К ИЗУЧЕНИЮ ОЛОНЕЦКИХ ДИАЛЕКТОВ[72]

1

Современное состояние изучения диалектов русского языка дает значительные материалы, на основании которых устанавливается ряд особенностей, свойственных главнейшим наречиям русского языка.

Однако приходится констатировать, что эти необычайно интересные диалекты до сих пор еще не подверглись углубленному и всестороннему изучению. Мало того, мы не имеем до сих пор широкого и планомерного собирания материалов по этим диалектам, если не считать нескольких населенных пунктов, по которым в архиве Института русского языка Академии наук СССР имеются заполненные вопросники по составлению атласа русского языка, пока еще находящегося в стадии предварительной обработки.

Впервые сведения о своеобразии заонежских диалектов опубликованы П. Н. Рыбниковым в статье «Об особенностях олонецкого наречия»[73]. Наиболее ранним материалом, на основании которого можно судить о некоторых особенностях этих говоров, являются фольклорные записи того же П. Н. Рыбникова и записи А. Ф. Гиль- фердинга.

Вслед за Рыбниковым и Гильфердингом с целью записи произведений народного творчества и говоров Заонежье посещает А. А. Шахматов. Несомненно, что «Исландия русского эпоса», прославленная записями Рыбникова и Гильфердинга, должна была привлечь внимание молодого исследователя. А. А. Шахматов предпринимает одну за другой две поездки в 1884 и 1886 гг.

Интересно отметить, что А. А. Шахматов, приступив по предложению Ягича к работе над новгородскими грамотами XIII-XIV вв. (для серии «Исследования по русскому языку»), решил обратиться к живым народным говорам, придя к убеждению, что историческое изучение языка должно исходить преимущественно из фактов живого языка. Гонорар, полученный за работу по новгородским грамотам, А. А. Шахматов использовал на диалектологическую поездку в За- онежье в 1886 г. Таким образом, поездки А. А. Шахматова отделены сравнительно небольшим промежутком времени от поездок Гильфердинга по Заонежью.

В широкой научной литературе хорошо известен лишь фольклорный материал, записанный А. А. Шахматовым во время этих поездок, да и то не весь, а лишь записи сказок в количестве 71, опубликованных в сборнике Н. Е. Ончукова «Северные сказки»[74]. Однако во время этих поездок А. А. Шахматовым собран значительно больший материал, чем тот, который был до сих пор опубликован и хорошо известен лингвистам и фольклористам.

Кроме указанных сказок А. А. Шахматовым записан значительный материал по фольклору: 10 былин, 2 духовных стиха, 30 загадок и большое количество свадебных песен. Этот материал вместе с записями сказок был передан Е. В. Барсову, подготовлявшему к изданию материалы по б. Олонецкой губернии. Однако Е. В. Барсов, продержав эти материалы значительное время, не приготовил их к печати. Лишь в процессе подготовки к изданию сборника северных сказок Н. Е. Ончуков получил от Е. В. Барсова сказки, которые и были включены в упомянутый сборник[75]. Былинный и песенный материал остался неопубликованным и хранится в Архиве Академии наук СССР[76].

Кроме фольклорного материала во время упомянутых поездок А. А. Шахматовым были произведены весьма значительные диалектологические записи, из которых лишь незначительная часть была опубликована. Был опубликован лексический материал, переданный

А. А. Шахматовым Г. Куликовскому, включившему материал А. А. Шахматова в свой словарь олонецкого наречия[77].

Диалектологические записи А. А. Шахматова не представляют собою путевые записи, фиксированные на месте собирателем. Этот материал включен в тетрадь, содержащую выдержки по различным диалектам, по тем или иным причинам интересовавшим А. А. Шахматова. По-видимому, олонецкий материал в этой тетради следует рассматривать как предварительную обработку записей, куда автор выписывал на отдельные страницы примеры из своих записей по отдельным языковым чертам (Ъ, ъ и т. д.). На некоторых страницах внизу приведены примеры из Рыбникова. По неизвестным нам причинам А. А. Шахматов не продолжил обработку этого подготовленного материала, и он остался неизвестным для диалектологов. Вследствие этого сложилось впечатление, что А. А. Шахматов во время олонецких поездок интересовался по преимуществу фольклорным материалом[79]. На самом же деле в центре внимания молодого тогда лингвиста лежали вопросы диалектологические, а фольклорный материал играл побочную роль. В этом весьма красноречиво убеждают отчеты, сделанные А. А. Шахматовым после поездок[80].

Настоящую статью мы и строим, использовав в значительной мере неопубликованные архивные материалы по заонежским говорам, принадлежащие А. А. Шахматову и любезно указанные С. А. Шахмато- вой-Коплан.

Остановимся на выяснении пунктов, обследованных А. А. Шахматовым. В отчете 1884 г. он пишет, что для своих наблюдений «выбрал именно Олонецкую губернию потому, что надеялся найти там обособленный от влияния городских наречий говор, в котором вместе с тем резко сказывались бы диалектологические особенности»[81]. Несомненно, что такое представление об Олонецкой губернии должно было сложиться сравнительно незадолго до его поездок под впечатлением изданных записей Рыбникова и Гильфердинга.

В 1884 г. А. А. Шахматов посетил северо-западную часть Олонецкой губернии, прилежащую к Онежскому озеру, именно б. Кондопожскую волость и Заонежье в б. Петрозаводском уезде.

В процессе наблюдений А. А. Шахматов устанавливает два говора, сильно отличающиеся один от другого: один из них распространен в Великогубской волости Петрозаводского уезда и в Шуньгин- ской волости Повенецкого уезда, он называет его Киже-Шуньгским, другой распространен в Толвуйской волости Петрозаводского уезда. «Нужно заметить, что, по-видимому, между этими двумя народностями — Киже-Шуньгской и Толвуйской — лежит очень существенное различие», — пишет Шахматов. Это различие в говоре сопоставляется с наблюдениями Гильфердинга относительно того, что кижские певцы совершенно иначе поют былины, чем толвуйские.

В 1886 г. А. А. Шахматов посетил 4 уезда б. Олонецкой губернии: Повенецкий, Пудожский, Вытегорский и Петрозаводский. В отчете об этой поездке он пишет: «Поразительное разнообразие, вряд ли находящее что-либо подобное себе в другой части России, делает Олонецкую губернию неистощимой хранительницей в высшей степени драгоценного научного материала».

На основании датировки фольклорных записей и пометок в упомянутой тетради с диалектологическими записями можно установить населенные пункты, посещенные за эти две поездки А. А. Шахматовым (см. ниже при цитации примеров из рукописи Шахматова).

Материалы А. А. Шахматова могут быть дополнены несколькими сведениями из ответов на «Программу для собирания особенностей народных говоров» (1900 г.).

Из уездов, посещенных А. А. Шахматовым, отметим следующие материалы:

б. Петрозаводский уезд: 1)№ 13. Н. А. Иваницкий, Шуйск. в., д. Лем- бачева (Мат. в рукописях. I, 13) // Изв. Отд. рус. яз. и слов. — 1896. — № 2. — С. 343; 2) № 23. К. Ф. Филимонов, г. Петрозаводск (Мат. в рукописях. II, 23) // Изв. Отд. рус. яз. и слов. — 1896. — № 3. — С. 572; 3) № 30. А. Георгиевский, с. Муромля (Мат. в рукописях. IV, 30) // Изв. Отд. рус.

б. Повенецкий уезд: 1) № 135-а. А. П. Булатов, Римская в., с. Пудожская гора // Тр. Диал. ком. — Вып. 12.

б. Пудожский уезд: № 135-в. А. П. Булатов, Авдеевск. в., с. Туба // Тр. Диал. ком. — Вып. 12.

