§ 4. Вещные иски

В предыдущих параграфах мы отмечали, что каждому вещному праву соответствует свой вещный иск. Теперь (1) обобщим виды вещных исков, (2) рассмотрим их сходства и отличия друг от друга,

3. рассмотрим ряд исков, которые иногда причисляют к вещным, и
4. отдельно остановимся на проблеме соотношения вещных исков и иных способов защиты субъективных прав.

Действующее гражданское законодательство знает три вида вещных исков: виндикационный, негаторный и петиторный владельческий иски (ст.

Виндикационный и петиторный владельческий иски имеют ряд общих черт. Прежде всего и тот и другой направлены на возвращение вещи во владение истца из незаконного (фактического) владения ответчика. Таким образом, они всегда вчиняются фактическим владельцам. По общему правилу и виндикационный, и петиторный иски охраняют право на владение собственника или законного владельца, соответственно и позволяют истребовать вещь у незаконного владельца.

Различия между этими исками заключаются в следующем. Во- первых, виндикационный иск может быть предоставлен только собственнику, в то время как петиторный владельческий иск принадлежит всегда законному владельцу. Собственник просто не нуждается во владельческом иске, поскольку его право на владение основано на праве собственности и защищается с помощью виндикации.

Во-вторых, в некоторых случаях виндикационный иск допустимо вчинить при отсутствии у собственника права на владение. Поясним это на следующем примере. Предположим, собственник сдает вещь в аренду, а арендатор продает вещь третьему лицу. Предположим также, что арендатор не торопится с вчинением владельческого иска (это вполне логично, ведь он вещь и отчуждал). Вправе ли собственник вчинить виндикационный иск владельцу?

Ответ должен быть положительным хотя бы в силу прямого указания ст.

Предположим, арендатор, нарушая договор, передает вещь в субаренду. Здесь также следует признать возможным иск об истребовании имущества из чужого незаконного владения.

Что защищает такой иск, если мы утверждаем, что права на владение у собственника нет (оно принадлежит арендатору)? Вспомним классическое определение виндикационного иска как иска невладеющего собственника владеющему несобственнику. Приведенная ситуация полностью укладывается в это определение. Предназначение виндикационного иска в данном случае заключается не в восстановлении нарушенного владения (у собственника не было права на владение), а в защите законных интересов собственника, который помимо своей воли может лишиться своего права собственности на вещь.

Возможно, наше объяснение выглядело бы логичнее, если бы мы обязали собственника расторгнуть договор аренды и право на владение перестало бы существовать в лице арендатора и возникло бы у собственника. Тогда бы виндикационный иск защищал исключительно право на владение собственника. Однако законодательство не содержит такого требования, и это вполне оправданно.

Собственник, ощущая угрозу потерять право собственности на вещь вследствие смены ее владельца, должен быть защищен виндикационным иском. По нашему мнению, эта угроза не уменьшается и в том случае, когда арендатор передает вещь не в субаренду, а на хранение (разумеется, если возможность отдачи вещи на хранение не предусмотрена договором). Ведь если контрагент субарендатора, будучи фактическим владельцем, продаст вещь добросовестному приобретателю, тот будет защищен ст. 302 ГК РФ. Поэтому возможность обратиться в суд в подобной ситуации должна быть у собственника, невзирая на существование договорных отношений и сохранение права на владение арендатора.

Таким образом, виндикационный иск собственника может быть направлен не только на защиту права на владение собственника, но и на предотвращение угрозы лишиться вещи, т.е.

В связи с этим следует сделать следующий вывод. Петиторный иск владельца и виндикационный иск собственника крайне близки по своему содержанию и назначению: они действуют против всех третьих лиц и направлены на истребование вещи из чужого незаконного владения, т.е. защищают право на владение субъекта. Тем не менее в виде исключения возможны случаи, когда они защищают не право на владение собственника, но только интересы лица: виндикационный — в только что приведенном нами примере, а петиторный владельческий — в ситуации давностного владения.

Еще одним вещным иском является негаторный. Так же как и петиторный владельческий, негаторный иск направлен на защиту одного вещного права. Если владельческий иск сопровождает право на владение, то негаторный — право пользования. Отличие можно увидеть лишь в том, что негаторный защищает права как собственника, так и любого законного пользователя, в то время как владельческий необходим только лицу, имеющему право на владение и лишенному владения, но не собственнику (у последнего есть виндикация).

Мы уже обращали внимание на то, что негаторный иск по общему правилу направлен на устранение длящегося нарушения. Необходимость в нем отпадает, если третье лицо уже перестало препятствовать осуществлению прав пользователя. В связи с этим негаторный иск не подлежит действию исковой давности.

На наш взгляд, система вещных исков должна на этом считаться исчерпанной. Для права на владение существует петиторный владельческий иск, для права на пользование существует негаторный иск. Собственнику принадлежат виндикационный и негаторный иски. Первый по общему правилу служит защитой права на владение собственника, а второй направлен исключительно на защиту права пользования собственника. Правомочие распоряжения собственника охраняется теми же исками, что и право собственности, поскольку нарушить только это правомочие, не затронув при этом существа права собственности, невозможно.

Обратимся теперь к проблеме конкуренции вещных и обязательственных исков.

Формально, если вещь сохранилась у арендатора, а по нормальному положению вещей так и должно быть, собственник не лишен права вчинять виндикационный иск. В то же время собственник легитимирован на предъявление иска из договора аренды о возврате вещи (ст. 622 ГК РФ). Первый иск — вещный, второй — обязательственный, и конкуренция этих исков очевидна (совпадение в субъектах и цели исков). Вправе ли собственник по своему усмотрению избрать способ защиты, или он обязан воспользоваться лишь определенным иском?

