княжение Василия III (1505-1533 гг.) оставили в целом положительные отзывы о лицах духовного сана и дьяконах как носителях знаний. В духовной прослойке сосредотачивалась и база юридической подготовки. Европейские путешественники рассказывали в австрийских правительственных кругах, что «русские священники хранят знания», их «уста ведают законы».500 Рядовые духовники на местном уровне и духов­ные лидеры на высоком уровне были центральными фигурами образова­тельного и познавательного процесса.

Стоглав целесообразно постановил использовать опыт прошлого, восстановить училища в городах и перейти к всеобщему начальному городскому обучению, в сельской местности - в действующих прихо­дах. Для этого были «избраны» «знающие» священники и дьяконы, при домах которых устраивались школы. Их задачи были достаточно претен­зионными: не только учить детей окрестного населения, но и «учить гораз­до», дабы выпускники после окончания курса сами могли работать учите­лями в таких же школах. Провозглашалась программа «универсального знания», «чтобы ученики все наши книги учили, которые приемлет наша Соборная Церковь».501 Пожалуй, здесь решалась задача совмещения школ

498 Емченко Е.Б. Стоглав. Исследования и тексты, с. 285-286.

499 Лурье Я.С. Русские современники Возрождения, с. 106.

500 Россия в первой четверти XVI в.: взгляд из Европы. М. 1997, с. 182.

501 Емченко Е.Б. Стоглав. Исследования и тексты, с. 286-287.

158

общеобразовательных с училищами повышенного уровня. На школы же возлагалась закупка книг, обеспечение ими и сохранение библиотечного фонда и икон, церковной утвари, обязанность следить за нравственным со­стоянием учащихся.502 Без государственных субсидий и монастырской по­мощи такие мероприятия были бы невыполнимы.

Обучение в создаваемых училищах (или реорганизуемых) предпола­гало возможности «выхода за пределы начального курса». Учителям-священникам предписывалось давать полную сумму знаний, которыми они обладали («сколь сами умеют»). Такая дифференцированность в зависимо­сти от талантов учеников давала возможность интеллектуального освоения книжной информации всего библиотечного фонда («ваши все книги учат») и знаний самих учителей. По Стоглаву, в библиотеках были и светские книги, книги активно переписывались и продавались населению. А с нера­дивыми учениками предполагалась настоящая «борьба».503

Невозможно определить степень наличия в образовании юридиче­ского начала. Отчасти вопросы права вытекали из анализа Закона Божия. Основатель «государственноведческой» теории «Третий Рим» старец Фи-лофей (пер. пол. XVI в.), фундаментальной для русского средневековья, в авторских произведениях подчеркивал свое «сельское» происхождение, значение для себя «книжного самообразования» в становлении мысли­тельного облика. Знание по различным направлениям он черпал из книг «благодатного закона», т.е. произведений религиозного характера. А ре­зультат в создании теоретической концепции был впечатляющим.504 На си­туацию оказывал влияние и практический юридический опыт священни­ков. Монастыри одновременно выполняли многоплановые функции: фор­мирование библиотек, переписка и распространение книг, изучение лите­ратуры, порой - переводы, формирование «направлений научной мысли», т.е. книжности.505 Особенность ситуации, по справедливому замечанию В. Малинина, была в том, что теоретическая мысль «высшего назначения» покидала стены монастырей в связи с внешними условиями. Например, на­следие преп. И. Волоцкого появилось только в связи с ересью жидовст-вующих. Характерно, что разработки Судебников XV-XVII вв. проводи­лись очень быстро, что свидетельствует о наличии штата сведующих в юридических вопросах чиновников, дьяков, священников. К середине XVI в. сложились прослойки «приказных людей», которые занимались госу­дарственно-правовыми вопросами на уровне практического профессиона­лизма. При этом существует достаточно парадоксальная ситуация, при

502 Там же, с. 288.

503 Стоглав. Изд. Д.Е. Кажанчикова. Спб. 1861, с. 93-97.

Малинин В. Старец Елиазарова монастыря Филофей и его послания. Киев. 1901, с. 41-47; Синицына Н.В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской феодальной концеп­ции. М. 1998, с. 339.

505 Богословские труды. Сб. 22. М. 1981, с. 19.

506 Шмидт С.О. У истоков российского абсолютизма. М. 1996, с. 364.

159

которой специальная юридическая литература в монастырских библиоте­ках была представлена значительно беднее других жанров XV-XVII вв. В исследовании М.В. Кукушкиной о библиотеках русского Севера из переч­ня книг к юриспруденции можно причислить «Просветитель» преп. И. Во-лоцкого, тексты монастырских уставов.507 Правовое значение имели тек­сты преп. М. Грека, публицистические произведения и т.д., но этого явно недостаточно для прояснения противоречия о достаточности познаний ду­ховенства в области права и бедности литературы этого профиля в мона­стырях.

Царствование Ивана IV положило начало изменению ситуации с об­разованностью, без того имеющей «приливы и отливы». Реформа образо­вания середины XVI в., вероятно, «застопорилась». В конце XVI в. англий­ский юрист Д. Флетчер свидетельствует, что простой народ учится только читать и писать. Он не сведущ в науке и литературе.508 Развитие ситуации в XVII в. после грандиозной Смуты было достаточно противоречивым.