Выход португальцев к побережью Гвинейского залива

На предыдущем этапе был преодолен трудный психологиче­ский рубеж (мыс Бохадор), но перед мореплавателями по-преж­нему открывался пустынный берег, и многочисленные экспеди­ции приносили пока одни убытки.

Несомненно, главным действующим лицом при исследова­нии Африки в 1441—1448 гг. был Нунью Триштан. В своей первой экспедиции он вместе с Антаном Гонсалвишем обсле­довал побережье от Рио-де-Оро до мыса Кабо-Бланко (20° 45' с. ш.). Чем дальше на юг, тем безотрадней становилась пу­стыня. Решающее значение и для этого этапа открытий, и для дальнейшей истории Африки имела встреча севернее мыса- Бланко, где португальцы захватили несколько чернокожих африканцев, которые и были привезены в Лиссабон. Ясное раз­личие между маврами и неграми доказало европейцам, что су­ществует негроидная раса. «Лиссабонцы, — писал Барруш,— с удивлением взирали на первых черных рабов с курчавыми волосами, которые резко отличались от мавров с их темно-ко­ричневой кожей».

Португальские купцы быстро поняли потенциальные выгоды работорговли, и уже в 1443 г. принцу Энрики были предостав­лены права на монопольное судоходство к югу от мыса Бохадор, а в 1444г. образована «Компания для торговли с Западной Африкой». В 1443 г- Нунью Триштан в своем втором плавании прошел немного южнее мыса Бланко и открыл залив Арген. Острова в валиве были открыты Лансароти (Лансеротте) в 1444г. и Гонсалу ди Синтра в 1445 г. Синтра был убит в стычке с маврами на острове Наар (ныне, видимо, Серени).

Это столкновение было не случайным. Остров и бухта Ар­ген были известны арабам не менее чем за 200 лет до порту­гальцев, так как они были важным торговым центром, снабжав­шим солью бассейн Нигера.

Но не соль, а живые люди — африканцы стали основным предметом торговли для португальцев. Триштан при открытии

острова Арген напал на рыбаков, доверчиво вышедших навстре­чу португальской каравелле на своих лодках из цельного дере­ва. Триштан захватил и продал в Лиссабон в рабство 29 плен­ников, чем и положил начало португальской работорговле. По­этому, например, серьезным успехом экспедиции Лансароти в 1444 г. сочли живую добычу — 235 рабов.

Теперь перед капитанами каравелл была реальная цель-— захват людей. Принц Энрики отнюдь не препятствовал охоте на рабов, что, конечно, кладет несмываемое пятно на его дея­тельность. Известно также, что он поощрял дрессировку собак для охоты за людьми и не наказывал капитанов, которые пы­тали негров, чтобы выведать тропы, ведущие к их селениям.

Итак, в погоне за рабами португальцы стремились дальше на юг. Сопоставив старинные карты, арабские рукописи и со­общения пленных африканцев, принц Энрики сообщил Лансаро- ти для его кормчих как опознавательные знаки (предполагае­мого западного рукава Нила, который предстояло открыть), так и название реки, которая у них именуется Санагой (Сенегал?).

Действительно, в 1445 г. Лансароти во главе целой эскадры достиг устья большой реки, названной Санага [‡‡‡‡]. Название это было известно и арабам, и европейцам гораздо раньше: в «Ат­ласе» Медичи (1351 г.) есть царство «Сенегани», а ал-Бакри (XI в.) упоминает о нем под названием «Санагхана», или «Санг- хана». Первые успехи работорговли, открытие «Западного Ни­ла» вызвали крутой поворот в общественном мнении Португа­лии по отношению к экспедициям принца. Одним из первых рискнул своими деньгами состоятельный лиссабонец Диниш Фернандиш.

Открытие мыса Зеленого — крайней западной оконечности Африки само по себе было одним из важнейших достижений этого этапа. Но особое удивление в Европе вызвала сравни­тельно скудная для Тропической Африки растительность: не­сколько вечнозеленых пальм! Для португальцев это означало, что бесконечная пустыня, тянувшаяся на 16° по широте, была пройдена, и, более того, оказались неверными представления, которые приписывали Птолемею. И не случайно 11 лет спустя

Диогу Гомиш писал: «Он (Птолемей) делил известный ему мир на три части: на среднюю, обитаемую, на арктическую, необитаемую из-за холода, и на тропическую, тоже необитае­мую из-за жары. Теперь, однако, установлено, что это не так. Бесчисленны живущие на экваторе черные народы, и до неве­роятной высоты поднимаются там деревья, так как именно на юге растительность достигает необычной мощи и изобилия, хотя ее формы и чужды нам» [*****].