Вытегорский уезд: 1) № 22. К. Ф. Филимонов (Мат. в рукописях. И, 22) // Изв. Отд. рус. яз. и слов. — 1896. —№ 3. — С. 35; 2) № 133.

И. А. Филимонов, с. Яжезеро Коштугск. в. // Тр. Диал. ком. — Вып. 12;

3. № 134. С. Исполатов, с. Кушозеро Коштугск. в. // Тр. Диал. ком. — Вып. 12; 4) № 34. В. Мегорский, с. Ладва, Ивина (Мат. в рукописях. V).

Из материалов соседних уездов той же губернии следует упомянуть:

б. Лодейнопольский уезд: № 9. В. В. Латышев, д. Мустиничи (Мат. в рукописях. I, 9) // Изв. Отд. рус. яз. и слов. — 1896. — № 2. — С. 339.

Каргопольский уезд: 1) № 38. А. Лебедев//Тр. Диал. ком. — Вып. 11;

2. № 106. И. Корехов, Лепшинский прих. (Мат. в рукописях. IX, 106) // Сб. Отд. рус. яз. и слов. [б/г]. — Т. 87. — С. 199.

Из более поздних материалов упоминаем статью Г. Ф. Нефедова «Севернорусские говоры как материал для истории».

Архив Диалектологического сектора ИРЯз располагает рядом ответов на «Вопросник для составления атласа русского языка» из тех же районов, в которых А. А. Шахматов производил записи (см. ответы № 20-26, 29-46, 51-53, 59, 62-80, 82, 83, 87, 89, 90, 155, 180, 181, 184, 189).

2

Не ставя перед собой задачу воспроизвести весь материал, относящийся к диалектологии б. Олонецкой губернии, обнаруженный в упомянутых записях А. А. Шахматова, мы остановимся на ряде явлений, описанных им, которые интересуют нас с точки зрения расхождения олонецких диалектов с типичными севернорусскими говорами. В этом отношении особенно интересна группа говоров, названная А.

1. А. А. Шахматов, характеризуя эту группу говоров, называет ее «ляпающей». «Ляпаньем называется, по объяснению местных жителей, — пишет он в диалектологической рукописи, — выговор на я. Ляпающих называют ляпсаками. Явление состоит в следующем: перенос ударения на соседний слог с о или е влияет на переход последних в а и я».

Действительно, указанное явление, названное ляпаньем, в среде севернорусских диалектов представляется весьма интересным. Главное, что в нем обращает внимание, это — появление звука а на месте о или е. В цитированной выдержке А. А. Шахматов, определяя ляпанье, связывает наличие перехода о, е в а с переносом ударения на соседний слог, однако, как увидим ниже, целый ряд фактов, приведенных А. А. Шахматовым в той же самой рукописи, говорит о том, что указанный переход о, е в а наблюдается и в случаях безударных. Но если даже и сопоставлять переход о, е в а с переносом ударения, все-таки приходится констатировать, что переходу подвергаются те о, е, которые в большинстве других русских диалектов оказываются в безударном положении.

Приведем материалы, относящиеся к этому явлению, систематизировав их по положению после твердых, после мягких согласных, в корне или в предлогах и приставках. В рукописи А. А. Шахматова материал приведен большей частью по территориальному признаку

После твердого согласного: нацеватъ, жаниха, жаних, аще, с тобой, тауды, авин, с сабой, жаньцов, таперь,              тапор, завем, зя

бнуть (в рукописи без удар.), твауо, накажись, сабрались, радня, мая, твая, даждя (= дожидает), даить, нанеси, сагреть, атдохни, расла, дваим, зарод, вазьми, пападъя, жаной, адин, ва весь рос, далина, са Христом, сгаворись, аны, саьили, схади, дамой, маски, паслы.

После мягкого согласного: шябе, чяуо вябе (3-є л. ед. ч.), яму, яго, тярпеть, мятать (сено), бяда, бяруть, бяжать, мяшок, мяшки, пятун, мяняю, тябе, связли, вязли, свяди (imper.), стяна, ляжыт, вязди, к сяби, тяби, ницяуо, цяуо,ряка, щапа, стягать, лясы (у удочки), всяуо, Стяпан, хчябатъ, дяржы, бляат (блеёт), сбяжау, дяретесь (2-е л. мн. ч.), сбяре- жет, грясти, сгряби, лясовик, трясти, тяпло, смяьиной, вязуть, мяни, бляснет, чяловек, яды, плясти, яліу, яго, дяржись, бягом, бягут (в рукописи без удар.), тятива (в рукописи без удар.), нямогу, ня бронись, ня хочу, ня потерять, ня пущу, ня бросай, ня вопи, няушли, ня отнимай, ня возьму, ня боюсь, бяз очков, ня возьмешь, тяби, ня бить, ня бейте, вцярасъ.

Как указывалось, в записях А. А. Шахматова встречается ляпанье не только в случае переноса ударения на предыдущий слот, а отмечено и в безударном положении. «Весьма часто, — пишет он (л. 3), — вм. ё перед ударением я слышал ’о, т. е. ё приближалось к ja и, напр., сёстра слышится близко к сястра. Точно так же слот после ударения: в произношении некоторых — копёёк близко к копёа°к, потом копёок последнее произношение обычно; но рядом существует ко- пеа°к». Ниже на том же листе приводятся не систематизированные примеры, которые мы даем в следующем порядке:

1. в абсолютном конце слова: а) в 3-м л. ед. ч.: будя, объёдя, б) во 2-м л. мн. ч. и в повел, накл.: прощайтя, здравствуйтя, пойдёмтя, стбйтя, не тянйтя, трбньтя, проедьтя, бейтя, извинитя, грузитя, купитя, подитя, посмотритя, в) в других случаях: понижа, тем пача, было аща, покамя, выша, преждя, четыря;
2. в конечном закрытом слоге: деняг;
3. в заударном слоге: двугривянный, не про тябя, нё про мяня;
4. в предударном слоге: двянацять, жаланен, жалезный, жалезо, залезо, кошали, ня развопишься, от ядйного, ряка, бяда.

Кроме того, на ляпанье указывает ряд примеров, в которых не написано а или я, а о, е, что, очевидно, указывает на то, что в данном случае не произносится четкое а: говорить, цеаловек, проводит, протереться, подгляди, ведром, мо*лоцъка, кройцит.

Приведенные факты можно дополнить несколькими примерами, извлеченными нами из записанных А. А. Шахматовым былин и песен.

Здесь обнаружены следующие факты: не было укоры вяковиць- ной, ащо, я было у стола, у дубовауо, моя сладкоэ вино, повеститя, побудитя, поищйтя, позовйтя, мостинацъку, таби, не спрашивау... у ворот старожателей.

В опубликованных записях сказок встречаем несколько аналогичных примеров. В ряде случаев имеет место указание на перенос ударения: што ня досуг (148)[82], провадим (136), вмяшки (138), лучше тауо (129), вязутъ (134),ляжыть (134),яуо (134), бяжыт (134). Есть факты и без указания на перенос ударения; в предударном слоге: жана (147), гасподь (131), аколъныма (136), провожать (136), аще (138), мяч-кладенечъ (136); в заударных слогах: будят (148), кучар (148), преждя (136), деняг (137),увидяла (129). Обращают внимание также примеры с ударением, как в великом пляну (136), мядовым (136).

