Парадоксы гражданственности и гражданской идентичности человека в современной России
Формирование гражданского общества и гражданственности человека в России носит во многом парадоксальный характер.
Парадокс первый. В личной беседе В.М. Межуев отметил, что у нас есть национальная культура (культура А.
Пушкина и Л. Толстого, философа Вл. Соловьева и промышленника С. Морозова), но нет нации — общности людей, объединенных не только общими идеями и культурными узами, но выступающей как единственный субъект общества-страны.То же самое можно сказать и по поводу гражданского общества: у нас есть обшество, а точнее обшество-страна, но нет пока условий для формирования и развития полноценного гражданского общества, в котором была бы реализована мера гражданственности и общественности. Парадокс ситуации усугубляется еще и тем, что действительное состояние российского общества находится в глубочайшем противоречии с его идеальной моделью.
Реально западные общества весьма далеки от идеала граж-данского общества, приписываемого им зачастую современными исследователями. Ни по одному из перечисленных выше пунктов
идеального гражданского общества нет прямого подтверждения гражданственности и нашего, российского общества.
Становление личности как родового существа, автономия и свобода выбора, а также конвенциональный характер достижения согласия выступают в качестве идеальных конструктов и ориентиров общественного бытия российского человека, угнетаемого всем ходом реальной жизни.
В современной России степень свободы зависит не от качества и эффективности законов, даже не от состояния и динамики общественной морали и нравственных устоев, которые фактически деформированы в результате масштабных социальных перемен, а от объема ресурсов (финансовых, информационных, институциональных, организационных и пр.) , которыми располагает человек.
Свободу (по крайней мере, «свободу от») в нашей стране можно купить, делегировать (то есть передать с «высоты» опре-деленного властного статуса, как, например, депутат — своим помощникам), гарантировать для определенных субъектов и групп, а вот обеспечить условия для свободного развития каждого человека практически невозможно.
Для этого необходимо сконцентрировать общую волю и мобилизовать ресурсы всего общества, что при нынешнем уровне его фрагментации и автономизации чрезвынайно затруднительно.Сегодня наше общество настолько бедно, что быть автономным отнюдь не означает быть свободным в социальном смысле, ведь самообеспечение и самоценность неизбежно сокращают воспроизводственную базу индивида, ведя к его деградации и отставанию. Бомжи автономны, но едва ли они могут считать идеалом свободу, если, конечно, не принимать во внимание свободу внутреннюю, гораздо более важную, чем наличие любых институциональных привилегий. . .
Идеология «нового» авторитаризма, пришедшего на смену идеалистическому либерализму и авторитаризму переходного типа, которым быш связан с насильственным утверждением принципов западной демократии и формальной свободы на стремительно «съеживавшейся» экономической базе и с не дотягивавшем до минимально необходимого уровнем жизни, ограничивает перспективы становления в России гражданского общества.
«Новый авторитаризм» с его идеей укрепления «вертикали власти» и создания сильного государства, заявляет в лице своих идеологов и апологетов о неготовности современного российского общества взять на себя ответственность за осуществление реформ. В формате борьбы с терроризмом производится реконструкция всего общественно-политического устройства, постепенно пересматриваются декларированные ранее демократические нормы и принципы, заложенные в Конституции РФ представителями «переходного авторитаризма».
Идея гражданского общества, еще совсем недавно являвшаяся одним из базовых ориентиров стратегии правящей элиты, утратила свою актуальность. Для глубокого преобразования механизмов функционирования важнейших сфер бытия социума необходима концентрация всех ресурсов власти и минимизация трансакционных издержек согласования альтернативных мнений и противостоящих интересов. Если источником таких издержек может стать общество, очевидно, его необходимо временно заблокировать, отстранить от принятия решений, оставив ему формальную возможность выражать интересы в форме, приемлемой для власти (например, в рамках так называемой Общественной палаты).
Таким образом, идея и конструкция гражданского общества оказалась слишком высокой институциональной планкой для современной России.
Отказ от них не означает полного пересмотра принципов организации социально-политической жизни, а, наоборот, освобождает властвующую элиту от необходимости создания видимости демократической формы правления и поддержания формальных и декларативных по своей сути правил политической «игры». Формируется в новом качестве механизм директивного вменения правил и норм всем группам и субъектам экономики и общества. Это не может не вызывать тревоги у критически мыслящих людей.Параллельно идет оформление новых принципов действующей власти на международном уровне. Чтобы иметь возможность пользоваться ресурсами и политической поддержкой Запада, необходимо как минимум «соблюдать приличия» — оставить «вывеску» демократического государства, сохранить хотя бы в урезанном виде избирательную систему, не допустить экономичес-
кой дестабилизации, наконец, найти адекватное мировым политическим принципам решение «чеченской проблемы».
