СОВРЕМЕННЫЕ ГОВОРЫ С ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ

Во время экспедиции диалектолог имеет дело с живым говором, обладающим специфическими особенностями.

Во-первых, это такие особенности, которые характеризуют именно данный говор, его систему, отличающуюся и от литературного язы-

ка, и от других диалектных систем.

Во-вторых, есть особенности, обусловленные спецификой бытования говора только в устной форме. Эти особенности, присущие любому диалекту, вызывают определенные трудности при сборе материала и требуют от студента повышенного вниліания, точности при фиксации языковых особенностей, умения вести беседу так, чтобы не только получить ответ на конкретный вопрос типа: «Как это называется..?», «Что это такое?», но и уяснить место того или иного факта в системе данного говора.

Диалект — это устная разговорная речь, используемая на определенной территории. Следовательно, ему свойственны все особенности, характерные для любой разговорной речи. Они обусловлены неподготовленностью (спонтанностью) речи, типом отношений между собеседниками (официальность и неофициальное™), ситуативно- стью, диалогичностью. Но кроме того эта разговорная речь — диалектная, т. е. она отражает специфику языковой системы с некоди- фицированной нормой, что проявляется в повышенной, по сравнению с литературным языком, вариативности, в огромном количестве дублетов, слабой функционально-стилистической дифференцированное™.

На фонетическом уровне, например, это проявляется в меньшей четкости произношения. Само по себе это явление известно и в литературной разговорной речи (Пал Палыч, здрасьте и т. п.). Но если нечетко произнесенное литературное слово легко «восстанавливается» и фиксируется в орфографической записи, то с диалектным словом могут возникнуть трудности. Например, в одной из экспедиций нами было услышано слово распозеваться — «начать часто, безостановочно зевать». Гласный о во втором предударном слоге в данном говоре имел тенденцию к переходу в у, но бабушка (информантка) произносила слово нечетко, и студент записал его как «распузе- ваться» и объяснил значение, мотивируя его словом «пузо». Ошибка была обнаружена и исправлена только после дополнительной беседы с информанткой путем выяснения внутреннней формы слова.

В устной речи наблюдаются ритмические особенности: короткие фразы, употребление «лишних» слов (значит, ну вот) и звуков (э-э-э, а-а-а), заполняющих паузы между словами и фразами при поиске нужного слова. При «ручной» записи студент обычно опускает их, стремясь успеть записать «главные» слова. Но все же надо стараться зафиксировать и эти особенности разговорной речи, так как в словарной статье на слова ВОТ', ЗНАЧИТ, НУ должна быть отражена эта их функция.

На лексическом уровне разговорная речь, в том числе и диалектная, также обладает рядом специфических черт. Она всегда «беднее», чем речь письменная, так как говорящий не заботится о выборе наиболее подходящего и наиболее выразительного слова. Высказывание не готовят заранее, не обдумывают. Речь «творится» на ходу и если корректируется, то тоже на ходу. Поэтому полнозначные слова часто оказываются семантически диффузными. Например, в псковских говорах отмечен глагол ЖАТЬ, имеющий переносное экспрессивное значение ‘Есть, пить в большом количестве’: Доколь хлеп адйн будет жать? Так и жмуть яблаки, так и жмуть. Ну и жмёш ты воду! То есть один и тот же глагол ЖАТЬ имеет значение и ‘есть’, и ‘пить’.

В спонтанной разговорной речи редко встречаются истинные синонимы. Чаще это сравнения либо слова, находящиеся в родо-видовых отношениях, что отражает либо поиск информантом более «правильного» слова, либо его стремление более доходчиво объяснить диалектологу то, чего тот, по мнению информанта, не знает. Например: Палътушку тылы — вот ыспат. Хош — ыспат, хоил — патклатка. В галавё плоть, перхать, вот ёта называецца плоть. Пириснъридйцца, пириминйцца, пириубрацца — ёта аднб и то жа — иную платью надётьК В псковских говорах то же явление: Биржу- ра — атхбды am масла, подънки. Гд. Патирки, их можна бисир и бусы называть, и бисярок. Себ. Привязана шабалдоука, цапилина, палка там — бичбука.

В последнем примере есть слово шабалдбвка. Оно иллюстрирует еще одну особенность любой разговорной речи — употребление окказионализмов, слов, которые информант создает на ходу. Такие слова не являются названиями соответствующих предметов, но в разговоре часто выполняют номинативную функцию. Это явление отмечают все, кто занимается изучением разговорной речи[1]. Самый обиходный, самый известный предмет называют по-разному, кто как привык, а иногда и вообще не называют. Собиратель, услышав такое слово, должен постараться выяснить его место в лексической системе говора и отметить это в тетради и на словарной карточке. Это можно сделать либо посредством толкования значения по формуле «О том-то...» (как это принято в толковых словарях при описании слов с экспрессивно-синонимическими значениями), либо при помощи комментария. Очень хорошо, если на карточке будет указано слово-синоним, имеющее номинативное значение.

