§ 3. Распоряжение, правомочие распоряжения и право собственности

Анализируя феномены владения и пользования, мы установили следующее. Необходимо различать владение (фактическое господство над вещью, возможность ее контролировать) и право на владение (вещное право осуществлять фактическое господство, иметь вещь у себя).

Распоряжение занимает совершенно особое место в «триаде». Многими учеными подчеркивается то обстоятельство, что распоряжение является основным, самым существенным правомочием собственника[446]. Без распоряжения немыслимо и право собственности[447]. Начнем с определения термина «распоряжение».

Характеризуя правомочия собственника, обычно говорят не просто о распоряжении, а о распоряжении своей властью, своей волей, своей властью и в своем интересе, по своему усмотрению. У нас еще будет возможность сопоставить эти формулировки, здесь же отметим необходимость добавления к пегнятию распоряжения этого дополнительного атрибута.

Д.И. Мейер раскрывал содержание рассматриваемого правомочия через возможность «прекращения или разъединения права собственности»[448]. Такой подход в целом верно описывает право распоряжения, однако некоторые уточнения необходимо внести.

Распоряжение всегда связано с вещью. Возможность для собственника распорядиться самим правом (будь то право на владение, пользование или право собственности в целом) связана скорее не с правомочием распоряжения вещью, а со свойством большинства имущественных прав быть способными к передаче.

В целом в отечественной цивилистике преобладает определение правомочия распоряжения как права «определять юридическую судьбу вещи»[449], изменять «правовое положение» вещи[450]. Эти определения страдают излишней описательностью. Как можно определить «юридическую судьбу» вещи? Вещь посредством такого определения приобретает некий человеческий облик со своей «судьбой», что, конечно, недопустимо.

Определение распоряжения как возможности изменять правовое положение вещи также немногое дает для понимания этого термина. «Правовое положение» — понятие крайне неопределенное по отношению к вещам. Например, собственник извлекает плоды, передает вещь хранителю, арендатору, продает вещь или уничтожает ее — в каких случаях изменяется правовое положение вещи? В итоге мы имеем определение неизвестного (распоряжение) через неизвестное (правовое положение).

Определяя таким образом право собственности, одни ученые предлагали включить уничтожение и переработку вещи в правомочие распоряжения[451], другие полагали, что в этом нет необходимости, поскольку почти любая вещь уничтожается в процессе ее использования[452]. Данный вопрос в основном обсуждался на примере производительного потребления, т.е. уничтожения вещей в процессе производства. Ученые, полагавшие, что производительное потребление является пользованием, не включали уничтожение и переработку вещей в правомочие распоряжения. Группа цивилистов, рассматривавших производительное потребление в качестве распоряжения, соответственно включала в это правомочие уничтожение и переработку.

Думается, правильнее ответить на этот вопрос следующим образом. До тех пор, пока вещь еще может быть использована по своему основному назначению, имеет место пользование. Соответственно в момент перехода ее в принципиально иное качество происходит распоряжение вещью. Разумеется, на практике эти моменты не всегда легко отличить[453].

Таким образом, распоряжение отличается от пользования тем, что при осуществлении пользования субъект не вправе изменять субстанции вещи, т.е. уничтожать ее или приводить в такой вид, когда она уже не может вернуться в первоначальное состояние. В свою очередь, распоряжение в широком смысле предполагает возможность изменения назначения вещи, переработки и даже уничтожения ее.

На наш взгляд, наиболее полно и точно распоряжение может быть определено, если обобщить все те возможности, которые имеет собственник в рамках данного правомочия. Под распоряжением по своему усмотрению в широком смысле следует понимать возможность совершения собственником таких действий, которые приводят к передаче вещи во владение, во владение и (или) пользование другому лицу, обременению веши, отчуждению или иному способу прекращения права собственности на вещь,

В узком смысле под распоряжением по своему усмотрению следует понимать отчуждение вещи, т.е. действие, которое в конечном счете приводит к прекращению права собственности одного лица с последующим возникновением у другого субъекта. При этом под отчуждением понимается не только собственно переход права собственности посредством мены, продажи, дарения, завещания, но и залог вещи, поскольку последний (при дальнейшем обращении взыскания) также ведет к потере права собственности.