В литературе представлены полярные точки зрения на этот счет. Так, Ю.К. Толстой, Д.М. Генкин, Е.А. Суханов исключают возможность конкуренции[481]: при наличии договорных отношений следует предъявлять иск из договора, а не вещно-правовой[482]. А.В. Коновалов несколько непоследовательно, на наш взгляд, отрицает конкуренцию виндикационного и договорного требований, но в то же время допускает ее в отношении договорного и негаторного исков[483].

Наконец, существует точка зрения, согласно которой возможно вчинение виндикационного иска вместо договорного, в случае, когда истцу затруднительно доказать существование договорных отношений[484]. Крайне близко к такому взгляду примыкает позиция А.В. Венедиктова, который в принципе высказывается против конкуренции исков, однако допускает возможность замены договорного иска виндикационным по мотиву невозможности предоставления доказательств в порядке изменения основания иска[485].

Мы разделяем позицию тех ученых, которые высказываются против допущения конкуренции вещных и обязательственных исков, а точнее, решают эту проблему в пользу последних. Совершенно справедливо утверждение Д.М.

Что же касается того аргумента, что собственник в силу каких- то причин не может доказать существование договорных отношений и было бы справедливо предоставить ему возможность виндикации вещи в таких случаях, то с такой позицией согласиться нельзя.

В действительности представить себе такую ситуацию довольно сложно. У арендатора всегда существует обязанность вернуть вещь, а существует она благодаря относительному правоотношению, возникающему из договора. При таких обстоятельствах остается непонятным, что может помешать собственнику вчинить иск на основании договора. Мы не видим причин, препятствующих ходатайствовать перед судом об истребовании доказательств у ответчика или иных лиц (п. 4 ст. 66 АПК РФ). В случае если он не может доказать те обстоятельства, на которые ссылается (п. 1 ст. 65 АПК РФ), то в иске должно быть отказано.

Рассмотрим теперь проблему конкуренции исков на примере того же договора аренды, но с позиций арендатора. С одной стороны, в силу заключенного договора и ст. 606 ГК РФ арендодатель обязан предоставить арендатору определенное имущество (обязательственный иск). С другой стороны, может сложиться впечатление, что у арендатора до передачи вещи уже возникло право на владение и он вправе вчинить владельческий иск собственнику (ст. 305 ГК РФ).

По нашему мнению, это неверно. У арендатора до передачи вещи не возникает права на владение, он лишь может требовать от собственника предоставление ему вещи во владение. Следовательно, до передачи арендатор не пользуется вещно-правовыми способами защиты (ст. 305 ГК РФ).

Таким образом, по нашему мнению, конкуренция между вещными и обязательственными исками должна решаться в пользу последних.

обязан предоставить определенному лицу возможность пользоваться его имуществом на условиях и в пределах, определенных соглашением. Собственник, не выполняющий эти условия, т.е. препятствующий сервитуарию в пользовании имуществом, нарушает договор. Следовательно, сервитуарий не пользуется негаторным иском против собственника, а имеет лишь обязательственно-правовые способы защиты против должника.

В литературе встречаются попытки дополнить систему вещноправовых способов защиты права следующими видами исков: 1) исками об исключении имущества из описи при аресте имущества, 2) исками о признании (прежде всего о признании права собственности) и 3) различными видами исков относительного характера.

Для того чтобы доказать вещную природу иска об исключения имущества из описи, необходимо определить, на защиту какого права он направлен и какие обстоятельства являются основанием для его предъявления. Так, многие цивилисты полагают, что такого рода, иски призваны защитить возможность пользования и распоряжения вещью и в связи с этим являются негаторными[489]. Отметим, что негаторный иск непосредственно направлен на защиту права пользования, но не распоряжения.

P.O. Халфина рассматривает иски об исключении имущества из описи в качестве виндикационных[490]. Своеобразную позицию занимает Д.М. Генкин. По мнению цивилиста, если собственник лишается возможности распоряжаться вещью вследствие неправильного ее включения в акт описи, то иск, предоставленный в этом случае субъекту, «является одновременно и иском о признании права собственности на вещь и о снятии ограничений в распоряжении вещью»[491].

По нашему мнению, иски об исключении имущества из описи, несмотря на внешнее сходство с виндикационными и негаторными, являются вполне самостоятельным средством защиты и в то же время не могут быть признаны вещными. Они основаны на неправомерных действиях пристава как представителя государства, т.е. являют-

ся исками из публично-правовых отношений. Смешение частноправовых и публично-правовых способов защиты недопустимо. Кстати, это утверждение подтверждается и процессуальным законодательством: дела, возникающие из частных и публичных правоотношений, составляют отдельные виды судебных производств, возможность их объединения исключена (разд. II и III АПК РФ и ГПК РФ).

Обосновать вещно-правовую природу иска об исключении имущества из описи, по нашему мнению, невозможно.

Другим иском, который предлагается включить в число вещных, является иск о признании права (в частности, права собственности)120. Такая точка зрения представляется ошибочной. Во-первых, этим иском защищаются не только вещные, но и обязательственные права. Если исходить из принципиального различия вещных и обязательственных прав, то обосновать его исключительно вещный характер нельзя. Во-вторых, в данном случае следует поставить вопрос: каково предназначение этого иска? Традиционно считается, что данный иск призван устранить неясности в праве, т.е. право существует и без него, но для его укрепления при наличии спора о праве лицо обращается в суд с таким иском.

Разумеется, в ряде случаев возможность вчинення такого иска важна для собственника, ведь он при помощи суда может подтвердить свое право собственности. Однако было бы неверно утверждать, что этот иск защищает нарушенное правомочие собственника. Он лишь укрепляет и подтверждает его. В чем же при таких обстоятельствах заключается «вещность» иска? Пока на этот вопрос нет удовлетворительного ответа.

