Право собственности в Своде законов

Первым вещным правом во всех возможных смыслах является право собственности. Заметим, что само слово «собственность» появилось в отечественном законодательстве сравнительно недавно.

Первыми актами общероссийского значения, в которых содержится понятие «право собственности», стали жалованные грамоты дворянству и городам Екатерины II. Так, в первой из них сказано: «Подтверждается благородным право собственности, дарованное милостивым указом от 28 июня 1782 года...» (ст. 33 Грамоты). При этом применительно к благоприобретенным имениям раскрывается содержание этого права: «...дарить, или завещать, или в приданые или на прожиток отдать, или передать, или продать, кому заблагорассудит» (ст. 22 Грамоты).

Раздел о вещных правах открывается в Своде законов определением права собственности: «Кто быв первым приобретателем имущества, по законному укреплению его в частную принадлежность, получил власть, в порядке, гражданскими законами установленном, исключительно и независимо от лица постороннего владеть, пользоваться и рас- поряжать оным вечно и потомственно, доколе не передаст сей власти другому, или кому власть сия от первого ее приобретателя дошла непосредственно или чрез последующие законные передачи и укрепления: тот имеет на сие имущество право собственности» (т. X, ч. 1, ст. 420).

Конечно, определение кажется слишком громоздким и сложным. В него включены: а) содержание права собственности (владение, пользование и распоряжение); б) отрицательная сторона права собственности («исключительно и независимо от лица постороннего»); в) бессрочность права собственности («вечно и потомственно»); г) способы возникновения права собственности: первоначальные — «кто быв первым приобретателем имущества» и производные — «или кому власть сия от первого ее приобретателя дошла...»; д) отдельное указание на «передачу и укрепление».

Рассмотрим в первую очередь пункты а) и д). По нашему мнению, М.М. Сперанскому принадлежит «изобретение» «триады» права собственности, т.е. раскрытие его содержания через категории владения, пользования и распоряжения. Таким образом, «триада» возникает в 1833 г. Впрочем, в литературе иногда указывают иные точки отсчета.

Так, А.А. Рубанов, а вслед за ним и К.И. Скловский утверждают, что «триада» была «скрыто» заимствована из Кодекса Наполеона, а следовательно, источник ее появления следует искать в средневековом европейском праве[94]. Данная гипотеза могла бы считаться вероятной, выше мы уже указывали на большую симпатию М.М. Сперанского к французскому законодательству. Однако создатель Свода законов прямо называет определение права собственности, содержащееся в Кодексе Наполеона, ложным[95].

Разумеется, поскольку записка М.М. Сперанского была написана после Отечественной войны 1812 г. и его возвращения из ссылки, мы бы могли усомниться в искренности автора Свода. Однако определение, содержащееся в Кодексе Наполеона, ничем не напоминает «триаду». Право собственности в нем определено как le droit dejouiret de disposer des choses de la maniere la plus absolue (право обладать и распоряжаться вещами наиболее абсолютным образом). Мы отказываемся видеть в этой дефиниции источник «триады» права собственности. То же самое следует сказать и о средневековых законодательных актах: ни в одном из них мы не видели определения права собственности, подобного тому, которое содержится в ст. 420 ч. 1. т. X.

А.А. Рубанов, а также А.В. Коновалов указывают на более раннее появление «триады» в отечественной науке гражданского права, ссылаясь на работы В.Г. Кукольника[96]. К сожалению, мы не располагаем монографией В.Г. Кукольника 1813 г., о которой упоминает А.А. Рубанов, однако приведем определение, которое дает дореволюционный ученый двумя годами позже: «Обладание есть право в наличных материальных вещах, из коего следует власть владеть, пользоваться и располагать оными во всем их пространстве...»[97].