Мы намеренно рассматриваем распоряжение в двух указанных смыслах. Объясняется это следующими соображениями. Во-первых, что касается фактического распоряжения (используя терминологию О.С. Иоффе), то можно ли в принципе говорить о правовом положении вещи, если ее уничтожают, если она перестает существовать? По нашему мнению, это не совсем корректно.

Сдача вещи в аренду хотя бы на один день или на один час с точки зрения общепринятого подхода является распоряжением. Однако говорить в этом случае об определении судьбы вещи или ее правового положения несколько странно[454].

Следует ли в принципе рассматривать передачу вещи в аренду (или, более широко, передачу права владения, права владения и пользования, права пользования) в качестве распоряжения (в широком смысле)? Как мы уже говорили, традиционно эта возможность входит в состав правомочия распоряжения, однако оправданно ли это? Действительно, собственник может извлекать из вещи ее полезные свойства непосредственно, лично, т.е. пользоваться ею. В то же время он может отдать ее в аренду и получать арендную плату Допустимо ли рассматривать саму передачу в аренду как осуществление правомочия пользования, а арендную плату в качестве плодов или полезных свойств вещи?

Такая точка зрения представляется ошибочной, и мы в данном случае согласимся с традиционным отнесением возможности передачи вещи в аренду к правомочию распоряжения[455]. Дело в том, что собственник с момента передачи вещи в аренду теряет правомочие пользования в том объеме, в котором оно предоставлено арендатору[456]. Получение арендной платы должно обсуждаться не по нормам о вещных правах, а по правилам об обязательствах. Сама же передача в аренду — осуществление распоряжения в широком смысле.

Допустимо ли отделение правомочия распоряжения в широком смысле от права собственности? Предположим, одно лицо является собственником, т.е. может распоряжаться вещью по своему усмотрению, а другое лицо уничтожает вещь. Здесь правомочие распоряжения собственника вместе с самим правом собственности прекращается, защитить его при помощи вещного иска (виндикационного или негаторного) оказывается невозможным. Бывшему собственнику остается лишь искать убытки.

Наконец, распоряжение в смысле отдачи вещи во владение или во владение и пользование никак не влияет на распоряжение в узком смысле, т.е. на возможность отчуждения вещи. Арендодатель вправе продать вещь, отданную в аренду. Таким образом, осуществление распоряжения в широком смысле может и не приводить к потере права собственности. Более того, при таком понимании и арендатор обладает правом распоряжения, если такое правомочие предусмотрено договором, — он может передать вещь в субаренду.

Уже из самого определения понятия распоряжения становится очевидным его юридический характер. Если во владении мы различаем собственно владение (как факт) и право на владение, в пользовании — пользование (как факт) и право пользования, то при распоряжении ситуация несколько иная.

Владеть и пользоваться вещью могут лица, не управомоченные на это. Распоряжаться же вещью (в узком смысле) может только лицо, обладающее правомочием распоряжения.

Думается, в первую очередь это объясняется неразрывным единством правомочия распоряжения по своему усмотрению и права собственности[457]. Мы не можем себе представить, чтобы одно лицо распоряжалось индивидуально-определенной вещью, а собственник при этом имел правомочие распоряжения той же вещью[458]. Если лицо отчуждает вещь, принадлежащую другому субъекту, то оно не переносит права собственности[459]. Собственником (а значит, и обладателем правомочия распоряжения по своему усмотрению) было и остается второе лицо. Кроме того, по нашему мнению, в силу неразрывного единства распоряжения по своему усмотрению и права собственности как не может быть фактической собственности, так невозможно и фактическое распоряжение.