На основании пометок около примеров, правда, не всегда последовательно проведенных, можно установить район распространения «ляпанья» в заонежских говорах. «Ляпанье» отмечено в следующих селениях: Илемсельга, Лижма, Пурга Великогуб. в., Шуньга, Кяфтеницы, Шуньг- ский бор[83], Яндомозеро, Палтозеро[84], Кондозеро, Андомозеро[85], Лопская деревня, Падмозеро, Пергуба, Фоймогуба[86], Подпорожье, Багнозеро, Отов- озеро, Кижи[87],Типиницы, Залесье, Юлмаки, Осмина, Кажна, Щеп[88], Кяп- писельга[89], Алексеева, Мелентьева,[90] Рындозеро,[91] Уная губа.

Наблюдатель отмечает, что в Илемсельге и в Лижме «явление встречается совершенно спорадически... указывают на него как на нечто смешное, отличающее заонежан. Тут я встретил ляпанье везде».

Материалы А. А. Шахматова по количеству примеров и разнообразию слов являются самыми обширными в отношении данного явления.

Из известных нам материалов можем добавить весьма немногое. Обращая внимание на данное явление, П. Н. Рыбников[92] пишет: «Иногда е звучит как я, напр, в словах: мяцъ (мечь), тястице, ня пойду (у заонежан), имянство». В тексте былин у П. Н. Рыбникова можно отметить некоторое количество аналогичных фактов. Приведу несколько: с маланьёй (IV, 133), не влазя (III, 439), Кащея (IV, 212); ср. в записях у Гильфердинга: таперъ (350, Ъ69),малава (393), заднє- ва (307), доброва (121), вставая (742), караблю (283, 399) и др. Значительное количество примеров падает на форму 2-го л. мн. ч. повелительного наклонения: пособитя (92), уберитя (92), получитя (79), спуститя (79), пойдемтя (116), глядитя (116), возьмитя (116), пус- титя-ко (127), отдайтя (127), стойтя (127), пожалуйтя (111), вста- вайтя (123), живитя (97).

Указания на аналогичные явления имеем из нескольких более или менее близких районов. Так, Мансикка[93] приводит ряд примеров по б. Пудожскому уезду на произношение а вместо о после твердых: рабитъ, канпас, натрет, каметь, ахвицер, Адесса. Эти примеры в значительной мере могут быть объяснены заимствованием произношения в соответствии с литературным языком.

Рядом с ними примеры на произношение а после мягкого согласного являются несколько более показательными: вцяра, помяло, лян- ной, до сях пор, видял, стримяна, симяна, вримяна. Однако и здесь такие факты, как видял, стримяна и подобные им, могут быть рассмотрены как явления, вызванные морфологическими, а не фонетическими процессами, произношение лянной (= ленивый) отмечается в ряде северо-западных говоров, вовсе не знающих перехода о в а, что касается «до сях пор», то данный пример вовсе выпадает из указанных отношений.

В № 34 дается ряд интересных показаний. «В Заонежье, — пишет собиратель, — вместо о, когда на него переносится ударение, является оа: мбаи, датвари, вдада, бакунись, батвернуть». Далее отдельные примеры: аще (= ощё), тяпло, пба грибы пбашла, пбага- сить, мбароз, весь в крбави, как ббаран, скбазать, дбамой, бабу- хом, гбаловы, стбароны, мало поалей, вбапить, бадоново, пбадай- ти, звданят, твдарогу, вдазьми после мягких: нїясу, міядведь, нїя- босъ, нїя могу.

Указания на наличие сходных фактов имеем из некоторых смежных районов. Так, в № 260 из б. Онежского уезда встречаем примеры: вчяра, пряснбй; в № 262 из Онежского уезда: пятух, вяршйна, улятали, клянбвая; в № 280 из Кемского уезда подмечены 2-3 случая яканья — пряснбй, вяршйна.

В материалах Диалектологического сектора Института русского языка также есть ряд указаний на сходные явления. Так, ответ № 30 из д. Лопское дает указание, что «за Онегом ляпают», в ответе № 33 из Пергубы дано указание на элементы яканья и приводится пример: ня пойду. В ответе № 43 из д. Кижи даются факты: мяня, тябя, ня пойдут; в № 45 из Сенной губы — яво, ва°да, даска.

2. В интересующих нас говорах «ляпанью» сопутствует ряд других любопытных явлений, выделяющих данные диалекты из общей массы севернорусских диалектов.

Прежде всего останавливает внимание произношение звука г. В ряде диалектов отмечено употребление г придыхательного. Так, в записях А. А. Шахматова отмечено: уурюмого (В. Губа), приууз, уумно9 заууста (Выроз.), уад (Кондопога), уоворила (Юлмаки), уолову, ноу то у неуо не было (Пурги), улика (Авд.).

Чаще у отмечается в родит, пад. прилагательных и местоимений муж. и ср. рода. Говоря о данной форме, А. А. Шахматов пишет: «Обыкновенно окончание оуо, ово я слышал очень редко, чаще всего в слове севодни (Лижма), но и сеуодни (Толвуй), одного на одноуо (Толвуй)». В Фоймогубе «очень отчетливо у в gen.». «В Водлозере я слышу вм. у по большей части г в род. ед.: нищего».

В фольклорных записях А. А. Шахматова данное явление отмечено довольно часто. Так, в записях сказок, не в флексии родительного падежа встречаем: уолову (136), ноу у неуо не было (136), уора (128), на уоры (128), поуаный (128), Еуибиха (128), некоуда (100, 128), ни- коуды (ПО), оулобли (127), уокать (123), уукать (123), зауорелась (116), также в словах типа: боуатая (100), блауодати (100), уоспод (80), уоспода (116).

Флексия родительного падежа полных прилагательных и местоимений богато представлена с окончанием -уо.

В прилагательных: бещасноуо (92), живоуо (107), середнёуо (109), меньшоуо (109), круглоуо (110), стальнёуо (110),медноуо (112), стар- шоуо (114), безрукоуо (124), с дубовоуо (125), благоуо (125), любимо- уо (125), купецкоуо (126), с чистоуо (126), светобразноуо (136), доб- роуо (136), ни конноуо и не пешноуо (136), скачноуо жемчюуо (135), храброуо (136), бусурманьскоуо (136), славноуо (136), доброуо (136), разбойничьеуо (136), сыроуо (128), с синеуо (128), сеуоднашнеуо (128), староуо (128), прежнеуо (128) и т. д.

В местоимениях: этоуо (88), ёуо (88), со своуо (89), никакоуо (89), со всеуо (89), вашеуо (89), самоуо (90), котороуо (92), тоуо (92), своуо (91), цёуо (109), своеуо (128), тоуо да сеуо (128), ничеуо (128), этоуо (128), коуо (128), у ёуо (128), какоуо (136), еуо (136), никакоуо (136), у нёуо (136) и т. д.

В числительных: одноуо (89, 94, 136), третьёуо (88, 92) и т. д.

В причастиях: загулящоуо (89), залетущоуо (89).

В записях былин и песен также можно отметить несколько случаев употребления -уо в форме родительного падежа ед. числа прилагательных и местоимений: с розорёноуо заднего угоука, сончя красно- уо, снегу белоуо, платья цвётноуо, от дубовоуо (в том же тексте — господи, гнездышко), воску яровоуо (в том же тексте —господа бога), на тоуо, коуо, боуатырьской, от живоуо и т. д.

Несомненно, что наличие звука у в ряде олонецких диалектов — явление довольно распространенное. Кроме записей А. А. Шахматова можно привести ряд сведений из нескольких районов. Так, в № 29 из г. Олонца (Изв. Отд. рус. яз. и слов. — 1897. — № 1) собиратель пишет: «Произношение буквы г в нашей местности приближается больше к произношению его в церковно-славянских книгах...». В глухом произношении автор указывает телех, рох, сапох.

