§ 5.   Принцип   недопустимости   злоупотребления   правом. Проблема разумного и добросовестного осуществления прав и исполнения обязанностей

Принцип недопустимости злоупотребления правом представляет собой требование к субъектам не выходить за пределы права в процессе исполнения обязанностей и реализации прав, осуществлять свои права и обязанности надлежащим образом.

Названный принцип специфичен, поскольку связан исключительно с процессами правореализации и правоприменения: «Злоупотребление связано не с содержанием права, а с его осуществлением, т.к. при злоупотреблении правом лицо действует в пределах предоставленных ему прав, но недозволенным образом»[689]. Ключевым моментом, как видим, является исключение использования права «во зло». Чтобы создавать действенный механизм недопущения злоупотребления правом, необходимо на доктринальном уровне уяснить суть понятия «злоупотребление правом».

Эта проблема выходит далеко за пределы российского права, являясь универсальной для всех правовых систем. Не случайно определение «злоупотребление правом» насчитывает десятки точек зрения, оставаясь и в данный момент дискуссионным[690].

Уже римские юристы оценивали «дурное» осуществление прав негативно и стремились ограничить употребление права во зло. Это отразилось в Своде Юстиниана, преторских эдиктах.

В европейской доктрине гражданского права, начиная с XVI столетия, запрет на злоупотребление правом существовал как общий юридический принцип[691].

Мусульманское право Йемена, Египта, Ирака, Сирии, как отмечается исследователями, унаследовало постулаты о недопустимости использования права во зло из ст. 1382 Гражданского кодекса Франции, который долгое время служил основой гражданско-правового законодательства арабских стран[692].

Развитие отечественной юридической мысли показывает, что понимание этого термина шло от необъятной и по большей части политико-экономической трактовки как осуществления прав в противоречии с их социально-хозяйственным назначением[693] до его полного отрицания (М.М.Агарков, С.Н.Братусь, Н.В.Горомов,  Л.А.Куликова, Н.С.Малеин, М.Н.Малеина, М.В.Самойлова, В.А.Рясенцев и др.)[694].

В противовес этой точке зрения В.П. Грибанов выдвинул аргумент о том, что это понятие теряет смысл при исключении его за пределы права. Ученый отделяет содержание субъективного права от его осуществления. А.В.Волков, усматривая в этом принципиальную методологическую ошибку В.П.Грибанова, настаивает на том, что «процесс реализации, т.е. осуществления субъективного гражданского права, … неотделимо входит в содержание любого субъективного гражданского права»[695]. Сложно согласиться с этой точкой зрения, поскольку при подобном понимании происходит смешение понятий содержание и осуществление права. В действительности эти понятия невозможно поставить в один ряд, так как они находятся на разных уровнях правовой системы. Это разные структурные элементы единой системы, разнопорядковые правовые категории, вступающие в различные системные связи.

Иными словами, нужно принять во внимание различия между субъективным правом как формой, которая устанавливает модель поведения и включает в себя известные правомочия (возможность определенного поведения, возможность требовать соответствующего поведения от обязанного лица, возможность обращаться за защитой к компетентным органам, возможность пользоваться определенным социальным благом)[696] и субъективным правом как элементом гражданского правоотношения, в котором субъективное право с момента возникновения правоотношения (одновременно с моментом возникновения самого субъективного права) реализуется, а субъективная обязанность исполняется. Процесс реализации субъективного права входит, по нашему мнению, в содержание правоотношения. Таким образом, В.П.Грибанов точно определил суть злоупотребления правом и справедливо подчеркнул, что это деяние находится в пределах права. Эта точка зрения аргументированно поддержана и другими правоведами[697].

Подобное понимание дает возможность сосредоточить внимание на довольно распространенных случаях, когда управомоченное лицо сознательно, либо неосознанно причиняет вред контрагенту, используя дозволенные законом возможности и средства.

Так, широко известны ситуации, когда кредитор, не подавший своевременно иск в суд о взыскании неустойки, намеренно увеличивает просрочку исполнения с целью увеличения размера этой неустойки. Например, общество с ограниченной ответственностью «Центр микрофинансирования г.Краснодар» подало иск к индивидуальному предпринимателю АгафоновуС.В. о взыскании 154153рублей, в том числе 69094рублей основного долга, 46988рублей процентов на сумму займа за период с 4 августа 2006г. по 10марта 2007г., 38071рубля пени за тот же период, на основании договора займа. Решением Суда с предпринимателя была взыскана сумма долга и пени за указанный период.

Не согласившись с принятыми по делу судебными актами, предприниматель подал заявление об их пересмотре в порядке надзора, считая, что данными решением и постановлениями нарушены его права и законные интересы и мотивируя это тем, что заимодавец должен был обратиться в суд с иском к заемщику сразу после нарушения последним графика платежей, а иное его поведение свидетельствует о злоупотреблении правом с целью обогащения. В передаче дела в Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ для пересмотра в порядке надзора предпринимателю было отказано[698].

