§ 2. Проблема эволюции западноевропейской общины в научном творчестве А.И. Неусыхина в 40-60-е гг. XX в.
В 40-60-е гг. XX в., как уже было отмечено, история западноевропейской сельской общины относилась к числу наиболее актуальных проблем отечественной медиевистики. Не будет преувеличением сказать, что почти все историки, занимавшиеся изучением социально-экономической истории средневековья, в той или иной мере обращались к данной проблеме, выступая, как последователи общинной теории. Однако, как показывает анализ публикаций, разработка ее в течение указанного промежутка времени проходила не равномерно. Она особенно активизировалась в период «оттепели», результатом чего стало появление концепции крестьянской общины основанной на марксистско-ленинской методологии. Решающую роль в разработке данной концепции сыграл А.И. Неусыхин2й9, См. об этом: Бессмертный Ю.Л. Некоторые черты А.И. Неусыхина как исследователя. С. 29- 30; Данилов А.И. А.И. Неусыхин. Возникновение зависимого крестьянства как класса раннефеодального общества в Западной Европе VI-VIII вв. С. 222; Данилов А.И. А.И. Неусыхин - ме- представитель первого поколения советских медиевистов, который к началу 40-х гг. пересмотрел свою позицию по проблеме общины. Этот пересмотр был обусловлен, как предположил А.Я. Гуревич, отчасти той ситуацией, «в которой находился ученый с конца 20-х - начала 30-х гг.»270. Хотя, по-видимому, были и другие обстоятельства, связанные с его методологическими предпочтениями и исследовательской деятельностью. В статье «Общественный строй лангобардов в VII вв.», опубликованной в 1942 г., А.И. Неусыхин предстал как сторонник общинной теории, хотя мысли его об общине не оформились еще в стройную систему взглядов271. Выясняя характер расселения лангобардов в занятой ими части Италии, автор обратил внимание на то, что селились они «какими-то родовыми объединениями, или группами»272. Анализ порядка наследования и других данных Эдикта Ротари, проведенный с целью определения структуры этих объединений, привел его к выводу о значительной эволюции родового быта лангобардов за время, протекшее от вселения их в Италию до издания Эдикта. Историк полагал, что по Эдикту род уже не являлся субъектом ведения хозяйства и владения землею; «он, по- видимому, распался на несколько больших семей, в свою очередь дробящихся на малые семьи... Место рода, как реального субъекта хозяйства, постепенно занимает семья»273. При этом под «большой семьей» он подразумевал ведущую совмест- [268][269] ное хозяйство кровнородственную группу, охватывающую родственников до третьего поколения. В то же время А.И. Неусыхин отметил, что «следы общинного землевладения или землепользования рисуются в свете территориальной, соседской общины или общины «большой семьи», но не родовой»[270]. Наряду с данными о домовой общине он выявил в Эдикте намеки на наличие у лангобардов «территориальной» или соседской общины. К ним он отнес достаточно ясно отраженную в Эдикте значительную роль соседей в решении правовых и хозяйственных вопросов и само понятие «соседства», а также указания на наличие индивидуального владения землей и на мобилизацию земельной собственности. Причем с одной стороны, историк подчеркнул трудности в определении характера индивидуального владения землей (идет ли речь о частной собственности или только о пользовании), с другой стороны, отметил, что «о мобилизации земельной собственности говорят многочисленные распоряжения относительно дарения и всякого рода сделок с недвижимостью (не говоря уже о купле-продаже земли)»[271]. Хотя эти сделки сами по себе являются свидетельством наличия отношений, близких к праву частной собственности на землю. Свидетельств же, позволяющих дать конкретную характеристику общинных распорядков у лангобардов, ученый не обнаружил. Итак, представления А.И. Неусыхина об эволюции общины, получившие выражение в статье «Общественный строй лангобардов...», не отличались еще достаточной отчетливостью. Значение этой статьи определяется тем, что она открыла новую тематику в его научном творчестве. По словам Л.Т. Мильской: «эта статья составляет переломный момент в его исследовательской работе: именно тогда определился переход к истории варварского общества...»[272]. Этим переходом был, по-видимому, обусловлен и интерес А.И. Неусыхина к проблеме общины. Изуче- нию истории общины на материале германских письменных источников раннего средневековья, итогом которого стало создание теории стадий развития и типов общины, принадлежит важное место в его последующем научном творчестве[273], несмотря на то, что эта проблема и не имела для него самостоятельного значения, к ней он обратился в рамках исследования более широкого процесса - генезиса феодализма на территории Западной Европы. Причем А.