В № 30 из с. Муромля б. Петрозаводского уезда (там же) также дается указание на у. Автор приводит примеры на у в глухом положении: телех, рох, сапох, шах10 , дух, крух, порох и др. В прилагательных «не говорят» во. «Окончание на -го прилагательных, кажется, отличительный признак народного говора всей Олонецкой губ.», — замечает собиратель. Однако уточнения, указывающего на характер г в форме родительного падежа, не дано.

Из других пунктов б. Олонецкой губ. сведения несколько сбивчивые. Так, в № 13 из Шуйской волости б. Петрозаводского уезда (Изв. Отд. рус. яз. и слов. — 1896. — № 2) отмечается наличие у в единичных случаях: телех, друх, но сапок; у мировово, но у ста- noeoho, eho. В № 22 из б. Вытегорского уезда (там же. — № 3) указывает на произношение нох, рох, друх, но в другом месте того же сообщения указано: рок, друк, «иначе не говорят». В родительном падеже отмечается г = h.

У А. И. Соболевского в «Опыте русской диалектологии» приводятся формы родительного падежа на -oho из д. Лембачева б. Петрозаводского уезда и д. Ежезеро б. Вытегорского уезда.

Ряд сведений имеется из соседних областей. Так, №. 166 из б. Белозерского уезда и № 280 из б. Кемского уезда Архангельской губ., № 104 из г. Кемь (Сб. Отд. рус. яз. и слов. — 1909. — Т. 87) дают указание на у.

Рядом с этим некоторые ответы на программу указывают на произношение родительного падежа с окончанием -ого (не -оуо), отличным от общесеверного -ово. Так, № 4 б. Онежского уезда Архангельской губ. указывает, что в данной форме «г выговаривается как в слове рога». В № 260 того же уезда с. Порог (Сб. Отд. рус. яз. и слов. АН.— 1909. — Т. 87) отмечается окончание -ого с резким -го.

Ряд ответов на «Вопросник» дает указание на произношение у в корне слова: уорот, уолова, уолобли, деньуи, ноуи, уоворитъ, поуос, оуород, залоуа, приуус, даже— бриуада, уруппа, уазета (№ 36 из д. Гобсельга, № 37 из Фоймогубы, № 38 из д. Верхн. Нивы, № 39 из Толвуя, № 40 из Космозера, № 41 из д. Верховье, № 68 из Ялгансель- ги, № 73 из Марнаволока, № 25 из д. Данилово, № 29 из Тагозера, № 45 из Лонгасы, № 184 из Верхн. Шалтопорога).

3. Интересным явлением следует считать особенность произношения звука ф в чередовании с х и хв. В записях А. А. Шахматова отмечены следующие случаи: форост (Конд.), фойная, зафати, за- фатка (Колодез.), фалить, фастать, подфаривала (Бол. Пог.), фой- на, фойнйк (Авд.), фощъ (Конд.), зафатыватъ, форос (Хыза), охто- монов (Пальтега).

Близкие к этому явлению следует отметить случаи: ферес, ферё- са, ферёсовый (Канза), фирёса (Кондоп.), а также охвотник.

Любопытно наличие в предлоге у (х) вместо в (ф)\ х корабли, у воду, у воды.

Эти примеры можно дополнить примерами из фольклорных записей А. А. Шахматова. В сказках имеет место довольно широкое употребление у || х на месте предлога в || ф: у дворецъ (112), у моей дочери у гости (112), у малоэ время (112), спусти меня у воду (78), у байну мытъця (129), хпереди (112), х своё место (112), х своё царьсво (112), х покой свой (78), х путь (78), х фатеру (78), х свою сторону (78), х печку (82), приходитх пищорух крёсному отцу (х = ф их = к) (119), х котомку (142), она х корабли ходит (126), х сундуку (107) и т. д. Близким является пример: в эхтой (100). В основе слов отметим немногое: балафон (108), х фатеру (78).

В записях песен и былин материал тождественный: чара х полтора ведра, к поулесу, приходит х полату, приехал у золоту орду.

Как показывает материал А. А. Шахматова, в заонежских диалектах имеет место некоторая тенденция к замене сочетаний хв звуком ф, лишь в предлогах на месте ф (= в) отмечено большое количество случаев с х на месте ф.

Значительная часть материалов из смежных или близких к Заоне- жью районов дает приблизительно те же соотношения. Так, у Ман- сикки из б. Пудожского[94] уезда отмечены следующие факты: фатить, фастать, пофальной,росфалилсе, Тифиньска, фос, фоя, форой,уфат, офота (охфота), фитанцъя, фатера.

№ 30 с. Муромля б. Петрозаводского уезда: фоя, также предлог г вм. в, имеющий на месте г «что-то среднее между г и х».

№ 22 из б. Вытегорского уезда: фоя, фбрать, фбща, фбрэй, охвота.

В записях Гильфердинга можно отметить ряд аналогичных фактов: фою (1075, 1111), подфатаючи (1081), фатал (1165), пофастатъ (1106), пофастают (1192), пофалъбами (339), фост (1136) и др.

Для смежной территории б. Архангельской губернии имеется материал у Мансикки[95] по б. Шенкурскому уезду: фартал, фатера, фатанция, куфарка, куфня, фто. Кроме того, отмечен звук ф на месте х во флексиях; на месте -ах, -ых аф, -ыф: дуилаф, иф, треф,

теф, худыф. Рядом с этим и обратное явление: мужикох.

По соседним районам б. Новгородской губернии аналогичные указания: куфарка, фоя, фастать и рядом: аф, хорошиф (№ 116 из б. Белозерского уезда; д. Семково, Тр. Московской диал. ком. — Вып. XII), у Соболевского[96] из г. Кириллова приведены случаи: фо- дитъ, форошо.

В № 28 из б. Устюженского уезда (Изв. Отд. рус. яз. и слов. — 1896. — № 4) дается несколько более обильный материал: пыфтеть, фатера, фартальный, куфня; во флексиях: добрыф, тяжёлыф, до- рогииф, зеленыиф, влукошкаф, в садаф; в предлоге: ф попу, в дереву.

В № 280 из б. Кемского уезда, с. Шуя: фатера, куфня, фартальный, но Прося, Опросёнья, Опрбха.

Последнее сообщение из Кемского уезда как бы выпадает из общего характера данной группы говоров: здесь наряду с господством замены х и хв, кв звуком ф имеет место и обратная замена ф через п, чего не отмечают заонежские материалы.

В ответах на «Вопросник» также имеются указания на данную замену ф-х-хв, причем отмечается преобладание таких случаев, как фос, форос, фатать, форой, фоя № 52 из Педесельги, № 59 из Ег- озера, № 62 из Пильмасозера, № 63 из Калакунды, № 63 из Канза- Наволока, № 65 из Великострова, № 66 из Охтомострова, № 67 из Куга-Наволока, № 69 из Гумар-Наволока, № 70 из Рангозера, № 71 из Балдиной горы, № 72 из д. Сердечкино, № 74 из д. Шелы, № 76 из Сумозера, № 76 из Подпорожья, № 82 из Пелоручья, № 83 из д. Дубовой, № 79 из д. Стешевской, № 77 из д. Водла, № 78 из Усть Колода, № 87 из д. Семеневской, № 89 из д. Подберезье, № 90 из Раниной горы.

4. В олонецких диалектах отмечен переход вил в у. Так, в переходит ву в середине слова только перед длительным согласным: дереу- ня, дешеуле. Начальное в также переходит в у: удбвка, удов.

В записях сказок находим весьма значительное количество подобных примеров.

Записи других собирателей из тех же и смежных уездов дают аналогичные показания. Ср. ответы по следующим уездам: Петрозаводский (№ 30), Вытегорский (№ 22,134), Тихвинский (№ 131в), Кирилловский (№ 123-125, 126, 152, 161, 163, 164, 170, 186, 205, 215), Белозерский (№ 151, 169), г. Кириллов (№ 169 с пометкой: «только у стариков»; Соболевский. Опыт. — С. 45).