В приведенном примере во избежание злоупотребления правом следует законодательно установить разумный срок, в течение которого заимодавец имеет право обратиться в суд с иском к заемщику, нарушившему график платежей — не позднее трех месяцев с момента нарушения заемщиком графика платежей. Таким образом, отпадет необходимость доказывать недобросовестность заимодавца в суде.

Анализ подобных дел еще раз убеждает в необходимости совершенствования законодательства. Следует в конкретных правоотношениях по возможности исчерпывающе определять границы реализации прав, регламентируя эти границы нормами.

Традиционно пределами осуществления прав выступают надлежащие срок, способы и средства осуществления прав. Некоторые исследователи также включают в этот перечень и назначение права, что, при определенных оговорках, не лишено рационального зерна.

Отсутствие подобных ограничений, как правило, порождает конфликт законных интересов хозяйствующих субъектов. В частности, обнаруживается дисбаланс прав и обязанностей между арендатором и арендодателем, что ведет к возможности злоупотребления правом. Показателен в этом отношении следующий пример. ЗАО «Полимер» подал иск к Сбербанку России о запрете чинить препятствия в пользовании арендованным помещением. Работники истца могли получить доступ в арендованное помещение через помещение Сбербанка России, оборудованное для хранения материальных ценностей.

В ходе судебного разбирательства установлено, что Сбербанк России неоднократно предлагал истцу установить порядок прохода работников истца через помещение банка с учетом специфики и режима его работы, но истец уклонялся от переговоров.

При таких обстоятельствах суд первой инстанции сделал вывод о злоупотреблении истцом гражданским правом (п. 1 ст. 10 ГК РФ), в связи с чем справедливо отказал в удовлетворении негаторного иска[699].

Еще одна проблема, связанная со злоупотреблением, требует особого рассмотрения. При наличии большого количества исследований, посвященных злоупотреблению правом, за пределами внимания исследователей, как правило, остается вопрос о злоупотреблении обязанностью. Следует обратить на это особое внимание. Ситуация, в которой обязанность исполняется во зло, возникает в случаях совпадения прав и обязанностей. Так, опекун, ненадлежащим образом исполняющий свои обязанности, неизбежно наносит вред подопечному. Иными словами, когда обязанность исполняется только по форме, то есть ненадлежащим образом, справедливо говорить о злоупотреблении обязанностью. Обширное поле для злоупотреблений как кредитора, так и должника открывается  в обязательственных отношениях, при исполнении альтернативных, факультативных обязательств.

На наш взгляд, целесообразно переформулировать принцип недопустимости злоупотребления правом (ст.10 ГКРФ) в положение о недопустимости злоупотребления правами и обязанностями. В этом случае особый акцент справедливо ставится и на исполнении обязанности. В связи с чем необходимо внести изменения в ст. 10 ГК РФ следующего содержания: в п.1 после слов «а также злоупотребление правом» включить «и обязанностью»; в п.1 после слов «не допускается использование гражданских прав» включить «и обязанностей».

Проблема злоупотребления правом носит всеобщий, межотраслевой характер[702]. В частности, это проявляется в ситуациях, связанных с превышением должностными лицами своих служебных полномочий. Специалисты определяют полномочия как «комплекс прав, предоставленный субъекту наряду с наделением определенными обязанностями в соответствии с занимаемой должностью»[703]. Таким образом, при причинении вреда участникам правоотношений, либо третьим лицам, превышение полномочий может быть оценено как злоупотребление субъективными правами и обязанностями.

Между тем, в литературе высказано спорное мнение, что институт злоупотребления субъективным правом имеет отраслевую природу: «…Субъективные права — категория, органично существующая в частном праве, в публичном утрачивает свое исконное значение, подменяется «должностным положением», «статусом» и прочими явлениями»[704]. Поэтому использование данного понятия в публично-правовом регулировании, считает исследователь,  некорректно.

Изолируя это понятие от внимания специалистов других отраслей права, автор тем самым неоправданно сужает ее и сводит исключительно к сфере частноправовых отношений. На наш взгляд, этот вопрос требует комплексного разрешения. Практика убеждает в том, что превышение должностных полномочий — наиболее распространенное препятствие на пути осуществления субъективных гражданских прав. Особенно ярко это проявляется в сфере малого и среднего предпринимательства. Учитывая специфику возникающих организационных правоотношений между должностными лицами и хозяйствующими субъектами, есть смысл говорить о злоупотреблении служебными полномочиями, что в своей основе имеет нецелесообразное, ненадлежащее осуществление прав, причиняющее вред законным интересам других лиц. Наиболее ярко это проявляется в недостаточно урегулированном контроле государственных органов над предпринимательской деятельностью.

Злоупотребление должностными полномочиями приобрело в последние десятилетия угрожающие формы и масштабы, что вызвало необходимость принятия Указа Президента РФ от 15мая 2008г. №797 «О неотложных мерах по ликвидации административных ограничений при осуществлении предпринимательской деятельности». Названный нормативно-правовой акт явился своевременной и эффективной реакцией на проблемы в данной сфере. Так, существенно снижает вероятность злоупотребления полномочиями органов государственного контроля пп.«а» п.1 названного указа, который предписывает сокращение плановых мероприятий по контролю в отношении одного юридического лица или индивидуального предпринимателя каждым органом государственного контроля (кроме налогового контроля) до одного раза в три года, а также проведение внеплановых мероприятий по контролю в отношении субъектов малого и среднего предпринимательства теперь разрешено только в целях выявления нарушений представляющих непосредственную угрозу жизни или здоровью людей и только по согласованию с прокурором субъекта РФ.

