§ 4.2. Хронологические рамки исследования и проблема синхронности рассматриваемых памятников.

Как было показано выше в разделе Главы 3 с основными характеристиками памятников Кисловодской котловины разных эпох, без сомнения, периодом наиболее плотного заселения Кисловодской котловины является эпоха раннего Средневековья (Reinhold, Korobov, 2007.

эпохе раннего Средневековья и датируемых V-VIII вв., следует понимать эти даты как предварительные и носящие условный характер. Они являются крайними вехами определенного исторического процесса. Учеными уже обращалось внимание на то, что аланы, для которых характерно устройство катакомбных захоронений, по-видимому, массово заселяют Кисловодскую котловину в середине V в. н.э. и исчезают из нее где-то в середине VIII в. н.э., когда их сменяет население, практикующее обряд захоронений под скальными навесами (Кузнецов, 1962. С. 76; 1992. С. 217; Ковалевская, 1984. С. 156; Рунич, 1988; Афанасьев, Рунич, 2001. С. 22-23; Афанасьев и др., 2004. С. 53). Впоследствии аланы вновь появляются в котловине и оставляют там яркие погребальные и поселенческие памятники X-XII вв., материалы которых привлекаются в настоящем исследовании для сравнения.

Остановимся на проблемах датировки рассматриваемых укрепленных и неукрепленных поселений. Для дальнейшего исследования системы расселения алан в Кисловодской котловине необходимым условием является сосуществование рассматриваемых памятников во времени. Специальное внимание этому тезису уделил Г.Е. Афанасьев на страницах коллективной монографии (Афанасьев и др., 2004. С. 62-63). Здесь автор пишет об одновременности большинства известных нам укреплений окрестностей Кисловодска, которая базируется на синхронных материалах из могильников конца IV - конца IX вв. н.э., расположенных поблизости от укреплений. Данное положение подвергается сомнению В.Б. Ковалевской, которая считает, что при датировании поселений по материалам близлежащих могильников неизбежно возникает два вопроса: полностью ли отражают известные нам материалы могильника весь диапазон существования поселения, и относятся ли все известные нам разновременные могильники с различными типами погребальных сооружений, окружающие данное поселение, именно к нему и на всем временном отрезке, который они характеризуют (Ковалевская, 2005. С. 123).

Признавая справедливость этих критических положений, позволю высказать следующее соображение: на данном уровне наших знаний о поселениях окрестностей Кисловодска у нас практически нет иных аргументов датирования памятников, за исключением подъемного материала (иногда находок из шурфов) и имеющихся данных из близлежащих захоронений. В настоящий момент не приходится надеяться на точное абсолютное датирование всех или большинства поселений Кисловодской котловины эпохи раннего Средневековья. Однако некоторые аргументы в пользу их синхронного бытования можно попытаться найти.

В большинстве случаев единственными находками на поселенческих памятниках являются керамические фрагменты, обнаруженные в виде подъемного материала или ограниченных по площади раскопок (шурфовок). Они характеризуются преобладанием серо-коричневой цветовой гаммы, крупными примесями кварца и твердым черепком.

Не являясь специалистом в области изучения керамики, я остановлюсь лишь на самых общих ее характеристиках. Всего в качестве подъемного материала и находок из шурфов и почвенных разрезов за годы работ Кисловодской экспедиции ИА РАН было обнаружено около 7700 фрагментов посуды I тыс. н.э. Цвет внешней поверхности прослежен для более чем 7300 фрагментов. Значительное количество из них (2860 ф-тов, 38,9 %) отличались коричневой гаммой цвета поверхности от светло- до темно-коричневого.

Примерно столько же (2891 ф-т, 39,4 %) имели серую гамму цвета от светло- до темно-серого. Красный оттенок внешней поверхности черепков характерен для 324 фрагментов (4,4%), черный - для 1085 фрагментов (14,8%). Гораздо меньше черепков с розовым (100 ф-тов, 1,4%), зеленоватым (77 ф-тов, 1%) и бежевым (6 ф-тов, 0,1%) цветом черепка.

В качестве отощителей в тесте сосудов используется песок, видимый в виде включений слюды, дресва достаточно крупных размеров (включения кварца могут достигать нескольких миллиметров), ракушечник, органические примеси. Практически отсутствуют визуально различимые примеси шамота. Однако данные наблюдения предварительны и требуют дополнительного анализа специалистов. По своим размерам примеси могут быть разделены на мелкие (слабо различимые визуально), средние и крупные.

Подавляющее большинство обнаруженных фрагментов относится к сосудам с заглаженной поверхностью (6463 ф-та, 84,1%). Гораздо реже встречаются сосуды со следами лощения (797 ф-тов, 10,4%), ангоба или сочетания ангоба и лощения (265 ф-тов, 3,4%), с поверхностью, покрытой глубоким частым рифлением (159 ф-тов, 2,1%).

Последний способ обработки поверхности можно считать разновидностью орнамента. Особенностью рассматриваемой керамики является относительная редкость орнаментов - ими обладает не более 18,3% проанализированных фрагментов. Среди встречающихся орнаментов более половины (897 ф-тов) представляют собой лощеные полоски (63,8% от общего числа орнаментированных фрагментов), реже встречаются налепные валики (239 ф-тов, 17%), прорезные, прочерченные или вдавленные линии (265 ф-тов, 18,8%). Изредка попадаются венчики кухонных сосудов с орнаментом в виде косых наколов по краю (30 ф-тов, 2,1%).

Львиная доля рассматриваемого материала представлена фрагментами стенок сосудов (6346 ф-тов, 82,6%). Иногда попадаются фрагменты, обработанные в виде так называемых керамических «фишек» или «кругляшей» - небольших стенок с обработанными внешними краями в виде круга или квадрата диаметром от 3 до 6 см. Таким стенок найдено 44 (0,6% от обработанного материала). Назначение их неизвестно, но встречаются они повсеместно на многих памятниках, как в шурфах, так и при сборе подъемного материала, а также в почвенных разрезах.

