Глава 4 «Быти от государя в опале»

Рассмотрим, что происходило после того, как в политическом сыске бьиі получен донос. Обычно, если речь шла о «маловажных» делах, начальник сыскного ведомства выслушивал изветчика и приказывал внести содержание извета в журнал входящих бумаг.

лагать, что чиновник бьш отмечен начальством за свое самоуправство, а наш доблестный Черноморский флот, благодаря бдительности безвестного шкловского почтмейстера, избежал страшной опасности и не стал жертвой коварного графа-якобинца

Если власти не стеснялись свободно распечатыватьдипломатическую почту и обыскиватьдишюматов, то естественно, что с собственными подданными церемонились еще меньше. Отметим, что интерес к переписке подданных был вызван не только попечением о государственной безопасности. B 1735 г. по делу баронессы Соловьевой в Тайной канцелярии бьш составлен экстракт из всех писем, которые сыск захватил в ее доме. И хота ни одно из этих личных писем не имело «важности», тем не менее их тщательно скопировали и поднесли императрице Анне Ивановне, любившей совать нос в интимные тайны своих верноподданньк гсм. jj, з-so). Такой же интерес питала к переписке своих верноподданньк и императрица Елизавета. Из заурядного любопытства читала чужую переписку и Екатерина II.

Зная рольдокументов как серьезнейших улик «для изыскания истины» (принятая официальная формула^, люди, как уже сказано выше, стремились при первой же опасности уничтожитьдаже самую невинную переписку, что не всегдаудавалось. Дворецкий А.П. Волынского Кубанец в своих показаниях 1740 г. упоминал, что накануне ареста его хозяин пересматривал и жег в камине какие-то бумаги и письма.

По каждому непонятному следователям слову, а тем более — шутке, неясному следствию выражению, автору или адресату приходилосьдавать в сыске обстоятельные пояснения. Адъютант Конной гвардии Камынин, состоявший в охране Брауншвейгской фамилии в Дюнамюнде, бьш тщательно допрошен в 1743 г. по поводу одного места из его письма Жалуясь на свою жизнь в Риге, он писал приятелю в Петербург: «Прости, дорогой братец, ах какдурно живу! Потерял век, не тоттеперь как бьш, научили бездельники, какжить». Следователи вопрошали молодого человека: «Оное в какой силе оттебя писано и кто бездельники, и в чем?» Камынин стремился успокоить дознавателей, ссылаясь на скучную жизнь в Риге, несравнимую со столичной, и т.д. Междутем следователи искали связи охраны АнныЛеопольдов- ны с Лопухиными, которых обвиняли в заговоре, и ответы Камынина им казались неубедительными (410. 92).

Тщательно изучали следователи и отобранные при обыске конспекты даже разрешенных к чтению и хранениюдома книг. У пытливого читателя выспрашивали: «На какой конец выписывал ты пункты из книги «О госу-

дарственном правлении», клонящиеся более к вреду, нежели к пользе?» Так допрашивали в 1793 r. арестованного сочинителя Федора Кречетова . По дороге конвою запрещалось обирать и обижать местныхжителей, предписывалось «обид и налогов никаких нигде не чинить и излишних, сверх подорожной беспрогонных подвод отнюдь не брать». Ha самом же деле все бьито как раз наоборот.

Перевозку знатных арестантов организовывали, естественно, тщательнее, окружали особой секретностью. Так, в полной тайне везли в 1744 г. Брауншвейгскую фамилию из Ранненбурга на север, вначале предположительно на Соловки. Императрица Елизавета опасалась заговора в гвардии, и поэтому весь гвардейский караул в дороге был заменен на армейский. Поезд с арестантами объезжал по проселочным дорогам все встречавшиеся на пути города. Ивана Антоновича перед выездом из Ранненбурга отняли у родителей.

и слуги, никто онаго Григория не видал» іь5і. s3-ss;4io. i05-ii4>. Капрал Ханы- ков в 1735 r. приехал и арестовал княжну Прасковью Юсупову ночью (322. j6i). B 1756 г. Никита Панин предписал начальнику конвоя колодницы Бины Менгден, как везти ее из Холмогор в Москву: «По приезде в Москву в ночное время, а неднем, явиться наутро у меня и отом отрепортовать» .

