Предисловие
Сомнения — двигатель прогресса. Не знаю, кому принадлежит это изречение, вполне заслуживающее ранга общеизвестного; знаю только, что объясняют его по-разному. Чаще всего понимают его в том смысле, что сомнения в тех или иных убеждениях и истинах побуждают ученых к исследованию причин зарождения этих сомнений; в ходе исследований обнаруживаются новые факты, открываются новые закономерности; итогом становится развитие науки, а это и есть не что иное, как одна из граней прогресса.
Некоторые утверждают, что имеются в виду совсем другие сомнения — сомнения в самом себе: человека, слабого духом, они окончательно снедают («ипохондрия завсегда на закате делается»), а личность — наоборот, подвигают к самосовершенствованию; таким образом, происходит нечто вроде естественного отбора, итогом которого является оздоровление общества, а это — еще одна сторона прогресса. Есть и еще вариант толкования: имеются в виду сомнения как повод к переоценке ценностей, к новой расстановке приоритетов, к «перестройке» и «новому мышлению» — все это движущие силы, раздвигающие горизонты поисков и общения, усложняющие представления об окружающем мире и месте в нем человека, добре и зле, целях и средствах; движущие силы продвижения нравственного развития, а развитие — это тоже форма прогресса. Вероятно, можно' предложить еще не одно толкование - дело не в количестве, а в том, что доля истины найдется едва ли не в каждом.Предлагаемая вниманию читателя книга — повод для Сомнений. Сомнений с большой буквы, т.е. Сомнений в самом широком и хорошем смысле этого слова и в самом что ни на есть глобальном значении. Чтобы читателям сразу стало понятно, о чем речь, скажу, что по прочтении рукописи, подготовленной к печати, я некоторое время пребывал в сомнении по вопросу о том, писать ли к этой книге предисловие или лучше подумать о рецензии. И даже сейчас, выбрав предисловие, я не могу отделаться от Сомнения в правильности сделанного выбора.
Ну как в самом деле, как писать предисловие к работе, с основными выводами которой категорически не согласен?! И все-таки я решил остановиться на предисловии и повременить с рецензией. По нескольким причинам.Во-первых, автор — Алексей Борисович Бабаев — мой ученик. Как в студенческие годы, так и в аспирантские. Дело тут, однако, не в том, что я вижу в нем своего протеже и желаю любой, что называется, ценой «проталкивать» его, как делают многие научные руководители, — нет! Дело совсем в другом: быть может, если бы я не был в свое время столь настойчив в проведении и обосновании собственных воззрений по тем или иным юридическим вопросам, у Алексея не возникло бы желания оставить на научной юридической стезе собственных, весьма резко выступающих и оригинальных следов. Известная доля ответственности за то, что он написал, лежит на мне; мне, следовательно, и представлять автора.
Во-вторых, чтение рукописи укрепило ряд существовавших и заронило ряд новых Сомнений в правильности как господствующих «теорий» и «концепций», так и собственных взглядов. Сомнения же, как отмечалось выше, — двигатель прогресса. Если и не всегда в целой науке, то по крайней мере в позициях тех или иных ее представителей, а также в правоприменительной практике. Если книга возымеет аналогичный эффект не только по отношению ко мне, — если читатели не согласятся с какими-то авторскими взглядами и оценками, но засомневаются в истинности собственных и господствующих, — то одно это обстоятельство уже сможет служить достаточным объяснением ее написания и оправданием.
В-третьих, представляемая работа рассчитана именно на широкую читательскую аудиторию[1]. Из чего это видно? В первую очередь из того, что автор постоянно высказывает свое мнение и очень часто дает оценки самым разнообразным фактам, обстоятельствам, воззрениям и нормам. Но эти мнения и оценки — не преподнесение читателям истины в последней инстанции, а их постоянное приглашение к диалогу, к спору — к тому самому спору, в котором только и должна родиться истина.
