§ 6. Две системы русского средневекового права в XIV-XV вв. и различия в закреплении принципов собственности и статуса субъектов правоотношений (к вопросу об уровне правового развития)
Наличие двух правовых систем в XIV-XV вв. для истории права не является чем-то совершенно новым. Понимание реальности этого явления спонтанно присутствует, и даже в учебных курсах по истории государства и права давно отмечалось, что в Новгороде и Пскове была создана «собственная правовая система».
Но констатация этого факта считалась самодостаточной и авторы не останавливались на том, какие же сущностные черты отличают явление и в чем проявляется самобытность и самостоятельность правовых систем. Понятно, что вопрос о двух системах русского права в XIV-XV вв. требует фундаментальных монографических исследований и комплексного анализа всего правового и актового материала данного периода. Это совершенно невозможно в рамках данной работы. Поэтому перед нами стоит задача достаточно узкая: на основе анализа общегосударст-О развитии торгово-финансовых отношений в республиках см.: Никитский А. Очерк внутренней истории Пскова. Спб. 1873; Его же: История экономического быта Великого Новгорода. М. 1893.
63
венного законодательства Новгорода и Пскова (ПСГ, НСГ) выделить важнейшие моменты, позволяющие с достаточной степенью уверенности признать существование двух систем русского права как явления, подтверждающего сложность средневекового юридического мышления и правовой образованности. Сначала мы полагаем целесообразным выделить общие различия систем, а затем переходить к более детальному их рассмотрению. Принципиальные и очень важные различия Судебника 1497 г. и ПСГ проявляются в том, что последняя тяготеет к праву собственности частновладельческого типа. Еще на заре становления отечественной истории права в середине XIX в. имелись некоторые общие наблюдения по поводу таких различий. Отмечалась разница в праве собственности «промосков-ских» регионов с Новгородом и Псковом на основе княжеских пожалований в первом случае и «праве отдельных лиц» (частновладельческая форма) во втором.180 ПСГ не регламентирует правовой режим вотчины и поместья как специальных категорий права собственности.
Хотя существование условных форм владения в кодексе подразумевается, они в тексте памятника «сливаются» с собственностью частной, индивидуальной, личной, с собственностью вообще. Именно такая «абстрактная собственность» и представлена в ПСГ. Судебник 1497 г. предполагает вместе с частновладельческой вотчинно-поместную правовую систему, которая значительно отдалена от товарно-денежных отношений, торговых форм обмена и присуща так называемому иерархическому феодализму, основанному на пожалованиях за службу. В развитом торговом обществе Новгорода и Пскова вотчинная собственность выступает, прежде всего, как частнособственническая форма, не связанная с иерархическими пожалованиями. В московском Судебнике постоянно фигурируют бояре как элитарная, социально «завышенная» страта общества, в роли судей и государственно-административных представителей. В Судебнике отражена система кормлений наместников и волостелей, которые назначались властью, разумеется, не из числа рядовых граждан. Ничего похожего нет в ПСГ. Правовые споры по земельным делам по московскому Судебнику проходили с широким участием специально обозначенной социальной прослойки - помещиков и бояр, и закон прямо обозначал привилегии для боярства по срокам давности в земельных делах.181 В этой связи, в работах о Псковской Судной грамоте справедливо отмечалось, что «частноправовые отношения» имеют в ней несравненно больший вес, нежели в Судебниках 1497 и 1550 гг. Верно отмечалось, что Псковская грамота имела специальную терминологию для обозначения движимого и недвижимого имущества. В Судебнике 1497 г. такая терминология отсутствует и для обозначения недвижимости используется общепринятый бытовой термин «земля». Справедливо отмечалось в литературе наличие в ПСГ вообще широкой сферы зе-180 Энгельман И. О приобретении права собственности по русскому праву. Спб. 1859 с 29-30, 46-^9.
181 ПРП. Вып. третий. М. 1955, с. 149, ст. 20; с. 353, ст. 43; с. 356, ст. 63.
64
мельных сделок и операций с недвижимостью.
Это присуще развитому в хозяйственном отношении обществу с достаточно высоким уровнем тор-гово-обменных отношений. Специальное исследование В.Ф. Андреева о новгородском актовом материале XII-XV вв. полностью это подтверждает. Автор пришел к выводу, что среди всей совокупности новгородских частных актов этого периода половину составляют купчие грамоты на продажу недвижимости. При распространенности подобных юридических действий оформилась специальная процедура. Сделки совершались по официальным формулярам и заверялись печатями. ~ Подтверждается широта обменно-купчих операций на новгородском севере в работе акад. В.Л. Янина. Он указал, что новгородские документы XV в. о земельных операциях не содержат сведений о покупке земли у крестьянских общин.184 Это свидетельствует о переходе общинных земель в руки новых владельцев на частновладельческой основе. Как свидетельство высокого уровня товарно-денежных отношений в литературе отмечено широкое значение в Новгородской земле ростовщических операций.185 С середины XI в. ростовщичество стало в Новгородской земле массовым явлением. В XI-XIII вв. основной интерес берестяные грамоты уделяют именно деньгам и только в XIII-XV вв. внимание этих документов перемещается к земельным операциям.186 Однако в литературе не отмечалось в достаточной степени четко, что различия подходов республиканской юридической практики, в частности ПСГ и Судебников 1497 г. и 1550 г., представляют собой следствие теоретической регламентации права собственности в различных регионах Руси.Вообще, различия в праве северо-западной и северо-восточной Руси имелись на уровне фундаментальных правовых принципов. Новгородская Судная грамота, дошедшая до нас в небольшом отрывке из нескольких статей, содержит ценные сведения об этой сфере в республиканской юриспруденции. В ст. 1 провозглашается «право-обязанность» равного, справедливого, бессословного суда для всех граждан Новгородской республики. В праве Московской Руси периода Судебников такого требования в ясно выраженной правовой форме закреплено не было.
