§ 2. Причины преступлений на стадии исполнения наказания и способствующие им условия

Совершению повторных преступлений способствуют недостатки, имеющие место уже при назначении наказания. Известно, что первой и необходимой предпосылкой успешной реализации целей наказания (исправление осужденных и предупреждение совершения новых преступлений, как осужденными, так и иными лицами) является его соответствие нормам закона, характеру и степени общественной опасности ^[169] совершенного преступления, личности виновного и обстоятельствам дела, при полном учете смягчающих и отягчающих ответственность обстоятельств.

Рассматривая весь комплекс факторов, способствующих повторным преступлениям на стадии исполнения наказания, следует отметить, что в этом комплексе тесно переплетаются причины и условия, отражающие объективные трудности, недостатки, упущения администрации исправительных учреждений и других органов государства в связи с исполнением наказания.

Сегодня отечественная пенитенциарная система поставлена в жесточайшие условия самовыживания в связи с кризисом производства, ухудшением снабжения, разрывом производственных связей с хозяйствующими субъектами, соответствующим ростом незанятости осужденных (до 38 % из числа трудоспособных осужденных не

задействованы в труде), повлиял на криминологическую обстановку и психологический климат в местах лишения свободы.

К числу факторов, обусловливающих совершение повторных преступлений, необходимо отнести недостаточное материальное обеспечение учреждений и органов, исполняющих уголовные наказания, составляющее лишь около 60% от существующих потребностей: во многих таких учреждениях имеют место нарушения уголовно-исполнительного законодательства в части соблюдения норм материально-бытового и санитарно-медицинского обеспечения осужденных.

Не во всех следственных изоляторах и учреждениях, исполняющих уголовные наказания, созданы условия, отвечающие требованиям санитарно- ^[170] гигиенических норм и международных стандартов, ощущается острая нехватка лекарств и продуктов питания, распространены сердечнососудистые заболевания, туберкулез, психические расстройства, сохраняется значительное количество ВИЧ-инфицированных . В ряде исправительных колониях не достает комнат для длительных свиданий, во многих из них отсутствуют технические возможности для реализации предусмотренного ст. 92 УИК РФ права на телефонные разговоры.

Сложившуюся ситуацию используют ранее судимые и отбывавшие наказания в местах лишения свободы, возбуждая недовольство осужденных и подстрекая их к неповиновению, массовым беспорядкам и другим преступлениям, коллективным отказам от работы, голодовкам и т. п.

К числу обстоятельств, способствующих повторности преступлений, на этой стадии следует отнести снижение уровня и качества воспитательной работы с осужденными. В некоторых источниках указываются факты проведения одновременно одним штатным психологом индивидуальной профилактической психологической подготовки с 350 осужденными, что явно не соответствует такому принципу уголовно-исполнительного права, как индивидуализация воспитательной работы. Рассмотренные нами выше криминогенные факторы экономического характера привели к резкому сокращению материально-технической базы для организации воспитательных мероприятий. Во многих исправительных колониях оказалась дезорганизованной работа общеобразовательных школ и профессионально-технических училищ, библиотек, клубов и т. д.

Нередко встречаются факты необоснованного представления лиц, отбывающих наказание в виде лишения свободы, к условно-досрочному освобождению от наказания. Этот обусловлено не только коррупцией, необоснованным упрощением процедуры принятия решения об условно- ^[171]

досрочном освобождении. Если ранее в соответствии со ст. 99 ИТК РСФСР 1971 г.

Далеко не бесспорной с точки зрения криминологической обоснованности представляется проведенная Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ реконструкция нормы о рецидиве преступлений (ст. 18 УК РФ). Речь идет о введенных ограничениях при признании рецидива опасным и особо опасным.

Ранее Федеральным законом от 9 марта 2001 г. № 25-ФЗ было проведено в жизнь еще одно весьма спорное в свете криминологических реалий решение о том, что осужденные за особо тяжкие преступления могут претендовать на условно-досрочное освобождение по отбытии не трех четвертей срока наказания (как это предусматривала ст. 79 УК РФ), а по отбытии двух третей такого срока. Указанную категорию преступников вообще надо лишить права на условно-досрочное освобождение, исходя из исключительной тяжести совершенного содеянного и высокой вероятности рецидива с их стороны. Принятое же законодательное решение, несомненно, существенно осложняет и без того неблагоприятную криминологическую обстановку в стране¹⁹⁰.

