д) Подлинное бытие и философское образование

Философия гуманистична и демократична по самой своей природе: она обращена к человеку и доступна всем, поскольку у каждого из нас есть разум.

ределенной философии... есть только развитие заключенного во мне духовного материала, еще не определенного, но способного ко всяческой определенности». В действительности же фило-софия имеет большее значение: она не только обнаруживает внутреннее содержание человеческого духа, но и принимает участие в его творении.

С этой точки зрения одна из основных ценностей философского образования заключается в том, чтобы утверждать и развивать самостоятельное мышление студентов, то есть способствовать их самотворению. Философия приглашает к размышлению. Она должна будить мысль, но «не должна брать в плен наш ум сказанным или написанным словом, — последнее всегда убий-ственно действует на умі...» — считал Фейербах (1955: 67) . Никто (даже в рекламе) не смеет входить в мою голову без моего разрешения и навязышать свои представления.

По замечанию Фейербаха, философ проповедует не немым рыбам, он обращается к мысляшим существам. Однако основного смысла вещи он не дает, он вообще ничего не дает, — «иначе философ в самом деле мог бы создавать философов, что доныне никому не удавалось...» (Фейербах 1955: 67) .

Размышление совершается в диалоге, где при столкновении различных мнений рождается истина, как высекается искра. Если взаимодействие является causa finalis природных вещей, то диалог оказывается оптимальным способом существования философии, классической формой ее быттия.

Размышление предусматривает доказательство. «Для доказательства необходимы два лица; мыслитель раздваивается при доказательстве; он сам себе противоречит, и лишь когда мысль испытала и преодолела это противоречие с самой собой, она оказывается доказанной. Доказывать значит оспаривать» (Фейербах 1955: 73).

Нередко же студентов учат так, пишет Э. Фромм, чтобы они могли повторить основные идеи автора. Именно в этом смысле студенты «знают» Платона, Аристотеля, Декарта, Спинозу, Лейбница, Канта, Хайдеггера, Сартра. По мнению Фромма, так называемые отличники — это учащиеся, которые способны наиболее точно повторить мысли каждого из философов. Они напоми-

нают хорошо информированного гида в каком-нибудь музее. Они не учатся мысленно беседовать с философами (Фромм 1990а: 43) .

Однако мысль можно передать только посредством мысли, философию — посредством философствования. Или, говоря словами Фейербаха, изложение философии само должно быть философским. Это значит, что рассказывать о философии можно только размышляя. Иначе просто невозможно показать деятельность разума. Тогда на лекциях и семинарах осуществляется «таинство воскрешения» философского мышления разных времен. Разум преподавателя является «живой водой», тем чудотворцем, которым оживляет, воскрешает мысль прошлого.

Между тем многие историко-философские сочинения имеют один и тот же недостаток: схематичность, отсутствие живой мысли и произвольные оценки. Такая история философии превращается в историю. . . без философии, в обыкновенную положительную науку со своим духом позитивизма.

На наш взгляд, историк философии — это профессионал, «переболевший» теми или иными философскими доктринами и потому способный рассказать о них. Кто пишет повести о мировой философии, тот является человеком, который своим духом «пребышал» в духе, скажем, Платона, Декарта, Канта, Гегеля.

Думается, критерием для нашего адекватного понимания метафизических дискурсов мог бы служить следующий экзис-тенциальным опыт. Мы правильно поняли мыслителя, когда, во-первых, из его исходных посылок самостоятельно получили его же выводы; когда, во-вторых, мы можем указать факторы (теоретические, социальные и др.), обусловившие его первые постулаты. Мы лучше поймем исследуемую доктрину, когда, в-третьих, преодолеем ее, возвысимся над ней в своем духовном развитии. В этом случае величие и ограниченность превзойденной философской системы станут более очевидными.

Можно сказать, что философия занимается постановкой разума у человека. Она не вливает в его голову мысли, словно капли лекарства. Истина не транслируется. «Мудрость непередаваема», — говорил Сиддхартха, герой одноименной повести Гер-

мана Гессе. Передаются слова, некоторая информация о ней. Постижение истины — прежде всего личностный процесс, связанный с саморазвитием познающего субъекта; существует момент истины, время ее откровения, которое, правда, может никогда не наступить, если к нему не стремиться.

В самом деле, как можно наделить кого-нибудь мудростью Платона? Здесь никакой исчерпывающий рассказ, например, о его теории идей, не поможет. Не поможет и институционализа- ция в виде дипломов самых лучших университетов. Чтобы понять требуемый смысл, нужно возвыситься до философии Платона, если угодно, приобрести его мышление, а для этого необходима самостоятельная работа собственного духа.