Гораздо реже встречаются донца (443 ф-та, 5,8%) и ручки (152 ф-та, 2,0%). В последнем случае можно практически всегда с уверенностью говорить об отнесении данных сосудов к столовым типа кружки или кувшина. Важной особенностью данного типа профилированных фрагментов является форма разреза, которая изменяется со временем. В работе В.Ю. Малашева на материалах сосудов из могильника Мокрая Балка 1 показано, что у более ранних столовых сосудов, относящихся к I этапу (V-VI вв.), преобладали круглые, полукруглые и полуовальные в сечении ручки.

Особой разновидностью ручек являются внутренние ушки у глиняных котлов, служивших кухонной посудой (Приложение II. Табл. 55, 4; 64, 7; 93, 17; 128, 1, 2). Подобная посуда - не редкость в Кисловодской котловине, ее исследованию посвящен ряд работ (Kuznecov, 1990; Афанасьев, Лопан, 1996), наиболее детальная из которых принадлежит перу О.В. Лопан (2007). Ею было выявлено несколько разновидностей форм ручек-ушек котлов, имеющих определенные хронологические закономерности. В данной работе учитываются четыре подобные находки, происходящие с укреплений Рим-Гора и Конхуторское 1, а также с поселений Малый Клин-Яр 2 и Долина Очарования 2.

Венчики (695 ф-тов) составляют 9,0% анализируемого массива керамики. По форме они в основном прямые или слегка отогнутые наружу с заостренным верхним краем (Приложение II. Табл. 10, 5-7; 11, 4; 14, 10, 11 и др.), либо резко отогнутые с плоско срезанным верхом и грибовидно отвисающей формой внешнего края, украшенного насечками или наколами (Приложение II. Табл. 14, 5; 18, 6; 23, 1-3; 25, 5 и др.). Эти две основные разновидности маркируют соответственно столовые и кухонные сосуды. Однако современное состояние изученности керамики Кисловодской котловины не позволяет делать каких-либо более детальных выводов по отдельным фрагментам венчиков. Это же касается и донцев (443 ф-та, 5,8%).

По небольшим фрагментам стенок сосудов при отсутствии профилированных частей редко удается определить тип посуды. Бесспорно к столовым сосудам можно отнести фрагменты с ручками и лощением. Гипотетически к столовым сосудам также относятся фрагменты относительно тонкостенных сосудов с толщиной черепка менее 1 см.

Понимая сложности, возникающие при отнесении фрагментированных сосудов к той или иной разновидности керамики, при статистических подсчетах было решено выделять столовую лощеную, столовую нелощеную и кухонную посуду. Вторая группа сосудов в нашем случае является самой распространенной и может в реальности относится как к столовым сосудам мелких и крупных форм (кружкам, кувшинчикам, кувшинам, мискам), так и к кухонной посуде (горшкам). Достаточно высокое качество изготовления кухонных форм кавказской керамики в раннем Средневековье уже отмечалось в литературе (Афанасьев, 2013. С. 18), поэтому не всегда удается отличить кухонную керамику от столовой при анализе простых стенок сосудов.

Процентное соотношение используемых групп керамики по-разному варьируется на разных памятниках. Проанализировав 6075 фрагментов с 24 памятников, можно высказать следующие наблюдения (Таблица 16). Столовая лощеная посуда отсутствует в ряде шурфов на укреплениях Воровские Балки 2 и 6, Арбакол 1 и 2, Беловодское 1 и во всех шурфах на поселении Медовое Правобережное 1. В остальных случаях ее количество как правило невелико и редко превышает 20%. В большем количестве (от 20 до 27%) столовая лощеная керамика присутствовала на укреплениях Подкумское 3 и 7, Уллу-Дорбунла, Конхуторское 1 и Кич-Малка 1. Наибольшее количество подобной керамики обнаружено в обоих шурфах на укреплении Мосейкин Мыс 2 (30 и 36%). Все эти памятники относятся к каменным крепостям, расположенным на скальных мысах.

Как уже говорилось выше, процент керамики, условно относимой к столовой нелощеной, как правило наивысший и составляет от 25 до 93% находок в шурфах. При этом, лишь в пяти случаях подобной керамики обнаружено менее половины (укрепления Подкумское 2 и 3, Воровские Балки 5 и 6). Любопытно, что три из четырех подобных укреплений относятся к мысовым с эскарпированными склонами. Остальные шурфы содержали значительное количество посуды, отнесенной мною к столовой нелощеной.

Кухонная керамика также выделяется со значительной долей условности, ее количество как правило существенно меньше. В 37 из 44 шурфов подобной керамики было менее половины (от 4 до 50%). В семи случаях процент кухонной керамики был выше, достигая максимума в 85-86 % (шурфы и сбор подъемного материала на укреплении Подкумское 2, Боргустанское 10 и поселении Боргустанское 4). И в этом случае все данные памятники относятся к мысовым укреплениям с эскарпированными склонами и прилегающему к одному из них поселению. Таким образом, в качестве тенденции можно сделать следующее наблюдение: на укрепленных поселениях, расположенных на скальных мысах, достаточно высокий процент нахождения столовой лощеной и нелощеной керамики при относительно небольшом количестве кухонной. Соотношение столовой посуды обоих видов и кухонной составляет здесь от 2/3 до 3/4 к 1/3-1/4. Для укреплений в виде мыса с эскарпированными склонами характерно, хотя и не всегда, противоположное соотношение типов посуды - столовая составляет здесь

Помимо керамики, на некоторых поселениях встречаются и металлические изделия. Так, в своей работе 1975 г. Г.Е. Афанасьев публикует ряд находок, сделанных на укрепленных поселениях окрестностей Кисловодска, которые надежно датируются VI-VIII вв. Это хорезмийская монета второй половины VIII в., фоллисы Юстиниана 525-565 гг., а также геральдический поясной набор VI-VII вв. (Афанасьев, 1975. С. 60. Рис. 5).