Мнения и оценки — вызов, перчатка, бросаемая читателям, ибо спорить можно только с выводами и оценками[2]. И конечно, весьма показательным является использование Алексеем широчайшего круга источников от «римлян» и «классиков» до современных молодых малоизвестных авторов, — причем на абсолютно равноправных, если можно так выразиться, основаниях. Взгляды «авторитетов» не разделяются им только из-за их авторитетности, а современники никогда не отвергаются автором только потому, что они «молодые, да ранние»: взгляды тех и других становятся предметом беспристрастного изучения и скрупулезного разбора. Не сотворил себе А.Б. Бабаев и кумира — не выбрал ученого, чьи взгляды разделяются им всегда и безоговорочно. Автор изучает, ищет, анализирует, приглашая читателей следовать за ним. Как в чтении, так и в рассуждении.Затем, книга (несмотря на всю свою «ученость») написана живым и увлекательным языком. Это относится не только к догматическим, но и к историческим ее частям — страницам, над которыми в большинстве классических учебников читатели обыкновенно засыпают. Можем определенно утверждать: над этой книгой читатели не заснут!
Наконец, работа весьма примечательна по своему предмету и содержанию. На фоне всеобщей коммерциализации юридической литературы, повальной увлеченности написанием (составлением) комментариев, учебников, пособий и справочников автор объявляет о работе над глобальной и сугубо научной проблематикой — «Система вещных прав»[3]. Для работы над такой — вечной — темой нужно иметь определенную научную смелость, которая в современных условиях должна подкрепляться еще и чисто человеческой решимостью. Не 6у- дет преувеличением сказать, что, с одной стороны, тема эта освещается в каждом учебнике гражданского права; кроме того, ей посвящено немалое количество специальных исследований, но, с другой стороны, столь же справедливым будет утверждение о том, что мало кто из ученых сумел продвинуться в своих воззрениях далее законодателя. Больше того, время демонстрирует нам весьма неутешительные тенденции развития гражданско-правовой науки, среди которых, несомненно, присутствует и такая, как стремление науки выслужиться перед практикой[4].
В интересующей нас сфере эта тенденция проявляет себя в первую очередь в стремлении обосновать смешение понятия вещных прав с понятием об обязательственных правах и образованное таким образом понятие о синтетических «вещно-обязатель- ственных» и даже «абсолютно-относительных» гражданских правоотношениях. Автор решительно отмежевывается от этих попыток: «...мы попытаемся, — пишет он, — доказать самостоятельность вещных прав и отсутствие всякого „смешения41 с иными правами. ...Необходимо дать точные критерии вещного права, определить его место в системе субъективных прав и функции, которые оно призвано выполнять, создать стройную и целостную систему вещных прав, которая не позволит смешивать свои элементы с иными». Разумеется, мы обеими руками именно за такую постановку задачи. И все же...И все же — категорическое несогласие с основными выводами работы. Откуда оно берется? Дабы выполнить обещание — не превратить предисловие в рецензию и вместе с тем не мистифицировать читателя голословными заявлениями, — укажем не на сами выводы, с которыми мы не согласны, а на те два обстоятельства, которые, на наш взгляд, и стали причинами, предопределившими наши разногласия.
Первое. Прежде всего у нас вызвали резкий протест используемые автором приемы (способы) рассуждений и аргументации. Перефразируя известное выражение А. Малицкого, использованное им в предисловии к книге Я.А. Канторовича «Основные идеи гражданского права»[5], мы можем сказать, что «методология автора дале- ка от нашей». Автор подает пример формально-юридической, а точнее — процессуальной логики, логики английских и римских юристов, признававших наличие субъективного права лишь постольку, поскольку существует защищающий его иск. Отдавая отчет во всей той сложности, которая сопряжена с выявлением и точным описанием содержательных признаков анализируемых понятий, А.Б. Бабаев пользуется для обнаружения этих понятий не ими, а внешними проявлениями этих признаков.
Вот один пример: дискуссия о природе залога.
