§ 6.4. Расселение в эпоху развитого Средневековья (X-XII вв.).

Итак, представляется обоснованным предположение о том, что аланское население Кисловодской котловины V-VIII вв. представляло собой нечто наподобие «племенного королевства» Северной Европы - относительно однородного в социальном плане предгосударственного или раннегосударственного образования с признаками появляющейся и усиливающей свое влияние воинской элиты, отразившимися в погребальных (Коробов, 2003.

P. 17). Как уже отмечалось выше, подобное явление прослеживается в раннесредневековой поселенческой археологии Юго-Западной Германии (Bucker, Hoeper, 1999. P. 452), Нидерландов (Roymans, Theuws, 1999.

Вероятно, не обошли стороной эти процессы и аланское население Северного Кавказа. Однако, в Кисловодской котловине они следов не оставили. Напротив, картина плотного освоения здесь резко меняется с исчезновением аланского населения в середине VIII в., когда на смену катакомбной традиции погребений приходит традиция захоронений под скальными навесами. Вместе с изменением погребальной практики меняется техника домостроительства, прослеженная на двух основных укрепленных поселениях, подвергавшихся систематическим раскопкам - Указатель и Горное Эхо. Так, на обоих памятниках на смену более ранним постройкам, отличающимся высоким качеством каменной кладки и датирующимся VI-VII вв., приходят более поздние (VIII-IX вв.), когда основные сооружения предшествующего периода были разрушены, а на их месте возникли грубо построенные круглоплановые сооружения на каменном цоколе (так называемые «юрты») (Ковалевская, 2005. С. 125-129; Аржанцева, 2007. С. 7684). По мнению В.Б. Ковалевской, датирующей группу поздних катакомбных захоронений окрестностей Кисловодска VIII-IX вв. (Ковалевская, 2005. С. 159, 165), появление нового типа захоронений под скальными навесами и новой техники домостроительства может говорить, скорее, о включении некоторого количества иноэтничного населения в состав аланского населения Кисловодской котловины, а не о полной его смене (Аржанцева, 2007. С. 84). Однако, другие исследователи древностей рассматриваемого микрорегиона единодушны во мнении о практически полном исчезновении катакомб со второй половины VIII в. (Афанасьев, Рунич, 2001. С. 22-53; Гавритухин, 2001; Малашев, 2001. С. 22-26).

где встречаются наиболее ранние погребения данного типа (Афанасьев и др., 2004. С. 53; Коробов, 2004а. С. 87). Здесь известно восемь подобных могильников

(Эшкаконский 1-6, 11 и 24, №№ 731-738 по каталогу памятников Кисловодской

2

котловины) .

327, 334-337, 382, Катыхинские 1-4; № 442, Замковый), а также занимают, по всей видимости, заброшенные укрепленные поселения в долинах Подкумка (№ 113, Острый Мыс; № 915, Уллу-Дорбунла), Березовая (№ 792, Мосейкин Мыс 1) и Кабардинка (№ 172, Кабардинка). Следы их пребывания на раннесредневековых укреплениях визуально не фиксируются и могут быть получены лишь в ходе раскопок большими площадями, как это и было установлено на Указателе и Горном Эхо.

Впоследствии ситуация с заселением Кисловодской котловины вновь меняется в X в. с появлением аланского населения, устраивавшего обширные катакомбные могильники. Исследуемый микрорегион вновь наполняется значительным количеством жителей, принесших с собой, однако, кардинально другую модель обитания. Данный период - X-XII вв. - не является предметом моих специальных интересов, однако он важен для рассмотрения вопроса об эволюции системы расселения алан в окрестностях современного Кисловодска.

К X-XII вв. относится четыре укрепленных и 16 неукрепленных поселений, а также десять могильников из катакомб, каменных ящиков, склепов, гробниц и скальных камер (рис. 264). Бросается в глаза, что практически все они, за исключением городища Указатель, приурочены к основной водной артерии Кисловодской котловины - р. Подкумок - и располагаются на расстоянии 5-6 км друг от друга, образуя крупные поселенческие центры. Таких центров всего пять (Уллу-Дорбунла, Рим-Гора, Указатель, Кольцо-Гора и Долина Очарования), но они занимают значительные площади от 10 до 130 га и сопровождаются обширными могильниками из катакомб и других погребальных сооружений

² Здесь и далее используются номера памятников, приводимые в каталоге древностей Кисловодской котловины (Афанасьев и др., 2004).