Непосредственной мерой, направленной на недопустимость превышения должностных полномочий, является исключение внепроцессуальных прав органов внутренних дел РФ (то есть исключения возможности совершения действий, прямо не предусмотренных процессуальным законодательством), касающихся проверок деятельности субъектов малого и среднего предпринимательства, возможности составления должностными лицами этих органов протоколов об административных правонорушениях в области предпринимательской деятельности (пп. «а» п. 1). Это положение предполагает, что все действия органов государственного контроля должны строго соответствовать предписаниям процессуального законодательства, в состав которого входят как систематизированные нормативно-правовые акты, закрепляющие юрисдикционые производства, так и законы, содержащие отдельные процессуальные нормы. Все названные меры в Указе направлены на ограничение вмешательства и чрезмерного контроля государственных органов за деятельностью субъектов малого и среднего предпринимательства.

Самым тесным образом с принципом недопустимости злоупотребления правом связана проблема разумного и добросовестного осуществления прав и исполнения обязанностей. Принцип добросовестности и разумности иногда отождествляют с принципом недопустимости злоупотребления правом[705].

Многие цивилисты склонны расценивать презумпцию добросовестности и разумности как принципиальное, основное гражданско-правовое начало[706]. Было предложено закрепить общий принцип добросовестности в числе основных начал гражданского законодательства (ст. 1 ГК РФ)[707].

Хотя содержание условий добросовестности и разумности различно, с процессуальной точки зрения их статус равнозначен — как недобросовестные, так и неразумные действия ведут к отказу в защите прав[708]. Таким образом,  категория добросовестности (честного исполнения своих обязательств, обязанностей[709]) является значимой характеристикой юридического факта, хотя и лежит в морально-этической сфере.

Безусловно, следует признать разумность и добросовестность хотя и не собственно правовыми, но юридически значимыми императивами, позволяющими в ряде случаев классифицировать злоупотребление правом. Юридический принцип добросовестности является правовым средством, который вводит нормы морали в процесс правового регулирования[710], поэтому следует максимально его конкретизировать, текстуально раскрыть его содержание.

В последнее десятилетие ощутимо выделяется позитивная тенденция, сложившаяся в доктрине: специалисты обращают пристальное внимание на конкретные юридико-технические приемы утверждения принципа добросовестности в законодательстве и его регулятивном потенциале. В частности, указывается на необходимость изменения ст.10 ГК РФ с целью установления общего принципа добросовестности в гражданских отношениях, а также включения этого принципа в отдельные разделы специальной части ГКРФ (например, в обязательственное право).

Принимая во внимание особую значимость начала добросовестности, сами категории содержания прав и обязанностей, на наш взгляд, должны подвергнуться переосмыслению, поскольку в соответствии с общеправовым требованием добросовестности и разумности, целесообразно включать эти установления в содержание любого права и обязанности.

Необходимо не только выразить начало добросовестности в букве закона, но и обеспечить его действие в процессе правоприменения. С этой точки зрения существенное значение для правоприменителя имеют рекомендации о применении ст.10 ГК РФ Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ. Так, было отмечено, что императивное положение закона о недопустимости злоупотребления правом дает возможность суду квалифицировать действие лица как злоупотребление независимо от того, ссылалась ли другая сторона спора на злоупотребление правом другой стороной. В этом случае суд вправе по своей инициативе отказать в защите права злоупотребляющему лицу[711].

В европейском праве проблема злоупотребления решается с опорой на нравственно-правовые нормы справедливости, добросовестности, разумности. Так, Гражданское уложение Германии (далее – ГГУ) устанавливает следующие правовые средства ограничения воли правообладателя:

а) запрет придирок, т. е. запрещение использовать субъективное право только во вред другому (§226 ГГУ); осуществление права является недопустимым, если оно направлено только на причинение вреда другому;

б) запрет реализации права против «добрых нравов» или обязанность исполнения обязательств на основе надежности и доверия, с учетом «добрых нравов»: «Должник обязан так исполнить свои обязательства, как этого требуют надежность и доверие с учетом обычаев правового оборота» (§242 ГГУ);

в) сроки осуществления права, истечение которых может влечь лишение права на реализацию, и истечение срока давности[712].

При этом содержание и механизм реализации данных положений остается дискуссионным в немецкой гражданско-правовой литературе. Параграф 242 ГГУ (исполнение обязательств с доверием и надлежащей добросовестностью, с учетом «добрых нравов оборота») представляет собой одну из ключевых норм гражданского права и является серьезным ограничением свободы договора в социально ориентированном Основном законе[713], эта норма, как отмечается правоведами, пользуется большой популярностью[714], и правосознание воспроизводит ее как идиому «порядочный человек на пропуск давности не ссылается»[715].

