От понятия человека к образу личности

Бытует мнение, что проблемы человека, — как объекта философского анализа, — не существует[110]. Такое мнение имеет под собой определенное, но недостаточное основание.

При всем многообразии форм проявления природы, сущность ее единая. Как особая реальность в мире, природа на всех уровнях структурной организации подчиняется одним и тем же законам развития, чего не скажешь о человеке.

Пользуясь терминологией Демокрита, человек является микрокосмосом макрокосмоса. Но это не просто атом бытия мира, а неповторимый уникальный мир. Уникальность этого мира обусловлена тем, что он имеет не одно, а пять онтологических оснований: космическое, родовое, природное, духовное и социальное. Наличие пяти начал задает особую эксцентричность человека, где одно из оснований выступает в качестве доминанты. Нет человека вообще, а есть всегда оригинальный и неповторимый мир, пребывающий в процессе становления, вечного преодоления себя, в поисках своего «Я». Ибо, как уже отмечалось, человеком не рождаются, человеком становятся.

Человек в становлении, это скорее человек возможный, человек с ориентиром «стать» в отличии от «быть». И, в этом смысле, возможный человек М. К. Мамардашвили напоминает хайдегге- ровского «усредненного человека массового общества»[111] с его выхолощенной индивидуальностью, того человека, которого нет в действительности, но на которого все равняются.

Ориентир на усредненного человека не приближает к поиску ответа, что есть человек, что он может знать, что должен делать и на что смеет надеяться в этом непростом мире бытия, именуемом обществом XX в., а удаляет от истины, создает предпосылки очередного заблуждения.

Стало быть, в поисках ответа на метафизические вопросы сущности и существования человека необходимо отредактировать гносеологический объект рассмотрения человека, двигаясь от понятия человека к образу личности, вычленяя в этом образе конкретное содержание и ориентируясь на гносеологические принципы объективности и конкретности истины.

Такой подход дает возможность на принципиально ином уровне решать проблему соотношения общего и единичного в поисках особого и неповторимого в пределах заявленной проблемы, ибо он сближает философский и реальный смысл бытия человека, приближая его к «узнаванию» через образ личности; снимает сомнение относительно возможности и целесообразности рассматривать феномен человека в качестве объекта философского анализа.

Конкретизация ситуации в системе «природа — общество — человек» обеспечивает более глубокое видение места и роли человека в современном мире, ибо возникает возможность рассматривать человека в качестве субъекта культурно-исторического процесса, а не как абстракцию.

Ценность заявленного подхода обусловлена эвристическим потенциалом социально-философской категории «личность». Личность — это сознательно-деятельностное воплощение общественных отношений, субъект и продукт (творец и творение) общественного производства. И в этом смысле, личность прежде всего есть «понятие отношения», в котором и через которое человек реализует свое конкретное существование и осуществление, заявляя о себе как о характерном типе представителя конкретного общества.

Феномен личности представляет собой содержание, центр и единство взаимосвязанных актов, нацеленных на другие личности. Иными словами, личность может осознать себя, свои возможности и дать оценку своим поступкам только через другого, ибо всякому «Я» принадлежит и противостоит «не-Я».

В процессе своей жизнедеятельности индивид, как действующее социальное существо, наделенное волей и сознанием, претензиями, правами и обязанностями, настроениями и оценками, формирует психологическую установку и вырабатывает определенную линию поведения.

Жизнедеятельность человека и его поведение в каждом конкретном случае обусловлено внешними обстоятельствами и внутренними факторами. Внешние обстоятельства заставляют индивида соотнести знания о мире и о себе. Проецируя сознание через систему ценностей своего «Я», индивид вырабатывает варианты отношений к конкретному случаю и благодаря избирательной способности, выбирает и реализует только один из возможных, подтверждая свою двойную обусловленность внешними обстоятельствами и внутренним фактором.