Наконец, в литературе можно встретиться с попытками расширить область применения обязательственных исков за счет вещных прав. Пожалуй, наиболее широкий перечень гражданско-правовых средств охраны «вещественного состава» собственности можно встретить у А.В. Венедиктова. К ним он причисляет: 1) истребование имущества (т.е. виндикацию), 2) устранение не связанных с лишением владения нарушений права на использование имущества (негаторный иск), 3) возврат в натуре переданного в пользование или заимообразно имущества как индивидуально-определенного, так и определяемого родовыми признаками, 4) возмещение убытков в случае гибели или повреждения имущества, переданного по договору (иски из деликтов), 5) признание недействительными всякого рода сделок, заключенных с целью, противной закону (иски о недействительности и реституции), 6) возмещение стоимости имущества, полученного без достаточного основания (кондикционные требования), 7) возмещение вреда, причиненного имуществу вне договорных отношений,

8. возмещение ущерба, причиненного по вине рабочих и служащих,
9. возмещение ущерба, причиненного колхозу бесхозяйственным и нерадивым отношением к колхозному имуществу[492].

В своих рассуждениях А.В. Венедиктов исходил из принципа всемерной охраны социалистической собственности, содействия ее развитию и укреплению. При этом, заметим, цивилист говорил о вышеперечисленных средствах не в том смысле, что все они являются вещными, а лишь подчеркивал их направленность на охрану «вещественного состава» права собственности[493]. Правда, не совсем понятно, в чем заключается охрана имущества в натуре, например, при иске о возмещении убытков, когда имущества уже не существует.

Концепция А.В. Венедиктова уже подверглась вполне обоснованной критике[494]. Наиболее актуальной и сложной проблемой с позиций сегодняшнего дня видится соотношение виндикационного иска со следующими способами защиты из перечисленных выше: 1) с иском об исполнении обязанности в натуре, 2) с иском о признании сделки недействительной и применении последствий недействительности, 3) с иском о неосновательном обогащении (кондикции). Все остальные способы защиты, поименованные А.В. Венедиктовым, или потеряли для современного права свою актуальность, или легко могут быть отграничены от вещных, и останавливаться на их рассмотрении в рамках нашей работы нецелесообразно.

В современное гражданское право перешли принципы реального исполнения обязательств и исполнения обязательств в натуре. Так, в соответствии со ст. 396 ГК РФ уплата неустойки и возмещение убытков в случае ненадлежащего исполнения обязательства не освобождают должника от исполнения обязательства в натуре, если иное не предусмотрено законом или договором. Разумеется, в тех случаях, когда вещь не является предметом договора или вещь определена родовыми признаками, проблема разграничения вещного и обязательственного исков перестает быть актуальной. Все вещные иски направлены на защиту вещного права, т.е. права, существующего по поводу индивидуально-определенной вещи.

В тех случаях, когда предметом договора выступает индивидуально-определенная вещь, обозначенная проблема приобретает определенную остроту Предположим, заключен договор купли-продажи картины. В силу договора право собственности на картину переходит к покупателю с момента его подписания, однако продавец по каким- то причинам не передает вещь покупателю. Иск покупателя к продавцу всегда будет носить обязательственный характер, несмотря на то что покупатель уже стал собственником и формально легитимирован на виндикацию.

Именно такой вывод следует из вышеизложенного анализа проблемы конкуренции вещных и обязательственных исков. Если между сторонами существует определенное обязательство, то обязательственный иск исключает применение вещного иска.

Если продавец до фактической передачи вещи отчуждает ее третьему лицу, то собственник (покупатель) вправе вчинить виндикационный иск, поскольку а) его не связывают никакие относительные правоотношения с третьим лицом и б) третье лицо является фактическим владельцем вещи.

В этом и заключается основное различие двух рассматриваемых исков. Первый действует только против стороны в договоре, в то время как виндикация в силу ее абсолютного характера может быть осуществлена против любого незаконного владельца.

Существенной особенностью обладает правовой режим недвижимости, вещные права на которую по общему правилу возникают с момента их регистрации. Таким образом, если предметом договора купли-продажи является недвижимая вещь, то право собственности на нее, а следовательно, и возможность виндикации возникнут только с момента государственной регистрации (ст. 131 ГК РФ).

Так, если недобросовестный продавец после заключения договора купли-продажи с лицом А заключает аналогичный договор с Б и последний регистрирует свое право на недвижимость, то именно он становится собственником. Лицо А в любом случае будет обладать лишь обязательственным требованием к продавцу.

Если рассмотреть права, возникающие из договора аренды, на примере недвижимости, то следует прийти к аналогичным выводам, сделанным в отношении купли-продажи недвижимости, со следующими оговорками. В соответствии с п. 2. ст. 651 ГК РФ «договор аренды здания или сооружения, заключенный на срок не менее года, подлежит государственной регистрации[495] и считается заключенным с момента такой регистрации».

Предположим, арендодатель заключил договор аренды недвижимости на срок 11 месяцев и передал имущество арендатору. В то же время арендодатель заключил с третьим лицом аналогичный договор на срок более года, и он был зарегистрирован. Очевидно, право на владение возникло у первого лица, и хотя бы в силу этого (несмотря на регистрацию второго договора) такое же право не могло возникнуть у второго арендатора. Последний будет лишь требовать возмещения убытков у недобросовестного арендодателя.

Таким образом, внешнее сходство между иском об исполнении обязанности в натуре по передаче вещи и виндикационным (петитор- ным владельческим) иском заключается в том, что оба они могут служить одной цели — переходу вещи из владения ответчика во владение истца (этим обстоятельством и объясняется конкуренция между ними). Существенное же отличие заключено в том, что обязательственный иск применяется только для защиты интересов стороны в договоре, он имеет относительный характер. Виндикационный (пе- титорный владельческий), напротив, может быть предъявлен против любого нарушителя прав и законных интересов.