Согласно требованию новгородского кодекса суд надо судить «по правилам Святых Отцов». Судить надо «всех равно, как боярина, так и житьего, так и мо-лодшего человека».187 В Московском государстве эти требования к праву182 Алексеев Ю.Г. Псковская Судная Грамота и ее время. Л. 1980, с. 111-118; Мартысе-вич И.Д. Псковская Судная грамота. МГУ. 1951, с. 62, 66.
183 Андреев В.Ф. Новгородский частный акт XII-XV вв. Л. 1986, с. 74-75.
184 Янин В.Л. Новгородская феодальная вотчина. М. 1981, с. 206.
185 Вернадский В.Н. Новгород и Новгородская земля в XV в. М.-Л. 1961, с. 148-149.
186 Колчин Б.А. Янин В.Л. Археологии Новгорода 50 лет // Новгородский сборник. 50 лет раскопок Новгорода. М. 1982, с. 95-96.
187 ПРП. Вып. второй. М. 1955, с. 212, ст. 1. • < ' '
65
встречаются в XV-XVII вв. в литературно-юридическом варианте, но как нормативные государственно-юридические веления вошли лишь в преамбулу Уложения 1649 г.
В ст. 4 НСГ эти принципы закреплены уже в виде обязанности для судей - «судить право» и «по крестному целованию». В Судебниках 1497 и 1550 гг. это требование присутствует только в виде идеи и не носит такой ясной правовой юридической концентрации («посулов в суде не иметь», «судом не мстить и не дружить никому»).188 В ст. 5 НСГ содержится принципиально важное положение, которое в XVI в. в московском праве в юридически сформулированном виде обнаружить не удается: «судей с суда не сбивати».189 Здесь возможен только один вариант перевода, при котором запрещается менять судей во время процесса. Это вариант принципа несменяемости судей, явление, свойственное высокоразвитому праву и юридически развитому обществу. Содержание НСГ подтверждает принцип равенства сословий в судебном процессе от «обратного». В статьях кодекса прослеживается равенство истцов и ответчиков во всех видах правоотношений и для разных сословий. Нигде не прослеживается каких-либо преимуществ для кого-либо, хотя участниками процесса выступают бояре, житьи люди, меньшие «чины» и т.д.
Например, в ст. 7 НСГ установлена равная ответственность за ложь и взаимную клевету для всех лиц процесса и даже самих судей, от «боярина до молодшего человека». Разница лишь в более крупных штрафах для бояр и лиц из высших чинов.190 Другие статьи сохранившегося отрывка памятника построены по такому же принципу. В них сословный статус субъектов правоотношений упоминается лишь для того, чтобы подчеркнуть равенство с другими социальными группами или с целью усиления материальных невыгод высших сословий и чинов. Это особенно показательно в том смысле, что сохранившаяся часть НСГ имеет в виду прежде всего споры о земле, в которых выступают чаще всего две социально не равнозначные стороны. Тем не менее в юридическом смысле субъекты правоотношений в НСГ выступают без указания сословного статуса и определяются как абстрактные «кто, истец, который человек», что полностью соответствует принципу равноправия сторон, провозглашенному в ст. ст. 1 и 4 памятника. Ограничение прав можно определить только по отношению к холопам, которые не могут «послушествовать» на свободных граждан, но только на самих холопов.191 Это - некоторое расширение прав холопов по сравнению с Русской Правдой, где вообще «на холопов послушества не складывают». Однако юридическая сторона вопроса представляет собой лишь формализованную практику и важно подтвердить ее конкретной практической юриспруденцией.188 ПРП. Вып. третий. М. 1955, с. 346, ст. 1. ' •, '..•••.• ,'
189ПРП. Вып. второй, с. 212, ст. 5а. .. , •.,.•;.-
190 Там же, с. 213, ст. 7. . > !-,-.'
191 Там же, ст. 22.
66
Исследователи земельного вопроса в Новгороде достаточно единодушно отмечают отсутствие выраженных признаков сословной принадлежности у участников земельных операций. Определенный вывод о подобной бессословности сделан в специальной работе В.Ф. Андреева. Он пишет, что установить социальный статус участников сделок по купле-продаже земли, дарению и обмену в республиканских регионах «очень трудно», их сторонами были как простые крестьяне, так и более высокие социальные слои.
Причем, «основная масса продавцов и покупателей это -волостные крестьяне, свободно продававшие и покупавшие свои земли и промысловые угодья».192 Л.В. Черепнин на базе изучения новгородских берестяных грамот показал, что состояние части крестьян, прямо связанной с хозяйством господина, было в хозяйственном отношении наиболее неблагополучным и наиболее уязвимым со стороны посягательств местной администрации. Зачастую у них не было лошадей, высока была степень финансовой зависимости.193 Собственно, такое экономическое неблагополучие и толкало их в хозяйство более крупных собственников. Однако имеющиеся сведения в берестяных грамотах о покупке земель «вместе с крестьянами» (сиротами, половниками, изорниками), совершенно не означают, на наш взгляд, какую-либо «торговлю людьми». Это сделки именно на землю, а населяющие ее крестьяне «переходят» к новому «обладателю» как плательщики повинностей с сохранением всех прав: уходить на новые места и менять место жительства, судиться с «обладателями», предъявлять ему судебные иски и т.д.Сохранившийся отрывок НСГ менее показателен в интересующем нас отношении, нежели полностью дошедший до нас Псковский кодекс, где имеются прямые аналогии с отмеченной спецификой, хотя и со своими особенностями. В ПСГ нет юридически ясно выраженных принципов несменяемости судей и равноправия суда в такой теоретически конкретной трактовке, как в НСГ. Однако существование равноправия сторон в тексте ПСГ несомненно подтверждается. Присутствуют в полной мере и подобные НСГ бессословные характеристики субъектов - «кто, который, который человек, псковитянин, человек». Они имеются как в общем плане, так и в статьях о земельных спорах и сделках.194 Псковскому кодексу свойственно деление субъектов правоотношений не по сословному и социальному, а по физически-личностному и профессиональному признаку. В нем фигурируют - жонка, подросток, старуха, монах, немощный (калека), мастер-плотник, наймит, огородник, кочетник и т.д.195 В статьях о
Андреев В.Ф. Указ, соч., с. 78-82.