В 2001 г. при осмотре противопожарной траншеи с помощью металлодетектора на поселении Мосейкин Мыс 1 нами был сделан ряд находок, среди которых есть серия предметов, относящаяся к эпохе раннего Средневековья и имеющая узкую дату. Это серебряное кольцо-подвеска с утолщением в переднем крае рамки конца IV - первой половины V в. н.э. (Приложение II. Табл. 106, 20), рамка от железной пряжки круглой формы, с утолщением в передней части, которая может быть датирована в пределах V-VI вв. н.э. (Приложение II. Табл. 106, 21), железная пряжка с трапециевидной рамкой, с «губками» VII-VIII вв. н.э. (Приложение II. Табл. 106, 24), рамка от железной пряжки лировидной формы, также датирующаяся VII-VIII вв. (Приложение II. Табл. 106, 22). Все эти предметы находят свои аналогии в многочисленных могильниках Кисловодской котловины, с хронологией которых можно ознакомиться в работах А.К. Амброза, Г.Е. Афанасьева, В.Б. Ковалевской, И.О. Гавритухина и В.Ю. Малашева (Ковалевская, 1981; 2005. С. 151-166; Амброз, 1989; Афанасьев, Рунич, 2001; Гавритухин, Малашев, 1998; Гавритухин, 2001).

Помимо пряжек, были обнаружены и наконечники стрел. Два из них втульчатые, они могут относиться к раннему периоду сарматской культуры IV-III вв. до н.э. (Приложение II. Табл. 106, 13, 14), но скорее всего принадлежат среднесарматской культуре I в. до н.э. - I в. н.э., как и небольшой железный трехлопастной черешковый наконечник стрелы (Приложение II. Табл. 106, 11) (Абрамова, 1993. С. 75. Рис. 24, 40-44). Другой черешковый трехлопастной наконечник стрелы (Приложение II. Табл. 106, 12), ромбовидный в сечении, может быть датирован в пределах VII-VIII вв. н.э., хотя они появляются в гуннское время и сохраняются в аланской среде до XII в. (Каминский, Каминская- Цокур, 1997. С. 66. Рис. 6, 4; Кузнецов, Рудницкий, 1998. С. 306. Рис. 19, 7). Кроме того, на укреплении Мосекин Мыс 1 был найден двулопастной железный наконечник стрелы (Приложение II. Табл. 106, 10), датирующийся X-XII вв. (Каминский, Каминская-Цокур, 1997. C. 66. Рис. 6, 6; Кузнецов, Рудницкий, 1998. С. 306. Рис. 17, 23). Данная датировка существования жизни на памятнике в период развитого Средневековья подкрепляется находками в непосредственной близости от него фрагментов стенок сосудов позднеаланской эпохи X-XII вв.

На соседнем мысу, занимаемом укреплением Мосейкин Мыс 2, в шурфе 1 было обнаружено интересное сооружение, напоминающее каменный ящик, заполненный несколькими разноцветными слоями глины (Приложение II. Табл. 109, 2-4). В верхней части глиняного заполнения был найден бронзовый хоботковидный язычок от пряжки, имеющий ярко выраженный уступ задней части, что весьма характерно для материалов V в. н.э. (Приложение II. Табл. 110, 33) (Амброз, 1989. Рис. 10, 5, 6; 11, 2; 13, 1-3; Гавритухин, Малашев, 1998. С. 45. Рис. 2, 7). Керамика, найденная в шурфах, может быть уверенно отнесена к эпохе раннего Средневековья и, скорее всего, датируется в пределах V-VIII вв. Однако, по всей вероятности, с уходом аланского населения в середине VIII в. н.э. из котловины, жизнь на укреплении Мосейкин Мыс 2 не остановилась. В непосредственной близости от этого укрепления в 2002 г. автором было обнаружено и доследовано захоронение под скальным навесом, относящееся ко второй половине VIII в. н.э. (Коробов, 2004. С. 83-86. Рис. 1-3).

Подтверждение того, что некоторые из укрепленных поселений могли продолжать существование во второй половине VIII - X вв., но с другим населением, дают результаты раскопок широкими площадями двух укрепленных поселений: Горное Эхо и Указатель. В обоих случаях исследователями фиксируется смена строительной техники, происходящая после разрушения этих поселений в VIII в. Любопытно, что подобный слой разрушения на Горном Эхо, относящийся к этому времени, был обнаружен авторами более ранних раскопок; он присутствует и на других укрепленных поселениях котловины (например, Замковое и Аланская Крепость - см. Афанасьев, 1975. С. 56-57). Расположенный выше слоя разрушения строительный горизонт характеризуется переиспользованием старых сооружений и возведением новых, круглоплановых построек на небрежно сделанном цоколе (Ковалевская, 2005. С. 128; Аржанцева, 2007. С. 84). Принимая во внимание исчезновение катакомбных погребений и появление захоронений в скальных нишах, происходящее в это же время, мне кажется вполне обоснованной точка зрения В.А. Кузнецова, Г.Е. Афанасьева и В.Б. Ковалевской о смене населения в регионе (Кузнецов, 1962. С. 76; Афанасьев, 1975. С. 61; Ковалевская, 1984. С. 156; Афанасьев и др., 2004. С. 53).

