Парадокс второй: одухотворенность тела и телесность души
Нам ничего не стоит, перескочив от начала Нового времени через два-три столетия бурного развития машинной техники, естествознания и, в конце концов, — технократических иллюзий начала XX столетия, вспомнить первую из лекций, прочитанных Зигмундом Фрейдом медицинской аудитории в США: «Медицинские науки, — говорил он тогда, — приучили вас постоянно во всех явлениях болезни искать причины в их грубо анатомических изменениях в организме, объяснять их химическими или физическими причинами и подходить к ним биологически, но как раз области душевной жизни, в которой находит свое завершение деятельность нашего удивительно сложного организма, вам совершенно не приходилось касаться»[1].
Добавлю: как правило, и не приходится. Чему есть и свое историческое основание.Как и во всех других сферах духовно-практической деятельности людей, так и в вековечном народном врачевании о-предел- ение его предмета (отграничение его от других) осуществлялось многотысячелетним опытом вычленения из органичной целостности осознаваемого бытия особого смысла каждого из страданий тела. Интимно-субъективного, тем самым — душевного страдания... Но в результате (и в процессе) появления и развития собственно теоретической деятельности вообще и в сфере врачевания в частности, обособились друг от друга предметность практического и интеллигибельного осмысления. Потому и в медицине теория отделила себя от практики врачевания. Отделила особым, кентаврическим предметом своим, задачей и трудом его креативного и когнитивного преобразования. Ее предмет, как и предмет любой истинно теоретической деятельности — непреходящие аподиктические смыслы понятийных средств, способов и приемов проникновения мысли через очевидное в невероятное (невероятное для тех, кто мыслит лишь очевидным).
Правда, даже и в наше время медик-теоретик (как правило) наивно убежден в том, что предмет его деятельности — болезнь больного человека во всей ее телесной реальности.
И это при том, что весь XX век — это век прозрения уже не только философов (философы осознали и логически обосновали это гораздо раньше), но и математиков, и логиков, и физиков, и даже некоторых старателей так называемой науки о науке, во-первых, в том, что фундаментальная теория имеет свой собственный предмет, как раз тем и отличный от предмета практического применения теории, что он... не телесен, а реально идеален, ибо он есть не что иное, как чистый смысл тех всеобщих средств и способов, коими мышление профессионала преобразует себя для продуктивного полагания идеальных условий решения неразрешимых иначе мыслительных задач. В математике это прозрение наступило раньше, чем в других областях чисто теоретической деятельности, что и понятно: ее предмет очевидно невероятен как нечто телесное. Во-вторых, в том, что только забегая вперед прикладных своих разделов и практических сфер применения, теория обеспечивает прорыв к глубинной (не явной) сущности явлений. Поэтому и прижилась поговорка: нет ничего практичнее хорошей теории.И все же, явочным путем отделившая себя от деятельности врача-практика — деятельности телесной по самому своему предмету, медицинская теория так же выделилась в особую предметную область смысла — в поиск и построение логики понятия о патологии. Тем самым была создана и особая философская онтология профессионально-медицинских представлений и идей — вечно строящее себя и вечно же неудовлетворенное собой учение о сущности патологии: понятие о болезни в процессе ее зарождения и развития.
Но вся беда в том, что в замкнутом на себя интеллигибельном мире патологии выход к ее основанию возможен лишь как этиология — учение о факторах, причиняющих болезнь живому организму, а не о его (его жизни) противоречивости, его, по- аристотелевски, энтелехиальной causa formalis. Здесь до сих пор действует логика построения чисто объектного знания — логика причино-сообразности, исключающая собой и для себя логику целе-сообразности, что по представлению о натуральном ряде причин завершается дурной бесконечностью редукции к физи- кальным — субмолекулярным, субатомным, а так же всем физическим, химическим, биохимическим и т.п.