И Неусыхин, как уже указывалось, принадлежал к кругу историков, испытавших на себе последствия изменения политического климата в стране в рассматриваемый период. Обвиненный в космополитизме и буржуазном объективизме в 1949 г., ученый на несколько лет был лишен возможности публикации результатов своих научных изысканий. Следует, прежде всего, уделить внимание анализу свойственного Л.И. Неусы- хину подхода к источникам и их критике, используемых им приемов истолкования содержащихся в них данных, его оригинальной методики изучения социальной действительности раннего средневековья, которые получили высокую оценку в отечественной историографии и, несомненно, оказали влияние на результаты его исследований. Можно сказать, что для А.И. Неусыхина был характерен «культ источника». В основе всех его работ лежит сугубо детальный анализ текста источников, сопоставление мало различающихся на первый взгляд разночтений, сопоставление всех возможных истолкований каждой фразы, каждого термина, каждого грамматического оборота[274]. Вместе с тем, придавая большое значению «слову» источника, он не соглашался с тем, что «тексты памятника должны были говорить сами от себя; историк должен был играть роль их рупора, ибо никаких предварительных точек зрения ему иметь не разрешалось...»[275]. Ученый неоднократно указывал на наличие «предпосылок» у любого историка, без которых вообще невозможно историческое исследование. Эти предпосылки, с его точки зрения, происходят «не только от философских устремлений историка и субъективных особенностей его интеллекта, но и из живой исторической действительности, из окружающей историка объективной общественной среды, из его «современности». Только при помощи современности (в самом широком смысле слова), вооружающей историка общими понятиями, познает он историческое прошлое...»[276]. Он полагал, что точность исторической науки достигается там, где имеет место творческое взаимодействие историка и источника. При этом можно согласиться с мнением Л.Т. Мильской, что А.И. Нсусыхин, в сущности, первым отчетливо высказал требование «трактовать понятия варварского и раннефеодального мира в терминах и категориях, внутренне присущих этому миру, а не привнесенных извне...»[277]. Он осознавал, насколько заметное опосредствующее влияние оказывало мышление авторов какого-либо памятника на способ и форму воспроизведения современной им действительности. Понять это мышление и сам характер того преобразования, которое претерпевали под его воздействием картины реальной жизни, отраженные в источнике, значит получить едва ли не самый важный ключ к раскрытию прошлого. Учитывая это, ученый постоянно имел ввиду, что объективный смысл данных того или иного памятника может быть раскрыт лишь тогда, когда раскрыта специфика мышления его составителей. C точки зрения ЮЛ. Бессмертного, «редкостное исследовательское мастерство этого ученого в том, между прочим, и состояло, что ему удавалось убедительно «расшифровать» многие неясные или противоречивые показания источников, исходя из проникновения в самую специфику мышления их составителей»28". Основной источниковой базой анализируемого нами цикла работ Л.И. Неусы- хина стали варварские Правды, то есть памятники фиксированного по инициативе молодой государственной власти обычного права германских племен. Материалы Салической Правды, Эдикта Ротари, Саксонской Правды, лангобардских законов VTII в., Бургундской и Алеманнской Правд стали основой для отдельных глав диссертации «Собственность и свобода в варварских Правдах» и монографии «Возникновение зависимого крестьянства как класса раннефеодального общества в Западной Европе VI-VIII вв.», а также для серии статей. Косвенным образом привлекались памятники обычного права рииуареких франков, фризов, англосаксов и скандинавов. Последняя же монография А.И. Неусыхина «Судьбы свободного крестьянства в Германии в VDI-XII вв.», явившаяся хронологическим продолжением предыдущих работ по истории раннефеодального крестьянства, основана преимущественно на материале дарственных грамот (картуляриев) Южных районов Германии и верденских урбариев. Стремление опереться в своей работе, именно, на весь корпус памятников обычного права в сопоставлении с другими источниками раннего средневековья, использовать все существующие редакции и списки было характерной чертой творчества ученого, которая прошла сквозь всю его научную жизнь, придавая особую основательность его обобщениям, обогащая содержание трудов большим количеством конкретных наблюдений. Что касается типологии общины, созданной А.