Рецидиву в местах лишения свободы во многом способствуют организационно-правовые факторы, к числу которых, по нашему мнению, относятся недостатки:

- в осуществлении надзора за осужденными, вследствие чего становятся возможными правонарушения;

- во взаимодействии оперативных подразделений исправительных учреждений и территориальных подразделений криминальной полиции при раскрытии и расследовании преступлений;

- действующего уголовного и уголовно-исполнительного законодательства в части, касающейся борьбы с рецидивной преступностью в местах лишения свободы.

Сегодня остается без должного внимания тот факт, что определенная часть противоправных действий организованных преступных формирований в местах лишения свободы препятствует достижению целей наказания, дестабилизирует обстановку и обладает очевидной общественной опасностью. К числу этих противоправных действий (они же - способствующие преступлениям условия) можно отнести:

- утверждение и поддержание в качестве образца поведения норм преступной морали, пропаганда преступного образа жизни, соблюдение «воровских» традиций, противодействие администрации исправительного учреждения;

- разделение отбывающих наказание на определенные категории с целью запугивания, подавления возможного сопротивления с их стороны;

- создание «воровских касс» с целью материального обеспечения криминальных лидеров и их окружения;

- установление и поддержание нелегальных связей с осужденными, отбывающими наказание в других исправительных учреждениях, а также с преступниками, находящимися на свободы;

- организация иерархической структуры неофициального управления осужденными в местах лишения свободы;

- осуществление контроля за поступлением и расходованием среди осужденных продуктов питания, одежды, денег, наркотиков, спиртных напитков, средств мобильной связи.

Здесь необходимо упомянуть об известной противоречивости уголовного наказания, заключающейся в том, что его желательные позитивные последствия, для достижения которых оно применяется, связаны с отрицательными, нежелательными последствиями, которые от этих положительных результатов отделить либо вообще нельзя, либо очень трудно.

К неизбежным негативным последствиям лишения свободы относятся: изоляция осужденного из условий обычной жизни общества, ослабление или даже полный разрыв его прежних социально полезных связей, своеобразное привыкание к режиму и обстановке мест лишения свободы и связанные с этим психологические трудности социальной адаптации после отбытия наказания, а также другие обстоятельства подобного рода¹⁹¹.

Существенное место среди факторов, обусловливающих пенитенциарный рецидив, занимает субкультура осужденных, сложившаяся в местах лишения свободы, которая, как показывают многочисленные исследования, имеет свое значение при объяснении как

постпенитенциарного, так и пенитенциарного рецидива.

Истоки субкультуры лежат в особых психических состояниях, возникающих у человека в условиях изоляции. В ситуации социальной и сенсорной изоляции жизненный тонус человека снижается. Осужденные оказываются в состоянии фрустрации, которая порождает напряженность и агрессивность личности, ее повышенную уязвимость от внешней среды. Все это вызывает подозрительность, неуживчивость, конфликтные ситуации.

Состояние фрустрации способствует возникновению агрессивной мотивации, которая может реализовываться в отношении различных объектов. Направить агрессию против главных своих «притеснителей» в лице представителей администрации весьма опасно. Поэтому агрессия против них сдерживается, постепенно накапливаясь и переходя в скрытую агрессию, что в свою очередь вызывает у правонарушителя желание разрядиться даже за счет искусственно создаваемой ситуации.

А. Подгурецкий считает, что группа, подвергаемая насилию, имеет в

192

своем распоряжении три способа реинтеграции . Первый - усиление внутренней солидарности (это происходит обычно тогда, когда соответствующую группу связывают какие-то надличностные узы, какие-то общие задачи). Второй способ - это перенос агрессии с группы как целого на ее отдельных членов. Третий способ - это создание собственной, существующей лишь внутри группы и основанной на неформальных связях

- 193

«другой жизни» .

