Приобретательная давность

Владение при определенных условиях может вести к возникновению права собственности. Речь идет о так называемой приобретательной давности, основным «компонентом» которой является владение.

В исторической части настоящей работы было указано, что в различные эпохи для приобретения права собственности требовались различные атрибуты (наличие титула, добросовестность, открытость, бесспорность, непрерывность). Также менялись и сроки давностного владения. Независимо от этих частных изменений институт приобретательной давности во все времена был направлен в первую очередь на устранение неясностей в правах. К примеру, если лицо намеревалось приобрести право собственности на вещь, но в силу неких формальных дефектов в сделке не могло его сразу приобрести, то объективное право с истечением определенного срока восполняло этот недостаток. То же значение имеет приобретательная давность и сейчас.

В проектах Вотчинного устава и Гражданского уложения недвижимости, права на которые были записаны в вотчинные книги, изымались от действия давности, поскольку регистрация была призвана служить тем же целям: устранять неясности и дефекты в правах.

Современное гражданское право такого исключения не содержит. Согласно п. 1 ст. 234 ГК РФ «лицо — гражданин или юридическое лицо, — не являющееся собственником имущества, но добросовестно, открыто и непрерывно владеющее как своим собственным недвижимым имуществом в течение пятнадцати лет либо иным имуществом в течение пяти лет, приобретает право собственности на это имущество (приобретательная давность)».

Из текста п. 1 ст. 234 ГК РФ можно выделить следующие элементы приобретательной давности: а) добросовестность, б) непрерывность, в) открытость, г) владение вещью как своей. Как мы видим, в отличие от Проекта ГУ недобросовестное владение ни при каких условиях неспособно превратиться в право собственности.

Требуется ли добросовестность только в момент поступления вещи во владение лица или на протяжении всего периода приобретательной давности? По всей видимости, из п.1 ст. 234 ГК РФ следует второе.

Если предположить, что давностный владелец спустя какое-то время узнает, кто является собственником, то, очевидно, его владение утратит свойство добросовестности и тем самым лицо лишится возможности получить вещь в собственность, несмотря на то что собственник, возможно, и не желает возвращения вещи. В связи с этим требование о добросовестности в течение всего срока владения представляется чересчур строгим. Как справедливо отмечает К.И. Склов- ский, подобное решение «будет означать, что резко расширится сфера незаконного владения без перспектив его легализации»13. По всей видимости, в ГК РФ следовало бы установить определенные случаи, когда лицо в период давностного владения утрачивает добросовестность, но, несмотря на это, сохраняет возможность приобрести вещь в собственность.

Утрата владельцем элемента добросовестности отражается на втором свойстве владения — непрерывности. Если никто не заявляет требования о выдаче вещи, то считается, что приобретательная давность не прерывалась. Характерно, что момент, с которого давностный владелец перестает быть добросовестным, и момент, с которого прерывается давность, обычно совпадают, т.е. добросовестное владение одновременно является непрерывным. Как следует из исторической части настоящего исследования, для прерывания течения этого срока недостаточно того, чтобы лицо просто узнало или должно было узнать о неправомерности владения (стало недобросовестным). Необходимы активные действия со стороны собственника или иного управомоченного лица.

Заметим, что владение должно быть непрерывным в течение всего срока приобретательной давности. Здесь также приходится указывать на некоторые пробелы в современном законодательстве. Проект ГУ прямо предписывал, что владение, сохранившееся у лица к'концу срока, предполагается непрерывным. При этом выбытие вещи из владения лица также не прерывает срока, если данное лицо в течение года истребовало вещь. Думается, целесообразно было бы поместить соответствующие правила в ГК РФ. В противном случае исходя из буквы закона следует обязывать давностного владельца доказывать непрерывность его владения в каждый день истекшего срока.

Третье и четвертое свойства, которыми должна обладать приобретательная давность, тесно связаны между собой — это открытость владения и владение вещью как своей собственной. Думается, под владением вещью как своей законодатель имеет в виду отсутствие какого-либо правоотношения между собственником (иным управомоченным субъектом) и давностным владельцем. Точное определение содержания открытости во многом определяется свойствами вещи и конкретными обстоятельствами. Достаточно, чтобы владелец не утаивал вещь, чтобы возможность увидеть вещь во владении лица была у третьих лиц (субъективная custodia)u. Разумеется, закон не требует, чтобы владелец демонстративно акцентировал внимание на этой вещи всех третьих лиц.

Представляется, что открытое владение вещью без пользования ею в большинстве случаев невозможно. Таким образом, для того, чтобы владеть вещью как своей, с нашей точки зрения, достаточно открыто ею пользоваться.

Можно ли увидеть какое-либо преемство во владении двух субъектов? Иначе говоря, если первый владелец начал владение недобросовестно, а затем передал вещь добросовестному владельцу, второго владельца следует ли считать добросовестным или недобросовестным? Этот вопрос был давно поставлен в отечественной цивилистике и нашел наиболее убедительное и справедливое разрешение в работах В.А.