(Рунич, 1970; Рунич, Михайлов, 1976; Рунич и др., 1983; Афанасьев и др., 2004. С. 120, 125; Ковалевская, 2005. С. 125-129).

Для выяснения особенностей системы расселения алан Кисловодской котловины в развитое Средневековье были применены те же процедуры пространственного ГИС-анализа, описанные в Главе 2. Первоначально осуществлялось разделение территорий вокруг поселенческих центров методом построения полигонов Тиссена на середине расстояния между ними с учетом энергетических затрат при движении по пересеченной местности (Cost Distance Analysis). При этом полигоны строились с ограничением расстояния в 10 км, что эквивалентно двум часам движения по ровному ландшафту (рис. 265).

Использование большего радиуса для определения границ ресурсной зоны поселений развитого Средневековья по сравнению с местами обитания предшествующего периода представляется оправданным, если принять во внимание большие размеры самих поселений X-XII вв. Так, например, установлено, что ресурсные зоны вокруг римских городов лежали в радиусе примерно 15 км (Bintliff, 1998. Fig. 17).

Затем были построены карты движения вокруг поселенческих центров на расстояние, эквивалентное прохождению 5 км по ровной местности в качестве потенциальной ресурсной зоны земледелия крупных поселений городского типа (Wilkinson, 1989. P. 44; Bintliff, 2000.

В результате была получена следующая статистическая информация (Таблица 35). Равномерное размещение поселений X-XII вв. в пределах Кисловодской котловины приводит к близким значениям потенциальной хозяйственной зоны вокруг них, которое колеблется в пределах 12970-19309 га. Примечательно, что подобные размеры территорий и их расположение в пространстве характерны, например, для византийских сельских поселений XXIV вв., когда доминируют крупные поселки с хозяйственной территорией в 1520 кв. км, расположенные на расстоянии в 4-5 км друг от друга (Laiou, 2005. P. 43). Минимальные значения площади ресурсной зоны поселений X-XII вв. в Кисловодской котловине относятся к городищу Указатель, максимальные - к комплексу поселений в Долине Очарования. Это же наблюдение касается и моделируемых пахотных угодий вокруг поселений - их площадь составляет около 3000-4500 га и соотносится с предполагаемыми пастбищно-сенокосными как 2030% к 70-80% (Диаграмма 31), что соответствует равнинной модели хозяйствования Дагестана (Османов, 1992. С. 43). Подобные

сельскохозяйственные территории способны прокормить на одном поселении примерно от 600 до 900 семейств из расчета по 5 га пахотных угодий на одно хозяйство или от 250 до 370 семейств из расчета по 12 га. Следует оговориться, что данные расчеты, используемые для моделирования системы расселения в раннем Средневековье, могут отличаться при подсчете населения развитого Средневековья, поскольку переход от двухполья к трехполью, предполагаемый у алан Северного Кавказа в X-XII вв. (Тургиев, 1968. С. 264), увеличивал используемые в сельскохозяйственном обороте площади примерно в два раза (Шеуджен и др., 2001. С. 128-129). Поэтому те же по площади пахотные угодья были способны прокормить большее количество населения, с чем можно связать его многочисленность в рассматриваемый период, отмечаемую В.А.

Обширные территории вне пределов потенциальных пахотных полей были способны содержать достаточно крупные стада животных - примерно от 2500 до 4000 голов в пересчете на крупный рогатый скот на каждом из пяти поселений. Это дает расчет от 3,0-5,4 до 7,2-13,1 голов на одно домохозяйство или от 0,3-0,5 до 1,4-2,6 головы на одного потенциального обитателя (Таблица 35). Последние цифры выглядят более приближенными к данным по этнографии народов Северного Кавказа (Османов, 1977б. Табл. 1; Шаманов, 1985. С. 135; Калоев, 1993. С. 58) и в целом сопоставимы со сведениями, приводимыми швейцарской исследовательницей Р. Эберсбах (Ebersbach, 2007. Abb. 2).