193 Черепнин Л.В. Новгородские берестяные грамоты как исторический источник. М. 1969, с. 165-183.
194 ПРП. Вып. второй, с. 287-288, ст. ст. 9-15, 17; с. 289, ст. ст. 23-24, 26, 28; с. 290-291, ст. ст. 29-32, 34, 36-37 и т.д.
195 Там же, с. 291, ст. ст. 36, 39-11; с. 292, ст. ст. 42^4 и т.д.
67
торговле и торговых делах, о финансовых спорах и операциях, которыми изобилует памятник, важным участником, естественно, являются купцы. Но ни в одном случае их статус не упомянут, фигурирует абстрактный «некто», чем подчеркивается обязательность юридических установлений о торговле и финансах для лиц всех состояний и сословий, их юридическое равенство в таких операциях. Весьма показательно, что находящиеся в хозяйственно-финансовой зависимости от «господина» лица именуются в ПСГ как служащие по договору найма в различных формах, а их терминологическое обозначение соответствует профессиональной ориентации этого договора. Они именуются - закуп, скотник, изорник (пахарь), кочетник и т.д.
Для оценки республиканской системы права особое значение имеет вопрос о юридическом статусе этих категорий участников найма (как правило - из крестьян) на уровне общегосударственного законодательства. С самого начала отметим, что закрепленное в ПСГ право «ухода» от своих хозяев раз в году (Филиппово заговенье) не было связано с традиционно понимаемым в литературе «закрепощением». Юридическая природа данных категорий наймитов из крестьян со своими «господами» была иная, причем отличавшаяся, в известной степени, от положения в тех регионах, которые в составе Северо-восточной Руси тяготели ранее всего к вхождению в состав Московского государства. На наш взгляд, важнейшим в определении различий является вопрос о системе отношений «государство-личность». В системе этих отношений при сельскохозяйственном характере цивилизации важное место занимает стремление государства к сохранению устойчивости хозяйственных связей производителей зерновых и сохранение доходности и налогов. Это стремление характерно в XIV-XV вв. для всех русских княжеств. Однако специфика юридического положения сельскохозяйственных наймитов в ПСГ отмечалась еще дореволюционными исследователями. В дореволюционной литературе наметились и различия в понимании связи «крепостного права» с юридическим статусом «зависимых крестьян» в новгородско-псковских землях.
На «свободный статус» социальных низов в Пскове указывали В.О. Ключевский и Н. Дювернуа. В советское время такие оценки не устраивали официальный марксизм, не вписывались в пресловутую классовую борьбу. Акад. Б.Д. Греков в своем фундаментальном труде о крестьянстве назвал их слишком «эмоциональными».196 В советской литературе доминировала оценка отношений в крестьянской среде как исключительно отношений «феодальной зависимости». А между тем, новгородско-псковское право явно свидетельствовало об имущественно-собственническом равноправии в юридических отношениях субъектов различных социальных слоев. Обходя эти «неприятные» вопросы, акад. Б.Д. Греков все внимание сосредоточил на «экономической зависимости» псковских изорников и со-
196 Греков Б.Д. Крестьяне на Руси. М.-Л. 1946, с. 391-392.
68
вершенно не затронул их юридического равноправия.197 Такая же односторонняя трактовка вопроса дана была в фундаментальной монографии акад. Л.В. Черепнина.198 Земледельцы XV в. рассматривались лишь в ракурсе системной эксплуатации. Серьезно укрепилась традиция рассмотрения новгородско-псковского сельского населения под углом зрения «зависимости от господина», и даже само право собственности крестьян на землю в республиках подвергалось сомнению. Например, А.А. Шапиро в работе о крестьянстве вынужден был очень осторожно высказываться, что крестьяне Пскова и Новгорода «считали землю» «своей землей».'99 Сложившаяся традиция не уделяла должного внимания тому факту, что ПСГ ясно указывает на них как на лиц с правом юридической защиты недвижимого и движимого имущества от притязаний любого сословия.
Между тем, в дореволюционной литературе имелись обоснованные и весомые исследования П.Е. Михайлова и М.М. Богословского, где разрабатывалась версия о наличии между изорником и его господином в ПСГ «отношений свободного договора по типу аренды или найма».200 Работы появились в «неудачное время», и после 1917 г. укрепилась почва для их «ниспровержения». Версия была оспорена в 1925 г. в статье П.А. Аргунова.201 А между тем, авторы совершенно справедливо и обоснованно характеризовали стороны в договорах как свободных волеизъявителей и юридически равноправных партнеров. Иной трактовки юридический анализ ПСГ дать не может. Обращалось внимание на очень серьезную проблему различий в положении крестьян новгородско-псковских земель и на территории будущего Московского государства в XIV-XV вв. Критик конструкции П.Е. Михайлова - М.М. Богословского П.А. Аргунов, как и ряд последующих противников, не привел ни одного основательного аргумента в опровержение юридических построений авторов. Его возражения сводились лишь к различной трактовке нескольких терминов (государь, покрута) и выглядели не убедительно. В новой статье М.М. Богословский аргумен-
197 Там же, с. 448^76.