И. Пеусыхиным, то формирование ее происходило постепенно в ходе его напряженных научных исканий. Так в первых опубликованных после возвращения из эвакуации статьях по варварским [278] Правдам2®11, материал которых стал составной часть его докторской диссертации «Собственность и свобода в варварских Правдах»[279][280], защищенной в 1946 г., он, предстал как сторонник общинной теории, придерживаясь, по-видимому, тех представлений о стадиях в развитии общины, которые к этому времени утвердились в советской медиевистике. В частности, рассматривая эволюцию порядка наследования недвижимости и ее последствия у салических франков, историк отмечает, что «община времен Салической Правды находится в состоянии перехода от родовой общины к соседской», обратив перед этим внимание на то, что вилла (деревня) «состояла из совокупности домохозяйств, каждое из которых могло представлять собой лишь небольшую домовую общину либо семейное владение, но которые не обязательно были соединены друг с другом родственными связями...»[281][282]. Вопросы, связанные со структурными элементами и хозяйственными распорядками общины, позволяющими разграничить различные стадии в ее развитии, им подробно не рассматривались. Основное внимание он сконцентрировал на исследовании перехода от родоплеменного строя к варварскому обществу и от него - к начальным этапам феодализационного процесса сквозь призму анализа двух понятий — собственности и свободы. По мнению Л.Т. Мильской, сопоставление именно этих понятий, подчеркивание их неразрывной связи было в те годы большой смелостью и стало одним из факторов, задержавших почти на год присуждение А.И. Неусыхину степени доктора исторических наук281*. В теоретическом плане вопрос об эволюции общины в эпоху генезиса феодальных отношений был поставлен А.И. Неусыхиным в статье «Структура общины в Южной Юго-Западной Германии в VIII-X вв.», опубликованной уже в 1953-1954 гг. Историческая типология общины занимает в структуре статьи важное, но подчиненное место. Она должна была показать в процессе обработки сложного для интерпретации материала картуляриев характерные признаки крестьянской структуры землевладения, а также служить ориентиром в стадиальной характеристике отображенных источниками социальных отношений, так как основной задачей исследования являлось изучение на материале дарственных грамот одной стороны процесса возникновения феодальной собственности, «а именно, превращения аллодиальной собственности общинников в феодальную собственность»[283]. В соответствии с этим вопрос изложен компактно. Развитие общины анализируется как исторически конкретная последовательность форм производственных отношений, выступающих в виде сочетания общинных и семейно-индивидуальных прав на земельные угодья, и их противоборства. При этом за основу взяты идеи К. Маркса и Ф. Энгельса о трех этапах в развитии общины: кровнородственная община, земледельческая община, община- марка[284]. А.И. Неусыхин конкретизировал и развивал главным образом марксистские положения о двух последних стадиях исторического развития обшины и лишь касался, где это необходимо, общей характеристики родовой, или кровнородственной общины. Так, говоря о характерных признаках земледельческой общины, в качестве которых К. Маркс выделил: наличие периодических переделов и собственность каждого земледельца на дом и двор, А. И. Неусыхин выдвинул тезис о том, что «первый из этих признаков свойственен только ранним формам земледельческой общины»[285]. Дія доказательства истинности этого тезиса историк обратился к генезису земледельческой общины. Он указал на то, что, по мнению К. Маркса, архаическая родовая община, характерная для первобытнообщинного строя, не смогла удержаться уже во времена Тацита. Она преобразовалась путем спонтанного развития в земледельческую общину. В истории этой общины, в свою очередь, можно выделить разные этапы развития: «на более раннем ее этапе взаимоотношение между ее членами всецело определялось общиной в целом, то есть каждый отдельный член общины относился к другим как к носителям общей собственности; на более позднем этапе ее развития каждый член общины относился к другим как к самостоятельным собственникам наряду с ним самим»[286]. Позже в разделе, написанном для первого тома «Истории крестьянства в Европе», А.И. Неусыхин отметил, что тип взаимоотношений, образующий второй этап эволюции земледельческой общины, был характерен для общественного строя варварских племен Западной Европы IV-V вв.[287]. Для этого более позднего этапа развития земледельческой общины, с точки зрения историка, был характерен дуализм между общей собственностью на землю и парцеллярным хозяйством — источником частного присвоения. Именно, этот дуализм постепенно приводил к такой дифференциации внутри общины и к такому неравенству наделов, которое вызывало постоянно возрастающий недостаток земель, и делало стремление к уравнительным переделам и невозможным и бесцельным. Он создавал предпосылки разложения земледельческой общины и возникновения частной земельной собственности[288]. Итак, земледельческая община показывается А.И. Неусыхиным как особая форма дофеодальной социальности, в недрах которой вследствие ее внутреннего дуализма создаются важнейшие предпосылки возникновения частной собственности. В положениях К. Маркса особое внимание А.