A contrario, допустим на секунду, что два различных лица отчуждают вещь, т.е. осуществляют правомочие распоряжения, одно, к примеру, на основании своего права собственности, а другое — в силу договора (скажем, купли-продажи). У вещи появляется два новых приобретателя, которые также должны быть признаны собственниками. При этом один из них продает ее двум сособственникам, а другой отдает ее в залог. Если бы не действовало известное римское правило, если бы распоряжение по своему усмотрению могло рассматриваться в отдельности от прав собственника, то мы бы не смогли разрешить конфликт интересов четырех субъектов. Каждый из них считался бы обладателем соответствующего права: первые два субъекта — права общей собственности, третий — права собственности, четвертый — залога. Очевидно, это невозможно.

Тем не менее в современном действующем праве можно отыскать примеры, когда право распоряжения (в узком смысле) принадлежит несобственнику или, хотя само право и принадлежит собственнику, но распоряжается он не только по своему усмотрению, но и по усмотрению иного лица. Такие случаи для гражданского права являются аномалиями, но, увы, с ними приходится считаться, и мы посвятим им последнюю главу догматической части настоящего исследования.

Возможно ли нарушение правомочия распоряжения? Ведь если его считать правом, то ему корреспондирует обязанность третьих лиц, если оно является вещным правом, то ему противостоит пассивная обязанность и оно обеспечено абсолютным вещным иском.

В действительности никакого специального иска на случай «нарушения» права распоряжения вещью не существует. Объясняется это, по нашему мнению, тем, что воспрепятствовать осуществлению распоряжения по своему усмотрению невозможно, если при этом никак не затрагивается право собственности. Правомочие распоряжения и право собственности настолько слиты, что первое защищается постольку, поскольку защищается право собственности. Можно сказать, что распоряжение защищается опосредованно, через защиту права собственности, т.е. через виндикационный и негаторный иски. Поэтому правомочие распоряжения не следует считать самостоятельным вещным правом.

Рассмотрим теперь вопрос о соотношении понятий «по своему усмотрению», «своей властью», «своей волей», «своей властью и в своем интересе» как дополнительных атрибутов права распоряжения. Думается, первые три понятия вполне совпадают. Они включают в себя психологический, волевой аспект, а именно сознание и желание. Если собственник не желает распоряжаться вещью, то никто не в состоянии его принудить.

Из этого ряда дополнений к понятию «распоряжение» выбивается понятие «своей властью и в своем интересе», используемое А.В. Венедиктовым. Ученый отмечает: «Общее понятие права собственности как права собственника использовать средства производства своей властью и в своем интересе — на основе господствующей в данном обществе системы классовых отношений — обязывает при анализе каждой формы собственности прежде всего ответить на вопрос: 1) в чьем владении или распоряжении, т.е. в чьей власти находятся средства производства, и 2) в каких целях, т.е. в чьем интересе они используются»[460].

Таким образом, А.В. Венедиктов использует понятия «власть» и «интерес» для того, чтобы обосновать различия в «формах» собственности. Впоследствии для раскрытия сущности прав предприятия ученый также использует эти категории[461].

Разумеется, собственник, как и любое другое управомоченное лицо, обладает определенным интересом, поскольку право — это возможность реализации интереса. Тем не менее, обладая собственным правовым интересом, управомоченный (в частности, собственник) может действовать и в интересах другого субъекта, сохраняя при этом свое право. В связи с этим при характеристике правомочия распоряжения правильнее употреблять словосочетание «по своему усмотрению».

Благодаря определению содержания права на владение, пользование и распоряжение по своему усмотрению становится возможным дать характеристику и выявить все свойства права собственности. Исчерпывается ли «триадой» перечисленных правомочий право собственности?

Наиболее обширный перечень возможностей, входящих в содержание права собственности, мы встречаем у Н. Варадинова. Ученый называет 26 правомочий, к которым, в частности, относятся: право дарить, завещать, передавать в наем, ссуду, закладывать вещи и многие иные возможности[462]. При ближайшем рассмотрении этого перечня нетрудно убедиться, что все перечисленные права могут быть включены в содержание одного из правомочий, входящих в «триаду», или в принципе не имеют отношения к вещным правоотношениям. Впрочем, и сам Н. Варадинов дает общее определение права собственности как власти владения, пользования, распоряжения и управления имуществом. Таким образом, «триада» дополняется лишь правомочием управления[463].