В настоящий момент куда большие затруднения вызывает соотношение виндикационного и реституционного требований. Основной причиной проблемы является возможность (или невозможность) учета прав добросовестного приобретателя при применении реституции. Судебная практика в данном вопросе несколько нестабильна, и конкретные подходы правоприменителя мы приведем и проанализируем в приложении к настоящей работе. Сейчас же рассмотрим в общетеоретическом плане институты недействительности сделок и реституции в их соотношении с вещно-правовыми способами защиты прав.

Согласно ст. 167 ГК РФ «недействительная сделка не влечет юридических последствий, за исключением тех, которые связаны с ее недействительностью, и недействительна с момента ее совершения». В соответствии с п. 1 ст. 166 ГК РФ «сделка недействительна по основаниям, установленным настоящим Кодексом, в силу признания ее таковой судом (оспоримая сделка) либо независимо от такого признания (ничтожная сделка)». Общим последствием недействительности сделки является двусторонняя реституция, т.е. обязанность сторон возвратить все полученное по сделке.

Как мы видим, законодатель строго разделяет ничтожные и оспоримые сделки. Несмотря на внешнюю стройность этой классификации, различие между этими двумя видами вовсе не очевидно. В случае судебного признания оспоримой сделки недействительной она ничем не отличается от сделки ничтожной; если же оспоримая сделка не оспаривалась либо ее оспаривание было неуспешным, она ничем не отличается от сделки действительной. Никакой неопределенности здесь нет ни до вступления в силу решения суда, ни после. В чем же тогда следует искать различия ничтожных и оспоримых сделок?

Во-первых, оспоримых сделок сравнительно немного: к ним относятся сделки, предусмотренные ст. 173—179 ГК РФ, и некоторые иные. Все остальные недействительные сделки ничтожны. Во-вторых, последствия ничтожности могут быть применены судом по требованию любых заинтересованных лиц или по усмотрению самого суда, а надлежащим истцом по иску о признании оспоримой сделки недействительной может быть только лицо, прямо указанное в ГК РФ. В-третьих, срок для предъявления иска о применении последствий ничтожной сделки в настоящий момент равен трем годам[496], а срок для предъявления иска о признании оспоримой сделки недействительной и применении реституции — одному году. Еще одним важным отличием является следующее: истец может не выдвигать в качестве предмета иска требования о признании ничтожной сделки недействительной, а утверждая, что она была ничтожной, требовать чего-то иного (иначе говоря, ничтожность будет основанием иска).

Отличие оспоримых сделок от ничтожных способно оказать весьма ощутимое влияние на вещные права. Так, если договор купли- продажи ИНДИВИДуаЛЬНО-ОПредеЛеННОЙ ВЄЩИ был ОСПОРИМОЙ СДЄЛ' кой, то для того, чтобы право собственности у продавца было признано непрекратившимся, ему необходимо доказать недействительность сделки и потребовать реституции. В результате удовлетворения такого иска (точнее, этих связанных, но самостоятельных требований) продавец продолжает оставаться собственником имущества, а вещь возвращается в его владение. Подчеркнем, право собственности не возникает у покупателя. Продавец как был собственником вещи, так им и остался, но пока суд не признает это обстоятельство, собственником считается покупатель.

Ничтожная сделка не порождает никаких правовых последствий (кроме тех, которые связаны с ее недействительностью) с самого начала. Таким образом, не требуется даже решения суда: покупатель изначально независимо ни от каких обстоятельств не является собственником. Последствия же по общему правилу аналогичны — реституция.

Такое положение таит в себе известную несправедливость. В результате решения суда отношения сторон, их права, которые представлялись им и всем третьим лицам существующими, оказываются лишь видимостью. Действия сторон, представлявшиеся юридическими фактами, в действительности оказываются лишь фактическими действиями, и задача суда состоит в том, чтобы устранить все фактические последствия недействительной сделки.

Несправедливость такого положения становится особенно заметна, когда вещь оказывается в собственности или на ином вещном праве у третьего, четвертого... субъекта. Вся цепочка сделок, основанных на праве собственности покупателя, оказывается недействительной, поскольку в действительности правом собственности покупатель не обладал.

Особенно остро ненормальность подобной ситуации чувствуется в случае ничтожности сделок, поскольку круг субъектов, легитимированных на реституцию по такой сделке, сформулирован достаточно широко — «любые заинтересованные лица», а срок для предъявления иска долгое время был весьма продолжителен — 10 лет (ныне, как мы уже упоминали, он составляет три года). Однако принцип действия реституции логически безупречен. Как в свое время удачно выразился Р. Иеринг, «не может возникнуть правовая жизнь из юридически мертвого семени»[497].

Отличие правовой природы иска о недействительности (реституции) и виндикационного требования очевидно. Реституция затрагивает только стороны сделки. Данная конкретная сделка является недействительной, и только ее стороны возвращаются в первоначальное положение. Абсолютного характера в реституции увидеть нельзя, это строго личный иск (он предъявляется к конкретным участникам (участнику) сделки).

В свою очередь, виндикация — иск абсолютный: истцом является собственник (а не любое заинтересованное лицо, как в случае ничтожности сделки), ответчиком -третье лицо, у которого фактически находится вещь и которое не связано личными правоотношениями с собственником.

Тем не менее на практике случается, что один и тот же законный интерес может быть защищен с помощью различных процессуальных средств. Довольно часто такими средствами являются иск виндикационный и иск о признании сделки недействительной и применении ее последствий.