Любопытно, что следы земледельческой активности, по всей видимости, присутствуют в окрестностях многих памятников X-XII вв. Речь идет о многочисленных наделах в виде узких длинных террас второго типа, аналогичных пахотным террасам (strip lynchets). Сам тип подобных угодий, устроенных с помощью тяжелого плуга с отвальным механизмом, по мнению большинства авторов, свидетельствует о возникновении подобных наделов именно в развитом Средневековье (Raistrick, Chapman, 1929. P. 181; Curwen, 1946. P. 49, 63, 70; Taylor, 1966. P. 279-280; Fowler, Evans, 1967. P. 295; Hedeager, 1992. P. 202; Fowler, 2002. P. 196-197). В пользу того, что пахотные террасы окрестностей Кисловодска устроены именно при помощи тяжелого плуга, говорит присутствие S-видного изгиба на конце многих террасных наделов, образовавшегося в месте разворота плужных механизмов, передвигаемых упряжкой из нескольких пар быков или волов (рис. 191, 1, 2) (Bowen, 1961. P. 12; Wood, 1961. P. 449; Taylor, 1975. P. 82; Hall, 1994. P. 94; Борисов, Коробов, 2013. С. 112, 134, 205. Рис. 74, 1, 2). О бытовании подобных пахотных орудий у алан X-XII вв. говорит находка чересла на городище Адиюх в Карачаево-Черкесии (Минаева, 1960а. С. 270; Кузнецов, 1971. С. 52-57). Наконец, анализ аэрофотосъемки позволяет заключить, что практически все обнаруженные на аэрофотоснимках пахотные террасы данного типа располагаются в ближайших окрестностях крупнейшего поселения котловины X-XII вв. - городища Рим-Гора (Афанасьев и др., 2002. С. 67-68; 2004. С. 70-71). В пределы моделируемых пахотных угодий этого городища попадает 36 из 90 участков террасирования второго типа общей площадью 341,5 га. Еще 25 участков общей площадью 211,4 га располагаются за пределами моделируемой зоны пашни, но в границах ресурсной зоны Рим-Горы. 15 участков площадью 96,2 га лежат внутри потенциальной зоны пашенного земледелия городища Указатель. В совокупности этот составляет 84% всех участков террас второго типа, дешифрируемых с помощью аэрофотосъемки.

Таким образом, помимо косвенных аргументов в пользу возникновения и использования пахотных террас в X-XII вв. - времени появления и

распространения тяжелого плуга с отвальным механизмом (Минаева, 1960а. С. 270; Кузнецов, 1971. С. 52-57) - имеются наблюдения над формой террас и данные пространственного анализа, которые говорят в пользу того, что яркие следы пахотного земледелия в Кисловодской котловине относятся к развитому Средневековью. Посмотрим, что дают нам данные наших почвенноархеологических исследований.

Прежде всего, мы провели достаточно детальное обследование потенциальной сельскохозяйственной зоны одного из крупнейших памятников X-XII вв. - городища Уллу-Дорбунла (Борисов, Коробов, 2013. С. 127-132). Результаты проведенных исследований позволяют следующим образом реконструировать сельскохозяйственное освоение окрестностей этого поселения эпохи раннего и развитого Средневековья (рис. 188). В эпоху позднего бронзового века практически вся территория испытывала антропогенное влияние. Однако, кобанское земледелие здесь, как и в целом на западе Кисловодской котловины, было непродолжительным. Вероятнее всего данная территория осваивалась в период становления кобанской земледельческой культуры в регионе. Затем, по каким-то причинам, данный участок был заброшен, и к середине I тыс. до н.э. здесь восстановился естественный растительный покров, территория была задернована, что и позволило почвам безболезненно пережить «Кобанскую палеоэкологическую катастрофу».