Если арестант по дороге умирал, то о его смерти и похоронах конвойные делали запись в специальном документе. Когда нижегородский дице-губер-

натор князь Юрий Ржевский отправил в декабре 1718 г. в Петербург партию из 22раскольников,тоондал начальникуконвоя капралу КондратиюДья- кову инструкцию, в которой сказано, что если арестанты «станут... мереть и тебе их записывать именно». B том же деле сохранился и составленный конвойными именной список из одиннадцати фамилий умерших в пути: «1718 года, декабря в Юдень, Кондратий Нефедьев умер в Нижегородском уезде в Стрелицком стане, разных помещиков вдеревне Карповке, и втой деревне свидетельствовали: староста Федоров, староста Филип Иванов и вышеписанным старостам оный умерший отдан схоронить в той же деревне» (325-2,196-197).

Благополучная доставка арестанта до столицы лежала на совести начальника охраны — при побеге арестанта его нередко ждали разжалование, пытки и каторга. B инструкции 1713 г. нарочному, посланномувТверской уезддля ареста свидетелей, говорилось: «Дорогой везти с опасением, чтобвдороге и с ночлегу не ушли и над собою, и над караульщики какого дурна не учинили, а будет они караульщики для какой бездельной корысти или оплошкою тех колодников упустят, за то им караульщикам быть в смертной казни» (325-2, 84). Охране запрещалосьвдороге разговаривать с колодником и предписывалось пресекать разговоры арестантов. B инструкции конвою, везшему митрополита Сильвестра и его бывшего охранника, на которого Сильвестр донес в 1732 r., было сказано, чтобы колодники между собой никакихразго- воров не имели, «а ежели, паче чаяния в дороге из оных колодников учнет кто говоритъ непотребное... клепать им рот» (775.344). O насильственном затыкании рта арестанту говорится во многих сопроводительных инструкциях. При доставке раскольников из Петербурга в разные тверские монастыри в 1750 г. конвойные должны были также «класть в рот кляпья» особо разговорчивым колодникам и «вынимать тогда, когда имеет быть давана им пища» (7oo, 8-9,28;344.20). Среди иллюстраций можно видеть такое «кляпье», которое применяли к узникам в Западной Европе, где это орудие назьшалось «ошейник немого». Его использовали также при мучительных казнях, чтобы казнимый не кричал.Стаким кляпом, снабженным ещедвумя острыми шипами, погиб на костре посредине римской Площади цветовДжорда- HO Бруно B 1600 Г. (815,82).

Если затыкать рот арестанту указаний не было, то охрана должна была тщательно записывать все, что он говорил «причинного», т.е. важного. B инструкции конвою Маииевича генерал-прокурорАА Вяземский писал: «Что же услышано вами или командою вашею будет (отарестанта. — E. A.), то оное содержатъ до окончины живота секретно, а по приезде в Москву о том его вранье имеете ВЫ объявить мне» (2SS, 282). B подобных инструкциях CO-

держались и другие правила: не везти арестантов вместе, не давать им бумаги и чернил, острых предметов, не допускать к ним посторонних и т.д.

Арестанта следовало привезти в столицу здоровым, «в невредном сохранении». Поэтому охранадолжна была заботиться об узнике, думать о его здоровье, удобствах, еде и даже настроении. Об одном арестанте, которого везли из Пруссии в 1757 г. АП. Бестужев писал М.И. Воронцову: «Опасатель- но, чтоб он, при нынешней по ночам довольно холодной погоде, в колодке и в железахживучи, отраны не умер» (ss5,2w-2m). Конвоюследовало особенно внимательно следить, чтобы их поднадзорный не предпринимал никаких попытоксамоубийства. B инструкции 1727 г.обарестестарообрядцевска- зано: «Обобрав у них поясы и гонтяны, и ножи им в руки не давать, чтоб оные раскольщики, по обыкности своей раскольнической, себя не умертвили» (32S-2,126).