Возможно, это единственный путь преодоления проводимой США и членами Евросоюза политики «двойных стандартов» и «волчьих ям» в отношении нашей страны. Основой «нового курса» России в любом ее варианте должна стать устойчиво позитивная экономическая динамика, конкурентоспособность и безопасность отечественных хозяйственных субъектов на международных рынках, что становится особенно очевидным в условиях активной зарубежной экспансии российского капитала, позволяющей говорить о «призраке русского империализма».
Второй парадокс заключается в том, что у нас отсутствует гражданское общество, но сохраняется и укрепляется гражданская мораль. Только в России гражданин — это не столько подданный государства, сколько слуга всего общества. Квинтэссенцией этой идеи служат слова: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан».
Гражданственность имеет разные духовные основания в нашей стране и на Западе. Для западного человека ее источник — в наличии формальных прав и свобод, в т.ч. охраны частной собственности 3, являющихся предпосылкой добровольного участия граждан в общественно-политической жизни.
На протяжении многих десятилетий в западной цивилизации создаются и с переменным успехом внедряются технологии социального и экономического участия 4.Россия имеет значительным опыт социального участия граждан, но его инициатором, организатором и контролером в обществе «развитого социализма» выступало государство, с позиции монопольного превосходства подавлявшее частную инициативу. Повышение «уровня» гражданственности современных россиян жестко детерминировано их имущественным статусом и доходами: бедному населению, к сожалению, не до участия в политической жизни. Отсюда — всеобщая апатия в ходе выборов и раздражительность в периоды избирательных кампаний, переходящая в агрессивность и озлобленность.
Если на Западе человек должен иметь определенные права и свободы, чтобы быть гражданином, то в нашей стране, наобо-рот, человек должен быть служителем коммунистической, наци-
ональной или иной общественной идеи, чтобы иметь определенные (как правило, неформальные и не всегда гарантируемые государством) права и возможности как гражданина. В этом состоит противоречивый дуализм институциональных форм гражданственности — социального участия и общественного служения, которые на практике порой неразличимы.
Социальное участие предполагает личный выбор гражданина на основе имеющихся у него ценностных приоритетов и избирательного отношения к общественным проблемам. Оно становится возможным лишь при условии высокой степени автономности личности, в т.ч. возможности иметь источники суще-ствования, независимые от государства и других политических институтов.
Общественное служение имеет своим основанием не свободный выбор личностью одной из альтернативных возможностей, а самопожертвование. Нельзя быть слугой общества, не жертвуя собой, своими интересами и даже жизнью ради высоких идеалов и ценностей. Ценностные приоритеты модели служения находятся в социальном мире, а не в самой личности. В истинном служении достигается высокая степень соответствия между интересами общества и интересами личности.
Но парадокс в том, что добровольное служение, полное лишений и самопожертвования, отвергается населением с позиций критики «очередного режима».
Еще А.С. Грибоедов метко охарактеризовал суть этой проблемы: «Служить бы рад — прислужи-ваться тошно». Служение обществу в условиях нового этапа огосударствления и оккупации бюрократией большинства ключевых функций социального жизнеобеспечения неизбежно трансформируется в услужение власть предержащим, прислуживание перед ними, выслуживание постов и доходов и т. д., ведя к существенному ограничению внутренней свободы личности, без которой реальная гражданственность недостижима. Адаптация же западных технологий социального участия, предполагающих довольно реалистичные механизмы обеспечения прав и свобод личности, не могут быть использованы без существенной перестройки всей политической системы и коррекции общественного сознания.Возникает вопрос: почему процесс становления гражданского общества в России идет столь мучительно и противоречиво?
Отсюда — третий парадокс. В правящих кругах господствует установка: если гражданского общества нет, его обязательно надо создать «сверху», то есть искусственно построить без опоры на мнения и интересы конкретных носителей гражданской идеи. При этом гражданское общество обычно отделяют от государства, подразумевая под ним исключительно совокупность неправитель ственных организаций и институтов.
Одно неверное допущение дополняется другим и т.д. В результате — полная неразбериха и перманентные попытки «верхов» разобраться в том, что такое гражданское общество, при-способить эту идею к конъюнктурным политическим интересам и как можно быстрее реализовать ее на практике. В зависимости от политической ситуации поступают новые заказы и возникают очередные проекты концепции гражданского общества в России.
Как и любая дань политической моде, идея гражданского общества то актуализируется и порождает бурные дискуссии, то «уходит в тень». Видимо, пока у политических лидеров не хватает воли и ресурсов влияния для кропотливой и планомерной конструктивной деятельности по селекции и адаптации гражданских институций в нашей стране, воплощающих меру традиции и новации.