В I тыс. н.э. аланское население, найдя почвенный покров данного участка вполне подходящим для сельскохозяйственного освоения, обрабатывало территории, прилегающие к укрепленному поселению на мысу, свидетельством чему являются многочисленные фрагменты керамики в почвах практически всех разрезов (рис. 240). Характерно, что в зону освоения V-VIII вв. не входили склоновые участки, даже если мощность почвенного слоя и плодородие почв волне позволяло вести распашку этих мест. По-видимому, стереотипы и принципы выбора земледельческих угодий в раннем Средневековье не допускали освоение склонов крутизной более 5-10°.

Что касается земледелия в X-XII вв., то его площади были весьма ограничены. Лишь в двух почвенных разрезах были обнаружены достаточно представительные серии керамики этого времени (разрезы Б-305 и Б-310), что не дает оснований говорить о наличии земледельческой зоны как таковой. Тем более, если учесть масштабы самого поселения Уллу-Дорбунла, одного из крупнейших памятников развитого Средневековья в регионе. Примечательно также, что во всех разрезах было обнаружено лишь два фрагмента сосудов с рифлеными стенками - наиболее характерного признака керамики X-XII вв. (рис. 113, 14, 18).

Таким образом, складывается парадоксальная ситуация: на вполне плодородных почвах, прилегающих к крупному поселению с большим количеством населения, практически не выявляются признаки земледельческой активности. Объяснений этому может быть несколько.

С одной стороны, можно предполагать изменение агротехники в X-XII вв. и более экстенсивный ее характер. Не исключено, что в этот период была утрачена традиция внесения в почву органических удобрений и бытовых отходов, в результате чего в почву перестала поступать керамика. С другой стороны, нельзя исключать возможность изменений в организации животноводческой отрасли: удаленность от поселения мест содержания скота, либо круглогодичное содержание животных на подножном корме. В таком случае исключается сама

возможность накопления навоза и, соответственно, использование его в качестве

удобрений. Имеется также третья возможность объяснения факта отсутствия керамики X-XII вв. в разрезах в зоне потенциального земледелия - существование отдельных построек для содержания скота при поселениях этого времени, где, напротив, накапливали навоз для вывоза на поля, но при этом в него попадало минимальное количество бытовых отходов, в том числе фрагментов разбитых сосудов. Здесь следует подчеркнуть данную возможность как прямо противоположную той, которая предполагается нами для объяснения большого количества керамики кобанской культуры в окультуренных почвах котловины (Борисов, Коробов, 2013. С. 191) - отсутствие керамических фрагментов на полях может говорить о большем количестве вносимых удобрений, а не об их отсутствии, и наоборот, присутствие большого количества керамики может говорить о нехватке органических удобрений в виде навоза (O'Connor, Evans, 2005. P. 245). Подобная ситуация, например, прослеживается при исследовании средневековых угодий в Англии, где также отмечается, что удобрение полей в Средневековье не приносило такого же количества керамики, как в доисторическое и римское время (Wilson, 1976. P. 46).

Все три варианта предполагают, тем не менее, факт обработки почвы. Но ведь ее могло и не быть. И есть ряд признаков, которые говорят в пользу именно этого предположения. В первую очередь это размеры поселения, прослеживаемая в настоящее время площадь которого составляет около 14 га. Для того чтобы обеспечить продуктами растениеводства все население этого крупного поселка, едва ли хватило бы всех прилегающих к нему ровных участков ландшафта. По крайней мере, следы земледелия должны обнаруживаться повсеместно, а этого не наблюдается. Второй аспект связан с достаточно высокой мощностью почвенного профиля даже на потенциально эрозионно-опасных участках. Если предположить их распашку, то следовало бы ожидать значительных потерь мелкозема и сильного сокращения мощности почвенного слоя, чего также не выявлено. Напротив, почвы во многих разрезах можно рассматривать как эталонные, не испытавшие никакого антропогенного воздействия, что само по себе редкость для этого столь плотно и постоянно заселенного региона.