Как можно увидеть, определение, данное одним из первых русских цивилистов, несмотря на некоторое сходство с «триадой», все-таки отличается от нее. Термин «располагать» у В.Г. Кукольника, по всей видимости, соответствует более современному понятию «распоряжаться». В то же время обладание в его понимании не всегда означает собственность. В смысле собственности об обладании В.Г. Кукольник действительно упоминает в нескольких местах[98], однако мы также можем указать на следующие слова дореволюционного цивилиста: «Не надлежит смешивать владение с обладанием... ибо обладание всегда предполагает предлог... и тем самым заключает в себе право, следствием коего бывает собственность вещи»[99]. Думается, здесь термин «обладание» употреблен в смысле давностного владения[100].

В связи с вышеизложенным создателем триады, по нашему мнению, следует считать все-таки М.М. Сперанского. Однако сам автор Свода законов не считал, что владение, пользование и распоряжение исчерпывают содержание права собственности, поскольку, по его мнению, они могут быть отделены от последнего[101].

В рассматриваемом памятнике русского права существенно отличается порядок перехода права собственности на движимое и недвижимое имущество. В связи с этим остановимся вначале на регулировании оборота движимых вещей. Для нас представляет интерес: держался ли Свод законов системы передачи или соглашения? Иначе говоря: может ли возникнуть право собственности в результате заключения соглашения, или также необходима передача (traditio)?

Обратимся к точке зрения создателя Свода законов. М.М. Сперанский совершенно определенно высказывается в пользу системы традиции. Применительно к вещному (крепостному) праву на движимые вещи он пишет следующее: «Сей вид крепостного права основан на силе передачи. Передача в движимых имуществах в полной мере заменяет крепостное совершение; а потому и производит она право, равносильное тому, какое возникает от совершения, то есть право крепостное»[102].

Несмотря на столь ясное указание, нормы Свода законов дают повод для сомнений.

М. Оке предлагает следующую цепочку рассуждений. Статья 691 ч. 1 т. X именует виндикационный иск тяжбой в отличие от требования «об удовлетворении по неисполнению договора по силе» (ст. 693), которое названо иском. Между тем из различия иска и тяжбы в существовавшем во время издания Свода законов гражданском процессе вытекало различие двух основных форм судопроизводства: вотчинного и искового[103]. Продолжая отталкиваться от различения абсолютного и относительного исков, ученый утверждает: «Понудительное исполнение, о котором говорят ст. 1513—1522 т. X ч. 1, по своему существу применяется в отношениях личных, договорных и чуждо отношений, обусловливаемых правом собственности. Если бы покупщик приобретал силою договора право собственности, то ему нечего было бы просить об исполнении договора; ему бы следовало виндицировать»[104].

Думается, это не очень сильный довод. Во-первых, М. Оке стремится вывести из следствия причину. Во-вторых, в Своде законов нам не удалось отыскать статьи, которая бы четко и недвусмысленно решала проблему конкуренции исков (вещного и договорного). Таким образом, следовало бы сначала доказать такую недопустимость, а затем делать соответствующие выводы. Кроме того, И.Н. Трепицын совершенно резонно возражает, что по французскому праву, к примеру, купля-продажа, устанавливая право собственности в момент соглашения, не освобождает продавца от обязанности передачи вещи и личный иск покупателя продолжает существовать[105]. От себя добавим, что аналогичную ситуацию можно наблюдать в случае найма. Наниматель, не возвративший вовремя вещь, отвечает по личному иску наймодателя, что а) само по себе не исключает возможность виндикации (по крайней мере пока не доказана невозможность конкуренции исков) и б) вовсе не свидетельствует об отсутствии права собственности у наймодателя до возврата ему вещи.

щ Далее М. Оке ссылается на ст. 993 ч. 1 т. X, согласно которой «передача подаренного движимого имущества совершается вручением даримой вещи тому, кому оная назначается, и поступлением в его распоряжение». Аналогичная формулировка содержится в ст. 1510 ч. 1 т. X применительно к купле-продаже. По мысли цивилиста, поскольку распоряжение составляет существенную часть права собственности, то с передачей следует связывать возникновение права собственности[106]. Можно согласиться с И.Н, Трепицыным, который видит в этой статье лишь способы осуществления передачи, но не находит в ней ответа на вопрос о значении самой передачи[107]. Действительно, возможно ли приобретение права собственности только на основании договора дарения или купли-продажи? Статьи 993 и 1510 ч. 1 т. X ничего об этом не говорят.