И. Неусыхина привлекла характеристика земледельческой общины как последней фазы первичной общественной формации, являвшейся в то же переходной фазой к вторичной формации, «то есть переходом от общества, основанного на общей собственности к обществу, основанному на частной собственности»[289]. Третьей стадией в развитии общины, как полагал А.И. Неусыхин, являлась община-марка. Она представляла собой такую общину, в которой коллективное верховенство на территорию села, общее владение лесами и пастбищами сочеталось с собственностью отдельных общинников на свои наделы. При этом А.И. Неусыхин указал на неоднозначность термина «марка», встречающегося в изучаемых им документах (грамотах). По его мнению, термин «марка» мог означать, во-первых, территорию населенного пункта вместе со всей площадью пахотной земли и альмендой; во-вторых, всю земельную территорию, принадлежащую деревне, но без самой этой деревни; в третьих, когда деревня входила в состав марки, но была расположена в марке другого населенного пункта, иначе говоря, в чужой марке; в четвертых, марка, принимая свое первоначальное значение «граница», могла иногда обозначать целую пограничную полосу, состоявшую, по-видимому, из не культивируемых территорий, в которых каждый обладатель общинного надела имел право производить заимки и расчистки, и, наконец, термин «марка» мог означать округ или сотню. Историк пришел к заключению, что «марки могли быть весьма различных размеров: от пограничной полосы, окаймляющей территорию населенного пункта, до целой области, включающей в себя несколько населенных пунктов... Впрочем, такие — очень большие марки — встречаются все же сравнительно редко: чаще всего марка по своим размерам нс выходит за пределы территории одной - двух деревень, включая в свой состав еше несколько отдельных дворов и хуторов»29'1. Сам А.И. Неусыхин употреблял термин «марка», обычно подразумевая под ним соседскую общину. В рассматриваемой статье, он определил такие характерные для общины-марки признаки, как выделение отдельных наделов пахоты и луга в качестве свободной собственности владельцев, отсутствие периодических переделов пахотных нолей и лугов в сочетании с общим владением неподеленными угодьями, господство трехполья и принудительного севооборота и наличие чересполосицы и системы открытых полей223. В дальнейшем А.И. Неусыхин на материале по истории отдельных германских племен (франков, саксов, лангобардов, бургундов, баваров, алеменнов) развил и аргументировал свои представления о переходе земледельческой общины в соседскую общину-марку и о структуре каждой из них. Наиболее полно эти представления изложены им в монографии «Возникновение зависимого крестьянства как класса раннефеодального общества в Западной Европе VI-VIII вв.». Так в предисловии в качестве цели своего исследования автор определил: «изучить разложение общины и первый, самый ранний этап формирования зависимого крестьянства у племен и народов Западной Европы...», а «чтобы понять процесс разложения общины, необходимо, по возможности, точно разграничить различные стадии ее развития и систематически проследить превращение одних, более ранних форм общины в другие, более поздние се формы.. .»[290][291][292]. В качестве важных историко-теоретических элементов структуры общины А.И. Неусыхин выделил: субъекта имущественных прав, хозяйственную ячейку, форму семьи и домохозяйства. Большое значение в разграничении типов общины он придавал анализу данных о системе полей, способах их обработки и особенностях крестьянских наделов. Как отметил Ю.Л. Бессмертный, изучение именно этих производственных распорядков явилось хотя и косвенным, но, тем не менее, надежным способом определения объема прав каждого земледельца на его надел и территорию альменды, то есть тех прав, объем которых является главным критерием в определении типа общины[293]. Структуру земледельческой общины А.И. Неусыхин представил в следующем виде: общине принадлежала верховная собственность на всю сс территорию, включая пахотные поля. Но сам процесс производства даже при наличии периодических переделов уже не был коллективным для всей общины, а сосредотачивался в отдельных домохозяйствах. Их силами и производилась обработка земли. После же прекращения периодических переделов, за каждым домохозяйством прочно закрепилось право на семейно-индивидуальное использование пахотных участков земли при сохранении общинного пользования неподеленными угодьями. Переложная система сельского хозяйства сменилась двухпольем, которое вначале сводилось обычно к чередованию посевной площади (яровой или озимой) с площадью, занятой под пар, но впоследствии усложнилось тем, что вместо простого чередования озими и пара (или яри и пара) одно из двух полей начали использовать то под озимые, то под яровые посевы, оставляя другое под паром. При таком усложненном двухполье, составляющем, в сущности, переход к трехполью окончательно выработалась система общинной чересполосицы, возникновение которой относится еще ко времени перехода от перелога к двухполью. А.