Другие исследователи считают, что истоки возникновения субкультуры осужденных связаны не столько с психическими состояниями, сколько с изменением характера жизнедеятельности личности в условиях лишении свободы^{[172] [173] [174], т.е. субкультура осужденных также является по своей социальной сущности адаптивным, приспособительным механизмом.}

Для мест лишения свободы асоциальная субкультура есть явление закономерное и объективное. Специфичность субкультуры определяется уникальностью взаимосвязанных факторов, присущих в полной мере только наказанию в виде лишения свободы, а именно: принудительной изоляции

индивидов от общества; включением индивидов в однополые группы и уравнительных началах; жесткой регламентацией поведения во всех сферах жизнедеятельности.

Действие этих факторов постоянно и принципиально неустранимо, поскольку они являются необходимыми элементами лишения свободы. Все это нарушает привычные способы жизнедеятельности, лишает или резко ограничивает человека в удовлетворении целого ряда элементарных потребностей, снижает возможность получения новых впечатлений, делает жизнь монотонной. Осужденные пытаются найти новые способы выполнения ведущих социальных функций или же найти такие заменители, которые давали бы возможность реализоваться потребностям в общении, самоутверждении, самоуважении и т.д. Сообщество осужденных пытается так или иначе удовлетворить неудовлетворяемые в изоляции потребности, тем или иным способом осуществить невыполняемые в условиях изоляции функции. Для этого оно и создает свое субкультуру. Обостренный спрос на справедливость, вообще характерный для сферы уголовно-правового регулирования общественных отношений, в местах лишения свободы достигает, возможно, своего пика. Именно несправедливость, чаще кажущаяся, именно поиск справедливости, порой мнимой, придает социально-психологической организации заключенных то групповое моральное сознание, которое заглушает моральное воздействие уголовного права и тем самым затрудняет исправление¹⁹⁵.

Таким образом, источником возникновения асоциальной субкультуры является существенное отличие условий жизни на свободе от условий исправительного учреждения и стремление осужденных приспособиться к этим новым условием, восстановить, насколько это возможно, привычные формы жизнедеятельности (хотя это приспособление может осуществляться в достаточно необычных формах). Вышеуказанные социальные факторы являются объективными, внешними по отношению к социальной среде мест лишения свободы.

Но существуют и внутренние социально-психологические факторы. Общество осудило и изолировало осужденных и тем самым противопоставило их основной массе законопослушных граждан. Общность социального положения, наличие некоторых общих ценностей (свобода, справедливость) способствуют тому, что осужденные начинают себя осознавать членами единого сообщества («Мы»), имеющего свои общие интересы и противопоставленного людям, живущим на свободе («Они»). Сообщество, имеющее особые интересы и ценности, вырабатывает и специальные нормы, направленные на защиту этих интересов и ценностей и сплочение самого сообщества. Эта система норм, как и любая нормативная система, выполняет регулятивную, охранительную и стабилизирующую функции. Нормативная система субкультуры осужденных поражает скорее своей обычностью, нежели экзотичностью: «не лги», «не кради», «почитай старших». Только эти нормы несут ярко выраженную печать корпоративности: «не лги своим», «не кради у своих». Да и с нарушителями своих норм сообщество осужденных поступает обычным образом: их подвергают социальному клеймению (особые татуировки, клички) и социальной изоляции (каста «опущенных»).

Можно выделить ряд компонентов в нормативной системе, которые различаются по глубине их принятия сообществом и диапазону влияния на различные категории осужденных. В первый блок входят нормативные предписания, отражающие интересы всего сообщества и разделяемые практически каждым его представителем. Второй блок состоит из правил, которые распространяются только на представителей низкостатусных слоев. Третий блок включает принципы и нормы поведения привилегированной элиты.

Исходя из функционального назначения можно предложить следующую классификацию неформальных норм:

1. Сдерживающие или ограничительные нормы прямого действия, направленные на сохранение иерархической структуры сообщества и противопоставление другим группам. Такие нормативные предписания жестко регулируют особенности поведения и систему взаимоотношений осужденных, особенно занимающих противоположные позиции в субкультуре. Наиболее жестко действие указанных запретов распространено на лидеров (им строго запрещается участвовать в общественно полезной деятельности) и лиц, занимающих низшие ступени на иерархической лестнице. Этим лицам строго запрещается общаться с элитарным слоем общества, находиться с ними за одним и тем же столом, занимать удобные места в спальных помещениях и комнатах отдыха и т.д.