По нашему мнению, правомочие управления не может быть отдельно выделено в праве собственности. Сам термин «управление» весьма неопределенного содержания. В зависимости от того, как его понимает тот или иной исследователь, очевидно, управление подпадет под определение владения, пользования или распоряжения.

Известна также и попытка определить право собственности через 11 правомочий[464]. Мы не станем их перечислять с целью выявить хотя бы одно, которое бы не вошло в состав одного из «триады». Нетрудно убедиться в том, что все они без труда в нее укладываются.

Можно констатировать, что к настоящему моменту «триаду» не удалось дополнить никаким новым, самостоятельным правомочием. Однако в литературе существует и другое направление, не идущее по пути дополнения «триады» определенными правами, а констатирующее недостаточность «триады», аргументируя это самым разным образом.

Такой подход продемонстрирован А.В. Венедиктовым. Ученый отмечает: «Собственник может быть лишен всех трех правомочий и тем не менее может сохранить право собственности... В самом деле: при судебном аресте имущества с изъятием его из владения и пользования собственника и с запретом ему распоряжения арестованным имуществом... у собственника остается все же какой-то реальный „сгусток" его права собственности. Если претензия взыскателя отпадет, право собственности восстановится в полном объеме в лице собственника (jus recadentiae так называемая „упругость" или „эластичность" права собственности)»[465].

Действительно, свойство «эластичности» подчеркивается многими исследователями права собственности. В принципе такая позиция не вызывает возражений, но нуждается в определенном уточнении. Прежде всего право собственности — юридическое понятие и как таковое не может обладать физическими свойствами вещей («упругостью» или «эластичностью»), т.е. это лишь образ, описание, которое имеет вполне логичное объяснение. Так, собственник передает вещь хранителю, тем самым уступая свое право на владение. Разумеется, с прекращением договора хранения у собственника вновь появляется право на владение. Прекращение договора хранения является юридическим фактом, который влечет возникновение (если угодно — восстановление) права на владение.

Заметим, что такого рода «эластичностью» обладает не только право собственности, но и в определенных случаях право арендатора. Так, с прекращением договора субаренды арендатор вновь обретает право на владение вещью.

В связи с вышеизложенным мы не видим в свойстве «эластичности» какого-либо доказательства неполноты «триады» правомочий собственника. Во-первых, это качество присуще не только праву собственности[466], но и иным вещным (а может быть, и обязательственным) правам. Во-вторых, оно объясняется вовсе не содержанием права, а теми юридическими фактами, которые на него влияют.

Тем не менее это свойство при описании права собственности непременно нужно иметь в виду. Мы уже отмечали, что собственник может на время совершить отчуждение правомочий владения и пользования. Таким образом, от «триады» у него останется лишь правомочие распоряжения. Благодаря же свойству «эластичности» «триада» может восстановиться: право на владение и пользование вернется к управомоченному лицу Это обстоятельство заставляет нас определять право собственности через «триаду» правомочий.

Употребив слово «сгусток», А.В. Венедиктов, к сожалению, так и не объяснил его значения, за исключением указания на свойство «эластичности»[467].

Наиболее активным противником определения права собственности через «триаду» в современной цивилистике является К.И. Склов- ский. У цивилиста «„сгусток права собственности" кроме не самых приятных химико-физиологических ассоциаций не вызывает симпатии и потому, что сохраняется инерция восприятия права собственности, как набора, связки правомочий, которые можно если не вычерпать, то хотя бы вычислить»[468]. Но при этом он упоминает тот же пример с арестом вещи.

