§ 4. Вещные права и торговые сделки[610]
В настоящем параграфе мы укажем на конкретные виды договоров, в результате заключения которых право собственности на определенную вещь сохраняется за одной стороной, а распоряжается этой вещью по своему усмотрению другая сторона.
Как было указано, такие случаи являются аномалией с точки зрения классического вещного права. Объяснить существование подобных конструкций можно лишь одним соображением. По общему правилу предметом подобного рода договоров являются вещи, определяемые родовыми признаками. Как нами указывалось в § 2 главы 5, с точки зрения оборота наличие каких-либо вещных прав на эти предметы не имеет значения: управомоченный субъект не сможет их виндицировать или вчинить петиторный владельческий иск, а сможет лишь требовать предоставления ему вещей того же рода и качества.Случаи, когда предметом подобного торгового договора является индивидуально-определенная вещь, следует рассматривать как исключения; возможность распоряжения вещью несобственником встречает самые серьезные, а зачастую неразрешимые, по нашему мнению, проблемы, на которые мы указывали в предыдущих параграфах.
Начнем с классического торгового договора — договора комиссии. В соответствии со ст. 990 ГК РФ «по договору комиссии одна сторона (комиссионер) обязуется по поручению другой стороны (комитента) за вознаграждение совершить одну или несколько сделок от своего имени, но за счет комитента». Согласно ст. 996 ГК РФ вещи, поступившие к комиссионеру от комитента либо приобретенные комиссионером за счет комитента, являются собственностью последнего.
Приведем следующий пример. Предположим, комиссионер обязался продать вещь комитента третьему лицу за счет комитента. Договор купли-продажи заключается между комиссионером и третьим лицом, и только для них возникают обязательственные права и обязанности. В то же время в результате действий комиссионера прекратится право собственности комитента — лица, не участвующего в договоре и не отчуждающего вещь.
В этой конструкции очевиден разрыв между вещными и обязательственными правами.Совсем другое положение вещей мы видим при рассмотрении правоотношений, возникающих из поручения. Договор купли-продажи с самого начала существует между доверителем и третьим лицом. Поверенный, заключая и исполняя договор, физически (но не юридически) заменяет собой доверителя, при этом все (и вещные, и обязательственные) права существуют между третьим лицом и доверителем непосредственно, так, как будто и нет поверенного.
В случае с комиссией возможна и следующая ситуация, которая нам не представляется нормальной. Предположим, комитент передал комиссионеру картину, для того чтобы последний продал ее по наилучшей цене. Комиссионер заключает договор купли-продажи с лицом А. В то же время комитент обнаружил покупателя Б, с которым также заключил договор купли-продажи, указав, что право собственности возникает у Б с момента подписания соглашения.
Налицо конфликт интересов А и Б. Очевидно, суд должен будет признать собственником то лицо, которое приобрело вещь раньше, например Б. Окажется, что А не мог приобрести право собственности на вещь, поскольку комиссионер уже не мог совершить отчуждение (хотя на руках у покупателя вещь и договор комиссии, подтверждающий права комиссионера). Однако продавец в момент продажи вещи об этом ничего не знает, никакой недобросовестности, никакого порока или дефекта ни в одной из описанных сделок нет. Дефект, по нашему мнению, заключен именно в том, что два лица одновременно вправе по своему усмотрению независимо друг от друга совершить эти действия.
Нам могут возразить: такая же ситуация возможна в классической купле-продаже, когда недобросовестный продавец, несмотря на обязанность передать вещь в собственность одному покупателю (А), продает ее другому (Б). Данный случай, по нашему мнению, имеет более логичное и справедливое объяснение. Б, получивший вещь в собственность раньше А, становится собственником. Обязанность по передаче вещи в собственность А оказывается неисполнимой в силу не только объективного препятствия — отсутствия права собственности, но и по вине продавца.
Независимо от того, какие отношения существовали между пострадавшим покупателем (А) и продавцом, последний умышленно нарушил свою обязанность и должен нести перед потерпевшим все неблагоприятные последствия таких действий.Другой пример распоряжения вещью несобственником мы можем обнаружить в ст. 491 ГК РФ: «В случаях, когда договором купли-продажи предусмотрено, что право собственности на переданный покупателю товар сохраняется за продавцом до оплаты товара или наступления иных обстоятельств, покупатель не вправе до перехода к нему права собственности отчуждать товар или распоряжаться им иным образом, если иное не предусмотрено законом или договором либо не вытекает из назначения и свойств товара».
Таким образом, стороны договора купли-продажи могут предусмотреть в договоре а) последующую оплату товара, которая является моментом возникновения права собственности, и одновременно б) возможность для покупателя совершить отчуждение вещи до перехода права собственности на товар. Более того, такие договоры купли-продажи получили широкое распространение в деятельности различных субъектов, осуществляющих продажу товаров народного потребления. В коммерческой практике существует даже особое название такого рода договоров — договоры на реализацию.
В действительности такая конструкция порождает весьма нелепые последствия в аспекте вещных прав. Предположим, организация, осуществляющая оптовую торговлю (условно назовем ее ООО «Оптовая организация»), будучи собственником товара, продает его магазину (условное название — ЗАО «Магазин») для дальнейшей реализации. При этом в договоре указано, что право собственности на товар перейдет к ЗАО «Магазин» лишь с момента реализации товара. Пока ЗАО «Магазин» этот товар не продаст, деньги оно не перечислит. В определенный момент товар продается, потребитель уносит данную вещь из магазина, а ЗАО «Магазин» оплачивает товар ООО «Оптовая организация».