Более того, подобный аргумент представляется слишком натянутым. Слова «поступление в распоряжение», по нашему мнению, не следует понимать в юридико-техническом смысле. Скорее всего под ними разумелась фактическая возможность каким-то образом воздействовать на вещь, иметь ее у себя, но никак не правомочие распоряжения, входящее в право собственности.

Следующее подкрепление своей позиции М. Оке усматривает в ст. 1511 ч. 1 т. X, по которой покупщик при передаче вещи может потребовать от продавца поручительства в принадлежности ему продаваемой вещи. Ученый утверждает, что из этого положения нельзя не видеть, что передаче придается первенствующее, существеннейшее значение, что она представляет тот момент, когда покупатель, превращаясь в собственника, ставится в необходимость заручиться гарантией на случай эвикции[108].

Если с первой частью утверждения еще можно согласиться, то вторая часть не находится в связи с нормой закона.

Также М. Оке ссылается на мену движимых имуществ, относительно которой Свод законов постановляет следующее: «Мена движимых имуществ может быть произведена и без письменного укрепления одною взаимною передачею»[109]. Думается, и это положение неспособно доказать выставляемое утверждение.

Наиболее убедительный аргумент, приводимый цивилистом, в пользу системы традиции содержится в ст. 1944 Устава «О торговой несостоятельности»: «Если товары, купленные в других местах, внутри или заграницею, на счет несостоятельного по заказу его, поступили в его распоряжение прежде несостоятельности, тогда они почитаются имуществом его, буде же придут они после открытия несостоятельности, то они не входят в состав конкурсной массы...»[110]. Здесь действительно высказано положение, свидетельствующее о системе традиции, однако его следует признать специальным правилом.

В свою очередь, И.Н. Трепицын, будучи убежденным сторонником системы соглашения, выставляет следующие положения в пользу своей точки зрения.

Согласно примечанию к ст. 699 ч. 1 т. X «способы приобретения (прав на имущества. — А.Б.)... суть: 1) способы дарственные и безмездные, а именно: пожалование, выдел имущества детям от родителей, дар, духовное завещание; 2) наследство; 3) способы обоюдные, каковы суть мена и купля; 4) договоры и обязательства». Именно из последнего пункта, по его мнению, можно выводить систему соглашения[111].

М. Оке возражает: «В русском законе договор представляется, по буквальному смыслу принятого в законе выражения, не способом приобретения права собственности, а способом приобретения прав на имущества... Сказать поэтому, что в силу договора возникают права на имущества в смысле имущественной ценности, не значит еще сказать, что непосредственно из договора возникали права на конкретные вещи»[112].

Замечание это довольно остроумно, но представляется, что в данном случае Свод законов под правами на имущества подразумевает именно вещные права (в том числе право собственности). Это следует хотя бы из заглавия и содержания раздела второго второй книги «О существе и пространстве разных прав на имущества», в ко-

тором помещены правила о вещных правах. О правах по обязательствам в Своде всегда говорится особо, и слово «имущества» при этом не употребляется. Разумеется, можно возразить, что по Своду законов в состав имуществ включались «имущества долговые», т.е. обязательства, однако никакого практического значения выделение этой категории не имеет, и вряд ли можно видеть в «правах на имущества» обязательственные права после внимательного изучения статей Свода законов.

Таким образом, в примечании к ст. 609 ч. 1 т. X речь идет именно о вещных правах, которые могут приобретаться в том числе посредством «договоров и обязательств». Однако мы бы не торопились выводить из этого положения заключение о существовании в Своде законов системы соглашения. Во-первых, анализируемая статья изложена крайне небрежно. Как могут рассматриваться в качестве самостоятельных способов приобретения вещных прав, с одной стороны, купля и мена, а с другой — «договоры и обязательства»? Во-вторых, непонятно, каким образом «обязательства» могут быть способом приобретения вещного права? Обязательство — это не юридический факт, а правоотношение. Может ли оно породить другое — вещное правоотношение? Вопрос довольно спорный, и с позиций теории он представляет определенный интерес, но в любом случае употребление слова «обязательство» (правоотношение) в одном ряду с договором (юридическим фактом) в качестве способа возникновения вещного права — следствие неудачной редакции нормы.