198 Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства в XIV-XV вв. М. 1960, с. 210-274.
199 Шапиро А.А. Русское крестьянство перед закрепощением (XIV-XVI вв.). ЛГУ. 1987, с. 152.
200 Михайлов П.Е. Юридическая природа землепользования по Псковской Судной грамоте. Спб. 1914; Богословский М.М. Крестьянская аренда в Псковской Судной грамоте // Исторические известия. 1917, № 2; П. Михайлов указал, что ПСГ не знает общего термина «крестьянство» и делит сельское население не по категориям, а по формам арендаторства земли у господина-арендодателя (изорники, половники и т.д.). Природа такого деления не социальная, а юридическая. Уход этих крестьян от арендодателя раз в году означал разрыв юридических отношений аренды. Уход крестьян означал не охрану интересов арендодателей, а устойчивость сельского хозяйства Пскова в целом. Псковские крестьяне-арендаторы были также свободны и имели такие же «политические» права, как и свободное городское население Пскова.
201 Аргунов П.А. Крестьянин и землевладелец в эпоху Псковской Судной грамоты // Ученые записки Саратовского государственного университета. 1925. Т. IV. Вып. 4.
69
тированно оспорил все критические претензии.202 Конечный вывод конструкции П.Е. Михайлова - М.М. Богословского о том, что в ПСГ изорник и его «государь» выступают не как зависимый крестьянин и феодал, а как стороны свободного договора, до сих пор аргументированно не был опровергнут.
Во второй половине XX в. положение в оценках юридического содержания статуса крестьян постепенно менялось, и значительную роль в этом сыграл исследователь ПСГ Ю.Г. Алексеев. В 1974 г. он попытался рассмотреть содержание статей о земле в ПСГ как регуляторов отношений только в крестьянской общине для крестьян.203 Это противоречило сути памятника, который распространял свое действие на все население Пскова. Не подтверждали это и накапливающийся актовый материал, а также «обезличенность» субъектов правоотношений по псковскому кодексу. Базируясь на изучении актового материала, Ю.Г. Алексеев через некоторое время пришел к исключительно важным выводам. В XV в. в Пскове нельзя говорить о продаже изорников вместе с землей, а ПСГ знает «только одну основную категорию - свободного псковитянина». Последний обозначен в ПСГ обезличенным «кто».204 Очень важное значение имел вывод А.И. Ко-нанева о том, что сделки на землю у двинских крестьян в XVI в. осуществлялись как форма распоряжения собственностью крестьянского двора. Эти «частнособственнические» формы несомненно были продолжением практики XV в. В исследовании Н.Н. Покровского было показано, что в XIV-XV вв. крестьяне северных новгородских районов «пользовались очень большой свободой при заключении сделок на свои земли».
В XV в. срок крестьянского выхода раз в году осенью был во всех русских княжествах связан с сельскохозяйственным циклом экономики страны. Сохранились указные грамоты великих и удельных князей от XV в. (задолго до Судебника 1497 г.), где власть по ходатайству местной ад-
Богословский М.М. К вопросу об отношениях крестьянина к землевладельцу по Псковской Судной грамоте // Летопись занятий постоянной историко-археологической комиссии за 1926 год. Вып. I (34). Л. 1927, с. 27-54.
203 Алексеев Ю.Г. Частный земельный акт средневековой Руси (от Русской Правды до Псковской Судной грамоты) // Вспомогательные исторические дисциплины. Л. 1974. Вып. 6, с. 125-141.
204 Алексеев Ю.Г. Псковские купчие XIV-XV вв. // Вспомогательные исторические дисциплины. 1976. Вып. 7, с. 143, 147.
205 Конанев А.И. Дипломатика поземельных актов двинских крестьян XVI в. // Вспомогательные исторические дисциплины. Л. 1974. Вып. 6, с. 142-161.
206 Покровский Н.Н. Актовые источники по истории черносошного землевладения в России XIV—начала XV веков. Новосибирск. 1973, с. 172. В исследовании М. Богословского применительно к XVII в. было показано, что черносошные наделы самими крестьянами назывались «вотчинами» и с ними соответственно совершались все виды распоряжения (заклад, прожажа, мена и т.д.). В правовом отношении эти северные крестьянские вотчины обладали таким же статусом, как и родовые вотчины центральной России (Богословский М. Земское самоуправление на Русском Севере в XVII в. М. 1909. Т. 1, с. 52-56).
70
министрации запрещала «переход» «серебренников, половников, людей» из хозяйства в хозяйство летом и в другое время, кроме осеннего Юрьева дня, для сохранения устойчивости хозяйственно-финансовой сферы.207 В определенном смысле на всей территории страны это было формой хозяйственно-экономических отношений по линии «государство-личность». На этот процесс влияли многочисленные факторы: природно-климатические, хозяйственно-экономические, государственно-юридические, нравственно-психологические и многие другие. В этом смысле в новгородско-псковских землях единый срок «отхода» наймитов от своих хозяев был хотя и однотипным явлением, но не имел приоритета в отношениях по линии «государство-личность». Он отражал доминирование отношений мемеду самими личностями - контрагентами в договорных частных взаимосвязях. В ПСГ лицо, принявшее работника-наймита, повсеместно получило единый обозначительный термин. Оно именуется «государь» без всякого уточнения сословного статуса, будь то боярин, житий человек, купец или какой-либо крестьянин. В правовых взаимосвязях с «государем» сельскохозяйственные наймиты (изорники, половники, кочетники и т.д.) сохраняют комплекс имущественных прав и собственную власть над своим имуществом в полном объеме. Текст кодекса закрепляет переход их имущества по наследству к родственникам.