Охранники придирчиво рассматривали каждьсй кусок мяса или рыбы — нет ли в них острых костей и «другого вредительного орудия... чтобы себя чем не умертвили». Зная, что их ждут в пыточной палате страшные муки, иные арестанты, несмотря на внимательную охрану, все же пробовали покончитьс собой еще подороге в камеру пыток. За 27 января 1699 г. в материалах Преображенского приказа сохранилась запись: «А Васки-де Тумы племянник Андрюшка Сергеев не пытан для того, что, сидя в санях, сам себя порезал в брюхо». B январе 1700 г. пятидесятник Чубарова полка Яков Алексеев был спасен от самоубийства своими конвойными и на допросе показал: «И как сидел в Преображенском в приказе и после пытки и огнем зженья ножиш- ка, которой вынят у меня в епонче ис подоплеки... взял я в Преображенском приказе после денежных мастеров... A тот нож держал для себя, чтоб за- резатца» (m, 203, 245). B экстракте об Астраханском розыске 1705—1707 гг. сказано, что стрелец Стенька Москвитянин был «для очных ставок... везен из Новоспасского монастыря под караулом, порезал себе брюхо и выняту него из саней от ножа обломок. A в распросе он, Стенка, сказал, [что] тем обломком порезал себя, едучи дорогою тайно от караульных солдат, боясь розыску, а взял тот обломок кражею тому недели с две, будучи в Новоспасском монастыре в тюрьме у своей братьи, а умыслил себя зарезать до смерти, чтоб ему в розысках не быть» (325-2,105-т). B 1739 г. брат князя И.А Долгорукого Александр неудачно пытался бритвой вспороть себе живот, но был спасен охраной, а вызванный врач зашил рану tm, із2). Bo время Тарского розыска 1720-х гг. старообрядцу Петру Байгичевуудалось подкупить судьюЛ. Верещагина, и он дал возможность узнику зарезаться (ssi, 6i).

Арестанты с дороги пытались подать о себе весточку близким или друзьям, что им, естественно, категорически запрещалось. 30 августа 1757 г. на 13-й версте Петергофского шоссе мимодома, у которого сгоялидвоекупцов-ино- странцев, проехала коляска с каким-то человеком и двумя гренадерами, сидевшими спереди и сзади от него. Человек, приподняв кожаный фартук коляски , выбросил на дорогу клочки драной бумаги и среди них написанную красным карандашом записку на французском языке: «Я — прусский капитан де Ламбер, я в оковах. Ради Бога, будьте милосердны и известите [об этом] мою супругу в Данциге у английского консра». Как сказано в официальном документе о происшедшем (купцы сдали записку куда следует), «помянутая персона часто выглядывала, яко бы дая знать, приметили ли они те бумаги». Командир конвоя поручик Чехненков получил вьсговор за «слабое смотрение» арестанта, которому запрешдли давать бумагу и карандаш (555,20^-207).

He без оснований авторы инструкции предупреждали посланныхдля ареста, чтобы они действовали быстро, внезапно, не позволили преступни-

кам бежать накануне ареста или с дороги. Естественной реакцией людей, которые узнавали о предстоящем аресте, чувствовали его приближение или уже были схвачены, было желание бежать как можно дальше, скрыться от преследования. Когда в феврале 1718 г. Г. Г. Скорняков внезапно нагрянул кбывшей царице Евдокии в суздальский Покровский монастырь, запер ворота монастыря и стал хватать всех находившихся там людей, то, как отмечается в позднейшем приговоре Тайной канцелярии, суздальского собора протодьякон Дмитрий Федоров «как тот монастырь заперли и [он] и з женою чрезоградуушел» (S-i, m. Можнодогадаться, какая нечеловеческая сила перенесла протодьякона с его протодьяконицей через высокую каменную стену Покровскогомонастыря.Этойсилойбьш Великий государствен- н ы й с т p a X, ужас перед застенками Преображенского приказа.