Самобытно решается эта проблема в мусульманском праве. Судебная практика основывается на исламском принципе недопустимости причинения вреда другому при реализации индивидуальных потребностей. Главным критерием злоупотребления является нанесение вреда при надлежащем использовании субъективных прав[716]. Именно факт нанесения вреда при осуществлении права, либо таковое намерение противоречат шариату и являются, по мнению исламских правоведов, виновными деяниями[717].

На наш взгляд, определяющий критерий причинения вреда, отчасти, решает проблему усовершенствования процесса доказывания вины в ряде случаев, например, связанных с картельными сговорами, искусственным завышением цен на энергоресурсы,  иные товары первой необходимости, поскольку позволяет их квалифицировать как злоупотребление правом. Поэтому следует законодательно закрепить положение о недопустимости причинения вреда правообладателем всем иным участникам гражданского оборота.

Подобные ограничения прав, как уже говорилось, существуют и в зарубежных правовых системах. Так, например, в Греции защита прав и свобод ставится в прямую зависимость от того, насколько эти права и свободы не нарушают Конституцию и «добрые нравы» (ст. 5 Конституции Греции), а осуществление любого права запрещается, если оно выходит за пределы, очерченные понятиями «доброй совести», «добрых нравов» или социально-экономической целью права (ст.281 Гражданского кодекса Греции). Требования добросовестного исполнения обязательств содержатся в ст.762 Гражданского кодекса Португалии, ст.1134 Гражданского кодекса Франции[718]. Согласно Конституции Бразилии президент ответственен за «нечестное» управление государством[719].

Между тем, возникают закономерные вопросы о том, как соотносятся понятия «недобросовестность» и «злоупотребление правом», в каких случаях оправдано использование первого либо второго понятия, являются ли эти категории взаимозаменяемыми? Неюридическая природа понятия «добросовестность» заставляет иногда правоведов подменять его содержание более свойственными цивилистике дефинициями.

Так, А.А.Чукреев утверждает, что «принцип добросовестности — это обязанность участника гражданских правоотношений при использовании своих прав, осуществлении своих законных интересов, исполнении своих обязанностей проявлять должную заботливость о соблюдении прав и законных интересов других участников имущественного оборота»[720].  На наш взгляд, это только один из компонентов содержания понятия добросовестности.

Заслуживает пристального внимания позиция В.А.Белова, который, исходя из смысла отдельных положений ГК РФ, выявил два значения добросовестности, заложенные законодателем. Во-первых, под добросовестностью в тексте Закона, по мнению исследователя, понимается извинительное незнание лица о факте, в том числе его вредоносном эффекте, и во-вторых — извинительное незнание о чужом субъективном праве. В.А.Белов указывает на ограниченное влияние п.3 ст.10 ГК РФ: «В действительности эта презумпция не столь глобальна, ибо ее применение ограничивается лишь «случаями, когда закон ставит защиту гражданских прав в зависимость от того, осуществлялись ли они разумно и добросовестно». Следовательно… недобросовестность подлежит доказыванию лишь при обсуждении вопроса о субъективном психическом отношении к действию по осуществлению субъективного гражданского права, т.е. по отношению к внешне правомерному действию. Действие же, неправомерное объективно, т.е. действие, нарушающее закон или иной нормативный акт, является очевидно противоправным для всякого дееспособного лица и, следовательно, очевидно недобросовестным…»[721].

Таким образом, из предложенных рассуждений вытекает, что, с одной стороны, злоупотребление, в его грибановском понимании, лежит в сфере недобросовестного исполнения прав. В этом убеждает и пример, подкрепляющий рассуждения В.А.Белова, в котором он упоминает ст.17 Положения о переводном и простом векселе: «Лица, к которым предъявлен иск по переводному векселю, не могут противопоставить векселедержателю возражения, основанные на их личных отношениях к векселедателю или к предшествующим векселедержателям, если только векселедержатель, приобретая вексель, не действовал сознательно в ущерб должнику»[722].

С другой, — противоправные деяния также подпадают под понятие недобросовестности. Так, абз. 2 п. 2 ст. 46, п. 3 ст. 565, 580, п. 3 ст. 1078 и п. 4 ст. 1109 ГК РФ определяют недобросовестность как фактическое наличие у лица, совершившего противоправное вредоносное деяние, знания о том, что таковое нарушает чьи-то субъективные права. В то же время, например, в абз.3 п.1 ст.171, п. 2 ст. 189 ГК РФ недобросовестность понимается очень широко, выражается словами «знала (знало, знал) или должна была (должно было, должен был) знать».

В чем же тогда целесообразность разделения понятий недобросовестность и злоупотребление правом, недобросовестность и противоправные деяния? Не является ли употребление данных понятий в Законе синонимичным? Ведь требование добросовестности — это, прежде всего, требование реализовывать свои права и исполнять обязанности надлежащим образом, не совершая противоправных действий, не злоупотребляя правом.