Тексты ПСГ и республиканских источников содержат несколько наименований категорий лиц, связанных денежно-хозяйственными отношениями с кредиторами из богатой среды. Это - закуп, скотник, половник, серебренник, изорник, огородник, кочетник. В самих названиях уже отражается характер их профессиональной деятельности и финансовая связь с господами. Самое трудное - определить значение «кочетника». Предположения встречаются различные, но в ст. 42а ПСГ он определен как лицо, связанное с рыбной ловлей.208 В тексте ПСГ правовое положение всего этого обилия профессий и категорий не отражено, лишь эпизодически встречаются там закуп, скотник, огородник и т.д. Подробная правовая регламентация дана лишь изорнику (пахарю-земледельцу). Здесь целесообразно отметить, что в ст. 62 ПСГ он работает на своего «государя» из половины урожая.209 Видимо, это является общим принципом для всех остальных - половника, огородника, кочетника. В ракурсе финансовой зависимости у закупа, серебренника, скотника - 50% сверх суммы долга представляет, очевидно, обычную устойчивую долю. Причина же подробной регламентации всего имущественного комплекса состояния изорника, при отсутствии того же применительно к другим категориям, связана с тем, что это единственное направление профессиональной деятельности, связанное
207 ПРП. Вып. третий, с. 93-94.
208 «Не доискался четверти с рыбной ловли» (ПРП. Вып. второй, с. 292, ст.42а). О спорности характеристик см.: Никитский А. Очерк внутренней истории Пскова. Спб. 1873, с. 281-282.
209 ПРП. Вып. второй, с. 291, ст. 62.
71
конкретно с землей и недвижимой собственностью, вовлеченной в полный цикл годового сельскохозяйственного производства. Следует обратить внимание на то, что неупоминание в тексте ПСГ правового положения половников, серебренников и других категорий присутствует как в позитивном, так и в негативном смыслах, т.е. умолчание о них утверждает сохранение за ними гражданских прав свободных псковитян. На страницах кодекса они появляются лишь тогда, когда нужно особо защитить имеющиеся у них права. Например, «закупы и скотники» появляются только в связи с защитой их права свободы передвижения.210 Они, взявшие в долг деньги или имущество, могут свободно «ходить по волости», обладают имуществом и зерном. По поводу этого имущества они могут предъявлять иски третьим лицам, своим господам и кредиторам, и те обязаны либо возвратить имущество, либо выйти на судебный поединок. Причем обнаружение имущества происходит через законный государственно-административный обыск.
Изорники, как и все перечисленные категории, могут судиться со своими хозяевами, обладают правом личной и имущественной судебно-юридической защиты, выступают в суде как в целом равноправные стороны со своим «государем». В ПСГ нельзя обнаружить каких-либо юридических значимых деталей в пользу ограждения имущественно-юридической самостоятельности изорника, помимо рамок заключенного договора.
Общие правила «выхода» всех наймитов в ПСГ заключаются в следующем. Основанием «ухода» и разрыва договорных отношений с хозяином является исключительно воля одной из сторон при равноправии выражения этой воли. «Государь» и наймит могут расторгать договор только осенью, по окончании цикла сельскохозяйственных работ в Филиппове заговенье. За отказ предоставить «выход» наймиту хозяин несет по суду имущественную ответственность в размере 25% договорной суммы. Подобной ситуации не знает ни Судебник 1497 г., ни Судебник 1550 г. Это явное свидетельство двухсторонней ответственности по формально равноправному договору. Но поскольку предоставление финансово-имущественных возможностей лежит на одной стороне («государе»), то собственно комплекс договорных обязанностей сосредоточен на контрагенте. Невыполнение своих обязанностей наймитом не освобождает его от возвращения суммы долга или имущества (ст. 44). И сразу после этого в ст. 45 дается общий правовой принцип имущественных претензий по различным видам договоров (ссуда, хранение и т.д.), который распространяется на предыдущие статьи. Суть его в том, что имущественные претензии должны быть конкретно определенными условиями в договоре. Без четко доказанного имущественного перечня имущественные иски не при-
210 Там же, с. 288, ст. 8.
211 Там же, с. 292, ст. ст. 42, 42а. . :•'. ;
72
нимаются. При «отходе» изорника «государь» должен доказать претензии через свидетелей (4-5 человек), в противном случае «правда» остается за наймитом.212 В случае преждевременного бегства наймита его задолженность погашается из состава его движимого имущества («живот»), поскольку собственной недвижимостью он не обладает.213 Процедура реализуется в строго установленном порядке через суд в присутствии должностных лиц, администрации и свидетелей. Такой же порядок и в случае претензий к государю со стороны наймита. Суть ст. 75 о претензиях к хозяину изорника «по доскам» определить не можем из-за непереводимости слова «госудит».