Не прояснила ситуацию с земледелием развитого Средневековья и серия почвенных разрезов в пределах потенциальной земледельческой зоны Рим-Горы - самого крупного поселения X-XII вв. на территории Кисловодской котловины (Борисов, Коробов, 2013. С. 132-134) (рис. 268). Было заложено несколько разрезов (Б-320 - Б-322) на удалении около 1 км от поселения на вполне пригодных для обработки пологих склонах крутизной менее 5°, которые успешно использовались в качестве пашен в советское время. В рельефе при визуальном осмотре территории не было выявлено следов террасирования. Мощность почвенного слоя во всех случаях составляла 20-40 см. Керамический материал в небольших количествах был представлен только в разрезе Б-320, где было обнаружено 2 фрагмента кобанской керамики и 6 фрагментов аланской. Единичный фрагмент керамики, которую можно было бы связать со временем существования Рим-Горы, присутствовал только в одном случае - в разрезе Б-322.

Там же, в непосредственной близости от городища Рим-Гора, нами был исследован комплекс террас второго типа на слоне северной экспозиции (рис. 268). Данный террасный комплекс прорезает грунтовая дорога, вскрывающая несколько крупных террас. В 2012 г. была выполнена зачистка вреза дороги и исследованы свойства почв одной из террас (разрезы Б-343 и Б-343-1). В почвенном профиле террасы выделяется горизонт погребенной почвы кобанского времени, в котором обнаружено 20 фрагментов керамики, что может однозначно свидетельствовать о земледельческом освоении данной территории в эпоху поздней бронзы. Поверх этого слоя погребенной почвы залегает слой гумусированного делювия. В нем обнаружено 15 фрагментов керамики I тыс. н.э., что указывает на использование данной территории в аланскую эпоху в качестве пахотных угодий. Сами террасы второго типа были нарезаны в слое делювия, перекрывающего погребенную почву кобанского периода. Аналогичная ситуация была прослежена нами на террасах в Воровских Балках (Борисов, Коробов, 2013. С. 115-120). Следует отметить, что на конце некоторых террас возле Рим-Горы хорошо заметен сохранившийся S-образный изгиб, устраиваемый для облегчения разворота пахотного орудия (рис. 191, 2).

Таким образом, при проведенных нами почвенно-археологических исследованиях в пахотных слоях террас второго типа не обнаружено ни единого фрагмента керамики, достоверно относимого к X-XII в. Вполне вероятно, что невыразительные фрагменты лепной или подправленной на круге керамики аланской культуры не позволяют однозначно датировать ее исключительно в пределах I тыс. н.э. - часть фрагментов может относиться и к более позднему времени. Тем не менее, следует признать, что в настоящий момент у нас нет ответа на один из основных вопросов о времени возникновения и использования пахотных террас в Кисловодской котловине.

Однако, несмотря на сложности с выявлением следов сельскохозяйственной деятельности в окрестностях поселений развитого Средневековья, сам факт существования этой деятельности не вызывает сомнений, поскольку сами поселения несут следы пребывания на них значительного количества населения. Здесь на первом месте стоит городище Рим-Гора (кат. № 86), площадь скального останца которого составляет 13,5 га. Однако следы обитания имеются и у подножья этого останца, вероятно, выполнявшего роль цитадели и места проживания элиты. Размеры открытого поселения вокруг Рим-Горы оценивались А.П. Руничем и Н.Н. Михайловым в 115-117 га (Рунич, Михайлов, 1976. С. 165). Таким образом, совокупная площадь этого громадного поселенческого центра, составляющая около 130 га, позволяет ориентировочно предположить здесь проживание около 6,5 тыс. человек. Разумеется, данные расчеты являются весьма приблизительными и, к сожалении, уже вряд ли могут быть проверены, поскольку практически вся площадь поселения в настоящий момент застроена селением Учкекен. При равномерном заселении скального останца количество его обитателей могло составлять около 675 человек. При этом, потенциальные пахотные угодья, рассчитанные с помощью пространственного ГИС-анализа, способны прокормить от 365 до 875 малых семей (Таблица 35) или примерно от 1800 до 4400 человек. Очевидно, между этими значениями и скрывается реальное количество обитателей Рим-Горы. Однако, количество населения, рассчитанное С.Н. Савенко по плотности захоронений на катакомбном могильнике в окрестностях Рим-Горы, составляет порядка 5700-6000 чел. Аналогичные расчеты дают примерное количество населения на поселенческом центре в районе Кольцо- Горы, составлявшем 1150-1200 чел. (Савенко, 1989. С. 15-16), что примерно в полтора раза больше минимального моделируемого количества населения, способного прокормиться с окрестных угодий (Таблица 35).