Думается, что законодатель вкладывает в названное понятие самый широкий смысл. Поэтому, когда речь идет о добросовестности, предполагается ориентация на общеправовой принцип справедливости, а значит, подразумевается соблюдение соответствующих норм и принципов права, а также универсальных этических законов. Из сказанного очевидно, что едва ли целесообразно излишне теоретизировать понятие добросовестности, являющееся по своей сути принадлежностью общелитературного, нежели специально-терминологического слоя лексики, но его употребление в тексте закона необходимо, поскольку  требование добросовестного поведения «дает юридический инструментарий правоприменителю, который, обнаружив несправедливость в конкретном казусе, при отсутствии конкретной нормы для его разрешения может обратиться к генеральному положению»[723]. Справедливо нормативное закрепление наличия у участников конкретных правоотношений обязанности соблюдать требования разумности и справедливости по отношению друг к другу. В частности, особенно это актуально при исполнении различных видов обязательств[724].

Другая сторона обозначенной проблемы — несовершенство процессуальных норм, связанных с доказыванием вины при злоупотреблении правом. Существующие нормы неоправданно усложняют соответствующую процедуру, а в ряде случаев и вовсе препятствует возмещению вреда потерпевшей стороне. Очевидна необходимость соотнесения понятия «злоупотребления правом» с такими социально-психологическими категориями, как вина,  умысел и выработки унифицированного критерия, упрощающего указанную процедуру.

В каждой правовой системе существуют так называемые надпозитивные принципы[725]. В мусульманском праве — это, например, непреложность норм шариата, вечность, неизменность. В англо-саксонской правовой системе это принцип справедливости (equity), реализующийся в процессе обжалования решений судов и принципы естественной справедливости (principles of natural justice). Правовые системы разных стран так или иначе пытаются придать формальную определенность понятию добросовестность. Так, например, в немецком праве в рамках обязательства добросовестность конкретизирует понятие общего долга, а с другой стороны, — обязанность, которая предполагает:

а) каждой стороне сделать все, чтобы взаимно облегчить исполнение обязательства, и избегать всего, что может их отяготить или сделать невыполнимыми;

б) избегать нарушения прав другой стороны, исходя из ориентации на решения судебной практики, на то, что «каждая сторона должна проявлять необходимую заботу о здоровье и собственности другой стороны»[726];

в) действительно делать совместно все требующееся для достижения цели договора;

г) давать необходимую информацию о выполнении первичных реализационных действий[727].

Законодатель в ряде случаев провозглашает принцип добросовестности (например, в п. 2 ст. 6, п. 3 ст. 10, п. 3 ст. 53, абз. 2 п. 1 ст. 220, абз. 2 п. 2 ст.223, абз. 1 п. 1 ст. 234, ст. 302, 303, п. 3 ст. 602, ч. 2 ст. 662 ГК РФ). А также в ряде случаев упоминает о недобросовестности (см. п. 3 ст. 157, п. 3 ст. 220, ч.1 и 2 ст. 303, п. 4 ст. 1103, п. 3 ст. 1109, ст. 1222 ГК РФ).

Скорее всего, следует признать названные  начала разумности, добросовестности и справедливости своеобразными «надпозитивными принципами», свойственными каждой правовой системе.

Добросовестное и разумное осуществление прав и исполнение обязанностей — одна из болевых точек любой правовой системы. Чаще всего недобросовестность проявляется в форме злоупотребления правом.

Так, повсеместно недобросовестность имеет место в отечественной банковской практике, когда потребитель, не имея достаточного уровня образования, либо специального образования, позволяющего понять смысл многочисленных терминов не в состоянии адекватно оценить все условия договора и вынужден всецело полагаться на добросовестность банка, выдающего кредит.

Другой распространенный пример недобросовестности — когда существенные условия банковского договора напечатаны мелким шрифтом (например, плата за обслуживание может на 50% и более превышать комиссионные проценты от суммы кредита и т.д.), что значительно затрудняет, а в отдельных случаях делает невозможным (например, для пожилых людей, страдающих патологиями органов зрения), своевременное ознакомление с этими условиями.

Обширное поле деятельности для  недобросовестного изготовителя и продавца открывается при большой вероятности смешения товарных знаков. Так, иногда изготовители сознательно создают товарный знак, который содержит такое количество схожих элементов с положительно зарекомендовавшим себя иным товарным знаком, что неизбежно возникает большая вероятность смешения. В данном случае важна не только степень сходства между товарными знаками[728], но и степень сходства самих товаров. То есть при близком соседстве косметических товаров марок «Nivea» и «Livia» и внешнем сходстве продукции вероятность смешения очень велика. При сходстве товарных знаков продукции разного назначения эта вероятность почти исключена. В правоприменительной практике Соединенных Штатов Америки, например, существует специальный термин, выражающий суть подобного нарушения — «вероятность смешения»[729].

Для пресечения подобных недобросовестных действий представляется необходимым внести в Закон РФ от 7 февраля 1992 г. № 2300-1 «О защите прав потребителей» норму, обязывающую исполнителей (продавцов) проявлять добросовестность и не допускать недобросовестные условия при составлении всех гражданско-правовых контрактов. На наш взгляд, недобросовестные условия договора ? это условия, тем или иным способом ущемляющие права потребителя, являющегося слабой стороной в договоре, в определенной степени вынужденного заключать договоры на данных предложенных (навязываемых) условиях. Подобная норма должна найти отражение в §2 гл.30, §2 гл.34, §2 гл. 37, гл. 44 ГК РФ.