Вслед за этим комплексом статей фигура изорника выступает в группе статей 84-87, а статьи 77-83 содержат положения о земельных спорах, где в качестве стороны может выступать, по нашему мнению, и изор-ник, но в претензиях к соседям и окружающему сельскому миру, а не «государю». В статьях 84-87 изорник вновь выступает как собственник движимого имущества («живота»), которое после его смерти наследует семья и родня. Лишь при полном отсутствии их «государь» вправе через суд при свидетелях и администрации добиваться из состава наследства погашения долгов. По поводу движимого имущества сам изорник предъявляет претензии «государю» и судится с ним.214 В подтверждение договорного характера отношений «изорник - государь» юридическая лексика ПСГ ставит первого в положение «должника», а «государем» называет мастера в договоре по обучению учеников профессии.215
Здесь уместно сказать, что в Судебниках 1497 и 1550 гг. крестьяне при выходе в Юрьев день также сохраняют во многом аналогичный комплекс прав, вплоть до судебных процессов со своими помещиками. Однако в Судебниках прослеживается явно не равноправное положение сторон, связанное именно с государственным подходом к сельскохозяйственной проблеме. Это - иерархическая структура отношений в поместной системе и государственно предназначенный характер самой поместной службы. В таких условиях аппарат и собственники-землевладельцы выступали как единое целое в проведении политики государства. Поэтому в Судебнике 1497 г. землевладельцы выступают одновременно в роли судей и агентов аппарата (ст. ст. 3, 4, 6, 8, 12, 18 и т.д.). Реальное неравноправие сторон прослеживается в Судебнике в виде значительной разницы наказаний (от штрафов до кнута) за нарушение границ земельной собственности различных состояний: бояр, монастырей, великого князя и самих крестьян.216 Кроме того, узаконены различные сроки исковой давности по перечислен-
212 Там же, с. 293, ст. 51.
213 Там же, с. 296, ст. 76. - < i:
214 Там же, с. 297, ст. 87. ;•-.;.-, ,,,,,.
215 Там же, с. 298, ст. 93; с. 299, ст. 102. ,- I'
216 ПРП. Вып. третий, с. 356, ст. 62. •.,...-.
73
ным землям.2'7 В ПСГ и НСГ ничего похожего на подобные сословные различия нет. Имеющиеся в литературе наблюдения об актовом материале XII-XV вв. свидетельствуют, на наш взгляд, в пользу различий правовых систем. В купчих на землю этого периода Северо-восточной Руси нет дополнительных гарантий «закрепления прав покупателей на недвижимость», в псковских купчих нет указаний на стоимость сделки.218 Можно предположить, что первое обстоятельство связано с доминированием в Северо-восточной Руси государства, а второе с невмешательством республиканской государственности в дела частных лиц. В работе Н.Н. Покровского показано, что черные земли в присоединенных к Москве княжествах переходили в разряд земель подчиненных великому князю. Устанавливалась связка «государство - крестьянин» с усилением роли государства. Это имело следствием «пожалование» их в руки частных владельцев высших сословий.219 В XV-XVI вв. в Московском государстве развивались именно сословно-государственные подходы к праву земельной собственности.
Терминологические характеристики объектов земельной собственности в ПСГ имеют выраженное теоретическое значение. Различия проводятся по типу вещей: движимость - недвижимость (живот - отчина). Это -признак достаточно высокого развития юридической терминологии, оттеняющей значимость земельных и водных угодий. Деление объектов в Судебниках проводится не по типу собственности, а по форме обладания: поместье, вотчина, черные земли и т.д. В ПСГ тип характеристики однозначно способствует закреплению бессословного подхода к праву собственности. Не случайно там нет ни единого слова об отдельно выделенных боярских вотчинах, поскольку право собственности отражало абстрактный бессословный объект. В московских Судебниках упоминание формы собственности автоматически вырисовывает сословное положение ее обладателя.
По нашему мнению, для оценки крестьянских переходов в Юрьев день важное значение имеет вывод в статье А.В. Годло. Автор считает, что статьи об этом в Московских Судебниках не были каким-то «государственным изобретением». Иными словами, статьи о Юрьевом дне нельзя сводить исключительно к крепостничеству. Положение формировалось на основе комплексных факторов средневекового «миропонимания» и «экономической целесообразности».220 Можно полагать, что в XIV-XV вв. единый срок «выхода» один раз в год в республиканских и «московских» регионах имел не совсем одинаковую юридическую природу при общей зависимости от цикла сельскохозяйственных работ и сохранения экономиче-
217 Там же, ст. 63.
218 Андреев В.Ф. Указ, соч., с. 76.
219 Покровский Н.Н. Актовые источники по истории черносошного землевладения в России XIV-начала XVI вв. Новосибирск. 1973, с. 95-141.
Годло А.В. «Юрьев день» и народный обычай // Судебник Ивана III. Становление самодержавного государства на Руси. Под ред. И.Я. Фроянова. Спб.ГУ. 2004, с. 74.
74
ской устойчивости. Однотипно действовали и психологические основы закрепощения у высших сословий. Однако в Судебниках вопрос о выходе в Юрьев день распространялся на все крестьянство (черносошное, боярское, помещичье и т.д.). Это были отношения государства в целом и всего сельскохозяйственного населения. Не случайно Судебник 1550 г. в статье о «выходе» вводит для всех новые регламентации государственных повинностей (повозная повинность, подати, взимание пожилого с ворот), как защиту крестьян от произвола. В ПСГ ежегодный выход не имеет отношения ко всему крестьянскому населению, а распространяется лишь на категорию наймитов с целью сохранения сельскохозяйственного цикла в договорах. Разрыв отношений с наймитом досрочно возможен при условии лишения его всех материальных выгод. Решался он через имущественную ответственность. В Судебнике 1497 г. о наймитах говорит отдельная статья и решается вопрос досрочного разрыва отношений также через имущественную ответственность. Но «выход» распространяется на всех «христиан», а не категорию наймитов, как в ПСГ.221 Наличие в Судебнике «пожилого» представляет собой особый государственный налог, абсолютно не известный ПСГ, где крестьянин не наймит никак не стеснен в перемене жительства. Категория «старожильцев» в смысле Судебника 1497 г. ПСГ абсолютно не известна, она не нужна для свободного полностью крестьянства. В Судебнике 1497 г. разбивка «пожилого» по годам (%; 1/г; Щ представляет собой общегосударственные льготы крестьянам, в ПСГ ничего похожего быть не может, поскольку «выход» есть дело двух контрагентов (государя и наймита), которое решается в пределах суммы договора этих лиц. Таким образом, на уровне общегосударственного законодательства отношение к крестьянству и проблеме их правовых связей с государством и так называемыми «феодалами», отношение к собственности и обязательствам были в республиках и промосковских регионах достаточно отличными. Наличие двух различных правовых систем, как показателя юридического развития, можно считать достаточно правомерным.