Площадь укрепления Указатель (кат. № 106), расширившегося в X-XII вв. до 10 га (Ковалевская, 2005. С. 129), при использовании тех же расчетов (50 чел./га), могла вмещать порядка 500 человек. Ресурсная зона этого поселения способна прокормить в два-три раза больше народа (Таблица 35).

Наиболее детальные работы были проведены нами на укреплении и поселении Уллу-Дорбунла (кат. № 66). Приведем основные результаты этих исследований.

Важнейшей основой для проведения полевого обследования городища Уллу-Дорбунла послужило компьютерное дешифрирование аэрофотоснимков памятника, сделанных в июне 1975 г. (Приложение II. Табл. 44, 2). Оно позволило выявить описанные А. П. Руничем две линии укреплений в виде стен, устроенных поперек мыса (Приложение II. Табл. 44, 2А; 46, 1А, 2А), храмовую постройку, представляющую прямоугольное сооружение, ориентированное по линии запад- восток, с апсидообразным закруглением восточной стены (Приложение II. Табл. 44, 2Б; 46, 1Б, 2Б; 289, 1) и обширную область в южной части мыса, занятую постройками и погребальными сооружениями (Приложение II. Табл. 44, 2В; 46, 1В, 2В). Данные сооружения были нанесены на топографический план городища в виде отдельных ареалов (Приложение II. Табл. 44, 3; 45), более подробное описание которых приводится в каталоге рассматриваемых памятников Кисловодской котловины. Кроме того, на аэрофотоснимке видна современная дорога, поднимающаяся на городище из долины Подкумка (Приложение II. Табл. 44, 2Г; 46, 1Г, 2Г), а также территория, занятая нижним поселением (Приложение II. Табл. 44, 2Д; 46, 2Д).

Основной интерес для расчетов количества населения, обитавшем здесь в X-XII вв., представляет обширное неукрепленное поселение, занимающее площадку к югу от трех крепостных стен и сохранившейся в виде вала четвертой стены (Приложение II. Табл. 44, 2-3, 45). Здесь зафиксировано семь ареалов построек и шесть ареалов погребений, которые прослеживаются на аэрофотоснимках и идентифицируются на поверхности памятника за счет каменных развалов, оставленных нетронутыми во время покосов (Приложение II. С. 90-92. Табл. 44, 3; 45). Следует отметить, что постройки на аэрофотографии распознаются лучше за счет более крупных размеров и высоты каменных развалов, тогда как выделение ареалов погребений по данным снимка представляется весьма гипотетическим и нуждается в проверке в ходе будущих раскопок. Кроме того, зафиксирован ряд пятен, напоминающих каменные наброски от погребений, между стенами 2 и 3, а также 18 отдельных строений, которым были присвоены порядковые номера (Приложение II. Табл. 44, 3). Обобщенные данные о размерах развалов этих сооружений, нанесенных на инструментальный топографический план городища (Приложение II. Табл. 45), приводятся в Таблице 15. Следует отметить, что сопоставление обмеров каменных развалов, проведенных в поле с помощью рулеток, с вычисленными

площадями построек, дешифрируемых на аэрофотосъемке, дает неплохие

2

результаты. В четырех случаях имеется существенное расхождение в 116,5-140 м наблюдаемой в поле площади каменных развалов построек №№ 1, 3, 13 и 14 по сравнению с их площадью, вычисленной с помощью инструментов ГИС по

данным дешифрирования аэрофотоснимка. В остальных случаях разница в

₂

вычисленных площадях составляет 13-69,5 м . Разумеется, речь идет о площадях, видимых на поверхности каменных развалов, дающих лишь первичное представление о реальных размерах помещений.