Положительный пример существует в Единообразном торговом кодексе США[730], который прямо предписывает продавцам проявлять добросовестность (§1-203 ЕТК США) и устранять недобросовестные условия при составлении всех контрактов (§2-302 ЕТКСША). В качестве добросовестного использования товарного знака следует признать и закрепить законодательно условие, согласно которому изготовитель продукта может включить в свою продукцию компонент другого продукта и открыто рекламировать свой товар как содержащий элемент с соответствующим товарным знаком.

В целом можно констатировать, что положение о недопустимости злоупотребления правом, ответственность за противоправные деяния снимают проблему терминологического, научного и практического определения недобросовестного осуществления прав.

Резюмируя сказанное, под содержанием принципа недопустимости злоупотребления правом следует понимать следующие императивы: обязанность субъектов строить свои отношения в соответствии с универсальными требованиями морали и права, проявлять заботу о справедливых интересах других участников гражданско-правовых отношений, конструктивно подходить к решению споров, соблюдая баланс общих и индивидуальных интересов. В широком смысле под злоупотреблением правом следует понимать такое действие субъекта правоотношения, которое противоречит принципам реализации права.

Назначение данного принципа в рассматриваемом механизме — установить пределы осуществления прав и исполнения обязанностей.

§ 6.  Принцип соразмерности гражданских прав и обязанностей

Принцип соразмерности гражданских прав и обязанностей предопределяет качественный состав правоотношения и проявляется как метод регулирования отношений. О.А.Кузнецова рассматривает соразмерность прав и обязанностей как условие, способ достижения равенства участников гражданско-правовых отношений: «Явное несоответствие прав и обязанностей сторон свидетельствует о нарушении баланса интересов и, как следствие, принципа их равенства»[731].

Действительно, принцип соразмерности гражданских прав и обязанностей представляет собой такой способ осуществления прав и обязанностей субъектов правоотношений, при котором обеспечивается юридическое равенство участников, а также определяется мера их взаимной ответственности в процессе осуществления прав и исполнения обязанностей. Право на действие связано с правом требовать соответствующего поведения обязанных лиц[732]. Иными словами, реализация конкретного права правообладателем связана с осуществлением корреспондирующей ему обязанности обязанного лица. Из сказанного следует, что без гармоничного сочетания прав и обязанностей невозможно достижение равенства участников правоотношений, что является прямым нарушением ст.19 Конституции РФ, ст. 1 ГК РФ. В связи с этим закономерно возникает вопрос, что является доминирующим в правоотношениях: право или обязанность? И что должно являться приоритетом для законодателя первое или второе?

В юридической литературе было высказано мнение, что «главным элементом гражданского правоотношения является именно субъективное право. Обязанность же служит правовым средством установления и существования права»[733]. Это верно в отношении контрагентов, но иной смысл это соотношение приобретает в конфигурации, содержании и объеме прав и обязанностей каждого субъекта. Необходимо соблюсти баланс не только между правами и обязанностями контрагентов, но и уравновесить ответственность и возможности каждого из участников.

Специалистами неоднократно указывалось на то, что  нарушение баланса между правами и обязанностями в правоотношениях чревато негативными последствиями[734]. Это связано с невозможностью привлечь к ответственности субъектов в случае нарушения ими прав и свобод контрагентов. Действительно, «без практического осуществления начал взаимной ответственности будет страдать реализация прав и свобод конкретного лица»[735].

Например, из незаконного владения гражданки С.А. Аленцевой была истребована квартира. Основываясь на приговоре, вынесенном в отношении гражданина С.А.Яровых, с которым С.А.Аленцева заключила договор купли-продажи спорной квартиры, суд указал, что поддельное завещание на имя С.А. Яровых является недействительным, и пришел к выводу о том, что свидетельство о праве на наследство по завещанию в силу ст.168 ГК РФ также является недействительным. В своей жалобе в Конституционный СудРФ С.А.Аленцева оспаривает конституционность ст.168 ГКРФ, предусматривающей недействительность сделки, не соответствующей закону или иным правовым актам, и ст. 302 ГК РФ об истребовании имущества от добросовестного приобретателя, которые, как она полагает, нарушают ее права, гарантированные ст. 2, 8 (ч. 2), 15 (ч. 3 и 4), 17 (ч. 3), 19 (ч. 1), 34 (ч. 1), 35 (ч. 1, 3 и 4) и 55 (ч. 1 и 3) Конституции РФ. В своем решении Конституционный Суд РФ подчеркнул, что в силу ст. 15 (ч. 2), 17 (ч. 3), 19 (ч.1 и 2) и 55 (ч. 1 и 3) Конституции РФ и общеправового принципа справедливости защита права собственности и иных вещных прав, а также прав и обязанностей сторон в договоре должна осуществляться на основе соразмерности и пропорциональности, с тем, чтобы был обеспечен баланс прав и законных интересов всех участников гражданского оборота — собственников, сторон в договоре, третьих лиц[736].

