§ 2. Институты владения и прав в чужой вещи в советском гражданском законодательстве

Название данного параграфа несет в себе определенную неточность. ГК 1922 г. знает лишь три вещных права: право собственности, право застройки и залоговое право. Таким образом, исчезают положения о владении (которые, кстати, на одном из этапов создания ГК предполагалось включить) и раздел о правах в чужой вещи, куда бы могли войти сервитуты, право на разработку недр земли и некоторые иные права.

Причина, по которой глава о владении не вошла в ГК РСФСР, заключается в том, что приобретательную давность и защиту фактического владения посчитали модными буржуазными идеями, противными духу советского права[233]. По всей видимости, препятствие к появлению приобретательной давности видели в ст. 68 ГК 1922 г., согласно которой бесхозяйное имущество «переходит в собственность государства в порядке, установленном специальными законами». Однако, как справедливо указывает Б.Б. Черепахин, это положение вовсе не исключает применения правила о давности владения[234].

Напомним, в Своде законов была похожая норма, но это нисколько не мешало существованию приобретательной давности. Тем не менее полноценный институт приобретательной давности так и не появился в советских гражданских кодексах. Лишь одна норма, указывающая на существование весьма своеобразной приобретательной давности, отыскивается в советском законодательстве. Согласно п. 9 Постановления СНК РСФСР от 26 октября 1932 г. «О безнадзорном и пригульном скоте» если в течение шести месяцев (для крупного скота и его молодняка) и в течение двух месяцев (для мелкого скота) не явится собственник безнадзорных животных, переданных совхозу или колхозу, то этот скот переходит в собственность соответствующего совхоза или колхоза. Данное положение попало и в ГК 1964 г. (ч.

Идея защиты фактического владения имела еще меньше успеха в советское время. Вот в каких красках рисует этот институт П.И. Стучка: «Судебная защита владения понималась в том смысле, что она юридически не дает права собственности, но я уже указал, что там, где частная собственность на землю еще не приняла формы обязательной регистрации права на землю, судебная защита играла долгое время решающий характер в пользу „грабителя" — владельца земли, т.е. барона, юнкера, помещика как владельцев основного средства производства»[235].

Несмотря на столь негативное отношение к рассматриваемому явлению, указание на владельческую защиту можно обнаружить по крайней мере в двух актах времен нэпа. Во-первых, согласно ст. 170 ГК 1922 г. «наниматель имеет право судебной защиты против всякого нарушителя его владения, в том числе и против собственника». Такая защита, несомненно, носила петиторный характер, однако подчеркнем, что речь шла именно о защите владения несобственника. Во-вторых, ясное указание, собственно, на посессорную защиту дает ст. 26 Земельного кодекса 1922 г.: «В случае нарушения земельных прав как земельных обществ, так и отдельных землепользователей или не основанного на законе вмешательства в хозяйство, земельная комиссия по просьбе землепользователя, обязана восстановить нарушенное землепользование или хозяйство до разрешения спора о нарушенном праве по существу». Тем не менее дальнейшего развития идея посес- сорной защиты не получила[236].

Очевидны и причины, по которым из отечественного права были исключены сервитуты. Поскольку эти права устанавливались, как правило, на чужие земельные участки, а вся земля принадлежала государству, то смысл установления сервитутов во многом утрачивался.

Таким образом, в первом советском гражданском кодексе мы находим постановления лишь о праве собственности, застройки и залога. Впоследствии право застройки исчезло из советского законодательства, а положения о залоге были перенесены в обязательственную часть ГК РСФСР 1964 г.