Поскольку шторм и встречный ветер помешали Динишу Фер- нандишу обогнуть мыс, он вернулся в Лиссабон. В следующем 1447 г. Нунью Триштан в своем очередном плавании обогнул мыс Зеленый и достиг примерно мыса Верга (10° с. ш.) [†††††]. Для пополнения запасов воды Триштан высадился на берег в райо-. не устья реки Когон и погиб в стычке с африканцами вместе с 18 своими спутниками. Так бесславно погиб один из наиболее настойчивых исследователей первых периодов португальских путешествий. За шесть лет он непосредственно участвовал почти во всех открытиях и прошел от 20° до 10° с. ш. — достижение, превзойденное лишь Диогу Каном 40 лет спустя! Оставшиеся на каравелле четверо матросов и нотариус Айриш Тиноку суме­ли пройти за два месяца 3,5 тыс.

В следующем 1448 г. у мыса Зеленого пропал без вести датчанин Воллерт, первый из иностранцев, командовавших португальским кораблем. Оставшийся на борту рыцарь прин- 4

ца Фернанду д'Аффонсу трусливо уплыл, когда единственный из бежавших матросов сообщил ему о победе африканцев над отрядом моряков.

Казалось, что преодоление мифических опасностей, откры­тие тропического пояса, крупных рек и густонаселенных зе­мель лишь дадут новый толчок движению на юг. Но, как не­редко бывало в истории открытий, отсутствие одной ясной цели движения вело к тому, что нередко ошибочные или вто­ростепенные факторы выходили на первый план. Сенегал и Гам­бия были отождествлены с «Западным Нилом». Сообщения арабов о богатых государствах Западной Африки и их столице Томбукту, стоящей на большой реке, были отождествлены с царством царя-священника Иоанна и вообще с государствами «Западного Нила». Желание установить политические и тор­говые связи с этими странами, открытие водных путей в глубь континента на определенный срок переориентировали направле­ние исследований. Тем более что турецкая угроза стала глав-

яой опасностью для продолжения европейской торговли с Во­стоком: в 1453 г. был взят Константинополь.

Первым из известных нам португальцев, попытавшихся проникнуть в глубь Западной Африки, был Жуан Фернандиш. Приняв участие в экспедиции 1446 г. А. Гонсалвиша, он доб­ровольно высадился у Рио-де-Оро и провел семь месяцев с •кочевыми племенами, надеясь подробно разузнать о добыче зо­лота, но привез лишь сведения о жизни и обычаях скотоводов. В 1448 г. он вторично отправился в Африку, высадился на берег у мыса Нон, но больше португальские хроники ничего о его судьбе не сообщают. Жуан Фернандиш встретил лишь пустынную природу и бедные кочевые поселения. После того как он пропал без вести, португальцы больше не пытались углу­биться на материк в этой части западного побережья Африки.

Значительно более успешным оказалось путешествие в За­падную Сахару генуэзского купца Антонио Мальфанте.

После трагического эпизода с Воллертом в португальских исследованиях наступил длительный перерыв. Между Португа­лией и Кастилией начались споры о владении Канарскими ост­ровами и монопольном праве португальцев на торговлю с наро­дами, живущими к югу от мыса Бохадор. Начавшаяся война продолжалась с 1451 по 1454 г. и не дала перевеса ни одной из сторон. Кастилия и Португалия обратились за посредничеством к папе Николаю V, который в своей булле от 8 января 1455 г. отдал Канарские острова испанцам, а все страны, уже откры­тые на Африканском континенте, и те, что еще предстояло открыть, — португальцам. Характерно, что в булле упомина­ются пределы «судоходного моря» — «вплоть до индейцев, которые, как говорят, чтут имя Христа». Индейцев предлага­лось привлечь на сторону европейцев и двинуть против сара­

цин и других врагов веры. Итак, папа Николай V передал все страны от мысов Нон и Бохадор через всю Гвинею до южного берега «португальской короне».