Правовые отношения между участниками должны строиться в соответствии с принципом взаимной гражданско-правовой ответственности субъектов права в процессе осуществления прав и исполнения обязанностей.

В гражданском законодательстве в отдельных случаях наблюдается диспропорция в  осуществлении прав и исполнении обязанностей. Речь идет о соотношении правоосуществления и исполнения обязанности[737].

На эту проблему совершенно справедливо обращают внимание и другие специалисты. Так, например, О.А. Кузнецова, отмечает дисбаланс в области реализации прав и исполнения обязанностей, заложенный в законодательстве[738].

Предлагалось расширить в связи с этим перечень закрепленных в Конституции РФ основных обязанностей человека и гражданина, очертить круг обязанностей других субъектов права, в частности, конкретизировать обязательство государства по признанию, соблюдению и защите прав и свобод человека и гражданина[739]. Анализируя приведенные высказывания, можно отметить, что при соблюдении принципа соразмерности гражданских прав и обязанностей достигается режим юридической гарантированности правореализации.

Вместе с тем соразмерность означает не только равенство в правах и обязанностях, соразмерность прав и обязанностей — это юридическое воплощение принципа справедливости, позволяющее в определенных случаях устранить явные диспропорции в возможностях сторон. Соразмерность прав и обязанностей определяет такой правовой статус субъектов гражданских отношений, при котором максимально уравновешиваются возможности реализации прав всех участников.

Так, определяя общие условия гражданско-правовой ответственности за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательств, в том числе виды и основания такой ответственности, гл. 25 (ст. 393–406) ГК РФ в качестве одного из принципов гражданско-правовой ответственности называет возможность установления законом ограничения на полное возмещение убытков (ограниченная ответственность) по отдельным видам обязательств и по обязательствам, связанным с определенным родом деятельности. В частности, это относится к обязательствам по перевозке грузов, поскольку они связаны с деятельностью в области использования транспортных средств, предполагающей повышенные предпринимательские риски осуществляющих ее лиц. Согласно ч. 2 ст. 40 Устава железнодорожного транспорта РФ от 10января2003г. №18-ФЗ[740] при отказе грузоотправителя от погрузки грузов в прибывшие в соответствии с его заявкой на железнодорожную станцию порожние вагоны, контейнеры по причинам, зависящим от грузоотправителя, и невозможности использовать такие вагоны, контейнеры на данной железнодорожной станции другими грузоотправителями в течение суток, предусматривавшихся для такой погрузки, перевозчик помимо платы за пользование этими вагонами взимает с такого грузоотправителя плату за фактический пробег вагонов, вызванный доставкой вагонов, контейнеров на железнодорожную станцию отправления, но не более чем за пробег в 100 километров в отношении универсальных вагонов и не более чем за пробег в 300 километров в отношении специализированных вагонов. Отказ грузоотправителя от предусмотренных заявкой вагонов, контейнеров в силу ст. 94 Устава железнодорожного транспорта РФ является основанием для возникновения ответственности грузоотправителя в виде соответствующего штрафа. Такую же ответственность за невыполнение принятой заявки несет и перевозчик. Однако грузоотправитель не только уплачивает штраф, но и возмещает перевозчику расходы за фактический пробег вагонов (который в большинстве случаев не превышает установленные данной статьей пределы), т.е. убытки в виде реального ущерба, при том что для случаев невыполнения перевозчиком принятой заявки возмещение им грузоотправителю расходов, связанных с предъявлением груза, Уставом железнодорожного транспортаРФ не предусмотрено. Тем самым законодателем закрепляется принцип ограниченной ответственности перевозчика за невыполнение принятой заявки, поскольку право грузоотправителя на возмещение убытков, связанных с невыполнением перевозчиком принятой заявки, ограничено фиксированным пределом ответственности перевозчика (безотносительно к размеру нанесенного им грузоотправителю ущерба). Право же перевозчика на возмещение убытков, связанных с невыполнением грузоотправителем принятой заявки, напротив, не ограничено: перевозчик имеет возможность взыскать как фиксированный штраф, так и убытки в виде реального ущерба.

Согласно ч. 1 ст. 98 Устава железнодорожного транспорта РФ за искажение в транспортной железнодорожной накладной наименований грузов, особых отметок, сведений о грузах, об их свойствах, в результате чего снижается стоимость перевозок грузов или возможно возникновение обстоятельств, влияющих на безопасность движения и эксплуатации железнодорожного транспорта, а также за отправление запрещенных для перевозок железнодорожным транспортом грузов грузоотправители уплачивают перевозчику штраф в размере пятикратной платы за перевозку таких грузов на все расстояние их перевозки независимо от возмещения вызванных данным обстоятельством убытков перевозчика. Ограничение ответственности за нарушение условий доставки грузов также носит односторонний характер, поскольку ответственность перевозчика в соответствии со ст. 96 и 97 Устава железнодорожного транспорта РФ в таких случаях ограничена взысканием с него только реального ущерба, причиненного грузоотправителю, ответственность которого одним реальным ущербом не ограничивается, ? перевозчик имеет право взыскивать с него убытки в полном размере, то есть санкция, предусмотренная в ч. 1 ст. 98 Устава железнодорожного транспорта РФ, является штрафной неустойкой.