Рядом с этим в некоторых говорах отмечено протетическое в (у) — из уездов: Кирилловского (№ 186), Тихвинского (№ 130а), Каргополь- ского (№ 106).

Что касается конечного в в глухом положении, то следует отметить, что в тех же говорах этот звук весьма часто произносится как ф, чаще как твердый. Ср. сведения из уездов: Повенецкого (№ 135а), Вытегорского (№ 133, 134), Белозерского (№ 117, 162, 169, 184), Кирилловского (№ 123-126), Тихвинского (№ 130а, 131а).

«Конечное лил перед согласными звуками правильно переходит в неслоговое м, причем вряд ли этому предшествовало в: конечное в перешло бы в ф: day, ходйу», — замечает А. А. Шахматов.

Произношение л в закрытом слоге как у отмечено в записях сказок у А. А. Шахматова из ряда деревень, им посещенных (Кондопога, Шуньга, Шунгский бор, Толвуй, Пурга, Яндомозеро, Палтега, Горка, Лукин Остров, Илемсельга, Лижма, Талая гора, Кедрозеро).

В смежных диалектах это явление также отмечено собирателями из уездов: Петрозаводского (№ 13, 30, 34), Вытегорского (№ 22, 133, 134), Кирилловского (№ 152, 161, 163, 164, 167, 170, 186, 215; 124, 125, 126), Белозерского (№ 151, 162, 166; 117, Пр. № 169 с пометкой «употребляют редко»), Тихвинского (№ 131в), Шенкурского (№ 80).

В ответах на «Вопросник» также имеем некоторое указание на данное явление: отмечено произношение у вместо л в формах прошедшего времени (№ 20 из Морской Мосельги, № 21 из Янчозера, № 22 из Слободы, № 23 из Верх. Шалтопорога, № 24 из Лумбуши, № 26 из Данилова, № 29 из Тагозера, № 34 из д. Упиной, № 37 из Фоймогубы, № 39 из Толвуя, № 40 из Космозера, № 41 из д. Верховье, № 42 из Андомозера, № 44 из д. Кижи, № 46 из д. Кончезера, № 52 ИЗ Педасельги, № 53 из Ладвы, № 68 из Ялгансельги, № 70 из Рангозера).

5. В области фонетики отметим еще употребление /. «У женщин, -— замечает А. А. Шахматов, —л переходит во всех случаях в /, причем это далеко не чуждо и мужчинам. Я слышал / у мужчин в Улитиной Новинке, Кондопоге, Лижме. В Шуньге и Толвуе я не слышал / ни у мужчин, ни у женщин. В Пергубе, Лопской деревне у женщин».

В записях сказок имеем указание на д. Яндомозеро: скочиїа, вьпиіа, крьїкнуїа, поклониіась (129); Кедрозеро: боїшим, боїших (90), Лиж- ма: боїьиая (97), боїше (97), боїшущий (100), говориіа (101), завариіа (101), платиіа (101).

В соседних районах данное явление также изредка отмечается; так, № 280 из Кемского уезда: «При произношении женщинами л звучит несколько мягче, чем у мужчин». Для г. Кириллова показания у

А.              И. Соболевского (Опыт. — С. 45).

6. Среди общей массы северных говоров заонежские выделяются наличием т ’ в форме 3-го л. настоящего и будущего времени ед. ч. «В Толвуе я слышал, — пишет А. А. Шахматов, — ть в уть: прибуть. Также в Палтеге: прибуть. В Шуньге: зовуть, едутъ, випишуть, пёкутъ, йдуть, вёзутъ, подають, бёрутъ, вешаютъ, гне- /оть, зашивають, убъютъ, жнуть, дожнуть. В Шун. бору: отойду тъ, жнуть, сиють. В В. Губе: жнуть, вядуть, кладуть, насажи- вають, хлыщуть, сорывають. В Пурге: гребуть, навезуть, сохнуть. В Вырозере: жмуть, доставають, могутъ, льнеть, жывуть. ВЯндомозерье часто ть: приежжають, рвуть, кладуть, ждуть, беруть, но накрошут».

Без указания селения имеет место пометка: «В 3-м л. мн. ч. ть имеют только глаголы I спряжения, во II спряжении при -am, -ят — а, я».

Довольно многочисленны примеры на -т ’ в 3-м л. мн. ч. в сказках, записанных А. А. Шахматовым в Пурге, Палтеге, Вел. Губе, Яндом- озере (ср.: люди... знають, лен чешуть, плачють, жывуть, пожы- вають, йдуть, зовуть и т. д.). Ср. ссылку у А. А. Шахматова на данное явление в говорах северной части Петрозаводского уезда и прилегающей к нему части Повенецкого уезда в «Очерке древнейшего периода истории русского языка» (§ 487).

Мягкое произношение m в формах 3-го л. отмечается некоторыми собирателями в смежных районах: из Повенецкого уезда в единственном и множественном числе (№ 135а), из Тихвинского только во множественном числе (№ 130а).

В очерке Олонецкого наречия П. Н. Рыбников[97] дает указание также на формы 3-го л. мн. ч. I спряжения на ть: давають, играють, цитають, поютъ.

Ряд ответов на «Вопросник» также дает указания на -ть в указанной форме: № 36 (д. Гобсельга) —зовуть; № 37 (Фоймогуба) —знають, беруть, несуть; № 38 (Вел. Нива) — знають, несуть; № 39 (Толвуй) — моууть; № 41 (Верховье) — зовуть; № 30 (Лопское) —

жывуть, име]утъ, он работаешь (параллельно с твердым т); № 31 (Пигматка) —знають, сидить, несуть; № 32 (Чолмужа) —зна]оуть\ № 35 (Шуньга) — знають, несуть.

1. Особое своеобразие говорам Заонежья придает характер ударения. В огромном количестве слов в этих говорах наблюдается перенос ударения на первый слог. В записях А. А. Шахматова примеров значительное количество. Приведем наиболее интересные из них.

Перенос на корень: овец, неси, сёстра, колесо, одна, одну, мётать, светло, спросить, воровать, отця, у отца, горбом, доски (род. п. ед. ч.), твои, мои, чбуо, тбуо, вода, цена, дрова, сломай,реветь, пётун, жёних, говорю, старики, молока не принесёно, у меня голова болит, пойте домой, зёмля, спросить, ты скажы, цяуо вопишь, после тябе, слухай я тяби што скажу.

Перенос на приставку: бтворь, погодь, погоди, прошли, попадёшь, опасно, покажу, розливать, бёз коня, нё пойду, нё про тябя и нё про мяня. Ср. примеры, приведенные выше как иллюстрации «ляпанья».

Перенос ударения вперед, не на начальный слог: положить, де- рёвён, принёсши, телёжонку, подковать, побёрегем, розбгнау, поглядим, ремёшки.

В единичных случаях перенос ударения назад, в сравнении с литературным языком: ножиками, скажут, родина, осёнь, лошади.

В записях сказок у А. А. Шахматова находим значительное количество примеров на перенос ударения на начальный слог, хотя собиратель и отмечал, что ударение не везде точно обозначено при записи сказок. Ср.'.хотят, карабли, вмбэ царство,рёбята, померла, по зёмли, донес, на час (Кондопога); ёуо, сказау, топором, ляжыть, на свои дровни, дрова, домой, говорит, снёсла, принес, наклау, впёре- ди, бяжыт, догнал (Вел. Губа);родила, пошли, на огни (Талая гора) и многое другое.