Наконец, в-третьих, из примечания к ст. 609 ч. 1 т. X ясно одно: в некоторых случаях наличие договора необходимо для возникновения вещного права, но достаточно ли оно? Однозначного вывода из анализируемой нормы сделать невозможно.

Основной акцент в своих рассуждениях И.Н. Трепицын делает на так называемое систематическое толкование. Он рассматривает соотношение институтов запродажи, поставки и купли-продажи и находит, что запродажа — предварительный договор купли-продажи, купля-продажа — соглашение, непосредственно порождающее право собственности на индивидуально-определенную вещь, а поставка — договор о передаче в собственность генерических вещей, которые становятся собственностью покупателя лишь с момента передачи42. Несмотря на последовательность такого взгляда, мы не можем признать его основанным на положениях Свода законов. В последнем нигде не сказано о том, что купля-продажа возможна лишь в отношении вещей индивидуально-определенных, а поставка — в отношении родовых.

В результате рассмотрения норм отечественного законодательства, а также позиций цивилистов приходится признать, что в Своде законов нет очевидных свидетельств в пользу системы традиции или системы соглашения. Исключение составляет, пожалуй, лишь ст. 1944 Устава «О торговой несостоятельности», в которой содержится ясное указание на систему традиции, однако соответствующее положение как специальное правило не может быть положено в основу рассуждений. В силу диспозитивности гражданского законодательства остается сделать следующее заключение: стороны могут условиться, что право собственности на движимую вещь переходит в результате одного соглашения, без дополнительных действий. Повторим, эта позиция противоречит точке зрения М.М. Сперанского, который твердо держался системы традиции.

Заметим, что существуют случаи, в которых система традиции просто не может быть применима. Почему-то дореволюционные цивилисты не обратили внимания на следующую статью: «Вотчинник, не смотря на то, что имущество его находится по законно-совершенным актам во временном отдельном владении постороннего лица, может, однакож уступить, или передать кому-либо, по своему произволу, принадлежащее ему право собственности на таковое имущество, впрочем не стесняя тем прав отдельного владения» (т. X, ч. 1, ст. 521). Думается, эта статья должна распространяться не только на недвижимые, но и на движимые вещи, поскольку содержится в «Положениях общих» пятого отделения.

Существует лишь одно существенное соображение против системы соглашения, которое приводится М.М. Сперанским и М. Ок- сом. Последний пишет, что «возникновение и существование вещных прав... должны быть еще обставлены такими внешними признаками и условиями, которые проводили бы во всеобщее сознание принадлежность вещного права тому или другому субъекту. Таким внешним признаком и условием всего естественнее служит действительное владение»43. Возможно, это так, об этом мы будем говорить в догматической части настоящей работы. Собственно, этим соображением

объясняется помещение в тексте Свода ст. 538, которая устанавливает презумпцию собственника в лице владельца.

Тем не менее следует признать, что Свод законов допускает переход права собственности на движимое имущество в момент совершения договора (допускает систему соглашения). По такому пути пошла и практика Гражданского кассационного департамента Правительствующего сената (решения от 1867 г. № 72,1868 г. № 788,1876 г. №554,1879 г. №283).

Рассмотрим вопрос о переходе прав на недвижимое имущество. По Своду законов сделки с недвижимостью сопровождаются вводом во владение как актом укрепления права. В одной из своих записок М.М. Сперанский связывает воедино понятия «приобретение» права и «укрепление» права. Укрепление заключается в том, что акт не только является, но и утверждается нотариусом (прежде — судом)[113].

Ввод же во владение, судя по всему, по мысли М.М. Сперанского, — действие, необходимое для оглашения права и не влияющее на момент приобретения права собственности, который ему предшествует[114]. В чем тогда заключается его значение? И.А. Базанов полагает, что на первых этапах существования этого института он был призван сделать приобретение бесспорным, затем на короткий период стал способом приобретения права собственности, однако впоследствии полностью утратил всякое значение[115]. Такой вывод подтверждается историческими данными.