Этот вывод находит свое подтверждение и в действующем законодательстве: «Лицо, ссылающееся на давность владения, может присоединить ко времени своего владения все время, в течение которого этим имуществом владел тот, чьим правопреемником это лицо является» (п. 3 ст. 234 ГК РФ). Как нетрудно заметить, в этой статье речь идет только о присоединении срока. Атрибуты приобретательной давности являются строго личными и не передаются от одного владельца другому.

Остается определить, обладает ли давностный владелец правом на владение, следует ли его считать законным или незаконным владельцем, выражаясь терминологией закона. Согласно п. 2 ст. 234 ГК РФ давностный владелец до приобретения на имущество права собственности «имеет право на защиту своего владения против третьих лиц, не являющихся собственниками имущества, а также не имеющих прав на владение им в силу иного предусмотренного законом или договором основания».

Из данного положения ГК РФ следует, что давностный владелец пользуется защитой закона. Поскольку в отечественном законодательстве отсутствуют нормы о владельческом посессорном иске и соответствующем процессе, остается признать такую защиту пети- торной. Таким образом, складывается впечатление, что защищается право на владение, которое, следовательно, должно быть признано за давностным владением.

Однако против такого вывода говорит целый ряд соображений. Во-первых, подобное право должно быть признано вещным, т.е. действующим против всех третьих лиц. Между тем п. 2 ст. 234 ГК РФ прямо указывает, что такая защита не дается против собственника или иного управомоченного субъекта. Таким образом, отсутствует главный признак вещного права (в частности, права на владение) — оно не абсолютно.

Во-вторых, закон прямо противопоставляет давностного владельца лицу, имеющему право на владение. Если последний имеет право на владение, то, очевидно, первый его иметь не должен.

Эти доводы не позволяют признать давностного владельца обладателем права на владение. Что же в таком случае защищает иск давностного владельца? Напомним, защищать владение как таковое (как факт) подобный иск не может. Думается, он в первую очередь защищает надежду на приобретение права собственности, своеобразный зародыш права собственности. Если не предоставить ему защиту, то собственником он вряд ли когда-либо станет: любое постороннее лицо сможет отобрать вещь, тем самым прервав владение первого. Во вторую очередь такой иск, подобно классической владельческой защите, преследует цели охраны общественного порядка и спокойствия. Допустимо сказать, что таким иском защищаются законные интересы давностного владельца (п. 1 ст. 3 ГПК РФ, п. 1 ст. 4 АПК РФ).

Поскольку мы установили, что давностный владелец не обладает правом на владение, то с точки зрения закона он не должен признаваться законным владельцем. И действительно, ясное подтверждение такого вывода можно обнаружить в ст. 301 ГК РФ, посвященной виндикации: собственник вправе истребовать свое имущество из чужого «незаконного владения», в частности у давностного владельца (п. 2 ст. 234 ГК РФ).

Кроме того, в исторической части настоящей работы мы уже отмечали, что понятия добросовестного и недобросовестного владения являются видами незаконного владения[394]. Подобные эпитеты просто неприменимы к законному владению. Поскольку добросовестность является атрибутом приобретательной давности (п. 1 ст. 234 ГК РФ), то одно это обстоятельство свидетельствует в пользу признания давностного владельца незаконным.

Однако и в данном случае в очередной раз приходится констатировать определенные недостатки закона. Защищая свое владение, истец будет ссылаться на ст. 305 ГК РФ, поскольку только она содержит общее положение о защите владения.

Поскольку давностный владелец не владеет имуществом на основании договора, то приходится признать, что он владеет «по основанию, предусмотренному законом». В противном случае ст. 305 ГК РФ оказалась бы неприменима к случаю давностного владения, а соответствующий владелец, несмотря на положение п. 2 ст. 234 ГК РФ, оказался бы беззащитен. Между тем, делая такой вывод из анализа ст. 305 ГК РФ и придерживаясь терминологии законодателя, необходимо признать, что давностный владелец не является законным владельцем, хотя и владеет по основанию, предусмотренному законом. Такое положение невозможно, и объясняется оно неудачностью некоторых формулировок, содержащихся в ГК.

Таким образом, мы установили, что давностный владелец является незаконным, не обладает правом на владение, а петиторный владельческий иск защищает не право, но интерес лица — интерес в спокойном владении и в приобретении вещи в собственность.

Наряду с приобретательной давностью издавна в законодательстве существует давность исковая. Напомним, что многие дореволюционные цивилисты настолько сближали эти понятия, что считали исковую давность и приобретательную давность видами одной общей давности. И.Е. Энгельман убедительно доказал несостоятельность попытки общего построения теории отвлеченной давности[395].

Действительно, по общему правилу все субъективные гражданские права могут быть защищены иском в течение определенного срока. Когда такой срок истекает, они не пользуются правовой защитой. В то же время приобретательная давность — институт, имеющий отношение лишь к вещным правам: это способ приобретения права собственности, и только его.

Другим существенным отличием той и другой давности является полное несовпадение элементов, входящих в них. Если для наступления последствий исковой давности достаточно не предъявлять иск в течение определенного срока (при условии, что должник не признает долга), то для приобретательной давности необходимо владение вещью, обладающее рядом дополнительных качеств. Отсюда можно сделать следующий вывод. Исковая давность и приобретательная — разные институты. Единственная связь между ними состоит в том, что приобретательная давность не должна истечь раньше исковой (не может одно лицо стать собственником, в то время как другое сохраняет виндикационное притязание).