Новгородско-псковские наймиты (изорники, половники и т.д.) представляют собой субъектов одного из видов средневекового договора многопрофильного характера. Для самих наймитов договор в современном понимании выступает, прежде всего, как аренда с выплатой доли урожая или прибыли. Для контрагента (государя) и владельца земли договор более выражен как вариант найма лица за предоставление земли. Отнести этот вид правовых отношений к какому-то одному типу (аренда, найм, займ) вряд ли возможно и правомерно.222 Попытки сделать это есть «вкладывание» в средневековое правосознание современного юридического мышления. Об
221 ПРП. Вып. третий, с. 355, ст. ст. 54, 57.
222 В дореволюционной литературе на «смешение» в данном варианте элементов различных видов договоров указывал П.И. Беляев при рассмотрении форм найма и аренды в крестьянской среде (Беляев П.И. Договор найма в древнерусском праве // Русский исторический журнал. 1918. Кн. 5, с. 3-32).
75
экономической зависимости наймита можно говорить постольку, поскольку в случае ухода он должен возместить материальные убытки за не до конца проделанные работы. Но он продолжал оставаться юридически полноправным собственником оставшегося имущества, сохранял все гражданские и юридические права. После присоединения Новгорода к Москве, по наблюдению В.Ф. Андреева, формуляры заключения земельных сделок новгородского типа были заменены на московские образцы. ~ Московская система отношений с крестьянством эволюционизировала в XVI в. по линии «Юрьева дня». При отмене его в условиях хозяйственных неурядиц царствования Ивана IV произошло в 80-е годы становление крепостного права. Новгородско-псковская правовая система в принципе вливалась в ту тенденцию, которая приводила в XVI в. к формированию отработочного кабального холопства. Вряд ли целесообразно отдавать предпочтение какой-либо правовой системе со специфическими связями «государство -личность». Московская система объективно способствовала «выживанию» государственного национального организма. В то же время исследователи давно обратили внимание на то, что в XV в. происходит повсеместно концентрация собственности на землю и идет процесс перераспределения земельной собственности.224 В новгородско-псковских условиях господства «частного землевладения» это только способствовало установлению олигархии крупных собственников.
Различия новгородско-псковского уголовного права, которые мы можем оценивать лишь по содержанию ПСГ, бросаются в глаза как выраженный примитивизм уголовных наказаний республик в сравнении с московскими Судебниками. Специальные работы об уголовном праве республик буквально единичны из-за крайней бедности сведений в новгород-ско-псковских летописях и актовом материале. Статья советского криминалиста М.М. Исаева в 40-е годы XX в. легла в основу редких последующих работ.225 Ее положения были повторены И.Д. Мартысевичем. М.М. Исаев, изучив дореволюционные мнения о ПСГ В.О. Ключевского, Н. Дювернуа, А.Н. Филиппова и др., справедливо отметил связь ее содержания с политико-государственными структурами республики. При этом по непонятным причинам он допустил серьезную ошибку, заявив, что гражданское право Пскова стоит «по значению» после судопроизводства и уголовного
223 Андреев В.Ф. Указ, соч., с. 130.
224 Данилова Л.В. Очерки по истории землевладения и хозяйства в Новгородской земле в XIV-XV вв. М. 1955, с. 42^3; Она же: Сельская община средневековой Руси. М. 1994, с. 216-217.
223 Исаев М.М. Уголовное право Новгорода и Пскова // Труды научной сессии Всесоюзного института юридических наук. 1-6 июля 1946 г. М. 1948, с. 127-139. 226 Мартысевич И.Д. Псковская Судная грамота. М. 1951, с. 93-113.
76
права. Это положение негативно деформировало его подход к республиканскому праву, поскольку в реальной действительности все обстояло противоположным образом. Однако в ходе изложения был затронут ряд вопросов, свидетельствующих именно о примитивизме уголовного права ПСГ в сравнении с общерусским. Сюда было отнесено отсутствие в ПСГ какого-либо обобщающего понятия преступления. Многие явления в области карательной деятельности регулировались старинной практикой («пошлиной»). В ПСГ возмещение вреда потерпевшему регламентировано даже беднее, чем в Русской Правде.228 Справедливо было отмечено, что ПСГ не отражает классовых и сословных подходов к убийству: «грамота не устанавливает классовых различий наказаний за убийство различных сословий, даже за холопа».229 В этой связи отметим некоторую общую составляющую памятника, который в вопросах уголовных наказаний вообще закрепляет позиции, противоречащие общерусскому праву. В ПСГ господствуют денежные штрафы за убийство, тогда как в общерусском праве в XV в. преобладает смертная казнь. В ПСГ господствует бессословное назначение наказаний, в московских Судебниках более значимо прослеживается сословный подход. В ПСГ абсолютно отсутствуют статьи, карающие «личные оскорбления». Идейно-христианский смысл уголовных наказаний и их внутренняя символика в ПСГ совершенно не прослеживаются. В отличие от этого в эпоху московских Судебников способы предания смерти были глубоко символичны, а утопление никогда не было, в силу этого, официальной формой казни.2 В Новгородской республике утопление в Волхове проводилось в официальном порядке. И.Д. Мартысевич сделал попытку собрать по летописям данные о способах реализации смертной казни в Пскове и получилась картина выраженной бессистемности.231 Это говорит в пользу отсутствия в практике казней символизма и идейно-религиозного смысла. Основное отличие в применении смертной казни в Судебниках и ПСГ было отмечено еще Н.С. Таганцевым: Судебники назначают казнь прежде всего за «лихие дела» (профессиональную преступность), в ПСГ она вообще слабо отражена.232
Сравнение ПСГ и Судебника 1497 г. в данном вопросе дает следующую картину. В республиканском кодексе она назначается в 5 случаях: «кримскому татю», коневому татю, поджигателю, совершившему третью кражу, государственному изменнику («перевет»).233 Получается, что в 4 случаях из 5 казнь назначается за имущественные преступления и ис-
227 Исаев М.М. Указ, соч., с. 128. "'' "*"
228 Там же, с. 130-132. ' ' •''"';
229 Там же, с. 132. .••••.,•- i , .
