§ 1. Ограничения в правомочии собственника отчуждать вещь
В параграфе, посвященном праву собственности, мы пришли к тому выводу, что содержание этого вещного права исчерпывается «триадой»: правом владения, пользования и распоряжения имуществом по своему усмотрению.
Распоряжение по своему усмотрению по общему правилу не может быть отделено от права собственности. Какова судьба права собственности в ситуации, когда собственник вправе отчуждать имущество, но нуждается при этом в согласии другого лица? Создает ли последнее особое вещное право, или переносит ли оно право собственности на третье лицо?Пример подобной ситуации дает нам институт так называемого законного представительства в отношении частично дееспособных лиц. В соответствии с п. 1 ст. 26 ГК РФ несовершеннолетний совершает сделки с согласия представителя[561]. Отметим, что сам термин «законный представитель» обладает в этом слу-
.V, .. V/:v7-
чае крайней условностью. Очевидно, полномочия законного представителя в отношении имущества частично дееспособного лица расходятся с теми, которые возложены на представителя (будь то законный представитель или поверенный) в гражданских правоотношениях. Ведь в данном случае не представитель действует от имени несовершеннолетнего, а последний сам создает для себя права и обязанности, однако эта возможность определенным образом ограниченна. Уже одно это обстоятельство привлекает к себе внимание и заставляет говорить не о представительстве, а о совершенно иной конструкции[562].
В нашем случае частично дееспособное лицо владеет, пользуется и распоряжается имуществом по своему усмотрению и с согласия представителя. Таким образом, частично дееспособный оказывается ограничен со стороны третьего лица в наиболее существенном элементе своего права: в свободном распоряжении имуществом (за исключением собственного заработка и иного имущества, перечисленного в ст.
26 ГК РФ). Следует ли при таких обстоятельствах считать частично дееспособное лицо собственником?«Лишение» частично дееспособного лица права собственности на имущество противоречит здравому смыслу и представляется в высшей степени несправедливым. Действительно, предположив acontrario, что несовершеннолетний не является собственником, приходится признать это право за иным лицом (иначе придется говорить о бесхозяйном имуществе, что, очевидно, не может иметь места в данном случае). Следовательно (методом исключения), таким лицом является законный представитель. Но в этом случае имущество может стать объектом взыскания со стороны кредиторов представителя, что, разумеется, противоречит интересам подопечного. Кроме того, было бы странно «наделять» правом собственности лицо, которое лишь вправе давать согласие на отчуждение, но не обладает правомочиями владения, пользования и распоряжения имуществом.
Здесь может создаться иллюзия того, что право собственности оказывается как бы поделенным между частично дееспособным и его представителем. Ведь в полном объеме оно не принадлежит ни тому ни другому. Кажется, что лишь в совокупности их права составляют право собственности. Однако подобная конструкция, столь характерная для стран англосаксонского права[563], невозможна в рамках системы континентального права и поэтому должна быть решительно отвергнута.
Эти соображения подтверждают правильность и свидетельствуют о логичности законодательного решения, заключающегося в том, что частично дееспособные лица, не имея в полном объеме права распоряжения по своему усмотрению, признаются собственниками имущества.
В данном случае необходимо констатировать, что частично дееспособное лицо является собственником имущества, однако право распоряжения по своему усмотрению здесь ограничено волей законного представителя. Правомочие же законного представителя давать согласие на отчуждение совершенно определенно не является вещным правом. Сфера его действия не распространяется дальше отношений сторон, оно не защищено вещными исками и всецело зависит от волеизъявления самого частично дееспособного.
Уместно ли говорить об особом «ограниченном» праве собственности частично дееспособного лица, некой разновидности права собственности? Думается, что нет.
Право собственности здесь ограничено постольку, поскольку ограничена дееспособность субъекта в целом. Таким образом, данное ограничение имеет прямое отношение к личности субъекта и лишь опосредованно к его праву собственности. С наступлением 18-летнего возраста или иных обстоятельств, предусмотренных законом, ограничение в возможности распоряжения автоматически отпадет.Другим случаем отделения возможности отчуждения и элемента по своему усмотрению, а точнее, принадлежности этого элемента не только носителю права собственности, но и иному лицу является залог. В силу п. 2 ст. 346 ГК РФ, если иное не предусмотрено законом или договором и не вытекает из существа залога, залогодатель вправе отчуждать предмет залога, передавать его в аренду или безвозмездное пользование другому лицу либо иным образом распоряжаться им только с согласия залогодержателя[564].
Здесь также нет никаких оснований видеть в усмотрении (согласии) залогодержателя какое-то вещное право. Оно представляет собой ограничение самостоятельности залогодателя. И это ограничение вполне оправданно. При его наличии залогодержатель имеет контроль над определенным имуществом должника, а поскольку залог является способом обеспечения исполнения обязательства, то гарантии кредитора при наличии такой нормы увеличиваются. Заметим, что п. 2 ст. 346 ГК сформулирован как диспозитивная норма, т.е. в договоре можно предусмотреть свободное распоряжение должником своим имуществом.
Возможно, в законе содержатся иные ограничения усмотрения собственника при отчуждении вещи, но мы их не встретили. Напрашивается аналогия с крупными сделками в хозяйственных обществах: орган управления в случаях, указанных в законе, дает одобрение на сделку, которая влечет отчуждение имущества общества. Однако эта аналогия не совсем корректна. Собственником как было, так и остается юридическое лицо: именно оно распоряжается имуществом по своему усмотрению. Распределение же компетенции органов общества к вещному праву юридического лица на имущество прямого отношения не имеет.
Сомневаемся, что субъекты гражданского права могут заключать какие-либо договоры, которые влекут «расщепление» «усмотрения» вещно-управомоченного лица. Действительно, можно ли допустить договор (помимо залога, разумеется), по которому собственник обязывается не отчуждать своего имущества без согласия контрагента?
Думается, такое условие будет вовсе не обязательным для приобретателя, поскольку собственник был в любом случае управомочен на отчуждение. То, что он не получил согласия своего контрагента на распоряжение, наверное, может иметь какие-либо последствия, но лишь для собственника и его контрагента. Наверное, во многих случаях установления такого ограничения можно усмотреть ущемление дееспособности собственника, а такая сделка ничтожна (ст. 22, 168 ГК). Разумеется, все зависит от конкретной ситуации, но в большинстве случаев наши выводы верны.
Резюмируя вышесказанное, отметим следующее. 1. Собственник может быть ограничен в распоряжении вещью по своему усмотрению волей другого лица в случаях, определенных законом. 2. В таких случаях собственник сохраняет свое право, поскольку он так же, как и в любой другой ситуации, вправе отчуждать вещь по своему усмотрению, хотя для самого акта отчуждения одного усмотрения собственника недостаточно. 3. Возможности лица, ограничивающие собствен-
ника в возможности отчуждения имущества, не являются вещными правами. 4. Подобные ситуации вполне могут быть объяснены с точки зрения нашего подхода к вещным правам.