Способность понимать другого, его идеи и чувства во многом предопределяется внутренним состоянием личности. Лишь развивая свою экзистенцию, свои мысли и чувства, можно подниматься до более высоких ступеней человеческого духа. Научение философии предполагает в первую очередь пробуждение разума студента, а не механическое усвоение им тех или иных постулатов.

Философия не является эзотерическим знанием, она может бытть понятна всем, кто к ней обращается. Однако ее не следует приземлять, принижать до уровня обыщенного рассудка. Восхождение же к ней требует серьезных усилий. При этом преподаватель занимает позицию Сократа, выступает в роли повивальной бабки, помогающей рождению мысли и истины, то есть владеет искусством майевтики.

Проблема суверенного духа оказывается весьма актуальной, если иметь в виду псевдомышление, столь распространенное среди людей. Эрих Фромм демонстрирует его на следующем примере. Предположим, что мы на острове, где встречаем местный рыбаков и дачников-горожан. Мы хотим узнать, какая будет погода: спрашиваем об этом рыбака и двух дачников, про кото- рык знаем, что все они слышали прогноз по радио. Рыбак, име-ющий большой опыт и постоянно заинтересованный в погоде, обдумает все исходные данные (направление ветра, температуру, влажность и др.) и придет к определенному заключению. Вероятно, он вспомнит и прогноз, переданный по радио, и соотнесет

его с собственным вышодом. Но во всяком случае он скажет нам свое мнение, результат своего размышления.

Первый из спрошенных нами горожан — человек, который в погоде не разбирается; ему это не нужно. Он просто повторит услышанный прогноз. Другой дачник — человек совсем иного плана; он из тех, кто полагает, что прекрасно разбирается в погоде, хотя это далеко от истины. Немного подумав, он сообщает нам «свое» мнение, в точности совпадающее с прогнозом.

Поведение этого человека внешне не отличается от поведения рыбака, но, если разобраться, становится очевидным, что он просто усвоил прогноз. Однако он ощущает потребность иметь собственное мнение и потому забывает, что просто-напросто повторяет чье-то авторитетное утверждение. Очень может быть, что он предскажет погоду правильно, а рыбак ошибется, но это дела не меняет: правильное мнение такого горожанина не является собственным, а ошибочное мнение рызбака — собственное.

То же самое можно наблюдать, изучая мнения людей по любому вопросу, например, в области политики или искусства, считает Фромм (1990: 162—163) .

Если подобная ситуация характерна для больших масс людей, то она достаточна тревожна. Не говоря о том, что псевдомыслящие легко подвержены манипулированию со стороны власть имущих, они не способны к подлинно человеческому развитию. Только действительное мышление (и чувствование) делает чело-века человеком. Именно действительно мыслящий и чувствующий субъект способен к настоящему творчеству, псевдомышление и фальшивые чувства не поднимаются выше псевдотворчества. Вот почему вопрос о воспитании самостоятельного мышления представляет собой нечто большее, чем, скажем, модное течение в современной педагогике. Решение этой проблемы является важнейшим условием гуманистического прогресса общества с целью обеспечения подлинного человеческого быттия.

Разумеется, мышление без знания фактов, определенной информации невозможно. Преподаватель подает не только импульсы для другого мышления, но и предлагает богатое содержание. В свое время Гегель назышал предрассудком положение, согласно которому развитие самостоятельного мышления безразлично к содержанию учебного материала. «По общему заблуждению иному ка-

жется, что мысль лишь тогда несет печать самостоятельности, когда она отклоняется от мыслей других людей... Вообще отсюда идет стремление к тому, чтобы у каждого была своя собственная система и что выдумка считается тем оригинальнее и замечательнее, чем более она безвкусна и безумна, потому что именно этим она в большинстве случаев доказывает своеобразие и отличие от мыслей других людей» (Гегель 1972: 423) .

Еще одно замечание (возможно, лишнее) : философией нельзя... пугать. Так, на учебных занятиях, зачетах и экзаменах не должно быть атмосферы страха. Философия — это прежде всего размышление, а мышление есть радость. Бояться философии — значит бояться думать, своей мысли, самого себя. На первым взгляд, это — нелепость. Но ведь действительно многие боятся и не хотят думать. Вероятно, оттого, что не верят в себя, не доверяют своему разуму. Весьма любопытная вещь: люди с удивительной легкостью отдают свою веру кому-то, Другому, но не верят в себя; они страшатся поверить в себя.

Верно, что размышление, выдвигая проблемы, создает внутреннее напряжение, которое подчас бышает просто невыносимым. Однако для преодоления этого дискомфорта нет иного положительного средства, кроме... дальнейшего размышления, приводящего к ответу. Философия предлагает верить в себя, в свой разум и чувства, и тогда человеку откроются истины быттия.