Честно говоря, несколько удивляет апеллирование к этому случаю. При аресте вещи собственник не лишен правомочия распоряжения, а лишь временно ограничен в нем. Кроме того, арест — это институт публичного права. При чем тут частноправовое ограничение собственности?[469] Разумеется, собственник не может пользоваться и распоряжаться вещью, находящейся под арестом, но не потому, что его ограничивает право со стороны другого равноправного субъекта, а потому, что государство, субъект публичного права, наложило арест на его имущество. По тем же причинам неудачны примеры с конфискацией и реквизицией. Действительно, здесь несобственник распоряжается вещью, но и эти примеры не могут ничего доказывать, поскольку они взяты из публичного, а не частного права.

Если пристав нарушает те или иные нормы закона об исполнительном производстве, будет ли собственник пользоваться каким- либо вещным иском? Нет, конечно, это будет иск из публично-правовых отношений — обжалование действий судебного пристава-исполнителя. По нашему мнению, использование вышеперечисленных примеров в доказательство того, что право собственности не исчерпывается «триадой», некорректно, поскольку основано на смешении частного и публичного права. И если во времена А.В. Венедиктова такое смешение хотя бы объяснимо — советское право не признавало деления на частное и публичное, то с позиций сегодняшнего дня такое смешение удивительно.

Что же предлагает К.И. Скловский для объяснения таких свойств права собственности, которые, как ему представляется, не исчерпываются «триадой»? Ученый делает совершенно неожиданное заявление: «Само определение собственности посредством любого перечня — это знак ограничения права, прямое обнаружение потенциальной, а чаще актуальной ущербности этого права»[470]. При этом он опирается на «великолепную» сентенцию Яволена: «Всякая дефиниция в гражданском праве опасна, ибо мало такого, что и могло бы быть опровергнуто»[471].

Такой подход является не то что ненаучным, а скорее антинаучным. Довольно большую часть своей монографии К.И. Скловский посвящает обоснованию того положения, что вещь является «продолжением личности», «отражением личности», «рефлексом собственника в материальном мире»[472]. Вполне возможно, в философском аспекте это и так, но подобным суждениям место именно в философском, а никак не в юридическом исследовании. Если мы на секунду допустим, что в правовом аспекте вещь — это продолжение личности, то вещный иск оказывается иском о возмещении вреда, причиненного личности. Если же отвлечься от частного права и обратиться к положениям УК РФ, то глава 21 («Преступления против собственности») оказывается просто ненужной. Действительно, почему бы нам не обсуждать поведение лица, совершившего кражу, мошенничество, грабеж, по положениям раздела VII УК РФ («Преступления против личности»), например, в качестве оскорбления, причинения вреда здоровью?

Конечно, взгляд на вещь как на продолжение личности не может быть использован юридической наукой. Любая попытка его обоснования в правовом исследовании приводит к самым нелепым последствиям. Что же касается полного отказа от всякой попытки определить право собственности, то такая позиция также не должна находить никакого понимания и сочувствия. Гражданское право не может существовать без дефиниций, так как без них любой институт, любая норма, любая юридическая конструкция становятся беспредметными, неопределенными.

Мы согласны с К.И. Скловским только в одном: право собственности — это наиболее полное вещное право. Но отсюда вовсе не следует, что все многообразие явлений, сосуществующих в этом институте, нельзя свести в определенные категории. Таких категорий может быть три, или пять, или десять — не имеет значения. Важно лишь, чтобы выделяемые правомочия позволяли охватить все возможные действия субъекта с вещью. Поэтому выделение владения, пользования и распоряжения — лишь один из способов описания права собственности путем раскрытия его содержания. Разумеется, владение и распоряжение (в узком смысле этого слова) несколько бедны по своему содержанию: первое зачастую служит лишь предпосылкой пользования и форпостом собственности, а второе заключается в возможности отчуждения вещи. Однако насколько разнообразно фактическое содержание пользования, настолько разнообразны и проявления права собственности в отношении вещи, настолько широко собственник может извлекать выгоды из вещи.