— механизмам пространственного «што-действия явлений естества, все более и более далеко отстоящим от субъективных детерминант, органичных человеческому типу жизни.Естественные (телесно-природные, вызванные к бытию становлением космических сил) средства реализации этих механизмов принимаются при этом за основание и «цели» организменных реакций на... всегда внешние патогенные факторы. Онто-логия медицинской теории оборачивается морфо-логией (и патоморфо- логией), физио-логией (и лоотофизио-логией), гисто-логией, цито-логией, а им — в качестве компендиума знаний о механизмах осуществления взаимодействий естества — сопутствуют физика, биофизика, химия, биохимия, молекулярная биология и другие науки, фундаментальные любому объектному знанию.
Таков и для медицины неизбежный результат исторического процесса — процесса формирования логики теоретического мышления в европейском рационализме, изначально обслуживающем процесс превращения мертвых сил природы в средства производства и воспроизводства физической жизни человека. Именно он и по сей день оборачивается прежде всего предпосылкой любого естественнонаучного (медицинского в частности) исследования и понимания собственного предмета. Но это же и результат понимания идеально-всеобщего (им характеризуется самая суть сознания) в его отношении к пространственной телесности природы: сознание, психика, душа индивида и духовность культуры людей в развитие данной предпосылки либо — артефакт телесных взаимодействий, либо — субстанциально иное начало, но и в том и в другом случае — нечто отдельное, особенное, так или иначе противопоставленное причинносообразному миру Тела Природы и телу человека.
Философам Нового и Новейшего времени, вынужденным самой логикой науки этих времен разводить идеальное и материальное в качестве разных сил творения реалий Бытия — субъективно-духовных и природно-телесных, приходилось искать ответ на главный свой вопрос либо в естественнонаучных штудиях, экспериментально проверяющих взаимодействие психических и физических процессов, либо в вере и мистике.
Так и философия медицины (иными словами: попытки выявить логику построения ее предмета) формировалась на основе тех же бытийных предпосылок в тех же объективных мыслительных формах.В этом, три столетия тому назад еще новом, способе существования человека объективно противопоставились друг другу (оставаясь, впрочем, при своем естественном единстве в факте бытия индивида), собственно телесные потребности и способности и так называемые «духовные запросы» — вся область душевной жизни, т.е., телесная сторона жизни индивида получала и получила самостоятельный статус не только в теории (и даже прежде всего — не в теории), и тем более — уж никак не в результате односторонности теоретика новой формации, а раньше и вполне бытийно: изначально рыночная, а затем и особенно индустриальная (техногенная) цивилизация построена на обособлении друг от друга производства и расширенного воспроизводства идей (а, тем самым — и духовных потребностей в них) от производства и еще более расширенного воспроизводства вещей (и потребностей в них, потребностей физических, орга- низменных).
Их располюсование определялось и закреплялось не только объективным расчленением двух сфер творчества (материального и духовного), не только реализующим себя во всех проявлениях человеческой жизни механизмом отчуждения труда и в той, и в другой из названных сфер, но и практиками обучения и воспитания, господствующими как в спонтанных, так и в институциональных своих формах. Что огопъ-таки по сей день и осуществляется в массовом масштабе всеми социальными формами народного образования: физико-математические, естественнонаучные и технические вузы, как и гуманитарные, только завершают собой базовую (школьную) одностороннюю ориентацию навыков работы ума у детей и подростков либо на развитие рассудочной (так называемой интеллектуальной), либо на развитие эмоциональнообразной (так называемой гуманитарной) деятельности.
Поэтому в таком (надо надеяться, не вечном) способе существования человека для него самого обособляются его физиология и мир его души. А для теоретика реальное (как я надеюсь показать) единое основание физиологии и патологии — психосоматическое тождество его осознанного бытия, редуцируется в организменные реализации в телесной жизни человека биологических, а затем и биохимических, физических и всех других инвариантов бытия природы, якобы формирующих и детерминирующих психику человека.