В качестве иллюстрации рассмотрим случай, довольно распространенный на практике. Допустим, арендатор продает движимую вещь, на которую он имел лишь право временного владения и пользования. В этом случае за собственником следует признать два способа защиты: (1) истребование вещи у ее приобретателя при помощи виндикационного иска или (2) иск о признании договора купли-продажи между арендатором и третьим лицом недействительной сделкой и о применении последствий ее недействительности, т.е. возврат имущества арендатору[498].

Из двух возможных вариантов — виндикационного и реституционного исков — собственник, действительно желающий вернуть вещь себе, предпочтет, по всей вероятности, второй путь. Дело здесь заключается в препятствии (подчас непреодолимом) для иска собственника, предусмотренном ст. 302 ГК РФ, т.е. в добросовестности приобретателя.

Институт добросовестного приобретения был рассмотрен в § 1.4 главы 6, где мы установили, что такое лицо не обладает правом на владение и при этом в отличие от давностного владельца защищено от виндикационного иска собственника. Однако защита, предоставленная ст. 302 ГК, не может быть противопоставлена реституции. Коль скоро договор, на основании которого лицо получило право на владение, не мог породить никаких (в том числе и вещных) прав, то добросовестный приобретатель не может быть признан лицом, обладающим правом на владение (законным владельцем), и оказывается совершенно беззащитен.

Гражданский кодекс пусть и не желая того, косвенно признает это положение, помещая институт добросовестного приобретения среди норм о защите вещных прав, а недействительность и реституцию — в общие правила о сделках. По действующему законодательству реституция и вещно-правовые способы защиты — совершенно различные институты.

Если исходить из принципа справедливости, то, разумеется, несколько странно то положение, что собственнику достаточно избрать иной способ защиты, для того чтобы с легкостью преодолеть возражение приобретателя, основанное на ст. 302 ГК РФ. Напомним, что ст. 168 ГК РФ относит к ничтожным все сделки, противоречащие закону (кроме прямо указанных случаев), а ст. 167 ГК РФ указывает в качестве истцов в такого рода спорах любых заинтересованных лиц.

Возможно ли решить обозначенную проблему учета прав добросовестного приобретателя при реституции на основании правила о конкуренции исков исходя из норм действующего права? Думается, что нет. Вполне возможно, экономически цель у собственника одна и та же — имущество должно вернуться к нему. Однако юридически никакой конкуренции здесь не существует: субъекты виндикационного и реституционного исков, а также их цели различны. Собственник вправе виндицировать имущество у фактического владельца. В случае реституции истец требует возвратить имущество стороне в сделке. Ответчики здесь совсем другие. Юридическая цель того и другого иска также различна. Если виндикация — это истребование имущества (при успехе вещь окажется во владении собственника), то реституция — возврат сторон в первоначальное положение (в нашем примере с арендатором собственник стороной не является).

Поставленная проблема положения добросовестного приобретателя при реституции широко освещена в современной литературе.

Н.Д. Шестакова, например, находит интересы добросовестного приобретателя заслуживающими охраны при возврате сторон сделки в первоначальное положение. Понимая, что при помощи одной только ст. 302 ГК РФ добросовестное лицо защититься от реституционного требования не сможет, она предлагает следующую цепочку рассуждений. Ничтожная сделка может быть признана таковой и (или) применены последствия ее недействительности лишь в том случае, если требование заявлено заинтересованным лицом (ст. 168 ГК РФ). По мнению Н.Д. Шестаковой, основанному на работах известнейшего советского и современного процессуалиста Р.Е. Гукасяна[499], «только лицо, выступавшее в качестве стороны сделки либо его правопреемник, может быть истцом по делу о применении последствия недействительности данной сделки в виде реституции»[500], так как интерес должен обязательно выражаться в том, что решение суда может отразиться на правах или обязанностях лица, принимающего участие в процессе.

Таким образом, ученый отказывает собственнику в наличии у него юридического интереса, если, конечно, он не принимал участия в сделке, и как следствие считает, что он не вправе заявлять иск о применении последствий недействительности[501]. Единственной возможностью для собственника вернуть имущество остается виндикационный иск, которому скорее всего будет противостоять возражение о добросовестности приобретателя.

Н.Д. Шестакова действительно разрешает проблему учета прав добросовестного приобретателя по недействительной сделке. Однако посылка, от которой она отталкивается в своих рассуждениях, — круг лиц, заинтересованных в оспаривании сделки и (или) применении последствий ее недействительности, ограничивается участниками сделки — нам не кажется правильной. Само словосочетание, употребленное в абз. 2 п. 2 ст. 166 ГК для обозначения круга потенциальных истцов по реституционным искам из незаконных сделок, — «любое заинтересованное лицо» — свидетельствует, на наш взгляд, о том, что законодатель стремился сделать такой круг лиц максимально широким (во всяком случае не ограничивать его одними только сторонами (участниками) сделки)[502]. Итак, отказывать собственнику в возможности вчинить реституционный иск на том лишь основании, что он не участвовал в ничтожной сделке (и не является заинтересованным лицом), неправильно.

В.В. Витрянский полагает, что добросовестность приобретателя не имеет отношения к реституционному иску собственника. «Право на использование предусмотренных законодательством способов защиты само является субъективным правом, — пишет он, — и в силу ст. 9 ГК осуществляется обладателем права по его усмотрению. В связи с этим вопрос о том, какой из способов защиты (виндикация или реституция. — А,Б,)... может быть применен... должен решать сам собственник»[503]. Но вслед за этим ученый неожиданно заключает, что в случаях, когда имеет место «цепочка» сделок (второй, третий приобретатель), «в целях защиты интересов третьих лиц и обеспечения в целом устойчивости имущественного оборота было бы целесообразным установить ограничения в использовании такого способа защиты нарушенного субъективного права собственности, как признание сделок недействительными и применение последствий недействительности ничтожных сделок в отношении последующих (кроме первой) сделок с чужим имуществом»[504].