Таким образом, на территории городища Уллу-Дорбунла по данным дешифрирования аэрофотосъемки и полевых обследований располагается около 120 каменных построек разной формы и площади.

Судя по результатам дешифрирования, постройки на поселении Уллу- Дорбунла не образуют четкой планировки, а сгруппированы в несколько ареалов. Примечательно, что между этими ареалами прослеживаются группы погребений, распознаваемые по сохранившимся на поверхности каменным наброскам. Не исключено, что ареалы построек представляют собой патронимические кварталы, образовавшиеся как отдельные поселки вокруг первоначального жилого дома, что имеет аналогии в кавказской этнографии (Робакидзе, 1968б. С. 97; Афанасьев, 1978. С. 5, 6). Подобные кварталы могли сопровождаться родовыми кладбищами. Если принять эту гипотезу, то можно предположить, что на городище Уллу- Дорбунла на заключительном этапе его существования располагалось семь патронимических кварталов. Разумеется, подобные предположения нуждаются в проверке в ходе более детального изучения городища.

Предварительный анализ площади картографированных с помощью

аэрофотосъемки построек показывает серьезный разброс значений - от 39,3 до

2

807 м . При этом подавляющее большинство построек (90 из 119) небольшие по

2 2

площади: 34 постройки имеют площадь менее 100 м , 56 - от 100 до 250 м . 23

22

постройки имеют площадь от 250 до 500 м , 6 построек - более 500 м . Интересно проследить пространственное распределение разных по площади построек (Таблица 36). Так, наименьшие по площади постройки группируются в ареале 1 (31) и 5 (11), а наиболее крупные - в ареале 7 и между ареалами. При этом из шести самых крупных построек три расположены отдельно (№№ 3, 7 и 8), две - в ареале построек 7 (№№ 4 и 119) и одна в ареале 5 (№ 79) (Приложение II. Табл. 44, 3). Все они, кроме постройки № 3, представляют собой многокомнатные сложные сооружения. Небольшие по площади постройки, напротив, в основном однокамерные, насколько можно судить по данным аэрофотоснимка. Такие постройки характерны для периода развитого Средневековья на Северном Кавказе. Так, В.Б. Ковалевская отмечает преобладание однокомнатных построек площадью 33-35 м², расположенных группами на городище Указатель (Ковалевская, 2005. С. 129). Подобные небольшие по площади однокомнатные постройки найдены на поселении Узун-Кол (Минаева, 1960б. С. 205). Они же доминируют на городище Нижний Архыз, судя по плану участка, занятого Зеленчукским мужским монастырем и реконструированного В.А. Кузнецовым по рисунку в альбоме Д.М. Струкова (Кузнецов, 1993б. Рис. 5). В.А. Кузнецовым были там же раскопаны несколько крупных многокомнатных сооружений, состоящих из жилых и хозяйственных помещений (Кузнецов, 19936. С. 27-45, 5275. Рис. 6). Обращает на себя внимание присутствие на аэрофотоснимке построек с примыкающими к длинной стене небольшими помещениями (постройки №№

27, 29, 70, 78, 97, 109, 111, 117, 119: см. Приложение II. Табл. 44, 3). Эти

2

пристройки напоминают здание А с «крыльцом» (общая площадь 68 м), раскопанное В.А. Кузнецовым на усадьбе II Нижнего Архыза (Кузнецов, 1993б. С. 65, 67. Рис. 40, 42), однако для подтверждения этого наблюдения требуются археологические раскопки. Присутствие на поселениях X-XII вв. небольших по площади однокомнатных построек и сложных многокомнатных сооружений зафиксировано на плане верхнего городища Кяфар, опубликованном И.А. Аржанцевой (2007. Рис. 7, 7). В целом же следует отметить, что реконструированные по данным аэрофотосъемки постройки городища Уллу- Дорбунла имеют аналогии как по планировке, так и по площади с нижнеархызскими постройками.