В соответствии с ч. 1 ст. 102 Устава железнодорожного транспорта РФ за превышение грузоподъемности вагона (контейнера) грузоотправители уплачивают перевозчику штраф в размере пятикратной платы за перевозку фактической массы данного груза. В силу положений ст. 98 и 102 Устава железнодорожного транспорта РФ наложение штрафа влечет сам по себе факт искажения грузоотправителем в транспортной железнодорожной накладной наименований грузов, особых отметок, сведений о грузах, их свойствах, а также превышения грузоподъемности вагона (контейнера), причем не имеет значения, возникли ли для перевозчика в связи с этим какие-либо негативные последствия, тогда как перевозчик несет ответственность только за реально причиненный грузам ущерб или имевшую место просрочку доставки грузов.

Согласно ч. 2 ст. 99 Устава железнодорожного транспорта РФ за задержку вагонов, контейнеров, принадлежащих перевозчикам, под погрузкой, выгрузкой грузов в местах общего и необщего пользования, включая железнодорожные пути необщего пользования, более чем на двадцать четыре часа по истечении технологических сроков оборота вагонов, контейнеров, установленных договорами на подачу и уборку вагонов или договорами на эксплуатацию железнодорожных путей необщего пользования, либо по истечении тридцати шести часов с момента подачи вагонов, контейнеров под погрузку, выгрузку грузов локомотивами перевозчика грузоотправители, грузополучатели, владельцы железнодорожных путей необщего пользования уплачивают перевозчику в десятикратном размере штрафы, установленные ст. 100 и 101 Устава, без внесения при этом платы за пользование вагонами, контейнерами. Десятикратные штрафы за задержку вагонов, контейнеров под погрузкой, выгрузкой превышают плату за пользование вагонами и денежные суммы, получаемые перевозчиком, в то время как за задержку самим перевозчиком принадлежащих ему вагонов, контейнеров после погрузки, выгрузки грузов в местах необщего пользования Устав железнодорожного транспорта РФ не предусматривает ни ответственность перевозчика в виде десятикратного размера штрафа, ни его обязанность по внесению платы владельцу путей необщего пользования за их использование для стоянки локомотивов перевозчика.

Дифференциация в имущественной ответственности перевозчиков и грузоотправителей (грузополучателей) в процессе железнодорожных перевозок представляет собой пример оправданных различий в отношении лиц, находящихся в существенно различных ситуациях (обстоятельствах). Вводя такие различия, законодатель исходит из того, что использование транспортных средств, представляющих собой источник повышенной опасности, сопряжено с повышенным предпринимательским риском перевозчика, включая риск повреждения или уничтожения как перевозимого груза, так и транспортного средства[741].

Таким образом, можно констатировать, что принцип соразмерности гражданских прав и обязанностей — необходимое звено механизма осуществления прав и исполнения обязанностей. Механизм осуществления конкретных прав не функционирует, если отсутствует соответствующая, корреспондирующая праву обязанность контрагента, в свою очередь у обязанного лица отпадает необходимость исполнять обязанность, если при этом не реализуется его право.

С другой стороны, верно и то, что «двустороннее распределение прав и обязанностей, их взаимность и являются важнейшим фактором надлежащего и добровольного исполнения обязанностей»[742]. Учитывая сказанное, можно сделать вывод: принцип соразмерности гражданских прав и обязанностей является конструктивным принципом, образующим и упорядочивающим связи внутри гражданских отношений.

Подводя итоги, отметим, что принципы-методы в механизме осуществления гражданских прав и исполнения обязанностей выполняют специфичные функции. Часть из них направлена непосредственно на формирование определенного типа поведения субъектов правоотношений и связана с волеизъявлением участников правоотношений (принцип беспрепятственного осуществления прав, принцип диспозитивности, недопустимость злоупотребления правом), остальные — на формирование объективных условий, не зависящих от воли правообладателя (принципы сохранения прав в случае отказа граждан и юридических лиц от этих прав, равенства участников гражданских правоотношений, соразмерности гражданских прав и обязанностей). Таким образом, принципы-методы формируют конкретные субъектно-объектные связи в пределах каждой стадии действия механизма осуществления  прав и исполнения обязанностей.

В соблюдение принципа недопустимости злоупотребления правом для пресечения недобросовестных действий представляется необходимым внести в Закон РФ «О защите прав потребителей» норму, обязывающую исполнителей (продавцов) проявлять добросовестность и устранять недобросовестные условия при составлении всех контрактов. Подобная норма должна найти отражение в § 2 гл. 30, § 2 гл. 34, § 2 гл. 37, гл. 44 ГКРФ.

В качестве добросовестного использования товарного знака следует признать и закрепить законодательно (в § 2 гл. 76 ГК РФ) условие, согласно которому изготовитель, который включает в свою продукцию компонент другого продукта, обязан открыто рекламировать свой товар как содержащий элемент с соответствующим товарным знаком.