И. Неусыхин писал: «Чересполосица, совершенно немыслимая при переложной системе сельского хозяйства, вполне отвечает производственным потребностям двухполья и трехполья; в период своего возникновения - то есть в земледельческой общине при господстве двухполья — она создавала возможность периодических переделов пахотной земли между отдельными семьями путем наделения разных домохозяйств новыми полосами в различных конах, с целью достижения нарушаемого время от времени равенства»[294]. После же прекращения переделов, чересполосица, по его мнению, приводила к необходимости членам каждого домохозяйства считаться с принятым в общине порядком чередования посевов и пользования общинными угодьями. Этот порядок принимал для них характер принудительного севооборота. Косвенные данные о наличии чересполосицы и принудительного севооборота на той стадии развития земледельческой общины, когда уравнительные переделы пахоты и лугов уже прекратились, ученый обнаружил в Салической Правде. К ним он отнес рассматриваемые в Правде случаи непредумышленного нарушения владельческих прав того или иного домохозяйства на его участок пахотной земли[295]. Причем особый интерес представляет толкование им смысла прибавления 9 титула XXVII, с которым на наш взгляд можно согласиться. В этом титуле предусматривается штраф в 15 солидов для того, кто будет мешать проезду плуга в чужое поле, или выгонит пахаря, или будет чинить ему препятствия[296]. А.И. Неусыхин обратил внимание на указание «чужое поле» (dc campo alieno) и задался вопросом: для кого оно было «чужим» - для пахаря или для того, кто чинил ему препятствия, и почему штраф взыскивался с последнего? Соотнеся прибавление 9 с другими аналогичными ему постановлениями Салической Правды о нарушении границ пахотного участка, он сделал заключение, что то поле (или участок), из которого изгонялся пахарь было чужим именно для него, а предусмотренный в постановлении штраф для лица, чинившего уму препятствие объясняется наличием у франков временных отрезков (периодов запашки), когда допускался проезд через чужие полосы на свой собственный участок. И эти периоды были обусловлены как раз «чересполосицей и связанными с нею явлениями, - отсутствием хорошо разработанной системы дорог и тропинок, подводящих к полям и отдельным участкам, наряду с неясностью границ и межей между ними»[297]. Большое внимание А.И. Неусыхин уделил исследованию вопроса о большой семье, продолжив тем самым разработку этого вопроса, начатую в послереволюционной отечественной медиевистике А.Д. Удальцовым на материале источников, относящихся к истории древних германцев[298][299]. А.И. Неусыхин, используя данные ряда варварских Правд (Салической, Алеманнской, Бургундской, Лангобардской и др.), убедительно показал, что каждое домохозяйство, входившее в состав земледельческой общины, представляло собой так называемую большую семью из трех поколений. Анализируя же процесс перехода земледельческой общины в общину-марку, историк подчеркнул большую роль в этом процессе распада больших семей на малые индивидуальные семьи. По его утверждению, «в то время как в земледельческой общине начал происходить распад больших семей, сама община стала развиваться в сторону ее превращения в соседскую общину-марку, то есть в такую общину, где пахотный надел уже являлся свободно отчуждаемым аллодом малой семьи»30’. В переходный же период деревня состояла из совокупности домохозяйств различных но своему составу и размерам: одни домохозяйства находились в обладании больших семей, в других обитали выделившиеся из больших семей малые индивидуальные семьи. Вначале домохозяйства первого типа преобладали над домохозяйствами второго типа, после же возникновения марки, вторые стали преобладать над первыми. В монографии 1956 г. детальный анализ взаимосвязи между процессом замещения большой семьи в качестве субъекта прав владения землей малой семьей и эволюцией общины как производственной структуры пронизывает всю ткань исследования. C вопросом об эволюции семьи и общины в исследовании А.И. Неусыхина неразрывно связан и вопрос о возникновении и развитии аллода как земельной собственности малой семьи. Как показал историк, аллод был институтом, вобравшим в себя специфику перестройки социальных связей внутри германской общины, которая привела к возникновению принципиально новой ее формы, объединявшей крестьян-собственников. Ученый отметил, что в условиях сохранения земледельческой общиной собственности на пахотную землю и полного верховенства над нею при отсутствии у отдельных домохозяйств права распоряжения своими наделами, — переход к семейно-индивидуальной собственности на надел был весьма затруднен и мог совершаться лишь через ряд промежуточных звеньев. А так как «субъектом пользования являлась большая семья, то этот переход естественно начался с возникновения права наследования надела, - причем это право вначале было весьма ограниченным»[300]. Скрупулезное исследование эволюции прав наследования на общинный земельный надел выявило тенденцию к расширению прав владения, а позднее и форм отчуждения земельного надела. В итоге А.