Каково значение истечения срока исковой давности? В соответствии с господствующим в цивилистике взглядом истечение срока на предъявление иска влечет за собой лишь утрату материального права на иск, но не самого права. Характерно, что такая позиция находила себе большинство сторонников в дореволюционной, советской и современной российской цивилистике[396].

Скорее всего эта точка зрения разделяется и действующим ГК РФ, согласно абз. 2 п. 2 ст. 199 которого «истечение срока исковой давности, о применении которой заявлено стороной в споре, является основанием к вынесению судом решения об отказе в иске».

В обоснование того положения, что с истечением срока на предъявление иска прекращается лишь право на иск, как правило, приводятся два аргумента: 1) исковая давность применяется судом только по заявлению ответчика и 2) лицо, уплатившее долг по истечении срока исковой давности, не имеет права требовать его возвращения[397]. Приведенные доводы могут быть подкреплены и положениями дейс- ^ твующего законодательства (абз. 2 п. 2 ст. 199, ст. 206 ГК РФ).

Одним из немногих противников такого воззрения был М.М. Агарков, полагавший, что невозможность истребовать обратно уплаченного по несуществующему обязательству должна объясняться честным отношением к общественному долгу и уважением к правилам социалистического общежития[398], а не сохранением права, несмотря на истечение срока для его защиты. Впоследствии М.А. Гурвич и О.С. Иоффе (с некоторыми оговорками) разделили точку зрения М.М. Агаркова[399].

Как было нами описано в предыдущей главе, ценность и смысл субъективного гражданского права заключается в возможности принудить должника к исполнению его обязанности. Если в конкретном случае должника невозможно принудить к исполнению обязанности в натуре, то управомоченное лицо вправе претендовать на денежный эквивалент. Без такой возможности право не может быть подкреплено силой государства, превращается в надежду на то, что контрагент проявит добросовестность. При таких обстоятельствах отличить юридическую обязанность от других явлений (в частности, моральной обязанности) представляется решительно невозможным. В связи с этим мы присоединяемся к мнению М.М. Агаркова и О.С. Иоффе: истечение исковой давности влечет прекращение субъективного права.

Думается, контраргументы противников такого подхода неспособны его опровергнуть.

То обстоятельство, что суд применяет последствия истечения исковой давности только по инициативе одной из сторон, а также то, что должник, уплативший долг, не вправе потребовать уплаченного, — один и тот же феномен в различных его проявлениях.

Лицо, по каким-то причинам не заявившее в суде об истечении срока на предъявление иска, тем самым признает обоснованность притязания бывшего кредитора. Точно так же оно поступает, уплатив долг. Мы солидарны с М.М. Агарковым в том, что юридической обязанности не существует, а есть лишь моральная обязанность. По всей видимости, здесь следует прибегнуть к следующей логической цепочке: обязанности не существует, она была в прошлом, но коль скоро должник проявляет добросовестность и, несмотря на очевидную возможность избежать уплаты долга, все-таки уплачивает его, то такое действие является правомерным и должно всемерно поощряться. А раз лицо проявило сознательность и добросовестность, то оно должно придерживаться этой линии поведения и не требовать обратно уплаченного по истечении исковой давности. Положение ст. 206 ГК нисколько не противоречит приведенным рассуждениям: «Должник... не вправе требовать исполненное обратно, хотя бы в момент исполнения указанное лицо и не знало об истечении давности».

Правильность продемонстрированного здесь подхода косвенно можно подтвердить и невозможностью зачета «обычного» требования, и того, срок защиты которого истек: «Не допускается зачет требований: если по заявлению другой стороны к требованию подлежит применению срок исковой давности и этот срок истек...» (ст. 411 ГК)[400]. Невозможность зачета таких требований может свидетельствовать о том, что одно из них уже перестало быть правом, поскольку срок защиты его истек, а на пассивной стороне осталась лишь моральная обязанность.

Продемонстрируем нашу мысль на следующем примере. Предположим, между лицом А и лицом Б существовали отношения займа, в силу которых А было должно Б 100 руб., но так их и не вернуло. Спустя пять лет А продает Б определенную вещь за 100 руб., а Б, вместо того чтобы уплатить 100 руб. по договору купли-продажи, зачитывает свой долг на те 100 руб., которые когда-то ему должно было А. Казалось бы, руководствуясь логикой большинства цивилистов, Б действовало абсолютно правомерно, его право требования к А не прекратилось с истечением срока исковой давности, а значит, в данном случае все условия для применения зачета налицо (встреч- ность, однородность, истечение срока, заявление одной из сторон).

\ Тем не менее законодатель прямо указывает на неправомерность такого зачета, что в данном случае влечет сохранение требования А к Б оплатить вещь. Если бы А добровольно вернуло занятые деньги Б, то тем самым оно проявило бы добросовестность и сознательность. В случае же с зачетом А вовсе не собиралось проявлять эти качества и платить но несуществующему обязательству. Б своими односторонними действиями принудительно, т.е. без согласия А, прекратило существование своей обязанности, возникшей из договора купли- продажи, что в данном случае повлекло неосновательное обогащение. Законодатель отвел Б вполне достаточный срок на предъявление требования из договора займа. То, что Б не воспользовалось этим сроком, — его ошибка. В одностороннем принудительном порядке Б в любом случае не может заставить А проявить сознательность и добросовестность.