Таким образом, более детальные исследования гнезда укрепленных и неукрепленных поселений в районе Мосейкиного Мыса бесспорно доказывают их существование в рассматриваемый период (V-VIII вв.). Разумеется, эти поселения могли возникнуть раньше и продолжали свое существование позже. Однако это не единственное свидетельство длительного существования укрепленных поселений в регионе. Так, в 2007 г. при шурфовке поселения, сопровождающего укрепление Кич-Малка 1, на скальном уступе был обнаружен мощный слой мусорного сброса толщиной 1,6 м. В нижней части слоя прямо на материковой скале были найдены фрагменты двух керамических кружек, один из которых характерен для раннего этапа аланской культуры II-IV вв. (Приложение II. Табл. 158, 14) и имеет аналогии в Центральном Предкавказье. Аналогичный кувшинчик обнаружен в погребении могильника Насыр-Корт; его пропорции, по мнению одного из авторов раскопок, сближают данный сосуд с посудой позднего IV в. н.э. (Воронин, Малашев, 2006. С. 57. Рис. 57, 3). Другой фрагмент столового сосуда с орнаментом в виде широких смыкающихся каннелюр (Приложение II. Табл. 158, 1-2) имеет аналогии среди посуды, обнаруженной в кат. 35 могильника Клин-Яр 3. Подобные сосуды датируются В.Ю. Малашевым концом III - первой половиной IV в. н.э. (Малашев, 2008. С. 271). В верхних же слоях находилась керамика, типичная для VII-VIII вв. н.э. Из верхних слоев этого же шурфа происходит радиокарбонная дата фрагмента угля, сделанная в лаборатории университета г. Лунда (Швеция) (LuS-7756), радиоуглеродный возраст которого определен в пределах 1235±50 BP (1δ 692-865 AD; 2δ 668-893 AD)^[9] (рис. 114; Таблица 17). Примечательно, что рядом с укреплением было раскопано катакомбное захоронение, содержавшее поясные наборы, относящиеся к середине VIII в. н.э. (Коробов, 2010а).

Близкие даты по керамическому материалу и радиоуглеродному анализу получены для находок из шурфа 1 и почвенного зондажа, устроенного на нижней площадке укрепления Конхуторское 1 (Коробов и др., 2012. С. 184-186). В целом обнаруженный керамический материал относится к эпохе раннего Средневековья и предварительно датируются в рамках I тыс. н.э. Более узкую дату в пределах VI- VII вв. н.э. можно предложить для фрагмента ручки кувшина с узким овальным сечением (Приложение II. Табл. 93, 1) (Малашев, 2001. С. 27-28. Рис. 70-71) и в пределах V - первой половины VII в. для фрагмента венчика кувшина, оформленного в виде высокого хорошо профилированного утолщения (Приложение II. Табл. 93, 2), который характерен для кувшинов Мокрой Балки, выделенных в группу I (Малашев, 2001. С. 8-9. Рис. 66). Возле юго-западного угла шурфа 1 найден фрагмент котла с внутренним ушком (Приложение II. Табл. 93, 17), который относится к типу г1 по классификации О.В. Лопан (внутренние горизонтально прилепленные под венчиком ушки с одинарным отверстием). Они характерны для горшковидных котлов Кисловодской котловины, происходящих из комплексов конца VII - первой половины VIII в. (Лопан, 2007. С. 244, 255. Рис. 5, 1, 4; 6, 1, 4-12). Среди найденных в шурфе фрагментов выделяются узкая полуовальная в сечении ручка кувшина (Приложение II. Табл. 93, 15), а также ручки с широким и узким прямоугольным сечением и три стенки с орнаментом из узких лощеных полосок (Приложение II. Табл. 93, 8, 13, 18, 19, 21), которые могут быть отнесены к этапу III эволюции сосудов могильника Мокрая Балка 1 (вторая половина VII - первая половина VIII в.) (Малашев, 2001. С. 27-28, 32-33. Рис. 65, 70-71); фрагмент стенки лощеного сосуда с орнаментом из косых вдавлений (Приложение II. Табл. 93, 11), который может быть гипотетически отнесен к сосудам первого этапа Мокрой Балки (V-VI вв. н.э.), отличительной особенностью которых является тщательность лощения и богатство орнаментации (Малашев, 2001. С. 30). Кроме того, при промывке грунта в шурфе найдены две стенки столовых сосудов, одна из которых покрыта лощеными полосками, и железное уплощенное колечко, скорее всего от кольчуги или так называемой «кольчужной сумочки/секции», диаметром 1,5 см и толщиной 0,2 см (Приложение II. Табл. 93, 29). Подобные сумочки были распространены в катакомбных захоронениях Кисловодской котловины во второй четверти - конце VII в. (Гавритухин, 2001. С. 45). Один венчик, оформленный в виде высокого хорошо профилированного утолщения, и одна стенка с лощением хорошего качества в виде частых широких полос (Приложение II. Табл. 93, 20, 25) могут быть отнесены к керамике, характерной для раннего этапа Мокрой Балки (V-VI вв. н.э.) (Малашев, 2001. С. 8-9, 30. Рис. 64), еще две стенки с орнаментом из узких лощеных полосок (Приложение II. Табл. 93, 22, 23) - к ее позднему этапу (второй половине VII - первой половине VIII в.) (Малашев, 2001. С. 32-33. Рис. 65).

Представляют интерес фрагменты крупного тарного (?) сосуда с вертикальными налепными валиками (Приложение II. Табл. 94, 1), происходящие из почвенного зондажа на укрепление Конхуторское 1. Стенки столового сосуда с орнаментом в виде узких лощеных полосок (Приложение II. Табл. 93, 26-28) характерны для этапов II и III керамики Мокрой Балки и могут быть отнесены к VI - первой половине VIII в. (Малашев, 2001. С. 31-33. Рис. 65). В этом же пласте был обнаружен фрагмент донца с клеймом, представляющим собой многолучевой знак в круге (Приложение II. Табл. 93, 24). Подобные клейма относятся к этапу III эволюции керамики Мокрой Балки и датируются в пределах второй половины VII - первой половины VIII в. (Малашев, 2001. С. 34. Рис. 72). Там же обнаружена крупная кость животного, для которой в Киевской радиоуглеродной лаборатории НАН Украины был получен абсолютный радиоуглеродный возраст 1390±60 BP (Ki-18045: 1δ 595-682 AD; 2δ 545-771 AD) (рис. 114; Таблица 17).

Аналогичные крупные фрагменты кувшина с налепным орнаментом обнаружены в шурфе на укреплении Правобережное Эшкаконское 3. Реконструируется его форма (Приложение II. Табл. 73, 8), которая может быть отнесена к таксону Кв. 9, объединяющему трехручные и одноручные крупные кувшины, орнаментированные налепными валиками. Подобные сосуды характерны для «раннего» стандарта могильника Мокрая Балка, относимого к периодам І-ІІб1 (ок. 400-630/650 гг.) (Малашев, 2001. С. 9. Рис. 52, 66. Гавритухин, 2001. С. 48). Примечательно, что эта датировка полностью совпадает с радиоуглеродными датами (Ki-18429 и Ki-18432), полученными по обнаруженным в данном шурфе костям животных: 1560±50 BP (1δ 430-550 AD; 2δ 400-620 AD) и 1630±50 BP (1δ 350-370 AD, 380-470 AD, 480-540 AD; 2δ 260-300 AD, 320-550 AD) (рис. 114; Таблица 17).