Можно попытаться смоделировать количество населения, которое могло обитать на городище Уллу-Дорбунла при допущении, что все видимые на аэрофотоснимке постройки существовали одновременно.

Принимая за основу площадь обитания в 8 кв. м на одного жителя (возможно, слегка завышенную), мы получаем максимальное количество обитателей городища Уллу-Дорбунла в 2970 человек, проживающих в постройках общей площади 23 770 м². Однако нами в данном случае принимаются за основу не площади пола жилых сооружений, а площади каменных развалов всех построек без учета их функциональной принадлежности. Поэтому полученное таким образом количество обитателей городища представляется неправомерно большим. Можно скорректировать расчет площади построек за счет анализа пространства внутри видимых на поверхности развалов каменных стен,

распознаваемых на аэрофотоснимке. Было картографировано 133 помещения

₂

площадью от 34 до 530 м ; скорректированная общая площадь помещений составляет 13 570 м², а максимальное количество потенциальных обитателей в этом случае могло бы составить немногим более 1690 человек. Разумеется, и это количество населения представляется завышенным, поскольку не все помещения использовались как жилые.

Потенциальное количество обитателей поселения, рассчитанное по его общей площади, дает следующие результаты. Суммировав площади ареалов построек на городище Уллу-Дорбунла, мы получаем общую площадь жилой части поселения в 2,9 га. На этой территории могло проживать от 145 до 590 человек при оценке количества населения на гектар жилого пространства от 50 до 200 человек. Однако площадь поселения Уллу-Дорбунла не ограничивается ареалами построек, видимых в настоящее время на поверхности - об этом говорят результаты шурфовки укрепленной части поселения. Если принять общую площадь городища с остатками архитектурных сооружений за основу подобных расчетов (14 га), то минимальное число его обитателей составит 700 человек, а максимальное - 2800.

Наконец, моделирование потенциальной ресурсной зоны вокруг городища Уллу-Дорбунла дает нам разброс от 300 до 750 домохозяйств, способных прокормиться с окрестной территории (Таблица 35), что составляет от 1500 до 3750 человек и представляется, безусловно, завышенным количеством, в особенности принимая во внимание результаты почвенно-археологических исследований в окрестностях городища, которые на настоящий момент не позволили достоверно очертить обрабатываемые в X-XII вв. пахотные земли.

Таким образом, представляется возможным реконструировать разными способами потенциальное количество обитателей городища Уллу-Дорбунла в период его расцвета, приходившегося на эпоху развитого Средневековья (X-XII вв.), в 500-1500 человек. Близкие показатели количества жителей от 740 до 1780 человек предполагаются И.А. Аржанцевой для населения другого крупного поселения развитого Средневековья, расположенного в Карачаево-Черкесии - городища Кяфар (2007. С. 85). Данное количество населения представляется вполне обоснованным, если сравнить его с населением более крупных городских центров северокавказских алан - например, Нижнего Архыза, число обитателей

которого, по мнению В.А. Кузнецова, составляло от 2 до 5 тыс. человек (Кузнецов, 1993б. С. 260), или уже упоминавшейся выше Рим-Горы с рассчитанным числом жителей в 5,7-6 тыс. человек (Савенко, 1989. С. 15-16). Налицо существование в Кисловодской котловине крупных поселенческих центров X-XII вв., напоминающих по своим размерам и функциональным особенностям средневековые города (Кузнецов, 1992. С. 226-229).

Таким образом, представляется оправданным рассматривать систему расселения алан Кисловодской котловины в X-XII вв. как ярко выраженную сгруппированную (англ. nucleated) (рис. 269), при которой население сконцентрировано в нескольких крупных поселенческих центрах. Система

хозяйствования в это время, скорее всего, соответствует варианту «в» модели М. Риддерспорре (Riddersporre, 1999. P. 173-174; Fig. 10), при которой предполагается совместное проживание и индивидуальная обработка окружающих сельскохозяйственных угодий (рис. 14).