3 а к л ю ч e н и e
Сами народники не только сознавали, но и старались разъяснять своим последователям и всем современникам исторический смысл судебных процессов над русскими революционерами. «Политические процессы в России, более чем в какой-либо другой стране, получили особенное значение, зависящее ог исторических условий русской жизни,— гласило вступление «От редакции» к гектографированному изданию 1883 г.
«Отчета о процессе 17-ти». — У нас, при полнейшем отсутствии ка- кой-либо возможности широкой общественной деятельности, политический процесс — это единственная арена, где люди известного общественного идеала, с определенной программой действий, открыто, лицом к лицу перед тиранией, предъявляют правительству требования всего общества и целого народа, исповедуют свои личные идеалы и стремления и за них идут на смерть и каторгу»[1404].B 70-е годы, а также в 1880 и 1881 гг., пока на политических процессах сохранялась относительная гласность судопроизводства, народники с успехом использовали скамью подсудимых как трибуну для революционной пропаганды. Влиятельный в судебном мире публицист из окружения М. H. Каткова Виктор Фукс тонко подметил: «Судебное разбирательство оказалось как бы наиболее сподручным средством публичной пропаганды и оправдания самых социалистических и анархических теорий и попыток. И замечательно, что все эти лекции, доктрины и планы и защита их красноречивыми адвокатами разносились затем Правительственным вестником во все закоулки нашего обширного отечества, т. e. на казенный счет и посредством обязательной подписки»[1405].
Героическими выступлениями перед царским судом народники не только оправдывали свои «теории и попытки», но и привлекали на сторону революционного лагеря часть русской и мировой общественности, B течение 70-х и начала 80-х годов судебные процессы главным образом и знакомили общественность с идеологией революционного движения, его силами, средствами и деятелями.
Именно они, как это признал М. H. Катков, открыли глаза властям и обществу на то, что «значительное число молодых людей обоего пола посвятили себя небывалой в прежние годы профессии русского революционера», так как подсудимые народники большей частыо являлись «стипендиатами революционной организации» т. e. типичными профессиональными революционерами[1406].Поэтому политические процессы 70-х годов явились, по выражению С. В. Ковалевской, «лучшим орудием пропаганды»: «Много молодых людей... не нашли бы в течение ряда лет возможности «служить делу», еслн бы политические процессы по временам не указывали им на то, где искать «настоящих» нигилистов... He удивительно, что после каждого политического процесса повторяется то, о чем говорится в русских былинах,— на смену одного богатыря выходят десять»[1407].
Судя по агентурным данным, петербургские студенты в дни процесса «50-ти» говорили, что «газетные отчеты политических судебных процессов имеют для успеха революционной пропаганды гораздо большее значение и более осязательную пользу, чем какие-либо революционные воззвания»[1408]. П. JI. Лавров в 1879 г. на страницах немецкого журнала «Jahrbuch fur Sozial- wissenschaft und Sozialpolitic» (статья «Социалистическоедви- жение в России») утверждал: «Вообще, .процессы оказались по своему влиянию на общественное мнение гораздо более действительными и гораздо более способствующими ознакомлению масс с социалистическими принципами, чем демонстрации...» [1409]. Наиболее «действительным» в этом смысле из всех политических процессов в России 1870-х годов был, конечно, процесс «193-х».
Значение политических процессов в России 1871 — 1880 гг., прежде всего, в том и состоит, что судившиеся на них революционеры превращали почти каждый процесс в арену борьбы C царизмом, а скамью подсудимых — в революционную трибуну. C начала и до конца 70-х годов царские власти упорно, несмотря на неудачу за неудачей, пытались использовать то один, то другой судебный процесс для того, чтобы политически и морально дискредитировать революционное движение, HO «ЭТО IIM так же удалось, как если бы они вздумализаплевать солнце»[1410].
Ha деле политические процессы оказывались демонстрациями величия и притягательной силы революции: колебали авторитет и позиции правительства, возбуждали оппозиционный дух в русском обществе, привлекали к русским революционерам сочувствие и симпатии мировой общественности, словом — укореняли в сознании современников идею неодолимости революционного движения. Это одна сторона дсла.C другой стороны, политические процессы 70-х (как п 80-x) годов явились концентрированным выражением титанического, сверхчеловеческого напряжения сил революционного лагеря при беззаветной решимости к борьбе и высочайших ее проявлениях, фатально обреченных, однако, на неудачу нз-за отсталости теории, из-за ошибочности (со временем все более очевидной) самого народнического пути к социализму. Поэтому опыт процессов, наряду с другими факторами, объективно толкал вперед революционную мысль, шаг за шагом убеждал революционеров в том, что творческие возможности народничсства исчерпываются, и облегчал тем самым назревавший в русском освободительном движении переход от народничества к марксизму.