В то же время «триада» правомочий представляется весьма удачным изобретением отечественного законодателя. Не случайно, несмотря на частую смену одних кодифицированных актов другими (Свод законов Российской Империи — ГК РСФСР 1922 г. — ГК РСФСР 1964 г. — ГК РФ), она остается в законодательстве. Праву на владение и праву пользования (как далее будет указано) соответствуют свои определенные способы защиты. Поэтому выделение данных правомочий имеет практический смысл. В свою очередь, распоряжение, резко отличаясь от права на владение и права пользования, требует самостоятельного указания.

В связи с вышеизложенным под правом собственности мы понимаем право владеть, пользоваться и распоряжаться вещью по своему усмотрению, которое защищается при помощи вещных исков (виндикационного и негаторного).

Возможно ли существование права собственности без отдельных его компонентов? Как мы уже указывали, право на владение (и собственно владение), точно так же как и право на пользование (и само пользование), может быть отделено от права собственности, и при этом последнее не прекратится. Право распоряжения вещью по своему усмотрению (по-прежнему в узком смысле) выделить невозможно. Допустимо даже говорить об определенной юридической презумпции для ученого-цивилиста: кто имеет право распоряжаться вещью по своему усмотрению, тот и является ее собственником. Мы говорим о возможности использования этой презумпции в теории (и продемонстрируем такую возможность на примере прав учреждения на имущество, приобретенное за счет собственных доходов), но не на практике. На практике аналогичную функцию выполняет владение движимостью и государственная регистрация прав на недвижимость.

Вполне закономерно поставить вопрос: если право собственности характеризуется в первую очередь правом распоряжаться вещью по своему усмотрению, следует ли при таких обстоятельствах говорить о «триаде» правомочий собственника? Представляется, что для такого рода сомнений нет почвы.

Во-первых, если на вещь не установлено никаких вещных прав, то собственник обладает всеми тремя правомочиями. Благодаря же свойству «эластичности» (точнее, при наличии соответствующих юридических фактов) все правомочия восстанавливаются у собственника. Во-вторых, сохранив в определении только распоряжение по своему усмотрению, окажется невозможным раскрыть содержание вещных исков собственника. В-третьих, «триада» давно существует в отечественном законодательстве и прошла испытание временем.

Право собственности допустимо рассматривать и в смысле определенного качества. Соединение элементов «распоряжение» и «по своему усмотрению» обусловливает возникновение этого качества со всеми его свойствами и характеристиками. Аналогичную ситуацию мы можем наблюдать в случае с договором. Договор — это двусторонняя сделка (п. 1 ст. 154 ГК). Однако в действительности даже множество односторонних сделок между двумя субъектами неспособно само по себе создать договор. Ключевой момент договора заключается в соглашении, т.е. во взаимной обусловленности двух встречных односторонних сделок. Эта взаимообусловленность и дает особое новое явление или качество — договор.

Следует ли понимать право собственности как право владеть по своему усмотрению, пользоваться по своему усмотрению и распоряжаться по своему усмотрению, или последний элемент относится только к распоряжению? По нашему мнению, более правилен второй ответ. Владение само по себе однородно. Нельзя владеть по собственному усмотрению или по чужой воле. Владение как факт не несет в себе этих оттенков. Точно так же и право на владение осуществляется только собственной волей, но ничьей другой.

Конструкция «пользование по своему усмотрению», напротив, мыслима, но необходимость выделять волевой элемент в данном случае отсутствует. Если, к примеру, собственник сдает вещь в аренду, то арендатор в пределах, установленных договором, пользуется вещью по своему усмотрению, а не по усмотрению собственника. Если же он выходит за пределы договора, например, использует ее не так, как это описано в договоре, то, разумеется, собственник может в определенных случаях потребовать расторжения договора, но от этого нарушения договора волевой момент пользования у арендатора никак не изменяется: он нарушает обязательственное право, но продолжает пользоваться вещью по своему усмотрению.

Таким образом, элемент «свое усмотрение» целесообразно применять только по отношению к распоряжению.