2. Мотивационные или поощрительные нормы, нацеленные на развитие солидарности, усиление групповой сплоченности, а также формирование оппозиционных отношений членам других групп. Как правило, они выражаются в вербальных требованиях и заповедях типа: «Будь честным и справедливым», «Помогай членам своей группы», «Материально и морально поддерживай авторитет», «Спокойно переноси наказание и будь верен своему братству», «Отвечай насилием на насилие» и другие.

Благодаря этим нормативным требованиям стимулируются активные действия осужденных по сбору дефицитных ресурсов в «общий котел» сообщества, а также оказывается посильная помощь лицам, находящимся в экстремальных ситуациях (например, водворенные в ШИЗО, ПКТ). Указанные нормативные модели поведения разделяются и поддерживаются большинством осужденных, хотя и вызывают противоречивые чувства, поскольку конечные результаты подобной активности используют лица, занимающие высокие статусы в субкультуре.

3. Материальные или имущественные нормы, ориентированные главным образом на оптимальное регулирование конфликтов в сфере распределения различных материальных ресурсов, проникающих в

пенитенциарные учреждения легальными и нелегальными путями. Эти

236

нормы обеспечивают защиту личной и групповой собственности, а также поддерживают достаточный уровень жизнеобеспечения, позволяющий хотя бы несколько ослабить дефицит ресурсов, вызванный изоляцией от общества.

В вербальном плане они нередко фиксируются в категорических императивных высказываниях: «Не воруй у своих собратьев», «Поделись с ними продуктами питания и сигаретами», «Отдай долги, взятые у других, в строго установленные сроки» и т.д. Сфера действия указанного блока норм весьма обширна и разделяется практически всеми осужденными, независимо от их групповой принадлежности.

4. Процедурные или процессуальные нормы, призванные согласовывать поведение осужденных при разрешении конфликтных ситуаций, возникающих в сообществе. Они объективируются как типичные варианты реагирования в отношении конкретных субъектов взаимодействия. В одних случаях ими являются материальные или моральные стимулы поступков, согласующихся с общей линией внутригрупповой жизни. В других - скрытые формы агрессии, дискриминационные действия или открытые физические способы принуждения к общеразделяемым групповым моделям поведения.

5. Специфические нормы ритуального характера, благодаря которым, во-первых, определяется процедура вхождения («прописки») новых членов сообщества, устанавливается сценарий так называемых разборок, необходимых для решения спорных вопросов, а, во-вторых, весьма жестко поддерживается на должном уровне занимаемый статус и личный авторитет элитарных членов сообщества. Указанные нормы фиксируются в своеобразном субкультурном этикете, символическом психологическом пространстве личности: татуировках, стиле одежды, художественном оформлении среды обитания.

Например, в местах изоляции публично не допускается поднимать

упавшие на пол предметы личного туалета, одежды или столовые

237

принадлежности. В психологическом плане считается неприличным демонстрировать чувство слабости, сопереживания, проявлять излишнюю назойливость к окружающим и т.д. Механизм действия таких норм устанавливает монопольные права элиты на дополнительные привилегии в различных сферах жизнедеятельности не только в стенах конкретного пенитенциарного учреждения, но и за его пределами.

Функциональное назначение процессуальных и специфических норм ритуального характера заключается, помимо этого, в консервации и сохранении устойчивости субкультуры, а также в интеграции высокостатусных преступников вокруг моделей поведения, дающих дополнительные каналы влияния на значительное большинство членов общества.

Нормативная система является организующим ядром субкультуры. Но субкультура осужденных как социально-психологическое явление, конечно, значительно богаче. К элементам субкультуры, как это отмечалось в предыдущем параграфе, относятся: жаргон, клички, татуировки, ритуалы (клятвы, проклятия), способы стратификации (“прописки”, “приколы”), а также фольклор. Все эти субкультурные проявления в среде осужденных подробно освещались в работах авторов различных периодов (послереволюционных^[175] и современных^[176]).

Сообщество осужденных по типу является закрытым обществом, по характеру социальной структуры - сословно-кастовым. Вертикальная организованность в сообществе асимметрична, чаще всего направлена сверху вниз, переход в вышестоящие слои весьма затруднен, а для некоторых низкостатусных членов («опущенных») вообще исключен. В этих условиях борьба за статус, потребность в самоутверждении приобретает всеобщий, самодовлеющий и гипертрофированный характер, поскольку групповой статус осужденного полностью определяет ценность его личности и, как следствие этого, возможности удовлетворения материальных и духовных потребностей. Поскольку в местах лишения свободы все ресурсы являются дефицитными, борьба за повышение или сохранение группового статуса носит остроконфликтный характер.