Критикуя воззрение В.В. Витрянского[6], автор пишет, что оно вызывает по меньшей мере удивление, ибо «право следования залога (существование которого признает ученый), вещные иски — это „принадлежности" вещных, но никак не обязательственных прав. Разве можно считать, что наделение залогового права такими неоспоримыми свойствами вещного права не свидетельствует о вещно-правовой природе залоговых отношений? Если и допустить правомерность такого взгляда, то необходимо найти довольно веские доводы в пользу того, что не одни только вещные права обладают свойством следовать за вещью и защищаются вещными исками». Вот как! Не право (точнее говорить — свойство) следования и вещные иски обусловливаются вещной природой субъективных прав, но, напротив, их вещная природа обусловлена тем, что права следуют за вещью и защищаются вещными исками.По нашему мнению, такой подход вполне может встретить понимание, но вряд ли будет правильно соглашаться с ним. Вопрос о наличии у субъективного права способности следовать за вещью, являющейся его объектом (а не за лицом, которому оно принадлежит), и тем паче о возможности применения для защиты тех или других субъективных вещных исков — вопрос чисто законодательный. Получается, что право не является вещным, а становится таковым оттого, что так сказал законодатель. Римляне не признавали право арендатора способным следовать за вещью, значит, оно у них было обязательственным. Российское законодательство признает за правом арендатора это свойство, значит, у нас право арендатора является вещным. Не говоря уже о том, что такой вывод входит в противоре- чиє с другим выводом автора (о незакрытом законодательном перечне вещных прав), он еще и выбивает из-под ног теории вещных прав и без того непрочную теоретическую почву Вместе с тем сам автор признает, что законодательное творчество не произвольно: законодатель, констатируя те или иные законоположения (например, о следовании права арендатора за арендованной вещью или о возможности защиты залогового права вещными исками), тоже чем-то руководствуется.
Весь вопрос, следовательно, в том, чем? Ответив на него, мы и получим содержательные признаки понятия вещного права[7]. Хотя, возможно, и не такие четкие, как внешние (формальные) проявления этого же понятия.И второе. Стремление автора к осуществлению научного исследования местами меркнет перед стремлением сохранить его непосредственную актуальность для практики. Автор проводит научное исследование не на абстрактных категориях, а на конкретном материале, причем не потому, что у него хромает абстрактное мышление, а вполне сознательно, для того, чтобы сделать свой труд доступным для практиков без предварительного его переложения с ученого языка на обыденный. Отсюда — целенаправленное сохранение, оправдание, объяснение и обоснование категорий, в которых наука, на наш взгляд, не нуждается. Так, с позиции строгой формальной логики на определенном уровне абстракции юриспруденция неизбежно должна освободиться от таких парных категорий, как объект права и объект правоотношения, объект и предмет правоотношения, владение и право на владение, пользование и право на пользование. Сохранение подобного дуализма свидетельствует о недостаточно четком (в данном случае — сознательном) разделении ученым явлений фактического и юридического порядка, которая вполне может стать причиной для содержательно неправильных выводов.
Трудно согласиться и с авторским тезисом о том, что «объектом гражданского права в субъективном смысле является удовлетворение (реализация) интереса». То, что объект правоотношения (субъективного права) непременно должен быть идеальной (умозрительной) категорией, верно; но то, что им может быть цель правоотношения — то, ради чего субъективное право признается за тем или иным лицом, — не может быть верно, что называется, по определению. Цель действия (а именно действие является той фактической основой, на которой вырастает общественное отношение и затем — правоотношение) никак не может совпадать с объектом этого же действия. Но это уже более мелкие вещи, рассмотрение которых должно производиться все-таки в рецензии, а не в предисловии.
Кроме того...
Читатель, обратившийся к чтению данной книги, сам составит собственное представление о ней. На наш взгляд, его вниманию представляется добротное историко-догматическое исследование, доказывающее, во-первых, динамизм понятия вещных прав и их системы, а во-вторых, выявляющее сущность понятия вещного права. Правильно или нет — это другой вопрос, судить о котором должны сами читатели. Со всей присущей им благосклонностью, не переступающей, однако, черты объективности.
Полагаю, что «четыре задачи автора предисловия» (по Лукиану) — (1) представить автора, (2) пробудить интерес читателей к книге как произведению, трактующему о вещах важных и полезных, (3) возбудить их любопытство, пообещав легкость формы и нестандартность содержания, и (4) воззвать к их снисходительности — мною выполнены. Предлагаю следовать за автором.
Доктор юридических наук, доцент кафедры гражданского права юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Вадим Белов