Рогов В.А. История уголовного права, террора и репрессий в Русском государстве XV-XVII вв. М. 1995, с. 166-185. .'. ';'.
231 Мартысевич И.Д. Указ, соч., с. 108-109. ' '/
232 Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Т. 2. Тула. 2001, с. 132-133.
233 ПРП. Вып. второй, с. 287, ст. ст. 7-8. ' '; •'
77
требление собственности, что очень показательно и закономерно для тор-гово-финансового общества. При этом ПСГ поразительно равнодушна к
234
разбоям и грабежам, хотя они имели место, как явствует из серии статей. Иная картина со смертной казнью в Судебнике 1497 г., который назначает ее за разнообразную группу деяний с особым вниманием к преступности в виде «лихого дела».23 Казнь могла назначаться: 1) за татьбу, 2) за разбой, 3) за душегубство, 4) за ябедничество (все эти деяния в форме «лихого дела»); 5) «государскому убойце», 6) «крамольнику», 7) церковному татю (все эти формы связаны с государственно-идеологическими посягательствами); 8) за похищение людей, 9) «подымщику и зажигальнику», 10) профессиональному преступнику любой специализации (лихому), 11) вторичному вору (признак рецидива и профессионализма). В совокупности всех этих деяний скрывается иной идейно-теоретический смысл, нежели в ПСГ. Доля имущественных посягательств с возможностью смертельных исходов в Судебнике довольно ощутима, но ее относительное место совсем иное: 4 случая из 11 (случаи 1, 2, 7, 9. Случай 11 здесь совмещается с 1). Получается, что доминируют посягательства на идейно-государственные интересы (случаи 3, 4, 8, 10. Сюда же относится комплексный 5 случай). Приоритет связки «государство - личность» в такой структуре достаточно очевиден, что вполне логично для Московской Руси с идеями идеологического служения личности вере и государству. Два других вида уголовных наказаний - лишение свободы и телесные кары - в ПСГ вообще никак не выражены, тогда как в Судебниках они весьма распространены и подчинены целостной теоретической доктрине.236
К различиям республиканской и московской систем права относится и различная практика членовредительства. В Новгородской республике уже в XIII в. (1256 г.) князь Александр «резал носы и ослеплял» в массовом порядке, дабы добиться подчинения Орде.237 Резали носы в Новгороде и в XV в. в период борьбы с Москвой. Такого не было на промосковских территориях, да и в праве республик (в ПСГ и отрывке НСГ) не зафиксировано. В подобных акциях республиканских властей прослеживается больший волюнтаризм и субъективизм правовой традиции по отношению к личности.
Идейно-материальные основы, обеспечившие московскому уголовному праву более значительную теоретичность и глубину, не должны пониматься упрощенно, как приоритет репрессивности. Суть заключается в том, что средневековое уголовное право, достаточно жестокое во всех странах, в московском варианте было важнейшим компонентом охраны государства, государственно установленного порядка и связки отношений «государство - личность». В доопричный период XV-XVI вв. московская
234 Там же, с. 288, ст. 20; с. 289, ст. ст. 24, 27; с. 293, ст. 52; с. 295, ст. 67; с. 299, ст. 105.
235 ПРП. Вып. третий, с. 347, ст. ст. 8, 9, 11. - , , ..->..,•'.«. -.•
236 Рогов В.А. Указ, соч., с. 194-260. ,
237 ПСРЛ. Т. 25. М. 2004, с. 143. ' .,.,•• ,::
78
карательная деятельность не допускала таких вопиющих явлений, распространению которых способствовали власти республик в массовых расправах с населением при отказе воевать с Москвой. С глубокими идейными основами связаны были и глубинные факторы московского варианта правовой системы. Она не только карала, но очень дифференцированно подходила к виновности в различных видах и формах - разбою, краже, посягательствам на личность и т.д. Она варьирует штрафы, лишение свободы, болевые наказания. ПСГ не знает подобных вариаций, ее характеризует финансово-материализованный интерес, выразившийся в тотальном господстве штрафов. В некотором смысле примитивизм уголовного права республик был проявлением примитивизма идеи государственности. Эта упрощенность идеи государства в дифференцированности наказаний не нуждалась. В связке отношений «государство - личность» остро не осознавалась необходимость исправления преступной личности. В гораздо большей степени здесь проявляется равнодушие к вопросу перехода душ казнимых в потусторонний мир, особенно на примере утопления по вечевым акциям. Для средневековой эпохи такую ситуацию можно назвать «самообольщением государством» (Господин Великий Новгород), в котором терялась общенациональная идея. Она подменялась на практике вечевыми мятежами и глубочайшим эгоцентризмом боярской олигархии. Закономерно, что именно из республиканских центров исходили в XIV-XV вв. все еретические крамолы и нестроения.
Представляется, что на основе данного очерка существование на Руси в XIV-XV вв. двух правовых систем можно полагать реальным фактом. А это есть свидетельство развитого юридического мышления и его теоретичности.