Указание на своеобразный характер ударения в говорах Заонежья находим в ряде материалов. Так, еще П. Н. Рыбников писал: «Влияние карел и чуди... обнаружилось не в произношении звуков или наплыве финских слов, а в ударении... В карельском языке ударение почти всегда падает на первый слог, и у русских олончан, особенно у женщин, ударение бывает очень часто или на 1-м слоге или на ближайшем к нему»[98]. В приведенных им сказках и заговорах можно найти немало соответствующих иллюстраций, например: хватил, потащил, на себя, на крыльце, нё прошло, нё придет, со мной (225), на зени, потерла, распростал, родила, проговорила, каким-то, не прошло, проговорил, ёго, к огню, поглядеть, за мной, такой, глазФ (им. мн. ч.), говорит, тёби, пора домой (226).

Обращает внимание на эту особенность заонежского говора и

В.              Майнов: «Заонежанин и говорит-то не так, как вообще северяк, и потому его говор сейчас узнаешь и отличишь заонежанина в толпе русских крестьян. Ударение он делает так, что иное слово сразу и не поймешь»[99].

В № 135а из б. Повенецкого уезда указывается в разделе «Ударение»: «Особенность говора — ударение на первом слоге».

В № 34 читаем: «В Заонежье говорят нараспев... при этом замечается перенос ударения с конечного слога на 1-й слог слова...»

Материалы ответов на «Вопросник» также указывают на широкое распространение в Заонежье переноса ударения к началу слова. Наблюдатель в ответе № 22 (д. Слобода, 30 км от Морской Масель- ги) говорит о том, что «ударение стремится перейти на 1-й слог». В ответе № 43 (Кижи) приводятся примеры: мяня, тябя, ня пойду, в ответе № 21 (Янчозеро) дается общее указание: «бросается в глаза частый перенос ударения в слове к началу»; в ответе № 33 (Пергу- ба) — ня пойду, пришел; № 41 (Верховье) — нямой, яуо, сяло.

Из смежных районов мне известно указание на перенос ударения в Шенкурском уезде Архангельской губернии; в № 235 приводятся такие факты: таковы слова, голова, пбучити.

3

Приведенные выше материалы из записей А. А. Шахматова и ряда других наблюдателей весьма красноречиво говорят о своеобразии говоров Заонежья, которые довольно значительно выделяются из общей массы севернорусских говоров.

Резюмируя уже сказанное, подчеркнем наиболее показательные в этом отношении факты: 1) явления, сходные с аканьем; 2) у; 3) ф на месте х и хв\ 4) у на месте в и л; 5) -ть в 3-м л. глаголов; 6) особый характер ударения.

Остановимся на анализе перечисленных особенностей. Явления, сходные с аканьем, по своему проявлению имеют нечто общее с южнорусским аканьем и в то же время существенно расходятся с этим явлением южных говоров.

Прежде всего обращает внимание тот факт, что произношение а (’а) на месте one известно главным образом под ударением, в тех случаях, когда имеет место перенос ударения к началу слова. Такие условия перехода о,евав корне противоречат явлениям, известным в науке под названием аканья. Таким образом, здесь имеет место сходное лишь по результатам явление, но обусловленное иным положением в слове. Выше приведен ряд фактов, говорящих о таковом переходе и в безударном положении. Следует подчеркнуть, что наибольшее количество примеров в данном случае падает на определенную форму — повелительное наклонение 2-го л. мн. ч., а также ряд случаев с конечным открытым слогом.

Материалы записей из Олонецкой губернии были использованы А. А. Шахматовым при написании «Исследований в области русской фонетики». В этой работе, посвященной истории звуков а, о, е, проанализированы некоторые материалы, которые связываются с явлением «ляпанья». Данное явление А. А. Шахматов выводит из особенностей общерусского о и считает, что «совпадение в некоторых окающих говорах Ъ откр. иава, принадлежит к диалектическим явлениям»[100]. Этот переход связывается им с аналогичными явлениями в южнорусских диалектах. «Во многих севернорусских говорах имело место явление, сходное с тем, которое наблюдается в большинстве южновеликорусских говоров, а именно совпадение о откр. и а в одном звуке а,. В настоящее время за недостатком точных, а вернее даже каких-либо наблюдений, трудно определить границы этого явления»[101]. Большинство этих северных говоров, по мнению А. А. Шахматова, в скором времени пережило «некоторые общие явления, состоявшие в переходе о скл. к а (в слоге перед ударением) в о по большей части закрытое: эти явления мы называем оканьем, а северно- русские говоры окающими. Впрочем, еще долго держались, держатся частью и теперь, в области северновеликорусского наречия говоры неокающие, т. е. сохранившие в слоге перед ударением о скл. к а, таковы, напр., говоры Петрозаводского у. Олонецкой г.»[102].

Исходя из положения о совпадении о открытого и а, А. А. Шахматов считает вполне закономерным для северных диалектов произношение а вместо о в конечном открытом слоге, где появление а вместо о значительно чаще, чем в других положениях[103]. Одинаковое развитие имеет и произношение а на месте конечного открытого е1 .

В более поздней работе, в «Очерке древнейшего периода истории русского языка», А. А. Шахматов произношение а в конечном безударном слоге вместо е связывает с диссимиляционными процессами, имевшими место в общерусском праязыке. По мнению А. А. Шахматова, «в конце слова е, диссимилируясь предшествующей мягкой согласной, изменилось в общерусском праязыке в а, т. е. в переднюю гласную нижнего образования, более открытую, менее палатальную, чем е. Это положение основывается преимущественно на данных северновеликорусских говоров, где исконному е в конце слова, правда, только в неударяемом слоге, соответствует а»[104].

Что касается случаев перехода конечного о в а не после мягких согласных, то А. А. Шахматов в этом труде высказывает предположение о влиянии колонизационной волны из приокской области, шедшей в Северодвинский край и оказавшей воздействие на говоры Архангельского и Холмогорского уездов[105].

Если в ранних и позднейших работах А. А. Шахматов объясняет произношение а вместо о и а вместо е в неударяемых срединных и конечных открытых слогах теми или другими взаимоотношениями звуков русского языка, то появление а в начальном слоге под ударением рассматривается в ином плане.

Еще в упоминавшихся выше отчетах о поездках в Олонецкий край

А.              А. Шахматов высказывает мнение об отражении в данном случае влияния финского языка: «Здесь пришлось встретиться со значительным влиянием на русские говоры соседних финских наречий, сказавшимся не только в заимствованных словах, но главным образом в передвижении ударения на финский лад. На всем западном берегу Онежского озера сказывается сильное влияние финнов». Также население северо-восточной береговой полосы говорит «совершенно на том же наречии, что жители запада», здесь имеет место тот же «финский лад ударения слов».

Останавливаясь на произношении а вместо о, сопровождаемом переносом ударения на 1-й слог, А. А. Шахматов и в ранней своей работе «Исследования в области русской фонетики» держится мнения о финском воздействии на заонежские говоры[106].

Суждение А. А. Шахматова о финском влиянии на перенос ударения на 1-й слог слова и о связанном с ним переходе о в а поддерживается и рядом наблюдателей над олонецкими диалектами.

Особняком стоит мнение Г. Ф. Нефедова, собиравшего материалы по олонецким говорам в последние годы. Говоря об объяснении особенностей заонежского ударения влиянием карельского языка, Г. Ф. Нефедов замечает: «Едва ли справедливо»[107].

Следует подчеркнуть, что все приведенные выше соображения о взаимоотношении русских и карельских говоров на территории

б.              Олонецкой губернии так же, как и сомнение в этом Г. Ф. Нефедова, высказываются в значительной мере a priori, без достаточного изучения общего характера вокализма как русских, так и карельских говоров. Если в отношении русских говоров имеется более или менее достаточный материал, то соседящие с ними карельские говоры еще не освещены в достаточной мере. Для утверждения о влиянии карельских диалектов на вокализм заонежских, а также для решительного отрицания этого утверждения первоочередным является сравнительное изучение тех и других говоров.