Поскольку жизнедеятельность человека, его социальная активность наиболее полно проявляется в системе «общество-природа-человек», то, вероятно, уместно рассмотреть движение понятия «человек» к образу «личности» в условиях конкретного социального пространства, именуемого новоевропейской цивилизацией.

Для эпохи Нового времени характерно становление буржуазных общественных отношений на базе капиталистического способа производства. Поскольку философия — это не только «эпоха, схваченная в мысли», но и «душа культуры» конкретной эпохи, то заявка на рационализм в философии Р. Декарта и доведение его до панрационализма в немецкой классической философии выглядит глубоко симптоматично.

В этом философском рационализме должного нашел свое отражение формальный рационализм сущего. Формальный рационализм является визитной карточкой всех сфер общественного производства, технологические процессы которого ориентированы на инициирование фетишизации товара, денег и капитала, что, в конечном итоге, приводит к персонификации общественных отношений и деперсонификации субъекта производства. В этих условиях человек труда оказывается в состоянии отчуждения от природы, от результатов своей деятельности, от других людей и от своей сущности. Более того, чем выше социальная активность человека, тем сильнее тиски процесса отчуждения человека от всего, всех и самого себя.

Со времен Р. Декарта и Б. Спинозы прошло много времени. Капиталистический способ производства эволюционировал от пещерного образа до современного состояния, но сущность его и на рубеже XXI в. оказалась неизменной, о чем косвенно свидетельствуют глобальные проблемы современности.

Неуютно чувствует себя человек как в сфере материального, так и духовного производства, где он востребован только в социальном измерении. Этому способствовал и процесс превращения науки в непосредственную производительную силу общества. Для этого процесса характерна тенденция обезличивания труда ученого, расщепленность на технологические операции, что ведет к анонимности результата научной деятельности и потере персональной ответственности.

Превращение науки в непосредственную производительную силу усиливает возможности материального производства, его экспансию в адрес природы. Природа не только теряет статус объекта поклонения или восхищения, но и теряет свое самостоятельное значение. Она становится всего лишь объектом труда, предметом потребления, страдательным началом.

Из этого не следует вывод о том, что превращение науки в непосредственную производительную силу общества является абсолютно отрицательным фактором исторического развития. Для общества и человека этот процесс имел в целом прогрессивное значение. Но за прогресс, за психологический комфорт, за возможность удовлетворения растущих потребностей, нужно платить. Усиление экспансии в адрес природы обернулось усилением процесса отчуждения человека. Ибо любые изменения одного из структурно-организованных элементов в системе «природа-общество- человек» прямо или опосредованно влияют на систему в целом. Формальная рациональность обретает свою противоположность.

Наиболее рельефно проявляется формальная рациональность в институтах управления обществом, организующих и осуществляющих регламент общественных отношений. Этот тип формальной рациональности не только дополняет первые два: хозяйственный и научный, но и возникает как логическое их развитие.

Формальная рациональность на уровне институтов управления заявляет о себе диктатурой бюрократии, приоритетом закона в условиях декларации, но не осуществления первенства права.

В.              И. Даль определяет бюрократию как «управление», где господствует чиноначалие... и бумажное многописание при этом»[112]. Государство является той питательной средой, где легко и естественно реализуется «чиноначалие и многописание», где исполнительная власть игнорирует законодательную, а судебная власть инверсирует в средство сомнительных целей.

Рассматривая феномен бюрократизма, следует исходить из тезиса, что аппарат управления создается изначально в качестве посредника регламента общественных отношений. Но в силу относительной самостоятельности и внутренней логики своего развития, аппарат управления стремится из системы обеспечения превратиться в систему самообеспечения. И этому способствует формальная рациональность.