Последний вопрос, на котором нам хотелось остановиться в настоящем параграфе, — это вопрос о единстве права собственности. Дело в том, что в различные периоды под воздействием самых разных факторов в законодательстве и науке гражданского права появлялись определенные виды права собственности". Достаточно назвать такие «разновидности» права собственности, как фидуциарная, отменительная, полная и неполная, «расщепленная», верховная и подчиненная, доверительная собственность. Наконец, советское гражданское право делило собственность на формы в зависимости от субъекта. В современном гражданском праве можно констатировать единство и своего рода монолитность права собственности. Насколько это оправданно?

Так называемая фидуциарная собственность — продукт римской эпохи. В источниках римского права такого термина не встречается, т.е. само словосочетание появилось в период последующего изучения римского права[473]. Фидуциарная собственность — это право собственности залогодержателя (фидуциара) на имущество, переданное ему должником (фидуциантом) с обязательством последующего возврата в случае исполнения основного обязательства. Гарантией возврата вещи для должника выступал actio fiduciae — иск о возврате вещи, обязанность уплатить в пользу должника штраф, равный стоимости вещи, а также объявление недобросовестного кредитора бесчестным (подробнее см. § 2.1 главы 1).

Заметим, что actio fiduciae не имел абсолютного действия: если вещь переходила в собственность третьих лиц, то истец (исправный должник) имел только иск об убытках к кредитору. Если рассматривать фидуциарную собственность сквозь призму современной системы права (а это несет в себе определенные условности и неточности), то она мало чем отличается от обычного права собственности с обязательством одного лица спустя какое-то время совершить отчуждение вещи другому.

Подобное правоотношение, например, возникает в результате заключения договора купли-продажи с отсрочкой исполнения обязательства по передаче вещи, а также в рамках предварительного договора. В приведенном случае если первое лицо отчуждает вещь до перехода права собственности второму лицу, то второе может лишь искать убытки на первом, но не истребовать вещи от приобретателя. Таким образом, с позиций современного законодательства фидуциарная собственность не представляет собой ничего особенного по сравнению с обычным правом собственности. Никакого вещного права у будущего собственника не возникает, а есть лишь право требования.

Иногда в литературе можно встретить указание на так называемую отменительную собственность (dominium revocabile)m. В качестве примера подобного вида собственности выступают особые отношения, возникающие из договора дарения[474]. Дело в том, что во всех отечественных кодифицированных законодательных актах начиная со Свода законов существует правило о неблагодарности одаряемого, а именно: в случае, если одаряемый совершает какой-либо неблаговидный поступок по отношению к дарителю или близким ему людям, даритель может лишить одаряемого его права собственности, потребовав возвращения вещи.

На наш взгляд, и такая отменительная собственность никаких особенностей не представляет. Все ее последствия простираются лишь на будущее время, и если одаряемый совершил отчуждение до перехода права собственности на вещь дарителю, то такой переход и не может состояться — вещь окончательно перешла в собственность третьему лицу.

Отменительная собственность сама по себе ничем не отличается от обычной, одаряемый обладает теми же правомочиями, что и любой другой собственник. Определенную особенность можно увидеть лишь в особом способе прекращения права собственности у одаряемого. Подчеркнем, что эта особенность («отменительность») заложена вовсе не в свойствах самого права собственности. Она не может там содержаться, поскольку одаряемый свободно распоряжается вещью и отмена дарения после отчуждения не приводит ни к каким вещно-правовым последствиям.

Особенность эта объясняется скорее личными отношениями между дарителем и одаряемым. Можно было бы попытаться объяснить такое распоряжение в виде возврата вещи тем, что одаряемый в действительности уже распорядился вещью по своему усмотрению, совершив неблаговидный поступок. Однако такое объяснение было бы слишком надуманным. В действительности одаряемый, совершая, например, покушение на жизнь дарителя, вовсе не намерен отчуждать вещь, его воля не направлена на это. А ведь отчуждение — это всегда сделка, т.е. волевое действие.