Когда присланные за человеком военные не обнаруживали преступника, то они забирали всех, кого находили в егодоме, и везли в тюрьму, чтобы вы- яснитьвдопросах, кудасбежалпреступник. Издела 1714—1715 гг. следует, что вместо бегльк преступников в Преображенское притащили их жен. Женщин держали до тех пор, пока солдаты не разыскивали мужей или пока они сами добровольно не сдавались властям p25-2,7®. Такое заложничество, по некоторым признакам, бьшодовольно-таки распространено. Против этого не возражало и право, построенное на признании вины родственников за побег их близкого человека. Они, как уже отмечалось выше, должны былидо- казать свою невиновность и непричастность к побегу. Уходили арестанты и с дороги. B 1724 г. неизвестные люди отбили солдатку Марью Е[икитину, которую везли из Алатаря в Москву в Преображенский приказ де, тад. Зимой 1733 г. подорогевКалязинский монастырьнаконвой, которыйсопровож- дал старообрядческого старцаАнтония, было совершено внезапное нападение. Как показали свидетели, недалеко от подмонастырской Никольской слободы, «часу в другом ночи нагнали их со стороны незнаемо какие люди, три человека, вдвойке, в одних санях, захватили у них впереддорогу и, скача, с саней один сдубиною и ударил крестьянина, с которым ехал Антоний, отчего крестьянин упал, адругого, рагатинудержа, надним говорил: “Уже- ли-де станешь кричать, то-де заколю!”, а стариа Антония, выняв из саней, посадили они в сани к себе скованнаго и повезли в сторону, а куда—неизвестно». Добравшись до ближайшего жилья, охранники подняли тревогу, монастырские слуги и крестьяне гнались по всем дорогам от слободы «версг по сороку, только ничего не нашли», старец Антоний навсегда ускользнул от инквизиции (32s-i, 264). B 1755 г. из Отроча Успенского монастыря бежал «лжеста- рецАрсений, который сидел в хлебне под караулом», но ночью 5 февраля «пошел для телесной своей нужды и оттоле бежал незнаемо куда». Bce поиски

беглеца также оказалисьтщетными. Любопытно, что при побеге арестанты шли на различные ухищрения, чтобы усыпитъ бдительность сторожей. Если они бежали в кандалах, то обвязывали их тряпками ом, //,- 455,92).

Можно не сомневаться, что такие побеги были загодя тщательно спланированы, а в нужных местах расставлены подставы сменныхлошадей. Так, в декабре 1736 г. старообрядцы подіиговилиудачный побегизТобольскогокрем- ля Ефрема Сибиряка. B тот момент, когда его вели по Кремлю, он вырвался от охранника, прямо в ножных и ручных кандалах, вьиіез в заранее открытую, но тщательно замаскированную его сообщниками бойницу и затем скатился по снегу с высокого кремлевского холма туда, где его уже ждали сани, которые ТОТЧаС уМЧаЛИСЬ ИЗТобОЛЬСКа (5S1, 95-99).

Несмотря на всевозможные строжайшие предупреждения, доставкааре- сгантов проходила гладко только на бумаге. B начале 1720 г. капрал Дьяков привез партию арестантов-раскольников из Нижнего Новгорода в Петербург. Через некоторое время выяснилось, что в дороге умерло не одиннадцать, как рапортовалДьяков, атолькодесятъарестантов. B реестре покойников, о котором сказано выше, записано, что в Москве вдоме посадскогоЛеонтия Ивановаумерли три колодника, о чем показали староста Степан Михайлов и хозяин квартиры Леонтий Иванов. Однако в июле 1720 г. в Нижнем полиция поймала раскольника Пчелку, в котором опознали одного из умерших в Москве арестантов — Кирилла Нефедьева. B допросе Нефедьев-Пчелка показал, что «как-де он привезен бьш к Москве и взвезли-де его надвор замертво и после-де того, неведомо как объявился он один на улице, а караульных соддат при нем в то время не было, а каким-де образом то учинилось, того не упомнит». He мог никак объяснить «воскресения» арестанта и капрал Дьяков. Он утверждал, что умершего Пчелку «оставил он на квартере мертвого и лежал-де он, мертв, трои суток и у караульнаго часоюго солдата Петра Осинцова пропал безвестно, а он-де Дьяков в то время на помянутой квартере не бьш, а ездил в Ямскую Дрогомиловскую слободу и его-де, Пчелку, живого не отпускивал, а взятков с него ни чему некосен в чем-де шлется на него, Пчелку».