Для этого мало деклараций, нужны реальные действия на научной основе. Не случайно растет интерес к новым моделям организации хозяйственной и социальной действительности («экономика развития», «экономика знаний», «экономика участия», «корпоративное общество» и т. д.) .Но вся беда в том, что государственная власть в России не опирается на реально складывающееся гражданское общество, напротив, пытаясь его всячески подстегнуть или достроить «сверху», и, следовательно, является в определенном смысле неполной по причине игнорирования прямых и обратных связей с населением. Поэтому и провозглашаемая в Конституции РФ демократия оказывается поверхностной и демонстративной.
Используем понятие «неполное государство» для характеристики степени эффективности выполнения им своей основной функции — создания условий наиболее полной реализации интересов общества. Там, где «мало» государства, не может бытть и полноценной культуры гражданского участия или служения. Бюрократия монополизирует каналы извлечения институцио-
нальной ренты из государственных институций, а место, образовавшееся в результате вакуума гражданского общества, занимает финансовая, политическая и иная олигархия, переводящая власть в режим бытия закрытой системы, основанной на отношениях личной зависимости и полукриминальных методах обогащения.
Государство, которое выполняет лишь незначительную часть своих функций, перекладывая издержки и тяготы переходного периода на общество, не является правовым и не может называться полным в институциональном смысле.
Государственные инновации, не поддерживаемые народом, почти без исключения пагубны для него. Россияне уже получили сверху «демократию», «правовое государство», «рыночную экономику». Теперь политические технологи навязывают массам идею гражданского общества, в котором нет национальной души, а идея свободы, напротив, гипертрофирована. Не может «неполное государство» само себя достроить еще и гражданским обществом. В результате получится столь же неполное и ущербное, полугибридное и деформированное образование, квазигражданское по своей сути.
В условиях отсутствия культуры гражданского участия и заблокированных механизмов общественного служения бюрократия как корпоративное объединение чиновников высшего эшелона власти стремится к монопольному положению в государстве, подавляя и ограничивая сферу автономии и самодеятельности субъектов гражданского общества. Именно это делает российское государство неполным, а культуру гражданского участия и служения — частичной по объему и частной по характеру проявления и направленности формирования.
Масштаб государственного и гражданского строительства в России определяется ценностно-нормативными рамками реально сложившейся олигархически-бюрократической культуры, а не нормами, декларируемыми в Конституции и других законах РФ. И уж тем более не родовыми и общегражданскими интересами, о которых так много пишут и говорят современные исследователи и политики.
Четвертым парадоксом гражданственности российского человека можно назвать приписывание «среднему классу» статуса
формирующего субъекта гражданского общества, его социально- экономической базы. Промежуточное положение в социальной структуре этого довольно расплывчатого образования, не укладывающегося в рамки классического определения класса, дан-ного В.И. Лениным, делает его наиболее стабильным и предсказуемым объектом государственной политики, попутно лишая его гражданской, чаще всего вне- или наднормативной, активности. Гражданская позиция не является нормой ни для западных, ни для российских представителей «среднего класса». По своей реальной природе «средний класс» в России является скорее образом жизни, способом существования, чем социальной группой, выделяющейся по механизму извлечения доходов, по своему статусу и роли в процессе общественного воспроизводства, по институциональной идентичности и сплоченности его агентов. Мещанские идеалы и ориентация на потребление делают его агентов не «базой гражданского общества», а безвольными марионетками в «невидимых руках» государственно-монополистического капитала.
Отечественный «средний класс» — аморфное социально- культурное явление, выделяемое как по параметрам дохода и характеру потребления, так и по признаку близости к источникам бюджетных доходов («кормушки») в координатах социального пространства. Институциональной основой служения, как показывает история российской бюрократии, исходно являлось «кормление», а не реализация общественных интересов. Преодолеть этот своеобразный «path dependence» непросто. Служить для чиновника означает, вместе с тем, иметь гарантированный статусом в бюрократической системе источник «кормления». Стремление к получению выгодной должности (возможно, официально низкооплачиваемой, но позволяющей извлекать доход в других формах) ничего общего не имеет с самопожертвованием, является антиподом общественного служения в его гражданском понимании.
Наши «средние» беднее западных, но образованы куда лучше, чем наши «новые». Не поможет здесь и критерий самоидентификации, поскольку к «средним» себя причисляют все кому не лень: от мелких торговцев до самых продвинутых интеллектуалов и представителей политической элиты. Никто не хочет бытть «новыми» в силу непривлекательности их образа. Но мало кто
желает быть «низшими», хотя бы в силу нежелания смириться с тем, чтобы «быть как все».