Как известно, в Учреждении о губерниях 1775 г. Екатерина II велела совершать купчие крепости у крепостных дел при гражданских палатах, затем являть акт в местный суд, который вывешивает объявление о совершенной продаже и сообщает об этом в более высокую судебную инстанцию. Последняя сообщает в Сенат о совершенном акте, который в своих ведомостях публикует объявление об акте. По статьям 205, 290, 346 Учреждения о губерниях 1775 г. если в течение двух лет с момента явки акта не будет предъявлено иска (тяжбы), то «впредь всякий спор да уничтожится», а имущество подлежит «утверждению» или «бесспорному отказу» в пользу приобретателя. Как следует из Указа 1778 г., такое «утверждение» или «отказ» получает название «ввод во владение»[116], который был призван установить момент наступления бесповоротности в приобретении права.

Согласно ст. 1524 ч. 1 т. X «буде в течение двух лет со дня прибития к судейским дверям листа и опубликования в ведомостях, по приложенной при сем форме, о купчей крепости, никто не явится для спора: то впредь всякий спор об оной не должен иметь места». Сенат предпочел толковать данное положение буквально: суд посчитал, что ее действие распространяется только против самой купчей (акта), а не против права собственности[117]. В последнем случае применяется общая десятилетняя исковая давность (Реш. 1869 г. № 510, 1871 г. № 894 и др.).

Определив значение ввода во владение имуществом, обратимся к понятию укрепления. Напомним, М.М. Сперанский полагал, что приобретение и укрепление права неразрывно связаны. Впоследствии в науке и практике понятия «укрепление» и «приобретение» были четко разграничены. Вот как описано у Д.И. Мейера различие между двумя понятиями: «Под укреплением права разумеется, таким образом, устанавливание внешнего знака, свидетельствующего о существовании права. Этот знак устанавливается или при самом приобретении права и свидетельствует о первом моменте его существования, или впоследствии, так что устанавление знака уже следует за приобретением права, т.е. он устанавливается тогда, когда право уже существует»[118]. Последующие цивилисты в основном приурочивают приобретение права собственности на недвижимость к моменту его укрепления — к вводу во владение, что, кстати, не вполне соответствует ст. 420 ч. 1 т. X, в которой говорится о «приобретателе имущества, по законному укреплению».

Вообще терминология Свода была совершенно невыдержанна. В статье 707 ч. 1 т. X сказано следующее: «Укрепление прав на имущества производится: 1) крепостными, нотариальными, явочными или домашними актами; 2) передачею самого имущества или вводом во владение оным». Если мы можем вполне уверенно говорить о том, что под укреплением сам М.М. Сперанский понимал здесь именно приобретение права собственности, то в какой момент такое приобретение наступает, из этой статьи непонятно.

Обратим внимание на ст. 1432 Устава гражданского судопроизводства: «Отмеченный... в реестре крепостных дел день ввода во владение недвижимым имением считается началом действительной передачи и укрепления права на имущества». Таким образом, данное положение ясно устанавливает, что укрепление — это ввод во владение, однако мы не усматриваем в этой статье указание на ввод во владение как на момент приобретения недвижимости[119] (если не принимать во внимание позицию М.М. Сперанского). Заметим, что вступившее в силу в 1866 г. Положение о нотариальной части также не определяло момент приобретения права собственности.

Представляет интерес ст. 1416 ч. 1 т. X, согласно которой «если одно и то же недвижимое имение будет продано двум разным лицам, то имение утверждается за тем из двух покупщиков, которого купчая крепость совершена прежде». Может создаться впечатление, что применительно к передаче прав на недвижимости Свод законов держится системы соглашения. Однако, как мы отмечали, акты на недвижимости (в том числе купчие) совершаются крепостным порядком, поэтому лишь с момента придания соглашению такой «крепостной» формы оно может породить вещное право, что и доказывает ст. 1416 ч. 1 т. X. Именно такая точка зрения была практически единодушно принята русской цивилистикой[120] и Правительствующим сенатом (решения от 1877 г. №278, 1881 г. №121).