И. Неусыхин выделил два этапа в развитии земельной собственности: ранний и поздний («полный аллод»). Его выводы относительно раннего этапа базировались в основном на данных Салической Правды, где аллод выступает в форме ограниченного права наследования пахотного надела по мужской линии в пределах большой семьи[301]. Поздний же этап характеризуется по А.И. Неусыхину возникновением аллода как свободно отчуждаемой собственности. Его формирование было результатом дальнейших изменений в структуре самой общины, роста ее внутреннего расслоения, а также развития процессов, разлагавших общину извне. Завершилось формирование «полного» аллода в недрах соседской общины- марки. У франков возникновение «полного» аллода датируется второй половиной VI в., о чем, с точки зрения историка, свидетельствует эдикт государя Хильперика, который разрешил в случае отсутствия сыновей у умершего наследовать землю его дочерям, братьям и сестрам и устранил притязания соседей (vicini)[302]. Более же подробно поздний этап в развитии аллода в монографии исследуется на материалах Бургундской и Баварской Правд[303]. Характеризуя структуру общины-марки, ученый указал на то, что в марке, как и в земледельческой общине, налицо общинное верховенство над всей территорией села и регулирующая роль общины. При этом в общине-марке окончательный переход от двухполья к трехполью привел к еще большей регламентации принудительного севооборота и порядка пользования неподеленными угодьями. Об этом, с его точки зрения, свидетельствуют многочисленные предписания всех варварских Правд о потраве, о нарушениях границ засеянного поля и жатвы, об изгородях, об установке пограничных межевых знаков и пр. Наиболее ярко производственную структуру и организующую роль свободной общины-марки А.И. Неусыхину удалось показать на материалах Баварской Правды. В том, что Баварская Правда предусматривает возможность случайного, не злостного уничтожения пограничных знаков во время обработки общинником своего участка пахотного поля, а также длительного фактического обладания частью чужой земли ввиду неясности границ и, кроме того, возможность непреднамеренной распашки чужой пашни или даже чужого луга, историк увидел явственные указания на наличие чересполосицы с системой открытых полей и принудительного севооборота. Анализ же данных о методах самой распашки, содержащихся в Правде, привел его к выводу, что ширина полосы пахотного поля значительно отличалась от ее длины, так что она представляла собой вытянутый в длину неправильный четырехугольник. Надел общинника, являвшийся уже «полным» аллодом, состоял из совокупности таких полос, расположенных в разных полях общины[304]. В источнике А.И. Неусыхин обнаружил также свидетельства того, что у баваров в VlI-VIIl вв. существовал определенный порядок производственной эксплуатации не только пахотных полей, но и неподеленных общинных угодий. Они выступают в Правде как придаток надела пахотной земли, и с обладанием аллодом связано право пользования ими, принадлежавшее каждому общиннику. В качестве показателя наличия у общины регулирующей и контролирующей функций историк привел и обнаруженные им данные об элементах маркового самоуправления, тесно связанных с большой и активной ролью соседства[305]. В итоге историк пришел к заключению, что установленный в марке тип экономических связей был закономерен и объективно необходим. Он писал: «Производственные отношения общины-марки соответствуют характеру ее производительных сил: сочетание аллодиального владения наделом и мелкого трудового хозяйства с верховенством общины над пахотной землей поддерживает такой тип экономических связей между отдельными домохозяйствами, который как раз соответствует системе открытых полей, чересполосице и принудительному севообороту, ибо они обеспечивают возможность мелкого производства отдельных семей, объединенных в общину»[306]. Эти наблюдения явились для А.И. Неусыхина основанием для подтверждения вывода о прочности марки как производственной организации и ее живучести даже при развитом феодализме. При этом разложение общины-марки в ходе феодализации, в понимании А.И. Неусыхина, выражалось, по-видимому, в изменении форм собственности внутри ее, в крушении былого равноправия ее членов, а затем и «закрепощении» их при сохранении марки как хозяйственной организации. А.И. Неусыхина, таким образом, попытался детально представить процесс разложения первобытных форм взаимодействия общины с «трудящимся субъектом» - и затем становления производственно необходимой взаимосвязи крестьянских дворохозяйств, которая уже не являлась экономическим гарантом свободы общинника и не могла противостоять процессу его феодального «освоения». Сложная эволюция общины-марки в условия складывания феодальных отношений показана А.