Радиоуглеродные даты костей животных, находящиеся в диапазоне V-VIII вв., были получены по материалам из шурфов на укреплениях Подкумское 3 и 7 (Ki-18035, Ki-18036, Ki-18038) (рис. 114; Таблица 17). Их диапазон также в целом укладывается во вторую половину I тыс. н.э. Именно к этому периоду, по- видимому, и относится большинство из укрепленных поселений, расположенных на останцах и скальных мысах. Тем не менее, имеются свидетельства того, что некоторые из них были обитаемы в более раннее время - это фрагменты сосудов II-IV вв., прежде всего мисок с загнутым внутрь бортом, обнаруженные в качестве подъемного материала и находок из шурфов на укреплениях Мосейкин Мыс 2, Зубчихинское 1, Кич-Малка 1 и на поселениях Теплушкинское 1-3, Зубчихинское 3. Имеются сведения о присутствии керамики I-III вв. на укреплениях Броненосец 2, Ясли, Кабаногорское Кольцо 1, Кабардинское 1 и Султан-Гора, однако они нуждаются в проверке.

Принципиально другая датировка получена при исследовании серии укреплений и поселений на вершине Боргустанского хребта. При раскопках одной из башен укрепления Боргустанское 4 было выяснено, что нижний ряд каменных блоков здесь опирается на слой древесного тлена. Из этой прослойки взят образец древесины на радиоуглеродный анализ (LuS-7191). Полученная дата радиокарбонного возраста относится к 1890±50 BP (1δ 61-211 AD; 2δ 5-240 AD) (рис. 114; Таблица 17). Таким образом, время строительства башни 1 может быть отнесено к I - первой половине III вв. н.э. Эта дата подкрепляется найденным в нижней части слоя фрагментом миски с загнутым внутрь бортом, относящейся ко II-IV вв. н.э. (Приложение II. Табл. 9, 12). Однако большинство керамики, обнаруженной при расчистке башни, относится к эпохе раннего Средневековья и датируется V-VIII вв. н.э.

На площадке находящегося на соседнем мысу укрепления Боргустанское 2 был сделан шурф, на дне которого обнаружена яма с золистым заполнением. В яме находился крупный фрагмент чернолощеного кувшина, датирующийся в пределах V в. н.э. (Приложение II. Табл. 6, 1). Из ямы отобран образец угля, который был датирован в лаборатории университета г. Лунда (Швеция) (LuS- 7755). Полученная дата радиокарбонного возраста относится к 1590±50 BP (1δ 424-535 AD; 2δ 349-583 AD) (рис. 114; Таблица 17). Таким образом, следы жизнедеятельности на площадке укрепления можно отнести к последней четверти IV - концу VI вв. н.э. Следует отметить, что данный памятник относится к третьему типу укрепленных поселений - мысовой площадке с эскарпированными склонами.

Более ранние даты получены также для материалов с нескольких укреплений того же типа, расположенных в Воровских Балках на берегах р. Перепрыжки - правого притока Подкумка. Здесь помимо шурфов на площадках укреплений Воровские Балки 1, 2, 4-6 была устроена серия почвенных разрезов для определения времени возникновения и существования участков земледелия, сохранившихся в виде каскадов из длинных узких террас (Борисов, Коробов, 2013. С. 104-134). Обнаруженные в почвенных разрезах на р. Перепрыжке фрагменты керамики относятся к разным периодам: найдено около 200 фрагментов керамики кобанской культуры предскифского этапа (IX-VI вв. до н.э.) (рис. 112, 1-2; 5-7) и 57 фрагментов I тыс. н.э. (рис. 112, 3-4, 9-12). Еще 33 фрагмента не атрибутируются в настоящий момент. В основном это черепки зеленовато-коричневой цветовой гаммы, напоминающие кобанскую посуду по составу теста, с большим количеством мелких примесей кварцевого песка, заглаженной или ангобированной поверхностью, но с твердым черепком, говорящем о более качественном обжиге сосудов. Аналогичная посуда была обнаружена в шурфах на укреплениях Воровские Балки 1, 2, 4-6. Из шурфа 1 на укреплении Воровские Балки 5 происходит также одна радиоуглеродная дата кости животного (Ki-16940 - 1680 ± 60 л.н.; 1δ 258-424 или 320-430 AD; 2δ 236535 AD). Полученная радиоуглеродная дата для обнаруженной там же керамики имеет больший разброс в датировке (Ki-16943 - 1925 ± 100 л.н.; 1δ BC 40 - 214 AD; 2δ BC 176 - 335 AD), однако очевидно, что обе даты тяготеют к началу I тыс. н.э. (рис. 114; Таблица 17). К этому же времени, как нам кажется, следует относить описанную выше керамику. Еще одна дата была получена для керамики, найденной в шурфе 1 на укреплении Воровские Балки 2 (Ki-16942), радиоуглеродный возраст которой определен в пределах 1550±100 BP (1δ 413-606 AD; 2δ 258-660 AD) (рис. 114; Таблица 17).