Как мы видим, приведенная выше логика способна объяснить невозможность зачета требования, по которому срок защиты истек, и того, которое еще существует (находится в пределах исковой давности).

Представляется, что противоположный подход большинства цивилистов способен полностью лишить давностного владельца защиты. Допустим, у лица X срок исковой давности на истребование вещи истек, но собственником мы по-прежнему считаем это лицо. Вещь находится в добросовестном владении лица Y. Между тем течение срока его приобретательной давности не может начаться раньше, чем прекратится срок на предъявление иска собственника (п. 4 ст. 234 ГК).

Предположим, в этой ситуации X (в качестве собственника) заключает договор аренды с лицом Z. Налицо коллизия интересов давностного владельца (Y) и лица, желающего получить вещь во владение и пользование (Z). Чьим интересам отдаст предпочтение суд? Согласно п. 2 ст. 234 ГК РФ давностный владелец не пользуется защитой против собственника имущества или другого лица, обладающего правом на владение в силу предусмотренного законом или договором основания. Очевидно, суд должен встать на сторону арендатора. Однако такое решение совершенно не отвечает требованиям справедливости. Собственник легко преодолевает препятствие, заключающееся в истечении исковой давности, и вероломно нарушает интересы давностного владельца, лишает добросовестное лицо надежды на приобретение права собственности на вещь, хотя к тому есть все основания.

В связи с вышеизложенным полагаем, что истечение исковой давности приводит к потере права, т.е. в этом смысле исковая давность является давностью погасительной. Собственник перестает быть таковым и лишается возможности распоряжаться вещью.

Заметим, что право собственности по давности владения не может возникнуть до истечения исковой давности. Как уже отмечалось, иное решение приведет к тому, что одно лицо уже стало собственником вещи, а другое вправе ее истребовать. Каков правовой режим вещи, право на которую собственник уже утратил (ввиду истечения исковой давности), а владелец еще не приобрел (поскольку приобретательная давность только начала течь и продлится еще 5 или 15 лет)? Напрашивается вывод о бесхозяйности вещи.

Напомним, бесхозяйной является вещь, которая не имеет собственника или собственник которой неизвестен, либо вещь, от права собственности на которую собственник отказался (п. 1 ст. 225 ГК РФ). В качестве последствий признания данной вещи бесхозяйной ГК предусматривает возможность приобретения права собственности на нее посредством оккупации (ст. 226), находки (ст. 227 и 228), обнаружения клада (ст. 233) или (субсидиарно) в силу приобретательной давности.

Представляется, что приведенные положения ГК РФ нуждаются в некотором уточнении. Действительно, собственника вещь не имеет, поскольку исковая давность истекла. Однако вещь уже имеет давностного владельца. В связи с этим равное право на существование имеют следующие выводы: или а) вещь все-таки не является бесхозяйной, несмотря на отсутствие собственника, поскольку еще до момента прекращения права собственности она находится у владельца (пусть и незаконного, но пользующегося защитой права в объективном смысле). Или б) вещь следует признать бесхозяйной, однако к ней в этом случае неприменимы нормы об оккупации, находке или кладе.

Пока не истечет приобретательная давность, владелец не вправе распоряжаться вещью (он не является ее собственником), хотя эту вещь никто, в том числе и бывший собственник, истребовать не сможет — от всех третьих лиц владелец защищается владельческим иском, а против бывшего собственника (иных управомоченных лиц) у него есть возражение об истечении исковой давности. Приобретателю вещи от давностного владельца переходит фактическое владение с возможностью его защиты. И такое положение сохранится до тех пор, пока приобретательная давность у одного из лиц в этой цепочке не иречет и он не станет собственником.

De lege ferenda во избежание столь неопределенного положения вещи в обороте следует внести изменения в ст. 234 ГК РФ. Начало течения приобретательной давности вовсе не обязательно связывать с истечением исковой давности. Думается, вполне правильно было бы установить в качестве общего правила одинаковые сроки приобретательной и исковой давности (по крайней мере для вещных исков) и предусмотреть, что в любом случае приобретательная давность не может истечь ранее исковой.

Институт приобретательной давности имеет некоторое сходство с конструкцией добросовестного приобретения. Рассмотрим последнюю с позиций современного законодательства и установим сходство и отличия в правовом статусе давностного владельца и добросовестного приобретателя.

Вполне очевидны функции, которые выполняет институт добросовестного приобретения: обеспечить надежность оборота и защитить права добросовестных субъектов от возможных притязаний со стороны «настоящих» собственников, лишившихся своего имущества.

Объективное право неизбежно здесь сталкивается с конфликтом интересов: с одной стороны, есть собственник, который потерял контроль над вещью, перестал ею владеть. С другой стороны, находится приобретатель вещи, который видит в лице отчуждающего вещь настоящего собственника и, естественно, рассчитывает получить вещь в собственность. Думается, строгая юридическая логика («никто не может передать больше прав, чем имеет сам») в данном случае ни при каких обстоятельствах не сможет соблюсти интересы приобретателя, собственник всегда будет наделен возможностью истребовать вещь из чужого владения, и прекрасный пример этому дает римское право.