Редким исключением из крепостного порядка совершения актов на недвижимое имущество является пожалование. Собственно, нигде в ст. 934—939 ч. 1 т. X не высказано прямо, в какой момент возникает право собственности на недвижимое имущество, подаренное императором. Так, например, в ст. 935 ч. 1 т. X сказано: «Когда лица, коим пожалованы имущества, померли до вступления в действительное обладание оных, то пожалование сим не отменяется, но право на оное переходит к наследникам». Из буквального толкования этой статьи можно сделать вывод, что только с момента получения имущества в фактическое владение лицо становится собственником. При этом указ о пожаловании является лишь элементом в фактическом составе пожалования, но, взятый в отдельности, он не ведет к возникновению права собственности, поскольку у наследников оказывается лишь «право на пожалование».

Однако ст. 937 ч. 1 т. X сформулирована следующим образом: «Если в указе о пожаловании не сказано, что земля отдается во владение под каким либо условием; то она почитается пожалованною безусловно...». Из этой статьи возможен вывод о приобретении права собственности в лице одаряемого в момент издания указа. Мнения дореволюционных цивилистов по рассматриваемому вопросу разделились. Г.Ф. Шершеневич[121] полагает, что право собственности на жалуемое имение возникает со времени отвода имения (т.е. с момента выделения недвижимости и поступления ее в фактическое владение). Напротив, К.Н. Анненков (вслед за К.П. Победоносцевым) полагает, что в случае если именным указом определено жалуемое имущество, то право собственности на него возникает уже в момент подписания указа, а если нет, то для возникновения права необходима еще сдача имущества лицу[122].

С какой целью в законе предписан крепостной порядок совершения актов на недвижимость? Очевидно, для того, чтобы а) упорядочить и в то же время устранить споры относительно недвижимых вещей и б) придать огласку вещным правам. Правда, обе эти функции оказались как бы разделенными между утверждением акта у нотариуса и вводом во владение.

Функция оглашения вещных прав выполняется посредством: а) внесения права в реестры крепостных дел, б) ввода во владение и в) напечатания объявления в сенатских ведомостях. Тем не менее ни одно из этих действий не достигало поставленной цели. Реестры крепостных дел, как правило, не были доступны всем третьим лицам. Ввод во владение постепенно обращался в пустую формальность, не порождающую никаких правовых последствий, хотя формально не отмененную. Наконец, объявления в сенатских ведомостях выходили с большим запозданием и мало кем читались.

Положение о нотариальной части (далее — Положение) также не слишком упростило порядок передачи права на недвижимое имущество. Теперь он выглядел следующим образом. Акт совершается у нотариуса любого округа (ст. 80, 166 Положения)[123] и вносится на утверждение старшего нотариуса по месту нахождения недвижимости (ст. 157 Положения). Последний удостоверяется, что сделка не противоречит законодательству, а само имущество не стоит под запрещением (ст. 167—168 Положения). Затем он делает отметку в реестре крепостных дел (ст. 169 Положения) и сообщает об утвержденном акте земской или городской управе (ст. 178—179 Положения), а также в сенатскую типографию (ст. 180 Положения). Приобретатель является с утвержденным актом в окружной суд, который (при отсутствии каких-либо возражений) выдает исполнительный лист. После этого приобретатель приносит исполнительный лист судебному приставу или мировому судье, от которых получает вводный лист. Те сообщают старшему нотариусу о совершении ввода, а последний отмечает данный факт в реестре крепостных дел и вновь уведомляет сенатскую типографию (ст. 179 Положения)[124].

Нетрудно представить себе, насколько малоэффективной была крепостная система регистрации прав. Мало того, что большинство приобретателей недвижимости предпочитали избегнуть столь сложной процедуры или максимально ее сократить, пренебрегая вводом во владение, она еще и не обеспечивала гласности и бесспорности приобретаемых прав. В этом и кроется основная причина создания различных проектов ипотечной и вотчинной системы, о чем пойдет речь в следующей главе.