В сообществе осужденных действуют те же социальные и социальнопсихологические механизмы (стратификация, лидерство, подражание), что и в любой человеческой общности. Специфичность же результатов действия этих механизмов обусловливается главным образом своеобразием социальной среды, искусственным и принудительным характером формирования общности.

Отношение к человеку и его оценка определяются, главным образом, не его личностными качествами, а социальной ролью, групповым статусом. И, если представители «элиты» воспринимаются «массами» как личности, то характеристика индивидов, образующих «массу», полностью исчерпывается их статусом. Происходит как бы «овеществление» личности, ее деперсонификация. Тем самым она исключается из сферы действия механизмов, блокирующих внутригрупповую агрессию (например, запрет доносительства не распространяется на «опущенных»). Само социальное клеймение (присвоение оскорбительных кличек, принудительное нанесение «знаковых» татуировок и т.д.) имеет целью затруднить восприятие «клейменого» как человека. А.Н. Леонтьев в свое время резко (и вполне справедливо) высказывался против теории социальных ролей, которая оставляет за бортом психологическую сущность личности. Идею сведения личности к совокупности исполняемых ею ролей он считал одной из самых

чудовищных . Но самое чудовищное состоит в том (это ярко характеризует и нравственную сущность субкультуры), что эта теория относительно сообщества осужденных вполне «работает».

Противопоставление сообщества осужденных всему обществу (и администрации колонии как его представителю) происходит по линии основных моральных ценностей - честность, справедливость, равенство и т.д., что не только повышает ценность «Мы», но и формирует враждебный образ «Они». Это предполагает особую деятельность лидеров сообщества по компрометации представителей администрации.

Фактически неоднородность и неравенство существуют при формально провозглашаемом равенстве. Привилегированная верхушка, представляя себя выразителем и защитником интересов всего сообщества, старается свои узкогрупповые интересы и цели выдать за общие. Для защиты и оправдания своих привилегий элита нуждается не только в существовании внешней угрозы, но и во внутренних врагах. Таковыми прежде всего выступают «опущенные». Во-первых, в условиях крайнего дефицита материальных благ «опущенные» являются объектом эксплуатации, во-вторых, их социальное положение служит для основной массы осужденных свидетельством ценности собственного статуса и в то же время предупреждением на случай возможных конфликтов с лидерами. Поэтому, если в какой-то момент в сообществе не оказывается непривилегированных осужденных или их недостаточно, нормы поведения ужесточаются.

Полное подчинение личных интересов групповым, укрепление сообщества не за счет соблюдения прав его членов, а за счет делегирования этих прав всему сообществу (фактически привилегированным группам); тотальный контроль за распределением и потреблением материальных благ; жесткая централизация и субординация, нормирование поведения во всем - все эти особенности социальной структуры сообщества и его нормативной системы прямо влияют на характер поведения его членов. ^[177]

Значительное влияние на криминогенную ситуацию в местах лишения свободы оказывают «воры в законе». Изучение этой прослойки осужденных позволяет отметить их наиболее характерные черты.

«Вор в законе», как мы уже отмечали выше, - не просто осужденный, который в соответствии со своим неформальным статусом в среде осужденных и с некоторыми индивидуальными характеристиками занимает ведущее положение (роль) в организации группового противоправного поведения в колонии. Это - всегда опасный преступник, занимающий наивысшую ступень в иерархии среды правонарушителей и пользующийся наибольшим авторитетом среди них. Такой статус он сохраняет и вне колонии. Поэтому его можно назвать лидером-профессионалом. Мотивация его противоправного поведения обусловливается остро конфликтными отношениями с обществом в целом, неприятием его ценностей, отчуждением от социальных институтов и позитивных микрогрупп (семьи, трудовых коллективов и т. д.). Такая мотивация определяет активное противодействие существующим нормам отбывания наказания и соответствующим усилиям администрации, выражаясь в систематических действиях по укреплению своей группировки и созданию общественно опасных ситуаций в ИУ и за ее пределами. Отметим, что такое поведение в колонии является частным проявлением общего социального и социально-психологического отчуждения «воров в законе» от общества.