В связи с этим объективное право и наука, руководствуясь соображениями справедливости, а не формальной логики, постепенно вырабатывают те принципы или условия, при которых защищаются интересы приобретателя[401].

Перечислим те условия, при которых предоставлялась такая защита в отечественном законодательстве. 1. Неизменно для приобретения права на вещь приобретатель должен не знать и не иметь возможности узнать о том, что отчуждатель не управомочен на отчуждение, т.е. быть добросовестным. 2. Иногда защита предоставлялась лишь приобретателю по возмездной сделке. 3 Традиционно защитой пользовались приобретатели вещи на публичных торгах. 4. По некоторым законодательствам принимались во внимание обстоятельства, при которых вещь выбывала из владения собственника (по его воле или помимо его воли). 5. Как правило, безусловной защитой пользовалось добросовестное приобретение денег и ценных бумаг на предъявителя. 6. Наконец, в некоторых законодательствах существовала следующая особенность: если собственник виндицировал вещь у добросовестного приобретателя, то до виндикации обязан был уплатить покупную цену вещи (своего рода выкуп вещи), а затем искать возмещения убытков на продавце. В последнем случае не содержится собственно ограничения виндикации, а есть лишь особые условия для ее применения.

Заметим также, что в тех случаях, когда в законодательстве действует система традиции, добросовестный приобретатель движимости может получить защиту не раньше получения вещи во владение. Примером тому может служить Проект ГУ.

Таким образом, история гражданского права содержит весьма богатый арсенал условий, из которых последующий законодатель может выбирать те или иные при конструировании защиты добросовестного приобретателя. Действующий ГК РФ в числе таких условий вводит: добросовестность, возмездность, способ выбытия вещи из владения собственника (ст. 302 ГК РФ)[402]. В силу того, что отечественное законодательство содержит диспозитивную норму о переходе права собственности (п. 1 ст. 223 ГК РФ), следует признать, что передача вещи во владение добросовестному приобретателю с точки зрения ст. 302 ГК РФ безразлична[403].

ч Насколько целесообразно и оправданно условие о возмездности приобретения? Мнения цивилистов разделились. Так, Е.В. Васьковский считал такое требование справедливым: «Представляется, что... собственник, теряя вещь, терпит положительный убыток; добросовестный же приобретатель, получивший ее безвозмездно... только лишается прибыли»[404]. В свою очередь, противоположной точки зрения придерживался А.Э. Бардзкий, полагая, что Е.В. Васьковский упускает из виду случаи, а) когда и первоначальный хозяин, и добросовестный приобретатель получили вещь безвозмездно и б) когда подаренную известному лицу и затем похищенную у последнего вещь добросовестный приобретатель купил или получил в обмен[405].

Принятие во внимание законодателем способа выбытия вещи из владения собственника также встречало подчас весьма неодобрительные отзывы. Так, И.Н. Трепицын, отмечая, что «различие между вещами вверенными и вышедшими из рук собственника против или без его воли... возникло в отдаленные времена седой старины», считал, что ему нет оправдания в современном законодательстве[406].

Действительно, сама по себе добросовестность приобретателя никакого отношения к способу выбытия вещи из владения собственника не имеет. Добросовестный приобретатель не знает и не может знать, была ли вещь украдена, потеряна собственником или передана им неблагонадежному лицу. Это обстоятельство должно быть для него безразлично. Тем не менее отечественное законодательство неукоснительно учитывает это условие, руководствуясь примерно следующей логикой (подчеркнем, логикой скорее житейской, а не юридической). Собственник всегда знает, кому он доверяет вещь. Если лицо, не имея на то права, продает вещь, собственник может разыскать это лицо и потребовать возмещения убытков. Другой аргумент такого ограничения виндикации — собственник сам виноват в потере права на вещь, поскольку сам предоставил ее неблагонадежному лицу.

Если же собственник (иное управомоченное лицо) утрачивает вещь помимо своей воли, то было бы несправедливо не предоставить ему защиту даже против добросовестного приобретателя. В связи с этим особое значение имеет вопрос о приобретении права на вещь потерянную и на имущество, реализованное на публичных торгах.

В случае потери вещи собственник (иное управомоченное лицо) традиционно считается не проявившим свою волю, т.е. вещь выбывает помимо воли собственника (иного управомоченного лица). Это положение прямо закреплено в действующем законодательстве: «... собственник вправе истребовать это имущество от приобретателя в случае, когда имущество утеряно собственником...» (ст. 302 ГК РФ).

Однако здесь можно увидеть определенную непоследовательность логики закона. Ведь собственник в житейском смысле, как правило, сам виноват в потере вещи[407], точно так же как и в тех случаях, когда вещь передается неблагонадежному лицу. По всей видимости, Кодекс полагает, что в первом случае лицо проявляет меньшую неосторожность, чем во втором.