Анализируя государственный бюрократизм как осуществление бюрократией своих корпоративных интересов, К. Маркс, один из первых, обратил внимание на инверсию аппарата управления, на его формальную рациональность. «Так как бюрократия, — отмечал он, — делает свои «формальные» цели своим содержанием, то она всюду вступает в конфликт с «реальными» целями. Она вынуждена поэтому выдавать формальное за содержание, а содержание — за нечто формальное. Государственные задачи превращаются в канцелярские задачи, или канцелярские задачи — в го- сударственные»[113].

Основные принципы бюрократизма: иерархичность и рутинный характер принимаемых решений, слепое подчинение и абсолютная исполнительность, безличная деловитость и безответственность, единомыслие и корпоративность.

Формы проявления бюрократизма: бумаготворчество, совещательная суета, многоотчетность, диктат, взаимоисключающие директивы, тотальные контроль и игнорирование обратной связи, сверхсекретность.

Черты бюрократа: чванливость и властолюбие, волюнтаризм и некомпетентность, рвачество и угодливость, трусливость и бездушие. В силу своей сущности, бюрократия ориентирована на формирование корпоративных настроений, создание номенклатуры, удержание власти и получение привилегий.

Трансформировавшись в бюрократизм, бюрократия формирует все и всех по своим меркам. В бюрократизированном обществе бюрократия выглядит как абсолютная необходимость, без которой человек общества, как конкретная личность, не может существовать, хотя она преследует свои и только свои интересы, создавая обстановку тотального отчуждения людей от управления, от осуществления своих прав.

Осуществление формальной рациональности в условиях материального и духовного производства, а также в пределах института управления рождает свою собственную противоположность — иррациональность.

Иррациональность заявляет о себе реакцией отчужденного человека, переживающего свое состояние в диапазоне от осознания своего бессилия до желания использовать социально неодобряе- мые средства и способы решения своих проблем в отношении с миром.

В обществе формальной рациональности человек-личность выступает в двух ипостасях. Будучи включенным в систему общественного производства, человек реализует себя как личность в социальном измерении, заявляя о себе в качестве общественной функции. Он адаптирует формальную рациональность всех структур общественного производства как внешнюю необходимость. Осваивая эту необходимость как заданные правила игры, человек-личность сохраняет свое «Я» и свое состояние свободы, ориентированное на оценку противоречия в соотношении общего и единичного и обеспечивающее самосохранение человека и его самовыражение.

Во втором случае, человек сегодня, как и в далеком вчера заявляет о себе, что он, и никто другой, является «мерой всех вещей мира», несмотря на то, что общество ему отвечает: «не ты, а я мера всего, включая тебя и твое поведение, твои права и твои свободы». И в этом силовом поле напряжения, между готовностью адаптировать, принять формальную рациональность как необходимость, и желанием отстоять свое «Я» от внешней экспансии, обнаруживается человек как подлинная личность в ее конкретном проявлении.

Если доминирует готовность принять формальную рациональность, то это свидетельствует, что мы имеем дело с конформистским типом личности. Если доминирует желание отстоять свое «Я», то в этом случае возможны два типа личности. Интровертный тип предпочитает уйти в свой собственный духовный мир, избегая участия в избирательной истерии, в кампаниях «массового единства и согласия». Экстравертный тип в целях защиты своего «Я» предпочитает активное самовыражение, доводя его до экстремальных сюжетов деструктивной деятельности.

Так на стыке внешней необходимости и внутренней свободы, внешних условий и внутреннего фактора формируется и проявляется конформист, изгой или фанатик.

Попытка абсолютизировать внешние условия существования человека ведет к предельной его социализации при проектировании духовного мира личности, недооценке конкретного содержания его сущностных сил. Абсолютизация внутреннего фактора ведет к предельной психологизации человека при недооценке внешних условий его жизнедеятельности.

Можно ли свести все многообразие типологии человека только к трем заявленным? Разумеется, нет. Во-первых, в чистом виде тот или иной тип человека существует только в теории. На практике он проявляется в рамках конкретной деятельности, которая выступает способом бытия человека.