Они составляют специфическую криминальную прослойку в среде осужденных. Поэтому, чтобы борьба с ними была успешной, необходимо знать не только их личность и поведение, но и неофициальные обязанности (функции), которые реализуются в поведении, цели этого поведения, а также причины и условия, способствующие противоправному поведению указанных лиц и возглавляемых группировок. В частности, очень важно учитывать обычаи и традиции преступной среды, недостатки в деятельности администрации ИУ, а также упущения в правовом регулировании.

Прежде чем рассматривать общие личностные характеристики этих

241

лидеров-профессионалов, необходимо классифицировать их, поскольку они достаточно неоднородны по своим криминологическим, уголовно-правовым и психологическим характеристикам, как неоднородны и возглавляемые ими группировки.

С учетом сказанного объясняется то обстоятельство, что среди преступников интерес к обретению статуса особо опасного лидера значительно возрос. К нему стали стремиться и те, кто с позиции криминогенной среды не имеет на это права, в частности лица молодежного возраста. Пытаясь обойти эти препятствия, они иногда с помощью денег подкупают других особо опасных преступников, в первую очередь «старых», чтобы последние признали за ними искомое положение. Это создает определенную кооперацию между «старыми» и «новыми» в то же время приводит к расколу первых.

Но, тем не менее, разногласия и конфликты между двумя названными категориями преступников остаются. «Старые» отстаивают необходимость добывания материальных благ с помощью тех преступлений, о которых мы говорили выше. Поскольку же значительную часть своей жизни они находятся в местах лишения свободы, то в большей степени, чем «новые», стремятся создать там себе «щадящие условия». Поэтому такие лица стараются поддерживать «справедливые» взаимоотношения среди осужденных, не допускать тяжких преступлений, явных конфликтов с администрацией ИУ и одновременно обеспечивать строгое соблюдение другими неформальных правил и традиций.

«Новые» пребывание в ИУ зачастую рассматривают лишь как досадный эпизод в жизни. Поэтому они чаще нарушают упомянутые нормы, чаще конфликтуют, больше занимаются поборами и притеснениями других осужденных, что ведет к недовольству основной массы последних, к потере авторитета лидера и, естественно, вызывает возмущение «старых».

Деление «воров в законе» на «старых» и «новых», как легко заметить,

основано отнюдь не на их возрасте, а на самом характере преступной

242

деятельности, т.е. признаке, несомненно, более важном. То, что такие группы существуют, нас убеждают и собственные наблюдения. Наши соображения полностью совпадают с аналогичными выводами практических работников ИУ и полиции. Другое дело, что во многих случаях можно наблюдать отступление от «правил», когда, например, в преступной сговор с коррумпированными чиновниками и расхитителями вступают и «старые» воры.

В целом, как правило, «ворами в законе» становятся субъекты, которые имеют высокий авторитет и пользуются влиянием среди преступников, а не только в рамках конкретного их сообщества. В этой связи можно утверждать, что они являются своеобразными суперлидерами антисоциальных неформальных общностей и представляют модель или эталон

«криминализированной» личности, в которой фокусируются основные ценности субкультуры преступников, а также социально-психологические и нравственные черты, детерминирующие отчужденность человека от интересов общества и положительно ориентированных социальных групп.

Среди «воров в законе» и их ближайшего окружения немало лиц, утративших веру в возможность измениться к лучшему, которые отказываются прилагать какие-либо усилия по перестройке

пессимистических ориентаций на жизнь и окружающую действительность. В психологическом плане вполне осознанное неверие в возможность позитивных перемен может выступать в качестве способа, с помощью которого такой преступник оправдывает свои поступки, поддерживает на достаточно высоком уровне субъективную удовлетворенность в существующих условиях. Подобные переживания и ощущения наиболее характерны для «авторитетов» старших возрастов.

«Воры в законе» являются особо криминализированными лицами, т.е.

активными носителями наиболее стойких антиобщественных взглядов и

представлений. Они в большей степени, чем другие «тюремизированы», т.е.