В связи с этим небезынтересно остановиться на следующих материалах. Так, в Архиве Географического общества имеется рукопись 1850-х гг. (1850. Т. XXV, 22) «Этнографические сведения о жителях приходов Семчезерского, Янгозерского и Гимольского Повенецкого уезда», указывающая, что население этих приходов говорит на карельском языке — лапиксе в отличие от олонецкого — лювиксе. Лапиксе и лювиксе, как сообщил мне Д. В. Бубрих, представляют собою племенные названия карел. Интересно именно название «лапиксе», которое хочется сблизить с упоминавшимся выше термином — «ляпанье». Возможно, что ляпсаками местное население могло назвать финнов, карел, усвоивших русский язык и внесших в него те или другие особенности, отличные от окружающих их северно- русских говоров. В данном случае могло быть выделено этим термином особое произношение о, близкое к а. Это предположение в некоторой мере подкрепляется данными, которые можно извлечь из другой рукописи (Архив Географического об-ва. — 1885. — Т. XXXV, 15), принадлежащей Ю. Трусману, под заголовком «Образец сомер- ского говора» (в Гдовском уезде Петербургской губернии), полученной Архивом Географического общества в 1885 г. В рукописи приводятся 3 небольших рассказа. Обращает внимание в сомерском говоре ряд отклонений от русского языка, на основании которых можно предполагать, что в данном случае имеем дело с записью русской речи от нерусского населения. С одной стороны, наблюдается произношение а вместо ударенного о: карйва, агань, ня пярвяй роз, пата- лак, мнага, а также в безударном положении: яна (= она), гари (= горит), ня пярвяй роз, сгарёля, барадб. С другой стороны, наблюдается произношение о вместо ударенного а: явцб, стола (= встала), спол но избу (= спал на избе), ня пярвяй роз, барадб, в глбзу. Параллельно отмечается а вместо с\ ляжй (= лежит), тякё (- течет), в мянъ (= у меня). И обратно: ё взёля (= я взяла).

В данном говоре наблюдается, таким образом, явление, аналогичное заонежскому «ляпанью».

Дальнейшее изучение процессов усвоения русского языка финским и карельским населением Ленинградской области должно внести большую ясность в вопрос о происхождении заонежского «ляпанья». Исследователям русских диалектов, находящихся в окружении или в близком соседстве с нерусскими, необходимо заняться изучением процесса усвоения русского языка соседящими народами. Материалы из только что упомянутой рукописи Архива Географического общества наводят в этом направлении на ряд интереснейших вопросов.

Перенос ударения и сопутствующее ему произношение а вместо о накладывают своеобразный отпечаток на заонежский говор. А. А. Шахматов в рукописи по диалектам пишет: «Я положительно замечаю, что речь заонежан отрывиста — плавности никакой, интонации мало, так что все кажется, что вот-вот оборвется речь на полуслове, прибавив как-нибудь отрывистое так, чрезвычайно ими любимое...»

Однако при изучении заонежских говоров данное явление едва ли правильно изучать изолированно от других явлений, составляющих специфику заонежских говоров и существенно отличающих их от других говоров. Выше приведен материал по ряду таких явлений.

Произношение у в некоторых корнях и особенно в окончании родительного падежа единственного числа прилагательных и местоимений мужского и среднего рода имеет ограниченное распространение в севернорусских говорах — его отмечают наблюдатели как раз в группе олонецких говоров и в некотором окружении к северу и востоку от них. Более частое употребление данной формы отмечено именно в За- онежье, в смежных районах оно замечено спорадически.

Анализируя данное явление в связи с характером произношения звука г в севернорусских диалектах, А. А. Шахматов11 ^высказывает предположение, что в древнерусском языке различались три группы говоров в отношении отражения звуков g и h, в частности северно- русские говоры восходят к двум из них, именно к группе, сохранившей различие между g и h, и к группе, изменившей h в g и сохранившей g. К первой из этих групп, по мнению А. А. Шахматова, относятся, между прочим, олонецкие говоры. При более детальном рассмотрении в говорах этой первой группы намечаются в свою очередь определенные подгруппы: 1) группа, в которой h исчезло совсем, но не слилось ни с g, ни с у; 2) группа, в которой h перешло в у; 3) группа, в которой h заменилось v. Первая из этих подгрупп отмечена наблюдателями по преимуществу в восточной части б. Новгородской губернии (см. приведенные выше материалы из б. Белозерского, Кирилловского и Тихвинского уездов); здесь в форме родительного падежа имеет место окончание -оо. Вторая подгруппа известна главным образом в Заонежье, точнее в б. Петрозаводском, Повенецком уездах (Материалы А. А. Шахматова, № 13 и 30), частично в Выте- горском (№ 22), а также в Кемском (№ 104), Шенкурском (№ 235) и Белозерском (№ 162). Третья подгруппа, самая обширная, охватывает всю остальную территорию распространения севернорусских говоров. К говорам, знающим у на месте А, в некоторой степени приближаются говоры второй группы (по Шахматову), где во всех положениях появилось только г. Эти говоры Архангельского, Холмогорского (Материалы А. А. Шахматова из «Арханг. губ. вед.» 1847 г., № 50) и Онежского уезда (№ 41).

Географическое распространение указанных групп определенно указывает на следы А и у в самой северной и северо-западной частях севернорусского наречия, в то время как группа с v расположена в восточной, центральной и всей южной полосе севернорусских говоров, переходя южнее на территорию среднерусских говоров и далее проникая в отдельные южнорусские. Подобное расположение отражения hny заставляет обратить особое внимание на говоры севера и северо-запада и задуматься над причинами, которые могли содействовать своеобразному развитию данных звуков в указанных сочетаниях в отличие от говоров, знающих v в указанном положении. Данное положение направляет внимание на эти говоры еще и потому, что они обладают рядом своеобразных особенностей, отличающих их от группы, знающей v вместо h и у.

В несколько более ранней работе «Заменички словенски наставак gen. sing. masc. u. neut.»[108] А. А. Шахматов склонен видеть в форме родительного падежа прилагательных и местоимений рефлекс общеславянской формы toho.

Вопросу об окончании родительного падежа местоимений и прилагательных в севернорусских говорах посвящена статья 3. К. Плотниковой[109], в которой устанавливаются две группы олонецких говоров: группа с вполне определенным взрывным г и группа с ослабленным взрывным г. Ко второй группе отнесены по преимуществу заонежские говоры (селения: Сенная губа, Кижи, Яндомозеро, Великая гора, Космозеро, Толвуй, Фоймогуба, Выгозеро, Кузаранда, Ти- пеницы). В процессе изучения диалекта 3. К. Плотникова установила своеобразное произношение гнув олонецких диалектах. Характеризуя звук г, автор указывает, что «у большинства наблюдается полнейшее ослабление взрыва вплоть до перехода взрывного в спирант, но рядом с этим у тех же лиц иногда является в этих же положениях г, т. е. взрывной со слабым взрывом, уловимым при шепотном произношении»[110].

3. К. Плотникова считает у в олонецких диалектах вторичным, «спирантное у в рассматриваемых говорах есть новый спирант, явившийся на месте г взрывного путем постепенного ослабления взрыва в условиях, наиболее благоприятствующих такому ослаблению (как, например, между гласными), он наблюдается у большинства представителей этих говоров»[111]. Эти соображения о позднем развитии у в данных диалектах автор подкрепляет ссылкой на то, что «в заонежских говорах последовательное проведение у наблюдается главным образом у молодого поколения, а наиболее последовательное сохранение взрывного г представлено старшим поколением, тогда как в муромльском ослабление взрыва наблюдается одинаково у всех»[112].