Наиболее ранние материалы были получены в шурфе 1, устроенном на верхней площадке укрепления Воровские Балки 4. Здесь были расчищены остатки небольшой каменной стены, устроенной в виде двух-трех рядов камней среднего размера. В шурфе было найдено 175 фрагментов керамики, из которых 37 экз. (21%) относится к неопределенной. Среди каменного развала были обнаружены кости животных, по которым были получены две радиоуглеродные даты (Ki-18430 и Ki-18431): 2030±60 BP (1δ BC 110-60 AD; 2δ BC 200-90 AD, 100130 AD) и 2070±60 BP (1δ BC 170-10 AD; 2δ BC 350-320, BC 210-70 AD) (рис. 114; Таблица 17). Таким образом, скорее всего обнаруженное сооружение относится к III-II вв. до н.э. - I в. н.э. и является наиболее ранним из зафиксированных в ходе наших археологических работ. Данная датировка подтверждается находкой венчика кухонного горшка с нарезным орнаментом по краю (Приложение II. Табл. 60, 8). Подобные венчики характерны для раннесарматских материалов III-II вв. до н.э., присутствующих на городище Новопавловское и поселении Георгиевская станица 2^[10].

Наиболее достоверные материалы, относящиеся к раннему этапу аланской культуры, получены при исследовании подкурганного катакомбного могильника Левоподкумский 1, сопровождающего мысовое укрепление с эскарпированными склонами Подкумское 2 (кат. № 39), о котором шла речь выше.

Курганный катакомбный могильник Левоподкумский 1 был обнаружен в процессе дешифрирования аэрофотосъемки Кисловодской котловины на первой речной террасе левого берега р. Подкумок. На аэрофотоснимке, сделанном в сентябре 1970 г., различается описываемое выше городище Подкумское 2 с площадкой подтреугольной формы, отделенной с напольной части балками, склоны одной из которых эскарпированы и превращены в ров (Приложение II. Табл. 20, 1-1). С северной стороны от площадки через небольшую балку находится ровный склон, на котором видны крупные курганы курганной группы Джагинская 5 (Приложение II. Табл. 20, 1-2). С западной и с восточной стороны от наиболее крупного кургана 1 видны следы распаханных в советское время небольших курганных насыпей, отображенных на снимке в виде осветленных пятен округлой формы. Некоторые из этих пятен окружены линейными структурами подквадратной формы - предположительно ровиками. Наилучшим образом читается крупный ров с перемычками с южной и северной стороны, расположенный к западу от кургана 1 группы Джагинская 5 (Приложение II. Табл. 20, 1-3).

В мае 2012 г. на изучаемом нами памятнике Й. Фассбиндером (Управление по охране памятников Баварии, Мюнхен) было проведено магнитометрическое обследование, осуществленное на двух участках размерами 80 х 80 м (к западу от кургана 1) и 120 х 160 м к востоку от него (Приложение II. Табл. 20, 1-3,4). В результате были выявлены структуры в виде ровиков подквадратной в плане формы с перемычками, по центру которых, как правило, имеются пятна округлой

формы с позитивными значениями магнитного поля, которые, скорее всего, маркируют затянутые гумусированным грунтом грабительские лазы во входных ямах катакомбных захоронений. Аналогичные пятна распознаются и за пределами ровиков, что, скорее всего, является результатом ограбления бескурганных захоронений, устроенных между курганами. Аналогичные структуры в виде рвов подквадратной формы, возведенные вокруг катакомбных захоронений, были обнаружены возле хут. Пегушин Ставропольского края (Габуев, 2009; Gorka, Fassbinder, 2011. P. 184. Fig. 2).

По результатам магнитометрических измерений в 2012 и 2013 гг. были проведены тестовые археологические раскопки. На участке 1 был раскопан объект, получивший условное название «курган 28». Он представлял собой крупный ров подквадратной формы с двумя перемычками, расположенными с северной и южной стороны. В результате раскопок было установлено отсутствие как курганной насыпи над данным объектом, так и захоронения внутри огороженного рвом пространства. Внушительные размеры рва (18 х 19 м по внешнему контуру, ширина 2,2-2,5 м на уровне зачистки, глубина до 1,5 м) позволяют предположить, что данный объект выполнял функции ритуальнопоминального сооружения. Он имеет аналогии в Бесланском могильнике на территории Северной Осетии^[11]. Найденные в верхней части заполнения рва немногочисленные фрагменты керамики могут быть уверенно отнесены к раннему этапу аланской культуры (II-IV вв. н.э.).

Для проведения археологических раскопок также были выбраны курганы 1 и 2, обнаруженные в виде ровиков при магнитометрическом обследовании в юговосточном углу участка 2. Они были возведены над катакомбными захоронениями. Входные ямы ориентированы широтно; камеры находятся у западных стенок входных ям. У одной из катакомб длинные оси входной ямы и камеры взаимоперпендикулярны, у другой длинная ось камеры является продолжением длинной оси входной ямы. Во входных ямах катакомб обнаружены захоронения лошадей, нарушенные грабительскими лазами, а также часть инвентаря, выброшенная из камер во время ограбления. Судя по сохранившимся предметам погребального инвентаря (лучковая двучленная и сильно профилированная фибулы, пряжки, 14-гранные литые золотые напускные бусины, очевидно относящиеся к серьгам, наконечник копья, керамика), погребения в катакомбах были совершены в первой половине IV в. н.э. К несколько более позднему времени (середина - вторая половина IV в. н.э.), стратиграфически и по инвентарю, относятся захоронения в двухкамерной бескурганной катакомбе I, находившейся между ровиками курганов 1 и 2 и также ограбленной в древности (Коробов и др., 2014).

Были получены также две радиоуглеродные даты из пласта 3 (Ki-18039: 1δ 216-338 AD; 2δ 134-380 AD) и 6 (Ki-18037: 1δ 87-241 AD; 2δ 30-336 AD) заполнения ямы 1 в шурфе 2 на площадке укрепления Подкумское 2, о котором речь шла выше (рис. 114; Таблица 17). Таким образом, описанное укрепление, сопровождавшееся поселениями и подкурганным могильником, расположенными на первой речной террасе Подкумка, несомненно, относится к «земляным городищам» раннего этапа аланской культуры и может датироваться в пределах второй половины III - первой половины IV в. н.э. Скорее всего, к этому же времени относятся и другие поселения на террасе Подкумка, на которых найден аналогичный подъемный материал, фрагменты турлука, фундаменты построек из речной гальки.