При реализации чужой вещи на торгах следует различать два случая: 1) вещь продается через публичные торги по инициативе самого продавца (мнимого собственника) и 2) вещь продается судебным приставом-исполнителем по долгам лица, которое в действительности не является собственником вещи[408]. Действующее законодательство не содержит никаких специальных норм, посвященных добросовестному приобретателю вещи, получившему ее в результате торгов. И в том, и в другом случае Кодекс обращает внимание на тот способ, которым вещь выбыла из владения собственника (по его воле или помимо его воли).

Насколько справедливо существование такого правила? Ведь публичность торгов выражается как раз в том, что любое лицо (неограниченный круг лиц) может ознакомиться с лотами, выставляемыми на торги, условиями их проведения и при желании принять в них участие. Таким образом, для собственника предоставляется возможность отыскать в обороте свою вещь и истребовать ее до проведения торгов. Более того, если вещь продается через публичные торги в рамках исполнительного производства (2-й случай), то предусмотрен даже особый иск об исключении имущества из описи, предоставленный собственнику как раз на тот случай, если его имущество будет продаваться по чужим долгам. Обоснованно ли при таких обстоятельствах сохранение виндикации за собственником? От ответа на поставленный вопрос мы воздержимся, ограничившись лишь следующей ремаркой: формальная юридическая логика здесь практически неприменима, речь может идти лишь о том, какое правило представляется более справедливым.

С какого момента добросовестный приобретатель является собственником имущества? Напомним, большинство рассмотренных в исторической части памятников законодательства признавали добросовестного приобретателя собственником имущества.

Что касается освещения данного вопроса в литературе, то здесь можно встретить различные точки зрения. И.Н. Трепицын разделяет все теории на две группы: теории, не признающие приобретения права собственности добросовестным приобретателем, и теории, признающие такое приобретение. К первой группе он относит теорию процессуальную и теорию презумпций; ко второй — теорию давности (имеется в виду «мгновенная давность»), теорию приобретения lege и теорию приобретения первоначального, производного и смешанного[409].

Мы не будем подробно останавливаться на каждой из теорий, с их содержанием и критикой можно ознакомиться в работе дореволюционного цивилиста и публикациях, на которые он ссылается. Заметим лишь, что в то время почти все отечественные цивилисты единодушно приходят к выводу о возникновении права собственности у добросовестного приобретателя с момента совершения сделки[410].

Не стал исключением и сам И.Н. Трепицын, который указывает на первоначальный характер этого способа приобретения права собственности: «Можно ли сказать, что право собственности возникает в лице приобретателя потому, что оно до этого принадлежало другому? Этим отнимается всякая почва у теорий, видящих здесь производное приобретение. В виду всего сказанного и мы вполне присоединяемся к этому последнему заключению и вместе с господствующим мнением усматриваем в изучаемом нами явлении приобретение права собственности по существу своему первоначальное»[411].

Позиция И.Н. Трепицына представляется нелогичной. Если исходить из того, что приобретатель получает вещь в собственность первоначальным способом, то, следовательно, к этому моменту право собственности другого лица должно уже прекратиться. Однако такое заключение неверно: собственник должен потерять свое право именно потому (а значит, вследствие того), что третье лицо стало собственником, но не наоборот.

Эту логическую ошибку И.Н. Трепицына заметил и А.Э. Бардзкий. Последний, впрочем, предлагает еще менее убедительное обоснование возникновения права собственности у добросовестного приобретателя: «Для добросовестного покупателя вещи собственником ее является фактический ее владелец. Так как добросовестный покупатель вещи никогда и ничем сознательно прав первоначального собственника не нарушал, а свои права приобрел законным способом, охраняемым государственною властью, то потерявший уже в момент сделки купли-продажи право собственности виндикационных исков предъявлять права не имеет»[412].

Ученый продолжает: «Явись хотя бы к самому концу заключения сделки купли и продажи первоначальный хозяин вещи... продающий ее... в тот же момент сей последний теряет бывшее у него право, и, конечно, никакой уже покупатель купить у него этой вещи не может. Доколе же это не последовало, доколе не было доказано противное, он, продавец, для покупателя есть безусловный собственник».

Таким образом, А.Э. Бардзкий, очевидно, полагал, что имеет место производное приобретение, поскольку приобретатель считает фактического владельца собственником. Однако из-за одной уверенности покупателя продавец собственником вовсе не становится. Как справедливо отмечал Б.Б. Черепахин, А.Э. Бардзкий «путает видимость права с правом»[413].

В свою очередь, советский цивилист считает, что право собственности у приобретателя возникает в результате сложного фактического состава. При этом Б.Б. Черепахин полагает, что в таких случаях имеет место первоначальное приобретение (т.е. без правопреемства), но в то же время оно является «двусторонне-сделочным», поскольку «к его фактическому составу относится договор купли-продажи»[414]. Какие еще элементы должны входить в этот фактический состав? Ученый называет передачу вещи, если она генерическая, добросовестность, определенный порядок выбытия вещи и «чтобы вещь не принадлежала государству»[415].