Вообще разговорная речь, в том числе диалектная, использует самые разные способы номинации: заимствования (из другого говора или языка, из литературного языка); деривацию; семантические связи в слове (метонимию, метафору, синекдоху); конверсию; сочетание слов.

Разговорная речь всегда тесно связана с ситуацией говорения, т. е. с ее нелингвистическим окружением. Условия общения говорящих, прямой контакт со слушателем, поддержка языковых знаков другими, невербальными (жест, мимика) — все это определяет своеобразие выбора слов и моделей построения речи, в частности порождает неожиданные повороты в использовании лексических единиц. Это и упоминавшиеся уже «конденсаты», и производные слова, образованные при помощи экспрессивных суффиксов: легковушка, ватруши- на, веселушка (вечеринка), похоронка, грибоха (грибное блюдо) и т. п. Это и широкое использование метонимических переносов. Например, ДОР, а, м. 1. Вывороченные с корнем пни, коряги. В ламу много дбру, грудья. Вл. 2. Земля, расчищенная под пашню. Нбни авёс на

дору пасёяли. Печ.

В диалектной речи встречаются такие случаи, когда вместо существительного-наименования употребляется конструкция с глаголом, указывающим на функцию предмета, о котором идет речь: Чем молотят (= цеп); Принеси чем забивать (= молоток) и т. п. В таких случаях собиратель должен постараться, умело направляя беседу, услышать само существительное.

Велика роль ситуации непосредственности, в условиях которой протекает обычная спонтанная речь. Как правило, предмет разговора не только хорошо знаком говорящим, но и находится перед глазами собеседников, и это приводит к тому, что во фразе-ответе информанта может отсутствовать самое важное для диалектолога слово, ради которого был задан вопрос: информант просто покажет пальцем на предмет. Значит, собиратель должен уметь побуждать своего собеседника к развернутым, подробным ответам.

Наконец, надо напомнить, что разговорной диалектной речи свойственна повышенная по сравнению с письменной экспрессивность. Часто встречаются слова с экспрессивными суффиксами, например, думушка, дулинка, животину ьика, жалкенький, дундук, дырища, жи- водёрина, жару га, жарёха, жакетёнка, жаднюга и подобные.

Наблюдаются особенности разговорной речи и на грамматическом уровне: она насыщена местоимениями-«заменителями» полнозначных слов; преобладают простые предложения, повторяющиеся с небольшими изменениями, как бы «нанизанные» друг на друга. Следствием неподготовленности, «творимости» одновременно с процессом говорения является часто встречаемая перестройка предложения, например, говорящий начинает фразу как личное предложение, но на ходу перестраивается и употребляет безличный глагол. В записи это выглядит странно, кажется ошибкой — иногда можно подумать, что собиратель был неточен. В таких случаях диалектолог должен оставить запись без поправок, но на полях тетради сделать комментарий или поставить какой-нибудь знак, подтверждающий ее натуральность.

В одной фразе встречается несколько однородных членов: Карова завала афцу. Хош бастй, хош бадать. Тор. Афца ф хляву бляёт, бля- кбчит, как за язык павёшына. Сл. Баяли ф старину, а тяпёрь фсё говорят, разговаривают. Гд. Баруздйть — то ш самая, што хулиганить, ругацца. Кр. Шарки разным звукам шаригат, брякают. Остр. Барахлйвой [мужик], бузует, припираецца. Ходит пьяный, ба- рахлйцца, барахляет, задираецца. Гд. Куда лёзиш-та? Абвалйсъ, абвалйсь! Пушшай урбмнит, бухни, патом ни реви! Порх.

Диалогичность разговорной речи определяет наличие большого количества неполных предложений-реплик, в результате чего часто контекст, даже полностью записанный, не раскрывает значения слова, а между тем собеседники прекрасно понимают друг друга, т. е. в момент беседы собирателю кажется, что он получил информацию о предмете разговора, а когда составляется словарная карточка, оказывается, что даже пространный контекст недостаточен для семантизации. В таких случаях диалектолог вынужден еще раз вернуться к беседе на эту тему, а если это невозможно, то на словарной карточке необходимо давать в квадратных скобках разъяснения, иногда — зарисовку предмета с обозначением его деталей; обязательно раскрывать местоимения; указывать на характер ситуации.

Все сказанное характеризует любую разговорную речь — и говорящих на литературном языке, и на диалекте.

Собственно диалектными особенностями являются высокая вариативность (на всех уровнях языка), дублетность (сосуществование разных по форме, но абсолютно идентичных по семантике единиц), слабая стилистическая дифференциация. Эти особенности обусловлены спецификой диалектной нормы.

Диалектная норма — не кодифицирована, она определяется узусом, передается от поколения к поколению по традиции, обычаю. В результате каждый носитель говора знает, «как у нас говорят и как не говорят». Но почему говорят именно так — не знает и не может знать.