Обратим внимание на следующий момент: как только ЗАО «Магазин» перечислит деньги, оно и должно считаться собственником[611], хотя товара у него уже нет, он куплен конечным потребителем.
Ситуация абсурдна, но, к сожалению, возможна.Несколько изменим наш пример, предположим, ЗАО «Магазин» продало вещь, но не перечислило деньги ООО «Оптовая организация». Получается, что товар по-прежнему находится в собственности оптовой организации, и последняя имеет право его виндицировать у потребителя. Разумеется, в конкретной ситуации виндикационный иск скорее всего встретит возражение, основанное на ст. 302 ГК, однако возможность вчинення виндикационного иска у ООО «Оптовая организация» есть, поскольку именно оно является собственником товара. Нормальна ли такая ситуация? Очевидно, нет.
Любопытно отметить, что такие «договоры на реализацию» на практике очень трудно отличить от комиссии. И в том, и в другом случае обязательственное отношение существует между комиссионером (ЗАО «Магазин») и третьим лицом, однако благодаря исполнению такого обязательства прекращается (по крайней мере должно прекратиться) право собственности совсем другого лица — комитента (ООО «Оптовая организация»), которое никакого отношения к договору не имеет.
Нетрудно заметить, что в таких конструкциях нарушается основополагающий римский принцип: никто не может передать больше прав, чем имеет сам. В приведенных примерах отчуждатель не имеет права собственности[612] и тем не менее отчуждает вещь именно в собственность третьего лица.
Нам могут возразить: то же самое имеет место в случае с добросовестным приобретателем. Это не так. Как мы уже говорили в § 1.4 главы 6, у добросовестного приобретателя с передачей движимой вещи (или с иного момента, предусмотренного договором) по действующему законодательству право собственности не возникает. Оно возникнет лишь с истечением приобретательной давности. Здесь же просто невозможно, немыслимо допустить виндикацию вещи у конечного потребителя.
Наконец, третий пример аналогичной конструкции удается обнаружить в ст. 918 ГК РФ: «Если из закона, иных правовых актов или договора следует, что товарный склад может распоряжаться сданными ему на хранение товарами, к отношениям сторон применяются правила главы 42 настоящего кодекса о займе, однако время и место возврата товаров определяются правилами настоящей главы».
Как известно, предметом договора займа могут быть только вещи, определенные родовыми признаками. Соответственно индивидуально-определенные вещи не являются предметом договора займа (иначе теряется весь смысл института).
Означает ли это, что индивидуально-определенная вещь не может быть сдана на хранение товарному складу с возможностью ее реализации? По крайней мере определенно можно утверждать, что к такого рода договорам нормы ГК РФ о займе неприменимы.
Думается, подобные договоры хранения прямо не запрещены, теоретически их существование возможно, и они будут действительны. Только каким нормам ГК следует подчинить их действие? Предположим, поклажедатель передал индивидуально-определенную вещь на хранение товарному складу, а последний обязался спустя определенное время вернуть эту вещь. Тем не менее в договоре указана возможность в соответствии со ст. 918 ГК совершить отчуждение вещи.
По всей видимости, отчуждая вещь, товарный склад выступает в роли комиссионера, хотя это отнюдь не очевидно. Повторяем, с позиций классического гражданского права существование такой конструкции невозможно.
Вероятно, в законодательстве можно встретить и иные примеры торговых договоров, в которых содержится правомочие несобственника распоряжаться вещью по своему усмотрению. Если такая конструкция возможна в отношении вещей, определенных родовыми признаками, то в случае с индивидуально-определенными вещами мы встречаемся с непримиримыми противоречиями.
Подводя итог, акцентируем внимание на следующих обстоятельствах. В законодательстве встречаются случаи, когда собственнику принадлежит право распоряжения вещью, но эта возможность ограничена усмотрением третьего лица (законное представительство в отношении частично дееспособных лиц и право залогодержателя давать согласие на отчуждение заложенного имущества). В таких случаях право собственности по-прежнему существует у частично дееспособного субъекта (или залогодателя), хотя оно определенным образом ограничено со стороны другого лица.
Последнее никакого вещного права не имеет. Такие ситуации возможны, и они никак не влияют на саму систему вещных прав.Также в законодательстве встречаются случаи, когда у «собственника» отсутствуют какие-либо правомочия, а сохраняется лишь возможность контролировать действия другого субъекта посредством согласования действий с вещью. От всей «триады» правомочий у «собственника» остается лишь возможность давать согласие на распоряжение. Подобная ситуация возникает в случае с «правом ведения» предприятия, а также возможна при доверительном управлении (в зависимости от условий соответствующего договора). Такие случаи, по нашему мнению, не имеют логического объяснения. Мы называем учредителя доверительного управления и публично-правовое образование собственниками лишь в силу того, что история этих институтов и действующее законодательство вынуждают нас к этому.
Наконец, существует ряд конструкций, когда у определенного лица есть «право распоряжения по своему усмотрению», отдельное от право собственности. Примерами тому являются доверительное управление (когда права доверительного управляющего в отношении переданного имущества не ограничены договором) и различные «торговые» договоры (комиссия, «договоры на реализацию», договор хранения с возможностью продажи вещи). Подобные договоры, с нашей точки зрения, могут существовать лишь по поводу вещей, определенных родовыми признаками, а следовательно, к вещным правам не должны иметь отношения.
Об отдельных недостатках действующего законодательства и судебной практики в сфере защиты ; и вещных прав