Однако подобный подход встретил справедливую критику в юридической литературе. Нам остается лишь вслед за В.А. Рахмило- вичем задать вопрос: «Каким образом и почему количество передач должно повлиять на право?»[505].

Пожалуй, рассмотрение точек зрения цивилистов на проблему учета прав добросовестного приобретателя при реституции было бы неполным без обращения к работам К.И. Скловского. Насколько можно судить, права добросовестного приобретателя по недействительной сделке являются одним из центральных вопросов его научной деятельности. Однако проанализировать позицию К.И. Скловского по вопросу защиты прав добросовестного приобретателя, согласиться с ней или привести возражения достаточно сложно. Точка зрения ученого претерпевает изменения и, по нашему мнению, недостаточно четко выражена в его работах.

Так, например, К.И. Скловский критикует точку зрения М.И. Брагинского и В.В. Витрянского, по мнению которых фигура добросовестного приобретателя появляется лишь в связи с виндикационным иском и не имеет отношения к механизму реституции. При этом цивилисты вполне справедливо указывают на то, что собственник не ограничен в выборе способов защиты права. Однако тут же повторяется мысль, высказанная ранее В.В. Витрянским, о том, что следовало бы ограничить возможности собственника допущением признания лишь первой сделки недействительной, но не всех последующих[506].

Что же противопоставляет этой позиции К.И. Скловский? Он пишет: «Верно, что фигура добросовестного приобретателя известна вещному праву, но она... продукт не столько вещного права, сколько оборота... Нельзя, впрочем, не согласиться с М.И. Брагинским и В.В. Витрянским в том, что механизм реституции безразличен к добросовестности как таковой»[507]. Но ведь тем самым ученый признает правильность позиции его оппонентов!

Далее автор пишет: «Аргументы о праве лица самостоятельно избирать средства защиты его права, не считаясь с известной еще римскому праву субординацией исков, — нет смысла обсуждать, пока не доказано главное: собственник вообще вправе вмешаться в правоотношения по реституции и перевести возврат вещи в порядке ст. 167 ГК на себя»[508].

Думается, в данном случае К.И. Скловский просто подменяет тезис. М.И. Брагинский и В.В. Витрянский никогда не утверждали, что собственник в рамках реституции может «перевести вещь на себя». Разумеется, ст. 167 ГК предписывает возврат сторон в первоначальное положение сторон по недействительной сделке. Она вовсе не позволяет передать вещь третьему лицу (собственнику).

Предположим, арендатор продает вещь лицу А (1-й добросовестный приобретатель). А продает вещь Б (2-й добросовестный приобретатель). Собственник вчиняет иск к этим лицам, в котором требует произвести реституцию. Механизм возврата сторон в первоначальное положение будет следующим: Б возвращает вещь А, А возвращает вещь арендатору. Ни о каком возврате вещи непосредственно собственнику речи не идет. Собственник потребует возврата в связи с прекращением договора аренды.

Очевидно, К.И. Скловский также осознает, что приведенная ситуация не имеет отношения к его рассуждениям о возврате вещи непосредственно собственнику. Он рассматривает аналогичный пример и отмечает: «Если процесс приобретает такое содержание, то едва ли можно найти аргументы, запрещающие суду вынести решение о возвращении сторон в первоначальное положение, тем более что суд может это сделать и по своей инициативе»[509].

Таким образом, видимо, ученый признает, что добросовестный приобретатель не защищен от подобных действий собственника. Определенное препятствие он видит на стадии исполнительного производства. «Ведь независимо от того, кем поставлен вопрос о применении реституции, истцом, обладающим требованием возврата вещи, все равно остается отчуждатель. Соответственно на стадии исполнения он превращается во взыскателя»[510].

Это неверно. Как мы указали, и практика дает тому массу примеров, ответчиками являются стороны договора, а истцом — собственник. Другое дело, что вещь возвращается не собственнику (истцу), а одному из ответчиков.

Продолжим следить за мыслью цивилиста: «Практически возможны и в известных случаях даже ожидаемы ситуации, в которых такой взыскатель откажется от взыскания. Именно с учетом такого варианта развития событий суд и принимает решение о реституции, когда об этом не просят сами стороны ничтожной сделки. Только здесь в полной мере становится ясным и правило п. 2 ст. 166 ГК»[511].

Это высказывание довольно спорно. Если обе стороны сделки (являясь ответчиками) не желают реституции, то суд вправе самостоятельно ее произвести. Однако если этого требует истец (не сторона в сделке), то у суда нет никаких оснований отказать в этом требовании.

В связи с этим кажется несколько странным следующее высказывание: «Хотя любое заинтересованное лицо может требовать применения механизма реституции, окончательное решение о том, применять ли реституцию, остается в этом случае за судом». Отвлечемся на секунду от реституции, предположим, истец взыскивает убытки. Разумеется, это дело суда — удовлетворить иск или нет, применить взыскание убытков или не применить. Однако если суд находит иск подлежащим удовлетворению, то убытки взыскиваются. То же самое и в нашем случае. Если заявлено требование о реституции и суд считает данный иск подлежащим удовлетворению, то он обязан будет удовлетворить просьбу о возврате сторон в первоначальное положение.

Резюмируя (насколько это возможно) позицию К.И. Скловско- го, представленную в работе «Собственность в гражданском праве», отметим, что автор не приводит убедительных аргументов, при помощи которых можно было бы обосновать защиту добросовестного приобретателя при реституции.