Получив столь авторитетное подтверждение своих «прав», Энрики попытался использовать открытие рек Сенегала и Гам­бии для достижения «африканских индейцев», о которых и шла речь в папской булле.

Сведения о плавании Узодимаре дошли до нас благодаря его письму генуэзским кредиторам, найденному в архивах Ге­нуи датчанином Гробергом и опубликованному в 1802 г. Узо­димаре, в частности, писал: «Отыскав устье очень большой реки ■— Гамбии, я вошел в нее, ибо знал, что в этой области находится золото и жемчуг. Но там меня преследовали рыба­ки, посылая из своих луков отравленные стрелы. Они считали нас врагами и, очевидно, не хотели нас принять, так что я был вынужден повернуть назад...

Однако будьте уверены, что отсюда действительно менее 300 лиг [‡‡‡‡‡] до царства священника Иоанна — если не до его резиденции, то хотя бы до границ его страны...

Можете поверить, что если бы я зашел дальше на расстоя­ние еще одного дня плавания, то потерял бы из виду Поляр­ную звезду... [§§§§§] Причина, помешавшая мне плыть дальше, за­ключалась в нехватке провианта, так как белые люди при всех обстоятельствах должны питаться своими продуктами, если не хотят заболеть и погибнуть».

За время своего плавания Узодимаре встретил у мыса Зе­леного своего соотечественника Кадамосто, открывшего перед этим остров Горе (близ Дакара), ставший впоследствии одним из важных центров работорговли. Кадамосто был более настой­чив и в 1456 г. поднялся вверх по Гамбии на 100 км далее, чем Узодимаре, но тропическая лихорадка заставила его отсту­пить. Каких-либо сведений у местных жителей также не удалось собрать, так как никто из португальцев не понимал их языка. Кадамосто также отмечал трудности навигации по Гамбии и, в частности, писал: «...за все время, что мы находились у устья реки [Гамбии], Полярную звезду нам довелось увидеть только один раз. Она опустилась так низко, что как бы касалась моря. Казалось, что от воды она удалена только на треть копья. Там видели мы еще 6 звезд, очень крупных и поразительно ярких... Мы пришли к убеждению, что эти звезды образуют колесницу Юга...» [******]

Свое главное открытие Кадамосто сделал в 1456 г., когда буря сбила с курса его корабли. «...После того как показался мыс Бланко, устремились мы в открытое море. На следующую ночь поднялся сильный южный ветер, который отнес бы нас назад, не отклонись мы несколько на запад. Две ночи и три дня мы вынуждены были бороться с сильным ветром, пока на третий день не увидели землю, которой никто не ожидал. Мы были крайне удивлены, обнаружив здесь землю...» [††††††]

Так были открыты острова Зеленого Мыса. Острова ока­зались безлюдными, они поросли лесом и изобиловали пти­цами, а прибрежные воды — рыбой. На одном из островов пу­тешественники пополнили запасы воды и соли и отплыли. «Первому найденному нами острову мы дали имя Бонависта [Бонавишта] в знак того, что увидели его первым. Другой вы­делялся среди четырех остальных островов, мы назвали в честь Святого Иакова [Сантьягу] потому, что’ нашли его в день Свя­тых Иакова и Филиппа...» Кадамосто уделил крайне мало вни­мания своему открытию. Поэтому многие историки приписывали открытие архипелага другим исследователям.

Действительно, открытие двух самых западных островов Зеленого Мыса (Флориша и Корву), находившихся в 200 км от основной части архипелага, вероятно, принадлежит Диогу Тейди и может быть датировано 1457—1458 гг. [‡‡‡‡‡‡] Более

подробное исследование архипелага — заслуга генуэзца Анто­нио Ноли (1458 г.), в дальнейшем ставшего наместником ост­ровов. История заселения и освоения островов была тесно свя­зана „ материком. В 1466 г. король дал колонистам право тор­говли с гвинейским побережьем, и властители островов стали важными поставщиками рабов в метрополию. В дальнейшем африканцы смешались с немногочисленными колонистами, и их потомки ныне составляют основное население архипелага.