Думается, эту особенность прекращения права собственности вполне можно объяснить влиянием личного относительного правоотношения на вещное право. Точно так же стороны могут заключить договор купли-продажи под отменительным условием. Если оно наступает, право собственности (разумеется, когда оно сохранилось у стороны) прекращается и лица, участвующие в правоотношении, возвращаются в первоначальное состояние[475]. Повторяем, здесь не следует видеть какой-либо особенности в самом вещном праве и называть его отменительным. Особенности кроются в относительном правоотношении, между покупателем и продавцом.

Иногда выделяется также нерешительная и фиктивная собственность[476]. На этих видах не имеет смысла подробно останавливаться, поскольку Е.В. Васьковский вполне убедительно доказал, что и эти виды ничем не отличаются от «обычного» права собственности[477].

Скажем также несколько слов о так называемой «расщепленной» собственности. Первый пример подобной конструкции дает нам средневековое право. Как известно, римские юристы твердо придерживались принципа duorum quidem in solidum dominium vel possessionem esse non posse (не может быть собственность или владение двух лиц в полном объеме)[478]. С возникновением и развитием феодальных отношений назрела необходимость каким-то образом объяснить одновременное наличие вещных прав сеньора и вассала. Глоссаторы, увидев тот ничтожный объем правомочий, которым обладал римский собственник при эмфитевзисе и суперфиции по сравнению с эмфитев- той и суперфициарием, преобразовали права данных субъектов, наделив вассала не просто правом в чужой вещи, а правом собственности, при этом номинально сохранив право верховной собственности за сеньором[479]. Считалось, что сеньор обладает правом верховной собственности (dominium directum), а вассал — правом подчиненной собственности (dominium utile).

Разумеется, в разные эпохи право подчиненной собственности наполнялось различным содержанием, причем основная тенденция заключалась в постепенном расширении прав вассалов и соответственно уменьшении объема правомочий сеньоров. С разрушением феодальной зависимости отпала и сама необходимость в таком разделении собственности, и в континентальном праве вновь восстановился римский принцип о невозможности существования двух прав собственности на одну вещь.

Другим, более актуальным для нашего времени примером «расщепления» собственности является так называемая доверительная собственность. Этот институт в отечественном законодательстве появился совсем недавно и быстро исчез. Подробнее мы рассмотрим историю этого института в параграфе, посвященном доверительному управлению. Предварительно отметим, что в настоящий момент практически все ученые, за исключением разве что З.Э. Беневоленской[480], сходятся в том мнении, что доверительная собственность в российском праве невозможна, и мы вполне разделяем эту точку зрения.

Напомним также, что в Своде законов содержалось разделение права собственности на полное и неполное, но оно скорее основывалось на терминологическом недоразумении и служило путеводной нитью, проходящей через книгу, посвященную вещным правам (см. § 4 главы 2). Впрочем, у читателя может сложиться впечатление, что, признавая возможность отделения правомочия владения и пользования от права собственности, мы допускаем существование нескольких видов собственности. Например, неполная собственность существует, когда одно из названных правомочий у собственника отсутствует. Конечно, называть подобное право неполным правом собственности возможно. Однако, во-первых, в этом нет никакого смысла, поскольку никаких особенностей по сравнению с обычным, полным правом собственности такое неполное право не содержит.

Во-вторых, может создаться впечатление, что если кто-то обладает неполным правом собственности, то другой субъект может обладать иным неполным или полным правом собственности. В действительности это не так. Собственником является лицо, которому принадлежит правомочие распоряжаться вещью по своему усмотрению. Никаких других собственников у вещи быть не должно.

В результате рассмотрения отдельных видов права собственности мы соглашаемся с общепринятым взглядом на право собственности как на единое понятие, которое не подлежит разделению на разные виды. Право собственности — единая, цельная конструкция, она не находится в зависимости от субъекта, которому принадлежит. Римское правило о невозможности существования двух прав собственности в целом на одну и ту же вещь проведено в современном гражданском праве вполне строго, и это совершенно обоснованно.