Следует отметить, что городище Подкумское 2 и сопровождающий его курганный катакомбный могильник Левоподкумский 1 являются одними из первых достоверных свидетельств присутствия носителей аланской культуры в Кисловодской котловине уже в первой половине IV в. н.э. Данный памятник не является единственным в микрорегионе - еще в 1961 г. Е.П. Алексеевой были доследованы разграбленные подкурганные катакомбные захоронения возле южной окраины пос. Терезе Малокарачаевского района КЧР, отнесенные автором к аланской культуре III-IV вв. н.э. (Алексеева, 1966. С. 158-167, 176-177). В совокупности эти сведения дают первое представление о путях проникновения

Напротив, к более позднему времени, бесспорно, относятся материалы, полученные при проведении шурфовки на городище Уллу-Дорбунла (кат. № 66). Данный памятник уже давно известен археологам и всегда относился к эпохе развитого Средневековья (X-XII вв.) по находкам керамики, металлических и стеклянных изделий (Рунич и др., 1983). Для посуды этого времени характерно отсутствие видимых примесей, очень твердый черепок и следы производства на круге быстрого вращения. Преобладает серая и коричневая цветовая гамма, очень часто встречается орнамент в виде рифления из глубоких полос. Подобная керамика часто встречается на городищах X-XII вв. (Рим-Гора, Уллу-Дорбунла) и является характерной для эпохи развитого Средневековья. Данный факт установлен в ходе многолетних раскопок одного из наиболее значимых памятников данного периода на Северном Кавказе - городища Нижний Архыз (Кузнецов, 1993б. С. 47, 193, 195).

Нами также была обнаружена подобная керамика на городище Уллу- Дорбунла в шурфах и почвенных разрезах (рис. 113, 1-11, 14, 18). Однако на памятнике присутствуют и более ранние материалы. Так, при осмотре укрепленной части городища в 2005 г. нами было осмотрено несколько разграбленных погребений, находящихся внутри каменных стен, занимающих край мыса. Мародерские раскопки были устроены на территории могильника, по- видимому, ранее неизвестного. Захоронения здесь совершались в каменных ящиках и гробницах, сложенных из больших известняковых плит, стоящих на ребре и перекрывавшихся также массивными плитами. Зафиксированные размеры одного из подобных захоронений, ориентированного по линии запад-юго-запад - восток-северо-восток - 2,20 χ 0,70 м, глубина до 1,0 м. Всего на поверхности видно не менее 20 грабительских ям. Некоторые захоронения слегка нарушены, некоторые вычищены полностью. Из грабительских отвалов были собраны фрагменты керамики, в том числе крупный фрагмент миски со слегка отогнутым венчиком и клеймом на дне в виде восьмиконечного креста в трех концентрических кругах (Приложение II. Табл. 47, 7). Данный фрагмент миски имеет аналогии среди раннеаланских древностей III-V вв. западной локальной группы по М.П. Абрамовой; в частности, две подобные миски происходят из захоронения III в. н.э., доследованного в 1940 г. в Буденновской слободе в черте г. Кисловодска (Кузнецов, 1990. Рис. 1, 3-4; Абрамова, 1997. С. 112. Рис. 15, 3-4; 68, 4-5). Наличие клейма на дне миски позволяет с большой долей уверенности отнести ее к V в. н.э.

Таким образом, стало очевидно, что площадка городища использовалась в качестве укрепления в раннем Средневековье, а само крупное поселение, скорее всего, образовалось значительно позже, в X-XII вв. Для уточнения этапов развития городища Уллу-Дорбунла в 2011 г. была проведена детальная шурфовка памятника. Было заложено три шурфа - на нижней площадке под укрепленной частью, на укрепленной площадке городища между каменными стенами 2 и 3 и на неукрепленном «посаде» между каменными постройками.

В шурфе на нижней площадке городища, где откладывался мусорный слой с верхней площадки, было найдено 118 фрагментов керамики, в том числе 3 ручки, 4 венчика и 65 стенок от сосудов I тыс н.э., 2 ручки, 5 венчиков и 41 стенка X-XII вв., один неопределенный фрагмент. Кроме того, там были найдены фрагменты тонкого кожаного ремешка (Приложение II. Табл. 47, 8), стеклянного сосуда золотистого цвета (Приложение II. Табл. 47, 5) и пряслица из стенки керамического сосуда (Приложение II. Табл. 47, 7), а также железный трехлопастной наконечник стрелы (Приложение II. Табл. 47, 11). Две челюсти животных, лежащие практически на материке, были отобраны для радиоуглеродного анализа. Один образец (Ki-17485) имеет радиоуглеродный возраст в пределах 970±60 BP (1δ 1017-1155 AD; 2δ 973-1213 AD), второй (Ki- 17486) - в пределах 1100±80 BP (1δ 829-1021 AD; 2δ 695-1150 AD) (рис. 114; Таблица 17).

В шурфе на укрепленной площадке городища была расчищена каменная стена строения и обнаружено 109 фрагментов керамики, среди которых 1 ручка, 4 донца и 65 стенок эпохи раннего Средневековья; 5 донцев и 50 стенок X-XII вв. (в том числе 16 с орнаментом в виде рифления). Кроме того, здесь был найден железный четырехгранный наконечник стрелы с ромбическим сечением (Приложение II. Табл. 47, 10), фрагменты железного ножа (Приложение II. Табл. 47, 2) и железной иглы (Приложение II. Табл. 47, 3). Для обнаруженной на материковой скале под слоем каменного завала челюсти овцы была получена дата (Ki-17484) радиоуглеродного возраста в диапазоне 1190±60 BP (1δ 724-940 AD; 2δ 687-974 AD) (рис. 114; Таблица 17).