И. Неусыхиным в монографии «Судьбы свободного крестьянства в Германии в VIII-XlI вв.», где, как и в предыдущих работах, конкретноисторические исследования соединены с широкими теоретическими обобщениями. Выбор именно Германии в качестве объекта изучения, по словам историка, обусловлен тем, что из-за замедленности процесса феодализации в этой стране источники по ее аграрной истории позволяют проследить не только первый, но и второй этап формирования зависимого крестьянства, то есть превращение свободных аллодистов-общинников в зависимых непосредственных производителей или, иначе говоря, «разложение соседской общины как коллектива свободных независимых аллодистов под ударами крупною (церковного, светскою и королевского) землевладения»[307]. Этот этап и составлял основной предмет исследования. А гак как на начальной его стадии крестьяне по утвердившимся в науке представлениям в большинстве своем еще являлись членами соседской общины-марки, то А.И. Неусыхин большое внимание уделил изучению ее структуры. Анализ источников, относящихся к различным районам Германии, привел историка к выводу, что везде вплоть до X в. сохранялись остатки большой семьи в виде весьма устойчивых кровнородственных связей между бывшими ее членами и элементов совладения составными частями их-прежнего общего аллода или угодий. Однако в рассматриваемый им период большая семья перестала уже быть коллективом лиц, ведущих совместно хозяйство и сообща обрабатывающих землю, ибо шел процесс выделения малых семей, которые и становились субъектами собственности. А.И. Неусыхин пишет: «...Большая семья проделывает у разных германских народов Западной Европы на протяжении VI-VIII вв. эволюцию от стадии кровнородственной домовой общины с совместным хозяйством - через различные этапы выделения малых семей — к распадению домовой общины как хозяйственного целого, при сохранении значения родственных связей и остатков совладения»[308]. Особенно много данных об остатках большой семьи и ее распаде А.И. Неусыхин обнаружил в Сен-Галленском картулярии и в Алеманнской Правде. Так, как свидетельствуют сен-галленские грамоты, родственники нередко совершают совместные земельные дарения, а братья и сестры вплоть до конца IX в. оговаривают в дарственных грамотах имущественные права каждого из бывших совладельцев прежнего общего отцовского аллода. Кроме того, в одной из грамот начала X в. историк встретил термин «генеалогия», которым была обозначена совокупность пяти групп родственников, являющихся потомками трех братьев и пяти сестер. Сопоставив реальное значение термина «генеалогия» в грамоте и в Алеманнской Правде, он указал на существенные различия между ними. «Генеалогия» грамоты уже не являлась «коллективом лиц, ведущих совместное хозяйство и сообща обрабатывающих землю (наподобие двух генеалогий, тяжба которых друг с другом из-за поземельной собственности подробно изображена в главе 81 Алеманнской Правды). Она уже распалась на отдельные малые семьи. Но, несмотря на это, между группами родственников, объединенными в «генеалогию», по- видимому, сохранялась еще какая-то не только кровнородственная, но и хозяйственная связь[309]. Как содержащий свидетельства живучести остатков большой семьи внимание А.И. Неусыхина привлек также документ под названием «Наследство фриза», относящийся к Фрисландии X в. и содержащий перечень прямых и косвенных предков этого фриза с отцовской и материнской стороны. Он отметил, что, несмотря на обмен и дарения родственниками фриза своих наследственных владений, нарушавших естественно их целостность как бывшего земельного аллода одной большой семьи, эти владения все же в совокупности своей рассматриваются составителями верденских урбариев в качестве частей единого комплекса аллодиальной собственности. Однако, хотя А.И. Неусыхин и обнаружил в источниках многочисленные следы большой семьи, все же реальной производственной организацией в VIII-X вв. считал соседскую общину-марку. Ее подробную характеристику он дал на материале Сен-Галленского картулярия. При этом большое внимание историк уделил изучению структуры надела, системы полей и хозяйственных распорядков, характерных для общины рассматриваемого периода. Анализ приемов описания надела и терминологии в грамотах, позволил ему сделать заключение, что при всем их многообразии общинный надел всегда состоял из двора с домом и приусадебным участком, пахотной земли и доли в пользовании альмендой. Этому сочетанию А.