хорошо приспособлены к условиям лишения свободы, привыкли к ним,

243

лучше ориентируются в обстановке. Это способствует тому, что вокруг них создается (посредством формирования группового мнения) некий романтический ореол исключительности, справедливости и порядочности, притягивающий внимание других преступников, главным образом молодежного возраста. Склонность к риску, отсутствие страха в отношениях с представителями правоохранительных органов, а в местах лишения свободы администрации и самодеятельных организаций, активное утверждение и закрепление асоциальных образцов и стандартов поведения и мышления, терпимость к неблагоприятным условиям изоляции и давлению персонала, материальная и моральная поддержка членов «своей» группы - вот факторы, которые способствуют развитию и сохранению высокого межличностного статуса в субкультуре, стимулируют выдвижение «воров в законе» на роль лидера неформального сообщества, а впоследствии заставляют удерживать завоеванные позиции всеми возможными способами.

Эмоциональная холодность и отчужденность предопределяет жесткий характер взаимоотношений с другими осужденными. «Воры в законе» крайне редко подвержены эмоциональным срывам, сдержанны, расчетливы и проницательны, способны к аналитическому расчету шансов на успех. Они склонны к интригам с другими лидерами, но в случае лидерской конфронтации в ИК следуют за более сильным руководителем и в этом смысле конформны, подчиняемы.

Изложенное позволяет нам сделать вывод: психологические особенности личности «воров в законе» способствуют тому, что их отожествляют с неофициальной нормативной системой регуляции поведения, видят в них надежных «носителей» этой системы. Следовательно, последняя приобретает в лице такого лидера персонифицированную форму, которая оказывается определяющей в отношениях внутри и между группами осужденных.

В межличностном общении «воров в законе» также характеризует

подчеркнутый внешний вид, собранность, своего рода представительность,

244

доступность только для узкого круга осужденных, последовательность поведенческой линии и в отношении других осужденных, и в отношении сотрудников ИК, которая соответствует неформальным нормам. В противоправной деятельности отмечается личная корысть, неуважение, пренебрежение к осужденным, занимающим низкую ступень в неформальной иерархической структуре.

Этим лидерам свойственны устремления к личному успеху, на который они, собственно, и ориентированы, к расширению опыта противоправного поведения и деятельности, к активному участию в формировании норм - правил субкультуры осужденных. При решении вопросов, затрагивающих интересы своей группировки (например, распределение трудового вознаграждения и т.д.), они стремятся к укреплению личной власти и созданию материальных основ собственного существования. Значительное внимание многие из них уделяют своему здоровью и физическому состоянию.

Представители рассматриваемой категории являются неплохими организаторами, учитывают в своих целях потребности и интересы различных групп осужденных, их настроение. Внимательно следят и за деятельностью администрации, поведением сотрудников, используют в корыстных целях их промахи и ошибки. Более того, они систематически собирают информацию о жизни представителей администрации, являются инициаторами распространения о них негативной информации, различных слухов.

Наиболее важным в условиях отбывания наказания эти лица признают получение доступа к средствам жизнедеятельности, контролю за ними. В этом плане их отличает целеустремленность, сдержанность, настойчивость, смелость, самообладание. Им присуще умение вовлекать осужденных в противоправную деятельность прямыми или косвенными способами, они заботятся о подготовке не только соучастников, но в нужных случаях и «замены».

К числу субъективных личностных фактов, обусловливающих пенитенциарный рецидив, следует отнести отсутствие должной дифференциации при организации исполнения наказания. Сегодня в целом осужденный избрал для себя нейтральную модель поведения. Осужденный практически не имеет поощрений и взысканий от администрации исправительного учреждения.

Вместе с тем при такой модели поведения администрация исправительного учреждения не имеет возможности объективно оценить его рецидивный и криминогенный потенциал. Все это не позволяет должным образом реализовывать соответствующие социальные лифты.

В организационном плане нельзя не отметить отсутствие соответствующей корректировки оценки деятельности исправительных учреждений и переноса приоритетов на деятельность пенитенциарной и постпенитенциарной адаптации, психологической, воспитательной работы.

К числу объективных факторов, обусловливающих пенитенциарный рецидив, следует отнести положение, решение которого является одним из основных Концепции развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 г. - содержание всех осужденных, в том числе отрицательно настроенных и ведущих себя положительно, в общежитиях, а не по камерам.