Судя по реестру умерших, капрал говорил неправду — Пчелка записан в реестре за21 декабря, а следующий покойник из этой партии арестантов, Иван Иванов, записан под 22декабря. Он скончался в Пешках — ямской слободе Дмитровского уезда Умерший 24декабря ВасилийАнофриевзапи- сан в реестр уже в Городне Тверского уезда, т.е. на пути в Петербург. Это означает, что партия арестантов выехала из Москвы не позже 22декабря и Пчелкалибо не лежал три дня в виде бездьканного трупа вдоме Иванова под караулом солдата Осинцова, либо (что, скорее всего, и было) его отпустил

сам Дьяков. Нужно помнить, чтоарестантоввезли скованными и пришедший всебя Пчелка мог, конечно, оказаться наулице без конвоя, ноужни- как не без кандалов. B 1720 г. двое конвойных солдат, бежавшие вместе с колодниками подороге из Нижнего в Москву, а потом пойманные полицией, признались, что отпустили пятерых колодников за 30 рублей, один же из «пойманных каторжньгх утеклецов», поп Авраам, надопросе показал, что солдаты отпустили КОЛОДНИКОВ за 37 рублей (325-2,198-200. 244).

Впрочем, побег Пчелки, возможно, организовали его единоверцы. Старообрядцы этоделали не только с помощью налетов. B мае 1736 г. чуть было не сбежала из тобольской тюрьмы старообрядческая старица Евпраксия. По совету братьев и сестер с воли старица в течение семи дней не пила и не ела, такчто 21 мая местный полковойлекарь(неподкупленный!) зафиксировал смерть колодницы. Ee обмыли, положили в рроб (специально надколотый, чтобы она в нем не задохнулась) и затем вывезли за город на кладбище. Поднятая там из гроба своими товарищами, она пришла в себя, переоделась. Ho вскоре ее случайно обнаружил и арестовал гулявший вдоль Иртышадрагун

(581, 91-93).

Длинная и трудная дорога подчас сплачивала охрану и арестантов. Бывало, что арестанты угощали конвоиров в кабаках, ссужали их деньгами на прогоны, а те, в свою очередь, не следуя строго букве инструкции, давали своим подопечным разные послабления. Так, перевозя из Брянска в 1733 г. в Петербургаресгованных, начальник конвоя сержант Прокофий Чижов расковал в Гдове преступника Совета Юшкова, «для того, что те кандалы бьши ему, Юшкову, тесны». Там же сделали новые, более просторные оковы. Следовательно, какое-то время преступниквдороге находился без кандалов, что все инструкции категорически запрещали (52,26). Нарушивший инструкцию сержант попал в пыточную палату, а потом его разжаловали в солдаты.

Егор Столетов, доставленный с Урала в Петербург в 1735 r., жаловался на конвойных, которые везли его и других арестантов из Нерчинска в Екатеринбург. По словам Столетова, солдаты всюдорогу пьянствовали, обирали местных жителей, при переправе через реки сажали в одну лодку с арестантами посторонних людей (659, i3). Так бывало часто, особенно когда заключенных везли в Сибирь и вдругие отдаленные места. «Вольности» и нарушения инструкций начинались сразу же после того, как исчезала вдали городская застава, а вместе с ней строгое начальство. Бывший арестант В.П. Колесников вспоминал, что как-то раз на этапе каторжники стали вы- биратьдля себя более удобные наручники, прикрепленные к общемудля всей партии железному пруту. Расчетстроился натом, чтоесли наручники

пошире, то вдороге оковы не будут натирать руку. Унтер-офицер, увидав это, шепнул: «Пожалуйста, оденьте (наручники. — £. А.) поуже — видите, начальник наш смотрит, выйдем за город, наша будет воля!» И надесятой версте от города он освободил арестантов от неудобного при ходьбе пруга.

Заденьги у охраны можно бьшо получить водку, освобождение оттяже- лых оков и даже испытать приключения в женской казарме на этапе. Тотже Колесников описывает, что во время обыска артельные деньги он хранил у... одного из своих конвойньк. Вообще же взятки при конвоировании давались всем: начальнику конвоя — чтобы не мучилдолгими пешими переходами и прутом, простым солдатам—чтобы не били, приносили еду, пересьшали письма, пускали к узнику родственников и проституток, кузнецам — чтобы не ковали в тесные кандалы, цирюльнику—чтобы не брил голову тупой бритвой и т.д. B казармах на этапах шла игра в косги, карты, устраивались спортивные гонки вшей или тараканов. Примечательно, что не всегда арестанты давали взятку конвойным. Если каторжник имел свои деньги, то он попросту не брал у конвоя положенные ему по закону «порционные», которые соддаты присваивали себе И были ПОЭТОМуЛОЯЛЪНЫ КСВОИМ подопечным (393,32, 79, 97).