В современной литературе позицию, аналогичную точке зрения Б.Б. Черепахина, занимает В.А. Рахмилович. Последний пишет: «Право на... вещь у добросовестного приобретателя возникает вследствие сложного фактического состава...» И далее: «...согласно ст. 302 ГК этот фактический состав образуют... 1) заключение... сделки, направленной на перенос права собственности; 2) возмездный характер этой сделки; 3) фактическая передача вещи приобретателю[416]; 4) вещь не изъята из оборота...; 5) вещь выбыла из владения ее собственника или лица, которому она была доверена собственником, помимо воли того и другого; 6) добросовестность приобретателя»[417].

Сам подход внешне обладает большой степенью убедительности. Действительно, почему бы не взять все условия ст. 302 ГК РФ, назвать их фактическим составом и получить способ приобретения права собственности.

Тем не менее нам представляется такой подход неверным. Во- первых, фактический состав должны образовывать юридические факты, к которым, как известно, относятся события и действия. Возмездность, оборотоспособность, добросовестность, характер выбытия вещи — все эти элементы не могут быть отнесены ни к событиям, ни к действиям. Следовательно, они не являются юридическими фактами и не могут образовать фактический состав[418].

Если конструировать фактический состав, необходимый для возникновения права собственности, то в него, видимо, должны войти два юридических факта: выбытие вещи из владения собственника (и иного управомоченного лица), приобретение вещи добросовестно и возмездным образом. Однако и такой подход встречает определенные возражения. Ведь основным условием предоставлением защиты является добросовестность лица, т.е. психический момент осознания собственником лица, передающего вещь. Этот момент, взятый изолированно, не вписывается в систему юридических фактов, а присоединение его к действию — приобретению может быть признано не совсем оправданным ввиду значимости данного психического состояния. Получается, главное — совершить действие, а будет ли оно добросовестным или нет — этот вопрос как бы отодвигается на второй план, что неверно.

Во-вторых, как справедливо считал Б.Б. Черепахин, само приобретение права собственности носит первоначальный характер, в нем отсутствует правопреемство, нет никакой связи между правами отчуждателя и приобретателя.

Обратим внимание на положения ст. 218 ГК РФ. Согласно п. 2 этой статьи «право собственности на имущество, которое имеет собственника, может быть приобретено другим лицом на основании договора купли-продажи, мены, дарения или иной сделки об отчуждении этого имущества». В соответствии с п. 3 ст. 218 ГК РФ «в случаях и в порядке, предусмотренных настоящим Кодексом, лицо может приобрести право собственности на имущество, не имеющее собственника, на имущество, собственник которого неизвестен, либо на имущество, от которого собственник отказался или на которое он утратил право собственности по иным основаниям, предусмотренным законом».

Из этих положений, на наш взгляд, следует, что любое первоначальное приобретение права собственности на имущество, у которого есть собственник или был собственник, может иметь место лишь по основаниям и в порядке, предусмотренным законом. Если закон с наступлением условий, перечисленных в ст. 302 ГК PQ, не связывает возникновение права собственности, то оно и не должно признаваться[419].

В законодательстве уже предусмотрен определенный юридический факт для такого рода случаев — приобретательная давность. Именно она устраняет возможные дефекты в праве. В связи с вышеизложенным мы полагаем, что только с момента истечения приобретательной давности у добросовестного приобретателя возникнет право собственности, но не раньше.

После того как мы рассмотрели институт добросовестного приобретателя, сравним теперь статус такого лица с положением давностного владельца. Напомним, в соответствии с п. 1 ст. 234 ГК РФ «лицо... добросовестно, открыто и непрерывно владеющее как своим собственным недвижимым имуществом в течение пятнадцати лет либо иным имуществом в течение пяти лет, приобретает право собственности на это имущество». В свою очередь, согласно ст. 302 ГК РФ: «Если имущество возмездно приобретено у лица, которое не имело права его отчуждать, о чем приобретатель не знал и не мог знать (добросовестный приобретатель), то собственник вправе истребовать это имущество от приобретателя в случае, когда имущество утеряно собственником или лицом, которому имущество было передано собственником во владение, либо похищено у того или другого, либо выбыло из их владения иным путем помимо их воли».

Прежде всего обращает на себя внимание требование о добросовестности того и другого владельца. Остальные элементы двух институтов не совпадают: давностный владелец должен владеть вещью открыто, непрерывно, как своей, а добросовестному приобретателю для защиты от виндикации необходимо возмездно приобрести вещь, которая выбыла по воле собственника (иного управомоченного им лица) из его владения. Тем не менее приобретатель (если, конечно, он добросовестный), считая себя собственником, всегда будет вести себя как собственник, т.е. открыто владеть и пользоваться вещью как своей. В связи с этим элементы приобретательной давности в поведении добросовестного приобретателя всегда будут присутствовать.

Самое же существенное отличие в правовом положении давностного владельца и добросовестного приобретателя движимой вещи заключается в том, что последний, пока не истек срок исковой давности, защищен от виндикации собственника. Возникает вопрос: обладает ли приобретатель аналогичной защитой от вещных исков арендатора, залогодержателя и иных лиц? Думается, что нет. Статья 302 ГК РФ не может толковаться расширительно, поскольку является исключением из правила абсолютного действия виндикации (ст. 301 ГК РФ). Разумеется, такое положение вещей несправедливо, неверно и требует исправления.