Поставленной проблеме посвящена статья К.И. Скловского «Защита владения, полученного по недействительной сделке». В ней он отмечает: «Внешнее, неглубокое действие реституции, как она представлена и в ст. 167 ГК, состоит в том, что оно не затрагивает вопроса о правах, а сам этот способ защиты устроен таким образом, что механизм его действия вовсе не ставится в зависимость от наличия права на имущество и потому не может быть парализован возражением об отсутствии у другой стороны права»[512]. С этим высказыванием можно и не спорить, однако затем ученый утверждает: «Следствием этих особенностей является высокая эффективность и оперативность, но также и предварительный характер такого рода защиты»[513].

Вот это уже спорно. Реституция призвана привести фактическое положение дел в соответствие с юридическими реалиями. Предварительный характер этого способа защиты ничем не подтверждается.

С сожалением приходится констатировать, что и в этой работе К.И. Скловский не прояснил свою позицию относительно учета прав добросовестного приобретателя при реституции. Далее по тексту у него идет все то же обоснование невозможности возвратить вещь лицу, не участвующему в договоре, в рамках реституционного требования, а работа заканчивается словами: «Эти вопросы требуют, конечно, отдельного рассмотрения. Пока можно лишь сказать, что они в принципе разрешимы и практикой уже намечены некоторые способы их решения»[514].

Наконец, в последней известной нам работе цивилиста мы можем обнаружить попытку обоснования защиты добросовестного приобретателя от реституции. Комментируя Постановление Конституционного Суда РФ от 21 апреля 2003 г. № 6-П[515], К.И. Скловский пишет: «Что же дает право на иск по точному смыслу ст. 166 ГК РФ? Видимо, интерес в реституции. Но собственник, не являясь стороной в сделке... не может иметь такого интереса»[516]. Таким образом, К.И. Скловский занимает позицию Н.Д. Шестаковой, считая, что собственник не имеет интереса в реституции. Критика такой точки зрения уже приведена выше, но здесь мы акцентируем внимание на следующем моменте.

В силу абз. 2 п. 2 ст. 166 ГК РФ требование о применении последствий ничтожной сделки вправе предъявить любое заинтересованное лицо. Как можно отрицать интерес собственника в реституции, если с его вещью совершаются какие-то сделки? Очевидно, он всегда будет иметь интерес в вещи, а следовательно, должен признаваться заинтересованным лицом, имеющим право предъявить требование о реституции.

Мы столь подробно остановились на точке зрения К.И. Скловс- кого не только потому, что его работы завоевали определенную популярность в научных кругах. Дело в том, что на примере работ и рас- суждений ученого можно увидеть, насколько сложна и неоднозначна поставленная проблема. Однако в публикациях К.И. Скловского (по крайней мере известных нам) удовлетворительного ответа на вопрос о том, каким образом может защититься добросовестный приобретатель от реституции, не содержится. Тем не менее основные акценты на проблемах, связанных с реституцией, расставлены в работах К.И. Скловского вполне верно.

И.В. Матвеев исходя из буквы закона полагает, что институт добросовестного приобретателя не может каким-либо образом применяться, если заявлено реституционное требование. Иное объяснение, по мнению ученого, «представляется несправедливым по отношению к лицу (собственнику вещи), пострадавшему от сделки, которая обладает признаками недействительности»146. Не исключено, конечно, что точка зрения И. В. Матвеева может быть оспорена, но она отличается строгой последовательностью.

Думается, в отсутствие прямой нормы ГК РФ добросовестный приобретатель не может быть защищен от реституции. Никакой связи между виндикацией (и возражением, основанным на ст. 302 ГК РФ) и реституцией нет, и обнаружить ее невозможно. Это совершенно различные институты действующего законодательства.

Защита добросовестного приобретателя против реституции возможна лишь в том случае, если в ГК будет прямо предусмотрено положение, защищающее добросовестного приобретателя не только в случае виндикации, но и при реституции. Речь идет о появлении принципа бесповоротности приобретения права собственности добросовестным приобретателем, которого, в частности, придерживался Проект ГУ.

Думается, возможно и иное законодательное решение проблемы. Иск о применении последствий недействительности сделки (требование о реституции) вполне может быть исключен из действующего законодательства. Его функции смогут выполнять виндикация (в отношении индивидуально-определенного имущества) и иск из неосновательного обогащения (для генерических вещей). Наши рассуждения могут показаться противоречивыми. Ведь выше мы говорили о реституции как о личном требовании, в то время как виндикация — требование вещное. Однако в этой ситуации данное обстоятельство мало на что влияет. Одно лицо владеет вещью другого лица (собственника) безо всякого правового основания, поскольку сделка, на основании которой будто бы состоялся переход права собственности, была неспособна породить каких-либо прав. Налицо все условия для предъявления виндикационного требования[517].

Тем не менее подобные рассуждения возможны лишь в аспекте предлагаемых изменений в действующее законодательство. Пока же добросовестный приобретатель движимости оказывается беззащитен перед реституцией, поскольку его добросовестность, возмездность приобретения, выбытие вещи по воле собственника не оказывают ни малейшего влияния на возврат сторон сделки в первоначальное положение[518].

Высшие судебные инстанции демонстрируют иной подход к рассматриваемой проблеме, но он, с нашей точки зрения, не соответствует закону (см. приложение). В то же время обратим внимание на то, что судебная практика порой весьма широко понимает ст. 168 ГК РФ, в соответствии с которой по общему правилу «сделка, не соответствующая требованиям закона или иных правовых актов, ничтожна».