Диалектная норма обладает меньшей функциональной и стилистической дифференциацией, она в большей степени, чем кодифицированная норма литературного языка, терпима к сосуществованию нескольких изофункциональных элементов. То, что в литературном языке образует иерархию, в диалекте нередко выстраивается в один ряд. «В народном языке... почти все языковые средства являются общеупотребительными, в то время как в литературном языке всегда имеется достаточное количество средств, которые не являются таковыми. . .»[2]. Выбор того или иного средства выражения в диалекте определяется не словарями и справочниками, как в литературном языке, а в значительной мере случаен. Сосуществующие в говоре варианты используются как равноправные и равноценные, пока под влиянием каких-либо факторов (внутренних или внешних) не появляются причины, мотивирующие предпочтение одного из них остальным.

Приведем примеры дублетности, проявляющейся на разных уровнях языка в псковских говорах.

1. Фонетические дублеты (в том числе акцентологические): вя- зёный — вязбный — вязеный — вязаный; выпучить — выбучить; вы- лётыватъ — вылятыватъ; въюноша — юноша; векша — векша; вы- кличка — выключка; выездной — выездный — выездной — выяздный; абанат — абанйт.
2. Словообразовательные дублеты: большунный — болъшённый — большанный — большастый — большевённый — болъшённый — болъ- шёцкий — болъшйнный — большохбнный — болъшувённый — болъшулъ- ный — болъшунённый — большухённый — большущий; заусенцы — заусёняк —заусёнье —заусёница —заусёнь (м. и ж.) —заусёнка —за- усёнки — заусёнок — заусёночек — заусёночка — заусёночки — засё- ночки — заусёлнышком и т. п. В говоре часто реализуются словообразовательные модели, потенциально предусмотренные системой, но в литературном языке реализованные лишь частично. Ср. в псковских говорах: арендатор — арендатель — арендак — арендар — арендаш; крадьма — крадучи — крадучью — крадью — крадьмбм — крадкой — крадкбм —украдкой — украдком. Таким образом, структура диалекта более полно реализует возможности национального языка: в нем актуализируется большее число виртуальных возможностей.
3. Морфологические дублеты, различающиеся разной морфологической структурой — парадигмой склонения или спряжения, родом, числом или другими грамматическими категориями: прйуз (м. р.) — прйуза (ж. р.); братный — братний; бродёц — броднйцы (рыболовная снасть); блажить, -йт — блажить, -ёет\ стирать — стираться; бесёдать — беседовать.
4. Лексические дублеты. Для говоров характерно и обилие разнокорневых слов, не имеющих различий ни в семантике, ни в экспрессивно-эмоциональной окраске. В псковских говорах, формировавшихся как переходные, искони перемешивались южнорусские, северно- русские, белорусские слова. Благодаря древнейшим контактам с населением других государств проникали иноязычные элементы (литовские, польские, эстонские, латышские). Поэтому в современных псковских говорах функционируют как равноправные многие лексические дублеты: ахти — горазд — дюже — очень; крыжовник — аг- рест; асвёр —журавль (у колодца); пурга — вьюга — падера —хвиль и др. Дублетность существует и за счет сохранения в говорах древних слов (или основ): борзый— быстрый; прать— стирать; баять — говорить; вар — кипяток; перст — палец.

Таким образом, вариантность (в широком смысле), характерная для любого языка[3], в диалекте приобретает гипертрофированные размеры. Перегруженность, избыточность системы, возникающая при этом, становится материальной базой для дифференциации и отбора языковых единиц, т. е. для дальнейшего развития системы.

Отсюда— задача собирателей: как можно полнее собрать материал, уловить и описать малейшие различия между подобными словами (если они есть или намечаются). Для этого необходимо не ограничиваться одной фиксацией слова, а записывать его многократно от разных информантов, в разнообразных контекстах. Желательно также побуждать собеседника высказывать свое мнение о значениях слов, их употребительности.

Особое внимание следует обращать на синонимические отношения. В говорах существуют не только дублеты, но и истинные синонимы — идеографические и «стилистические», т. е. различающиеся оттенками значения и/или эмоционально-экспрессивными коннотациями.

Идеографические синонимы возникают в говорах различными путями. Дополнительный оттенок значения у них может быть выражен или с помощью аффикса (словообразовательные идеографические синонимы), напр., большой ‘взрослый’ — большеватенький, большенький ‘повзрослевший’; верхом — верхами (об одном или многих людях), или самой корневой морфемой (разнокорневые, или лексические идеографические синонимы), напр., дерюга— недотка; биться — вередиться ‘много, с большим напряжением работать’; бегом — вольницей — самоходочкой — крадучью ‘тайком, без согласия родителей (выйти замуж)’ и др.

Эмоционально-экспрессивные синонимы отличаются от нейтрального слова-доминанты эмоциональными, экспрессивными, оценочными оттенками. Собиратель должен постараться отразить это в своих записях и на словарных карточках. Рекомендуется пользоваться принятыми в лексикографии пометами: экспр.,ласк.,ум.-ласк., шутл., ирон., пренебр., груб., фам. и т. п., указывать синонимичные слова на каждой карточке. Более подробно о собирании материалов по синонимии можно прочитать в статье О. И. Рак[4].