Тем временем уже через год после возвращения Кадамо- сто, в 1457 г., плавание вверх по Гамбии совершил Диогу Го- миш, которому мы обязаны хроникой открытий с 1444 по 1475 г. Д. Гомиш возглавил флотилию из трех каравелл, ка­питанами двух других были Жуан Гонсалвиш Риберу и Мунью Фернандиш ди Байя. Пройдя мыс Зеленый, путешест­венники вошли в широкое устье Гамбии. «Мы стали подни­маться вверх по реке, и я послал одного капитана с каравел­лой в гавань по названию Улимаиш, другой остался в Ани- маише. Я поднялся вверх по течению так далеко, как смог, и достиг Кантора, большого поселка на той реке» [§§§§§§]. Поселок Кан­тор располагался близ стремнин Барракунда, преграждавших морским судам путь вверх по реке; этот район Гамбии и сейчас называют Кантор. Чтобы восполнить скромные успехи экспеди­ции, Д. Гомиш тщательно собирал сведения о внутренних райо­нах Западной Африки. Ему мы обязаны первыми сведениями о массиве Фута-Джалон и горах Сьерра-Леоне.

После плаваний Узодимаре, Кадамосто и Гомиша планы проникновения в глубь Африки по Гамбии просуществовали еще до начала 1480-х годов. Сохранилось сообщение, что «на сто миль вверх по течению в середине реки возвышается большая скала, которую король Жуан хотел взорвать, чтобы суда могли доходить до городов Томбукту и Гана. Он послал туда Гонсалу Данташа и другого капитана, который там умер. Они обнару­жили, что по одну сторону скалы мало воды. Скала та зовется Фелу» [*******]. Безуспешность новых плаваний по Гамбии, возможно, понимал и сам принц Энрики. В последние годы своей жизни он возглавил португальскую эскадру в войне с Марокко. 13 но­ября 1460 г. принц умер. Вероятно, путешествие Д. Гомиша по Гамбии было последним при жизни Энрики исследователь­ским плаванием к берегам Африки.

Однако год спустя, в 1461 г., состоялось очень важное пла­вание Педру ди Синтра. Мы бы ничего не знали об этом пла­вании, если бы Кадамосто, остававшийся еще в Португалии, не

записал рассказ участника экспедиции, писца Суэйру ди Кошта. Кадамосто пишет: «...по ту сторону мыса Зеленого они открыли мыс Леду, что означает «веселый», ибо вместе с окружающим живописным, покрытым зеленой растительностью побережьем он радует взор [ныне это мыс Сьерра-Леоне]. За мысом подни­маются величавые горы, простирающиеся в глубину более чем на 10 миль и покрытые высокими могучими деревьями. Возле него обнаружено три острова, лежащие в 8 милях от берега, причем самый большой достигает в окружности 10—12 миль. Острова они назвали Сальвецце [Бисагуш], а горы ■— Сьерра- Леоне. Это название они дали из-за- раздающегося там мощно­го рева: то гремит гром в облаках, всегда окутывающих верши­ны гор... В 30 милях за горами моряки открыли новую большую реку с устьем шириной примерно 3 мили. Реку они назвали Красной [Рокелле], так как ее вода из-за окраски грунта каза­лась красноватой. Дальше находился еще один мыс, покрытый красноватой почвой, который поэтому тоже был назван Крас­ным. Близ этого мыса, примерно в 8 милях от берега, лежит в море маленький пустынный островок, который также назван Красным [Шербро]...» Португальцы в этом плавании впервые встретились с массивами типичных тропических почв — латери­тов, которым окислы железа придают характерный красный оттенок.

Плывя дальше на юго-восток, Синтра и его спутники обна­ружили на побережье растение малагету, чьи стручки напоми­нали вкусом перец. Так открытый берег получил название Пер­цовый. Дойдя до мыса Месурадо (6°1У), Синтра повернул на­зад [†††††††]. Уже в этом месте береговая линия заметно поворачивает на восток, и мореплаватели оказались у входа в Гвинейский залив.

Однако из сообщений об этих открытиях не были сделаны нужные выводы. Организатор всех экспедиций принц Энрики умер, а его племянник ■— король Аффонсу V (1438—1481 гг.) предпочел добиваться военных лавров в затяжной войне с Ма­рокко. Наступила очередная длительная пауза в исследовании африканского побережья.