Как представляется, в данном случае речь может идти только о нарушении императивных норм либо о действиях, идущих вразрез с правовой сущностью возникших отношений. Во-первых, вызывает сомнение сама возможность нарушения диспозитивной нормы. Во- вторых, по нашему мнению, диспозитивную норму допустимо рассматривать в качестве подразумеваемого условия договора[519]. Рассмот-

рим следующий пример. Движимое имущество, будучи предметом залога, остается у залогодателя. Залогодатель отчуждает это имущество без согласия залогодержателя, что, казалось бы, противоречит ст. 346 ГК РФ, согласно которой «если иное не предусмотрено законом или договором... залогодатель вправе отчуждать предмет залога... только с согласия залогодержателя». Предположим, никакого согласия залогодержателя не было и иное не было предусмотрено договором.

Внешне случай с залогом очень похож на рассмотренный пример с договором аренды. Однако ст. 346 ГК РФ в силу ее диспозитивного характера вполне дозволительно рассматривать не столько как норму закона, сколько как подразумеваемое условие договора залога. Коль скоро залогодатель «нарушил» диспозитивную норму права, он нарушил договор, но не закон и, значит, не сообщил совершенной им сделке свойства недействительности. Добросовестный приобретатель окажется защищенным от реституционного иска залогодержателя, поскольку сделка первого с залогодателем действительна. Вещь по-прежнему будет обременена залогом. Если в договоре установлены санкции за отчуждение предмета залога без согласия залогодержателя или последний понесет какие-либо убытки, то ему предоставлен личный иск (из договора) к залогодателю, и такое решение представляется вполне справедливым.

Рассмотрим теперь соотношение кондикционных и виндикационных требований. Согласно ст. 1102 ГК лицо, которое без установленных законом, иными правовыми актами или сделкой оснований приобрело или сберегло имущество (приобретатель) за счет другого лица (потерпевшего), обязано возвратить последнему неосновательно приобретенное или сбереженное имущество (неосновательное обогащение). При этом ст. 1104 ГК предусматривает обязанность возвратить имущество потерпевшему в натуре.

Думается, на практике соотношение кондикции и виндикации больших проблем вызывать не должно. Кондикционное требование имеет субсидиарный характер. Если невозможно защитить права лица при помощи специальных средств — виндикации, реституции, иска о возмещении вреда, однако права объективно нуждаются в защите, в распоряжении истца остается кондикционное требование[520].

Так, например, мы уже указывали, что виндикация возможна только в отношении индивидуально-определенных вещей. Если же вещь не может быть индивидуализирована, то остается возможным требовать возврата имущества по нормам о неосновательном обогащении. Классическим примером такого рода иска является, например, правоотношение, возникающее из ошибки грузоотправителя. Так, если товар отправляется не в адрес грузополучателя, а в иное место и получает его третье лицо, то к такому лицу предъявляются кондикционные требования. Если же товар может быть индивидуализирован (например, картина), то нормы о неосновательном обогащении исключены возможностью виндикации вещи.

Это положение является вполне общепризнанным. Однако правила ГК о неосновательном обогащении, к сожалению, не позволяют с такой уверенностью делать выводы о субсидиарном характере кондикции. Во-первых, закон не ограничивает действие кондикции лишь вещами, определенными родовыми признаками. Более того, в связи с тем, что ГК использует термин «имущество», некоторые ученые предлагают даже распространить нормы о кондикции не только на индивидуально-определенное имущество, но и на имущественные права[521]. Ситуация, при которой права являются предметом иска о неосновательном обогащении, с нашей точки зрения, невозможна.

Во-вторых, согласно ст. 1103 ГК РФ «поскольку иное не установлено настоящим Кодексом, другими законами или иными правовыми актами и не вытекает из существа соответствующих отношений, правила, предусмотренные настоящей главой (т.е. главой о неосновательном обогащении. — А.Б.), подлежат применению также к требованиям: 1) о возврате исполненного по недействительной сделке; 2) об истребовании имущества собственником из чужого незаконного владения; 3) одной стороны в обязательстве к другой о возврате исполненного в связи с этим обязательством; 4) о возмещении вреда, в том числе причиненного недобросовестным поведением обогатившегося лица». Данная норма сформулирована довольно корректно, однако словосочетание «существо соответствующих отношений» способно породить различное толкование.

На наш взгляд, положение ст. 1103 ГК РФ может быть интерпретировано следующим образом: если из существа конкретных отношений не следует возможность предъявления виндикационного, реституционного, договорного или деликтного иска или возможность их удовлетворения объективно отсутствует, тогда допустима кондикция.

Не должна вводить в заблуждение ст. 1104 ГК РФ, устанавливающая обязанность обогатившегося вернуть имущество в натуре. Она, с нашей точки зрения, только подтверждает применимость кондикции исключительно к вещам, определенным родовыми признаками. Действительно, если по ошибке был отгружен товар ненадлежащему лицу, то отправитель заинтересован в том, чтобы как можно скорее получить аналогичный товар от неосновательно обогатившегося лица и отправить его надлежащему грузополучателю. Если же вещь индивидуализирована, то нет никакого смысла в употреблении словосочетания «в натуре», это будет не кондикция, а виндикация — иск невладеющего собственника об истребовании индивидуально-определенной вещи к владеющему несобственнику.

В результате рассмотрения проблемы соотношения вещных и обязательственных исков можно сделать следующие выводы. Как мы уже определили, эти иски обладают различной правовой природой, отличаются по кругу субъектов и по общему правилу, у них различен предмет и основание. При возникновении конкуренции иск из договора всегда исключает вещный иск. Иск о признании сделки недействительной и о применении последствий ее недействительности не исключает вещный иск, и наоборот, поскольку у них разные цели и субъектный состав. Наконец, кондикционное требование отличается от вещного иска, поскольку предметом кондикции являются вещи, определяемые родовыми признаками, а виндикации — индивидуально-определенное имущество. В связи с этим сферы применения исков о неосновательном обогащении и об истребовании индивидуально-определенных вещей различны.