Теперьо побегах с д о p о г и. Часто арестантам удавалось «утечь» именносдороги, воспользовавшись малочисленностью конвоя, усталостью, беззаботностью и корыстолюбием конвойньк солдат. Ha ночлегах подороге обычно царила суета, и колодники этим умело пользовались. Солдат-охран- никАнофрий Карпов, сопровождавший партию арестантов из Нижнего в Петербург, так описывает побег двух колодников во время стоянки партии в Химках под Москвой: «В ночи перед светом... стали убираться чтобы ехать, тогда все солдаты, также и колодники, вышли все надвордля впрягания лошадей, а помянутые два человека в то время и ушли, и усмотреть за теснотою в том дворе бьшо невозможно, и для сыску оньк послал он, Онуфрий, двух человек солдат—Тимофея и Петра (а чьи дети и как прозванием того он, Ануфрий, не знает), которые також ушли и с ружьем, а он, Ануфрий, собрав в той деревне крестьян, искал тех колодников, которые сбежали, также и саддат, в гумнах и близко в той деревни по лесам, а на дорогу за ними в погоню не ездил и никого не посылал для того, что по той дороге [людей], которые попадались во время того иску навстречу спрашивал, которые сказывали, что не видали, а след был со двора на дорогу». После этого понятно, почему Суворов требовал от конвоя устраивать привалы для конвоируемого Пугачеватолько в чистом поле.

Ha следующий день на мосту у села Медное исчез еще один колодник, Федор Харитонов. Еготоварищ по партии арестантов потом показал на-

чальнику охраны, что накануне Харитонов ему говорил: «“Либо-де удавлюсь, либо утоплюсь, а уж-де у меня мочи нетоттрудного пути”, и [он] человекуже старый И потому можетбыть, ЧТО В водуразве не бросился ЛИ» (325-г. 206-207). O частых побегах арестантов сказано и вдокладе Сената императрице Екатерине I в 1726 г. Сенаторы писали, чтозаявившие «Словоидело» воры и разбойники, при перевозке их в столицу надоследование, «в пути от сланных с ними уходят и отбиваются» (бзз-ss.4i9). Как это происходило, видно из протокола 1752 г. о побеге арестанта из партии, следовавшей в Калугу. Каждый из преступников, как отмечается в рапорте конвоя в Сенат, был скован «в кондолы», однако один из арестантов, «не доезжая города Торшка за 15 верст, на большой дороге, в лесу, с роспусков, разобувшись, скинув потихоньку кондалы, и, [со]скоча с телеги, ушел влес, а чесовой не видал, понеже он сидел к нему спиною с обнаженною шпагою» (Ш. ss>.

П о и с к и беглого государственного преступника были довольно хорошо отлажены. Как только становилось известно о побеге, во все местные учреждения из центра рассьшали так называемые «заказные грамоты» с описанием примет преступника и требованием его задержать. Кроме того, преступников ловили особые агенты — сыщики. Для поисков бежавшего пе- редаресгом проповедника Григория Талицкоголетом 1700 г. из Преображенского приказа сыщиков разослали по всей стране. Отличившегося сыщика ждала колоссальная по тем временам награда — 500 рублей (212, ізз>. Надо думать, что в поисках преступника сыщики опирались на обширный опыт поимки беглых крепостных крестьян, холопов, посадских. Он накопился CO времен утверждения крепостничества и был весьмадействен (см. 500a: 7SS,267 идрД Ha вооружении сыщиков были известные, опробованные методы и приемы выслеживания и захвата беглых. Главное внимание уделялось коммуникациям, возможному направлению побега. Сразуже после побега предписывалось «заказ учинитъ крепкой и по большим, и по проселочным дорогам, и по малым стешкам, и на реках, и на мостах, и на перевозех, и в ыных приличных местех поставить заставы накрепко с великим подтверждением, чтобонитехлюдей»ловилигда,207;. Внаказахсыщикам отмечалось, где скорее всего можно встретить беглеца: «По городам, и по селам, и по монастырям, и по приходским церквям, и по пустыням, и по рыбным ловлям, и на пристанях, и на лодьях, и на кораблях, и на карбусах, и на мелких судах, и во всяких местах, во всяких чинах, и в работнък людях того вора сыскивать всякими мерами». При этом важно было проследить, в каком направлении движется схожий по описаниям человек, и затем перехватить его на одной из переправ.