Сформулируем специфические принципы бытия представителей «среднего класса» в России:
жить в относительном достатке, не накапливая излишних запасов;
жить по средствам, полагаясь только на собственные воз-можности;
жить «как все», то есть не выходить за культурные и этические рамки поведения своей общности — этноса, группы, поселения, профессионального клана и пр.;
жить по совести, сообразуя свои действия с внутренним чувством справедливости, долга и порядочности;
жить в согласии с природой, не нарушая сложившееся равновесие между человеком и естественной средой;
жить в согласии с божественными заповедями или нравственными представлениями, вести праведный или «правильный» образ жизни;
жить в согласии и мире с другими людьми;
жить в согласии с самим собой.
Среди важных социокультурных характеристик российского «среднего класса» выделим духовность, благополучие, порядочность (в смысле следования заведенному порядку или традиции), солидарность и умеренность.
К числу агентов средних классов и слоев, сформированных по этим социально-культурным основаниям, можно условно отнести отдельных представителей интеллигенции, чиновников «среднего» эшелона государственного управления, старший офицерский состав Вооруженных сил, мелких и средних предпринимателей, специалистов технического профиля, квалифицирован-ных рабочих и служащих. Их отличает наличие относительно стабильных источников дохода (причем среднедушевой доход не столь уж важен) и устойчивого образа жизни.
Можно ли с полной уверенностью утверждать, что такой «средний класс» является социальной основой гражданского, а не, скажем, традиционного общества? Ведь в любом традиционном обществе или базирующихся на воспроизводстве традиций
слоях современного социума существуют стабильные группы, «це-ментирующие» и олицетворяющие собой общественный порядок.
Легче предположить, что российское общество содержит в себе фрагменты традиционного порядка и элементы гражданского общества, причем последние только начинают «вызревать» в «глубинах» общественного сознания.
Пятым парадокс состоит в том, что в России есть гражданские личности (кстати, далеко не только правозащитники, но и представители интеллигенции, сохранившей свой социокультурный облик и не перешедшей в ранг интеллектуалов), но практически нет коллективных субъектов гражданской активности. Эта функция не выполняется различными по форме общественными организациями, хотя по формальным признакам любую некоммерческую структуру можно отнести к субъектам гражданского общества. В полном смысле гражданским субъектом личность или организацию делают реальные действия, а не просто «акции», организованные по принципу «за» или «против» или вообще без всякой конкретной цели, как в случае получающей широкое распространение на Западе и частично в России «flash mob». К гражданским можно отнести продуктивно воплощающиеся действия людей, осознающих ответственность за свое непосредственное окружение и общество в целом. Основу таких действий составляет своего рода социальная ориентация, задающая установки, императивы и приоритеты поведения в каждый момент времени.
Любая политическая идеология содержит этическое оправдание интересов определенной группы. В качестве «благородных целей» объявляются «всестороннее развитие человека», «национальные интересы», «благо народа», «счастье человека» и пр. Но не в этом заключается смысл собственно гражданской активности и самодеятельности. Это — внешняя, декларативная, даже «декоративная» сторона дела.
Одна из острыхх проблем формирования гражданского общества в России — неразвитость личностного начала российского человека и гражданина. Общественное служение характерно только для развитык и свободных личностей. Служение без свободы самой личности есть повинность, переходящая со временем в безответственность и безнравственность. Отупевшее в своем непреходящем хамстве «быдло» и зарвавшаяся в ненаказуемой наглости
псевдоэлита в равной степени неспособны сформировать гражданскую личность. Только свободный и автономный человек, делающий своим выбором общественное служение, становится полноценным и ответственным субъектом гражданского общества.
Проблемы гражданской институционализации и идентичности находят свое противоречивое преломление в бытии российского человека. Феномен гражданственности имеет как идеальное выражение (в смысле направленности на осуществление родовых начал человека) , так и реальную форму воплощения (в смысле определения наличных возможностей самоактуализации) .
Однако «картина» гражданского общества будет неполной, если субъективное измерение гражданственности, то есть идентификация людей в этом статусе, не дополняется объективно сложившимися и устойчивыми формами организации гражданской активности. Поэтому гражданское общество в России предстает, с одной стороны, как своего рода институциональный «горизонт» самореализации человека в качестве субъекта общественной жизни, с другой — как способ институционализации его родовой сущности в пределах определенного социокультурного пространства.
Обращение представителей правящей элиты к идее гражданского общества основано во многом на формальном определении гражданина как активного носителя прав и свобод. Научный же подход к процессам гражданской идентификации и институцио- нализации требует выработки более четких критериев анализа реальных противоречий бытия человека в российском обществе.