Обладает ли добросовестный приобретатель движимости вещным правом на имущество? Полагаем, что он, подобно давностному владельцу, не может рассматриваться в качестве лица, легитимированного на владение. Как и в случае с давностным владельцем, законодатель (ст. 302, 305 ГК РФ) защищает здесь не право, а законный интерес.

Предположим, добросовестный приобретатель движимости передает вещь в аренду, в ссуду или на хранение. Вправе ли собственник виндицировать вещь у таких лиц? Да, действие ст. 302 ГК РФ на них не распространяется, они сами не являются добросовестными приобретателями. Такой вывод можно сделать и пользуясь предложенной нами логикой. Собственник никому не передавал право на владение (у добросовестного приобретателя оно отсутствует, и он не вправе наделять третьих лиц таким правом). Следовательно, собственник вправе защитить свое право на владение. Получается, достаточно добросовестному приобретателю движимости проявить такую «неосторожность», как вещь вернется собственнику.

Такое положение вещей видится в высшей степени несправедливым. Думается, большинства проблем практического характера удалось бы избежать, если бы современный законодатель прямо признал в лице добросовестного приобретателя движимости собственника таковой с момента передачи ему вещи во владение, подобно тому как это было в Проекте ГУ и отчасти в ГК РСФСР 1922 г. Другое дело, требовалось бы установить, на каком основании за лицом признается право собственности, но это уже в большей степени теоретический вопрос.

Если один из атрибутов добросовестного приобретения отсутствует — вещь выбыла помимо воли собственника и (или) приобретена безвозмездно, — положение добросовестного приобретателя ничем не отличается от положения давностного владельца: он также владеет вещью открыто, непрерывно, как своей[420] и также не защищен против виндикационного иска собственника в пределах срока исковой давности.

С момента истечения срока исковой давности весь смысл института добросовестного приобретения пропадает: приобретатель защищен уже не ст. 302 ГК РФ (или не только этим возражением), но и возражением об истечении исковой давности. Следовательно, иск собственника в любом случае не будет удовлетворен. Мы видим, что при этих обстоятельствах выбытие вещи помимо воли (или по воле) собственника (управомоченного им лица), приобретение возмездным (или безвозмездным) способом уже не имеют никакого значения.

Правовое положение добросовестного приобретателя недвижимости вследствие недавних изменений, внесенных в ГК РФ, имеет особенности. Согласно п. 2 ст. 223 ГК если у лица в соответствии со ст. 302 ГК невозможно истребовать имущество, то оно признается собственником. Таким образом, ГК РФ, подобно проектам Вотчинного устава и Гражданского уложения, стремится придать бесповоротность зарегистрированным правам. Саму идею законодателя можно одобрить, однако ее реализация не совсем неудачна. С одной стороны, данное правило вполне целесообразно, оно позволяет решить многие практические проблемы, которые мы обозначили выше. Удачен также и избранный законодателем момент возникновения вещного права приобретателя — момент регистрации[421].

Тем не менее приведем следующий пример. Предположим, добросовестно, возмездно приобретена недвижимая вещь, которая вышла из обладания собственника (иного лица, которому она была предоставлена собственником) по его воле. Приобретатель обозначен в реестре в качестве собственника. Затем суд удовлетворяет иск собственника и признает договор купли-продажи недействительным. После этого собственник обжалует действия регистрирующего органа. По всей видимости, суд обяжет регистрирующий орган внести изменения в реестр и аннулировать запись о праве собственности добросовестного приобретателя.

Таким образом, даже с учетом изменений, внесенных в ГК РФ, положение добросовестного приобретателя недвижимости не обладает необходимой стабильностью. Он является собственником но недействительному основанию и недействительной записи, причем в силу такой недействительности запись о его праве может быть исключена из реестра, и он перестанет быть собственником. Если законодатель хотел создать бесповоротность прав, записанных в реестре, то ему следовало бы по-другому сформулировать ст. 223 ГК РФ или внести изменения в Федеральный закон от 21 июля 1997 г. № 122-ФЗ «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним», которые бы прямо предусмотрели, что запись о праве добросовестного приобретателя вещи не подлежит исключению из реестра по причине недействительности ее основания, а сам приобретатель является собственником.

Подводя итог исследованию понятия «приобретательная давность», отметим следующее: 1) приобретательная давность — институт, призванный устранять неясности в правах; 2) исковая давность и приобретательная — совершенно самостоятельные институты, и можно увидеть определенную зависимость между ними лишь в том, что исковая давность должна истечь не позже истечения давности приобретательной; 3) давностный владелец не имеет права на владение, хотя и пользуется защитой закона от всех третьих лиц, кроме собственника и субъектов, имеющих право на владение; 4) добросовестный приобретатель движимости также не имеет права на владение, и его правовое положение по действующему праву близко к положению давностного владельца. Принципиальное отличие между ними заключено в том, что добросовестный приобретатель (возмездно приобретший вещь, выбывшую из владения собственника или иного владельца по его воле) с самого начала защищен против собственника в силу прямого указания закона (ст. 302 ГК РФ). Добросовестный приобретатель недвижимости признается законом собственником с момента регистрации его права, и аналогичное правило в отношении приобретателя движимости, получившего вещь во владение, представляется весьма желательным.