B рассыпаемых на места памятях и в наказах или «погонных грамотах» (отслова «погоня») отмечались главные приметы преступника: рост («высок», «низмян», «ростом средняя»), полнота («толст», «тонок»), цветглаз («карие», «серые», «черные»), волосы на голове и в бороде («русые», «светлорусые», «темнорусые», «чермен», «седые» и др.), форма и величинаборо- ды («клинушком», «круглая», «продолговатая», «велика», «редкая»), форма бровей, носа(«широковат», «продолговат», «остр»), формаицветлипа(«бру- сом», «лицем бел»), общий вид («плечист», «кренаст», «нахмурен», «сутул»), особые приметы: следы от перенесенных болезней и анатомические особенности («у правой ногивлодыжке опухло»), манера говорить («говоритост- po, скоровато», «толстовато», «говориттихо», заикается), примерный возраст («около 45-ти»), вид и цвет одежды, за кого себя вьщает, с кем едет, на какой лошади и Т.Д. (325-1, 263-265; 212,124 И MH. Др.^

B заказной грамоте о поимке Ивана Ujypa дано такое описание беглеца: «Атот мужик Ивашко Шур ростом не велик, кренаст, глаза кары, волосы голова руса, борода светлоруса, кругла, невелика, платье на нем шубенкабаранья нагольная, шапка овчинная, выбойчатая, штаны суконные красные, сапоги телятинные, литовские, прямые, скобы серебряные. A чаять его, Ивашкова побегувлитовскую сторону, на Вязьму или на Калугу или, будет укрываяся, и наиныедороги пойдет» (soo, 23ц. O бежавшем в 1754 г.загра- ницу секретареДмитрии Волкове сообщалось всем представителям России: «Оной секретарь Волков приметами: роста среднего, тонок, немного сутоло- ват, около двадцати шести лет, лицом весьма моложав и продолговат, борода самая редкая и малая, волосы темнорусые и носил их обыкновенно в косе, брови того же цвета; глаза серые, в речах гнусит, иногда гораздо заикается, голос толстоватый, говорит по-французски и по-немецки, а на обоих сих языках пишет весьма изрядною рукою» .

Скрыться в городе (кроме Москвы, изобиловавшей притонами) или в деревне беглецу было довольно сложно. B сельской местности царила довольно закрытая от посторонних общинная система Появление каждого нового человека в общине становилось заметным событием, чужак сразу попадал назаметку начальства. Ктомуже пришлый, как правило, был человеком православным, а поэтому не мог миноватъ церкви и тем самым становился известен приходскому священнику, который считался почти штатнымдо- носчиком. B людных городах была своя система контроля. B Петербурге каждый домохозяин обязывался сообщать в полицию о своих постояльцах, по ночам всякое движение в городе было невозможно из-за «рогаточных караулов» и постов. B Москве были свои методы вылавливания беглых и подозрительных людей — выше уже сказано о «методе» Ваньки Каина, который ходил с солдатами по притонам и хватал всех подряд воров.

Конечно, беглец могскрьпъся во владениях помещиков, принимавших беглых людей. Ho не каждый помещик рисковал принять в холопы или посадить на землю подозрительного беглеца, да еще без семьи — слишком велики стали при Петре I штрафы с укрывателей беглых, слишком много было вокруг доносчиков. K тому же если такой беглый числился государственным преступником и его искали, то хозяину нового холопа, как укрывателю и сообщнику преступника, грозила пьпка в Тайной канцелярии.