И. Неусыхин придавал особое значение. Он подчеркнул, что нередко в грамотах пользование общинными угодьями изображалось в качестве придатка к основной части надела и обозначалось термином «марка». Следовательно, марка в данном случае представляла собой совокупность неподеленных угодий, что является веским аргументом в пользу выдвинутого историком еще в статье «Структура общины в Южной Юго-Западной Германии в VIII-X вв.» положения о неоднозначности этого термина в грамотах[310]. Реальное хозяйственное значение марки как совокупности общинных угодий, по мнению ученого, выражалось в праве каждого общинника, владельца пахотного надела, на заимки и расчистки, на совместное использование пастбищ и лесов для пастьбы скота и рубки дров. А разные пути освоения территории марки частными лицами, о которых имеются данные в источниках, «в равной мере приводят нс только к разложению общины, но и к закрепощению крестьян, ибо они сужают их реальные возможности в использовании не- поделенных угодий, лишают хозяйственно менее крепких общинников всяких перспектив на расширение их хозяйств при помощи заимок», совершаемых боясс зажиточными общинниками, «и, наконец, приводят к покушению вотчинников (мелких и крупных) на самый надел тех крестьян, которые лишаются указанных перспектив и возможностей»[311]. При этом, говоря о разложении общины-марки как хозяйственного объединения свободного крестьянства, А.И. Неусыхин вновь подчеркнул ее устойчивость в качестве производственной организации с весьма пестрым социальным составом. В сен-галленских грамотах историк обнаружил подтверждения ранее высказанного им объяснения причины живучести марки. Это указания на наличие общинной чересполосицы', трехполья, системы открытых полей и принудительного севооборота. После тщательного изучения материала источников из разных районов Европы, историк сделал вывод о разнообразии форм производственной структуры соседской общины, что оказывало известное влияние на ход расслоения в ее среде и на процесс подчинения отдельных ее членов феодальными вотчинниками. В тех районах, где общинная чересполосица и верховная собственность общины на не- поделенные угодья сочетались с системой открытых полей и принудительным севооборотом (как, например, в Алсманнии), это сочетание несколько замедляло указанный процесс. В тех районах, где «нс было системы открытых полей — при наличии чересполосицы и общинной собственности на альменду (как, например, во Фландрии, а из пегерманских областей - в Бургундии), - эволюция шла в сторону образования компактных владений, что способствовало более быстрому превращению аллодистов в держателей»[312]. Однако и в первом и во втором случае, как отмстил А.И. Неусыхин, община-марка была той средой, через которую проходил процесс расслоения свободных аллодистов, приводивший к возникновению различных социальных групп. Слой зажиточных общинников приближался к мелким вотчинникам, обедневшие же аллодисты превращались в зависимых от феодала прекаристов и держателей тяглых наделов. Таким образом, на протяжении большей части научной деятельности А.И. He- усыхина, история сельской общины оставалась одним из основных объектов изучения. Во всех своих работах рассматриваемого периода он в той или иной степени обращался к этой проблеме, пытаясь соединить конкретно-исторические изыскания и теоретические обобщения. Беря во внимание известные положения классиков марксизма относительно этапов развития общины, историк не стремился слепо им следовать. Он не мог мыслить и писать по сложившимся догматическим шаблонам, приспосабливаться и отказываться от собственного мнения. На первое место в исследовательской работе он ставил скрупулезное изучение текста источников. Данное обстоятельство позволило ему внести определенные коррективы в марксистскую типологию общины. А.И. Неусыхин рассматривал общину как многообразную и постоянно меняющуюся организацию, разным стадиям развития которой соответствуют разные формы общины. В результате исследования хозяйственной структуры общества по различным германским источникам, а также многозначности присущей им терминологии, он кроме трех известных типов общины выявил дополнительные «подтипы» общинной организации, в частности, два этапа в развитии земледельческой общины. Различия между этими этапами, с его точки зрения, определялись объемом прав каждого домохозяйства на надел и территорию альменды и характером их использования. Именно объем прав на надел и различные части альменды наряду с формой семьи, составляющей отдельное домохозяйство, для А.И. Неусыхина являлись главными критериями в разграничении типов общины. Он показал взаимосвязь между процессом распада больших семей на малые индивидуальные семьи, сопровождавшегося формированием вначале раннего, а затеем «полного» аллода и эволюцией земледельческой общины в общину-марку. Община-марка представлена им как социальная и производственная организация, где после окончательного утверждения свободно отчуждаемой собственности в виде «полного» аллода возникают предпосылки для распространения различных форм крестьянской зависимости и складывания феодального землевладения. Решение проблемы исторической типологии общины в трудах А.И. Неусыхина обрело статус одного из опорных звеньев общепринятой в отечественной медиевистике советского периода концепции становления и развития феодализма.