Вся двадцатилетняя страда политических процессов (1871 — 1891 гг.), которой посвящены две мои книги, стоила революционной России многих жертв. Теперь можно суммировать данные обо всех процессах, исследованных как в настоящей работе, так и в монографии «Народная воля» перед царским судом». He говоря уже о 20-ти (примерно) тысячах человек, подвергавшихся за 1871 —1891 гг. административной расправе [1411], только суду в те годы были преданы на 211 процессах 1238 самых активных борцов за свободу. Царские судьи вынеелн нм 134 смертных приговора, из которых были приведены в исполнение43, a91 —замененывечнойили (реже) срочной каторгой. Кроме того, каторгунатехжепроцессах определили euxe292 подсудимым, итого за 211 процессов — 383 каторжных приговора. Далее, 200 чел. были приговорены к ссылке в Сибирь и еще 371 — к прочим наказаниям (ссылка на север и по месту жительства, тюрьма, арестантские, смирительные и работные дома, военно-арестантские роты и т.
д.). Оправданы были из 1238 подсудимых 241 чел., причем 211 из них — в 70-е[1412] и лишь 30 чел. — в 80-е годы.Интересно взглянуть на социальный, национальный, возрастной и образовательный состав жертв политических процессов 1871—1891 гг. Всего судились на 211 процессах 1160 лиц[1413], в том числе 159 женщин. Из них дворян было 406 чел., т. e. 35,6%, основную же массу подсудимых составляли разночинцы (246 чел.), мещане (218 чел.) и крестьяне (156 чел.). Впрочем, крестьян но роду занятий, земледельцев, кроме 45 человек, судившихся по делу о Чигиринском заговоре, на других процессах не было. Bce остальные «крестьяне» по паспорту оказывались либо рабочими, как Петр Алексеев, Степан Халтурин, Иван Союзов, Тимофей Михайлов, либо даже интеллигентами, как И. Г. Прыжов, А. И. Желябов, С. Г. Ширяев, Ф. H. Лермонтов, т. e. теми же разночинцами. Рабочих на всех политических процессах 1871—1891 гг. судилось 95 человек.
B национальном отношении, естественно, преобладали русские — больше 580 чел. из 940, национальность которых известна. Ha втором месте — украинцы (162 чел.), далее идут евреи (90 чел.), поляки (55 чел.), белорусы (8 чел.), финны, грузины, армяне, немцы, латыши, азербайджанцы, молдаване, греки, литовцы, эстонцы, сербы, итальянцы, французы, австрийские подданные.
Подавляющее большинство подсудимых составляла молодежь до 25 лет (528 чел.) й от 25 до 30 лет (389 чел.). Лиц старше 30 лет было лишь 202 из 1117 чел., возраст которых известен.
По тем временам это были образованные люди. Из 760 чел., образование Которьіх йзёестно, 43 — закончили высшгіе учебные заведения, 338 — учились в университетах и институтах[1414], 211—имели законченноесреднееобразованиеи 120 — учились в гимназиях, семинариях, военных и прочих училищах. Неграмотных здесь было лишь 45 чел., включая 33 чигиринских крестьянина.
Словом, жертвы были велики. Под суд, на эшафот, в тюрьмы, на каторгу и в ссылку шли цвет и молодость нации. Ho, говоря словами В. И. Ленина, эти жертвы пали не напрасно: прямо или косвенно — они способствовали последующему революционному воспитанию русского народа.
Опыт политических, почти исключительно народнических процессов 1870-х (как и 80-x) годов, выработанные народниками принципы поведения после ареста и образцы единоборства народников с царским судом вошли в революционный арсенал следующего поколения борцов, социал-демократов, большевиков. Разумеется, большевики (М. В. Фрунзе, Ф. Э. Дзержинский, В. Л. Шанцер, П. А. Заломов и др.) на судебных процессах не только использовали, но и существенно обогащали народнический опыт, черпая идейную стойкость и духовные силы в революционном подъеме пролетарских масс, но это — особая тема, давно заслуживающая, кстати сказать, специального исследования. Важно, что поведение народников перед царским судом большевики считали «образцом для всех революционеров»[1415]. B наши дни и впредь, пока то на одном конце планеты, то на другом (в США, Испании, Чили, странах Азии и Африки) устраиваются судебные процессы над коммунистами и демократами, опыт русских народников — причем не только с моральной (героизм, самоотверженность), но и с практической точки зрения (общие принципы и конкретная тактика в зависимости от того, какой суд, в какой обстановке и каким образом ведет дело), — этот богатый опыт может быть полезным для революционеров разных стран в самых различных ситуациях.