Шурф, заложенный между постройками на «посаде» городища изобиловал находками: здесь с поверхности был поднят фрагмент железного плоского двулопастного наконечника стрелы (Приложение II. Табл. 47, 12), еще один железный трехгранный наконечник стрелы (Приложение II. Табл. 47, 13) найден при раскопках шурфа. Кроме того, были обнаружены два фрагмента железных стержней (Приложение II. Табл. 47, 9), фрагмент железной пластины

(Приложение II. Табл. 47, 14) и 139 фрагментов керамики, в том числе 5 венчиков, 1 донце и 45 стенок от сосудов эпохи раннего Средневековья и 2 донца, 1 ручка и 85 стенок X-XII вв., из которых 49 имеют орнамент в виде рифления. Отсюда также получена радиоуглеродная дата фрагмента челюсти животного, лежащего на материке (Ki-17483). Установленный радиоуглеродный возраст образца лежит в диапазоне 810±60 BP (1δ 1176-1271 AD; 2δ 1045-1288 AD) (рис. 114; Таблица 17).

Таким образом, в настоящий момент городище Уллу-Дорбунла может датироваться эпохой раннего (V-IX вв.) и развитого (X-XIII вв.) Средневековья. Большинство находящихся на поверхности строений, по всей вероятности, относятся к последнему периоду существования поселения, однако, для выяснения этапов существования укрепления Уллу-Дорбунлу требуются более детальные археологические раскопки. Тем не менее, уже сейчас можно высказать достаточно обоснованное предположение, что развитие поселения начиналось с его укрепленной мысовой части, вблизи от которой обнаружены материалы из захоронений V в. н.э. Очевидно, мыс в это время был перегорожен стеной 1 (возможно, позднее - стеной 2) и представлял собой небольшое укрепленное

2

поселение размерами от 500 (по линии стены 1) до 2700 м (по линии стены 2). Именно здесь зафиксировано наибольшее количество керамических материалов эпохи раннего Средневековья (от 49,5 до 61% в шурфах 1 и 2), а также более ранние даты найденных костей животных в пределах VIII-IX вв. (Ki - 17484 и Ki - 17486 - рис. 114; Таблица 17). Этой дате не противоречит найденный в шурфе 2 трехлопастной наконечник стрелы (Приложение II. Табл. 47, 11), хотя он может относиться и к более позднему времени (Каминский, Каминская-Цокур, 1997. С. 66; Кузнецов, Рудницкий, 1998. С. 306). Не исключено, что к укрепленному поселению V-IX вв. примыкал небольшой могильник в виде каменных гробниц, фиксирующихся на поверхности между сетами 2 и 3 и за пределами укрепленной части поселения (разграбленная гробница с материалами V в. н.э., обнаруженная в 2005 г. - Приложение II. Табл. 47, 6).

О том, что укрепленная часть поселения Уллу-Дорбунла использовалась и в X-XIII вв., говорит значительное количество керамики этого времени, обнаруженное в шурфах 1 и 2 (от 38,1 до 50,5 %), а также радиоуглеродная датировка кости животного из шурфа 2, лежащая в пределах XI в. (Ki - 17485 - рис. 114; Таблица 17). Датировка подтверждается находкой железного

четырехгранного наконечника стрелы с ромбическим сечением (Приложение II. Табл. 47, 10), характерного для развитого Средневековья и имеющего аналогии в памятниках IX-XI вв. (погребение под полом церкви городища Гиляч - см. Минаева, 1951. С. 294, 300. Рис. 22, 1).

Помимо данных радиоуглеродного анализа, о присутствии населения на городище Уллу-Дорбунла в VIII-IX вв., в период, когда количество поселений в Кисловодской котловине резко сокращается (см. Главу 3; Коробов, 2013б. С. 29), может косвенно говорить факт нахождения круглоплановых каменных построек №№ 14 и 17, прослеженных нами в виде каменных развалов на поверхности. Именно такие, грубо построенные круглоплановые сооружения на каменном цоколе (так называемые «юрты») были характерны для этого периода, что прослежено в ходе раскопок двух укрепленных поселений Кисловодской котловины - Указатель и Горное Эхо (Ковалевская, 2005. С. 125-129; Аржанцева, 2007. С. 76-84). Однако, крупные диаметры обнаруженных нами сооружений (1718 м) говорит, скорее, в пользу интерпретации данных сооружений как остатков загонов для скота.

Возможно, к этому же времени относится и обнаруженное нами скальное захоронение, хотя эти данные требуют проверки. Вероятно, в это время появляется поселение в нижней части городища (Приложение II. Табл. 44, 2Д), что следует из обнаруженных В.А. Кузнецовым подъемных материалов, в том числе фрагментов котлов с внутренними ушками (Kuznecov, 1990. S. 258, No 28; Кузнецов, 1993а. С. 27).

Очевидно, максимального развития городище достигает в эпоху развитого Средневековья. Именно в этот период его площадь увеличивается до 14 га, а площадь укрепленной части поселения составляет уже 2,4 га (по линии стены 4). Очевидно, постепенный рост зоны обитания городища сопровождался расширением его укрепленной части, отразившейся в поэтапном возведении стен 3 и 4. В.Б. Ковалевская считает появление трехчастных укрепленных поселений с несколькими рядами каменных стен следующим хронологическим и социальным этапом в развитии северокавказских поселений, характерным для развитого Средневековья (Ковалевская, 2005. С. 129). То, что именно к этому этапу относится обширная зона застройки, состоящая из семи ареалов построек, говорит преобладание керамических фрагментов X-XIII вв. в шурфе 3 (63,3%), характерные для этого времени плоский двулопастной (Приложение II. Табл. 47, 12) и трехгранный (Приложение II. Табл. 47, 13) наконечники стрел, а также более поздняя радиоуглеродная дата фрагмента челюсти, лежащая в пределах XI-XIII вв. (Ki - 17483, рис. 114; Таблица 17). Очевидно, несколько ареалов расселения на городище сопровождались отдельными родовыми участками захоронений, что следует из небольших раскопок А.П. Рунича, исследовавшего четыре погребения X-XIII вв. в каменных гробницах (склепах?) на территории ареала погребений 1 (?) в 1963 г. (Рунич и др., 1983. С. 59).

На этом прямые аргументы синхронности бытования поселений в эпоху раннего Средневековья у нас исчерпываются. Но можно попытаться привлечь косвенные, а именно материалы из близлежащих от укреплений могильников.