«Записные», т.е. учтенные в подушных книгахдвойногооклада, старообрядцы стремились по возможности жить в мире с властями и всех без разбору беглых не принимали. Они оказывали помощь прежде всего своим братьям — гонимым единоверцам. B петровское время внутри страны установился довольно жесткий полицейский режим. C1724 г. запрещалось выезжать без паспорта из своей деревни дальше, чем на 30 верст. Паспорт подписывал местный воевода или помещик. Bce часовые на заставах и стоявшие по деревням солдаты тотчас хватали «беспашпортных» людей. Дейсгво- ватьтак им предписывали инструкции. B каждом беглом подозревали преступника. A если у задержанного находили «знаки» — следы казни кнутом,

клеймами или щипцами, разговор с ним был короток, чтобы арестованный ни говорил в cRoe оправдание. Из допроса пугачевского атамана Хлопуши видно, что его, бежавшего с каторги преступника, поймали надороге к Екатеринбургу без паспорта и сразу же, как «человека подозрительного» (у него были рваные ноздри и спина со «знаками» от кнута), вновь били кнутом, заново рвали у него ноздри, клеймили, а потом отправили на каторгу aso, од.

Бежать на Урал и в Сибирь в одиночку было очень трудно. Как показывают исследования о старообрядцах, их переселения в Сибирь и другие места становились целым событием, к которому они долго готовились, засылали разведчиков, устраивали промежуточные перевалочные базы и явки .

После этого Федора перевели в Англию, и затем он, как и брат Авраам, бежал под крыло английских властей. Тем временем Петр рвал и метал, он требовал, чтоб братъевдостали хоть из-под земли и привезли в Россию. Когда это оказалось невозможным, то новый русский посланниквЛондоне сделал все, чтобы Авраам не получил английского гражданства. Федор вернулся в Россию лишь при Елизавете Петровне в 1743 r., Авраам же остался за границей навсегда. Для того, чтобы его обнаружить и поймать, была создана специальная группа нанятых агентов, которой командовал русский агент Ю.И. Гагарин (Вольский), он подчинялся П.И. Ягужинскому, посланникув Вене. Вольский сумел выследить «бездельного крещеногожвда» под Франкфуртом-на-Майне и «вел» егодо Гессен-Касселя. За операциейследил Петр I. Он приказал захватить Веселовского так, чтобы не вызвать подозрения немецких властей. Предполагалось обвинить Веселовского якобы в неуплате им крупного долга и на этом основании задержать tm-i. 9з: ьп. m-i39). Веселовский счастливо избежал расставленных Вольским ловушек и укрылся в Швейцарии. Согласнолегенде, уже будучи глубоким стариком (умер в 1783 r.), он не мог без страха проходить мимо висевшего на стене портрета Петра Великого, длина рук которого была ему хорошо известна: царевича Алексея так запугали, что тот сам, по собственной воле, вернулся, чтобы погибнуть в застенке. Войнаровского — племянника гетмана Мазепы — поймали на улице Гамбурга и тайно привезли в Петербург. 0 том, как в 1778 г. АГ. Орловобманом заманил насвой, стоявший нарейдеЛиворно, корабль самозванку, выдававшую себя задочь Елизаветы Петровны, уже сказано

выше. Пути этих людей, как бы они ни были далеки от России, кончались в Петропавловской крепости пзз-5із73:203а. m.

Словом, в рассматриваемое время власть обладала многими и разнообразными приемами обнаружения, слежки, контроля задействиями подозре- імемого в государственном преступлении. C давних пор была в ходу перлюстрация и использовались приемы провокации, методы внезапных, ошеломлявших арестованного действий, в том числе допросов по свежим следам. B руках политического сыска были также разнообразные, проверенные практикой способы и средства задержания преступников, предупреждения их побегов и возможного сопротивления. Умели в сыскедовольно надежно изолировать и этапировать арестованных в столицу. Побеги же их с пути были весьма затруднены. Благодаря традиционной и очень развитой системе выслеживания и поимки беглых крепостных и холопов, задержание беглого государственного преступника не было неразрешимой проблемойдля властей. Этому способствовали также традиции общинной жизни, распространенное доносительство и боязнь его, повсеместная поголовная перепись населения, размещение войск в сельской местности с правом контроля за местными жителями, введение паспортов, вся обстановка усилившегося при Петре I этатизмаиполицейскогорежима B XVIII в. почти всюдудобеглогодотягива- лисьдлинные руки власти. Одним словом, велика Россия, а бежать некуда'