Однако приведенные соображения едва ли можно считать вполне убедительными. Приведенные позиции звуков в составе слов, в частности интервокальное положение г как в основах слов, так и в составе флексии родительного падежа мужского и среднего рода местоимений и членных прилагательных, повсеместно известны на территории севернорусских диалектов. Вместе с тем мы знаем, что произношение г как у отмечается в сравнительно ограниченной группе говоров, центром которых является Заонежье, и от него отходят отдельными небольшими пятнами селения к северу и северо-востоку, имеющие аналогичное явление. Приходится считать, что наличие у в заонежских говорах обязано каким-то своеобразным условиям, имевшим место именно в этих районах, но не имевшимся в ряде других диалектов востока и севера РСФСР, а также всего Поволжья.

Обобщая свои наблюдения над олонецкими диалектами, 3. К. Плотникова приходит к окончательному выводу о том, что «в северновеликорусских говорах у вместо g, в частности в форме родительного падежа, сравнительно позднего происхождения и по своему характеру не тождествен не только с малорусским и белорусским, но даже и с южновеликорусским соответствующим спирантом. По-видимому, вместе с этим он менее устойчив, более склонен к исчезновению, чем южновеликорусское у»[113].

Таким образом, в нашей лингвистической литературе имеют место два суждения о развитии у в говорах Заонежья. А. А. Шахматов, как мы видели выше, склонен видеть в звуке у древний спирант.

3. К. Плотникова считает у в соответствующих говорах поздним явлением, не объясняя, однако, причин, в силу которых в более позднее время развивается у на месте более древнего g.

В работах А. А. Шахматова и в вышеупомянутой статье 3. К. Плотниковой у рассматривается по преимуществу в составе формы родительного падежа единственного числа. Как показывают приведенные нами материалы из последних записей по Заонежью, произведенные между 1937-1940 гг., у известно в этих говорах далеко за пределами указанной формы, именно в составе ряда основ как старых, так и новых, вплоть до слов, заимствованных из литературного языка (ср., например, уруппа, уазета, урам). Отметим, что этот новый материал указывает на произношение у не только в интервокальном положении, а в сочетании с согласными (lt;оулобли, урам, уде, урудами, уром- ча]е, за урибами) и в абсолютном начале слова. Подчеркнем, что в ряде селений отмечено параллельное употребление у и г в одних и тех же основах, что говорит об определенной неустойчивости в отношении употребления данного звука.

При анализе явлений, связанных с произношением у в данных диалектах, необходимо обратить внимание на характер самого звука у, оттенков его произношения. В старых материалах по заонежским говорам детали произношения у не описываются и даже не оговаривается наличие того или другого оттенка в произношении этого звука. 3. К. Плотникова, наблюдая данный звук в тех пунктах, по которым были соответствующие указания в диалектологических материалах, отмечает, как мы видели, особый характер произношения у.

В ряде ответов на «Вопросник по составлению диалектологического атласа русского языка» также имеет место указание на своеобразный характер произношения у. Например, ответ № 33 (Пергуба) указывает на то, что у не так фрикативно, как в южнорусских говорах. В № 68 (Ялгансельга) приводится ряд слов с у (уот, бриуада, уостей, лууа, поуос, уде, уазета, мноуо). В № 70 (Рангозеро) указывается на произношение г взрывного, но рядом с этим отмечаются такие примеры: уехали, уести, с придыхательным начальным у. В № 44 (из Кижского сельсовета) приведены примеры: уълава,мноуа. В № 21 (Янчозеро) указывается на г, но рядом — уди, убду. В № 23 (Верхн. Шалтопорог) приведен обильный материал на у: вьюуа, поуода, ро- уац; приууз, врау, уород, уазета, уолова, оуурцй,]ауоды. То же и в № 22 (д. Слобода, в 30 км от Морской Масельги): вьюуа, уораздо, снеу, коу- да, непоуода, рууавсы, уород, уазета, уолова. В № 26 (Данилово) отмечены факты: yarn, уадюка, урабить, уолова, уброт, слёуа. В № 29 (Тагозеро): ничеуо, уадюка, уазета, уолова. В № 37 (Фоймогуба): урот, уолова, бриуада, урунт, поуос, уоворитъ. Аналогичные факты отмечены в № 38 (Вел. Нива), № 39 (Толвуй), № 40 (Космозеро), № 41 (Верховье), № 43 (Лахта и Кургиницы), № 45 (Сенная губа), № 73 (Марнаволок). В некоторых пунктах отмечено у только в формах родительного падежа прилагательных и местоимений: № 80 (Отовозе- ро), № 82 (Палоручей).

Все эти замечания о характере произношения у наводят на предположение, что заонежское у не тождественно с южнорусским у и едва ли заонежское у можно роднить с соответствующим звуком в южнорусских говорах.

Рассмотренные выше соотношения заонежских говоров с соседними карельскими в области места ударения направляют внимание и в данном случае в сторону финских диалектов. В соседних финских диалектах имеются два звука — g и h. Первый — взрывной заднеязычный, второй — придыхательный спирант, не сходный с южнорусским у. Из этих сопоставлений напрашивается предположение о возможном воздействии этих карельских диалектов на соседние русские. Здесь, в Заонежье, где довольно причудливо переплетаются русские и финские селения, могло иметь место весьма давнее соседство русских и финнов. В процессе скрещивания и взаимовлияния одних говоров на другие могли получиться своеобразные звуковые отношения. Возможно в данном случае предположение о воздействии окружающих финских поселений на вкрапленные среди них небольшие русские поселки. При встрече северноруссов, знавших в своем языке, как и повсюду на севере, один вариант звука г, именно г взрывное, с соседними финскими говорами, где различаются g и h как две различные фонемы, могло произойти смешение тех и других диалектов. В результате в русских говорах могло развиться двоякое произношение звука г, аналогичное произношению в финских диалектах. Отсюда непоследовательность в употреблении того и другого звука: в одном и том же говоре в Заонежье есть г и h.

Отсюда вытекает и неравномерное распространение h или у. В одних говорах h или у известно в довольно значительном количестве слов, в других — в более ограниченном, в третьих — оно известно лишь в ограниченных случаях, наконец, в четвертых — лишь в форме родительного падежа. Подчеркнем, что в большинстве из этих говоров, знающих у (И), на месте его в глухом положении известно не х, как это следовало бы ожидать при типичном произношении у, — в этих случаях наблюдатели отмечают к как соответствие взрывному г. Высказанное нами предположение о возникновении у (К) в заонежских говорах в некоторой степени освещает и характер произношения данного звука. Напомним, что многие наблюдатели не отождествляют его с южнорусским у, а описывают как звук скорее спирантного типа. Аналогичный характер, как указал нам Д. В. Бубрих, имеется в соседних карельских диалектах.

На связи с карельскими диалектами указывает и особый характер ударения в заонежских говорах. Общая тенденция к переносу ударения к началу слова, не отмеченная в большинстве диалектов русского Севера, очень выпукло сказывается именно в Заонежье и придает, как отмечают наблюдатели, какой-то нерусский характер всему говору. Сопоставляя эти факты с явлениями ударения в соседящих карельских диалектах, можно высказать следующее предположение. В результате встречи и длительной совместной жизни русское население Заонежья под влиянием карельских диалектов с постоянным ударением на начальном слоге слова могло постепенно выработать своеобразный тип говора с перетяжкой ударения на начальный слог слова. Вследствие этого нарушались прежние древнейшие отношения качества и количества ударенных и неударенных слогов, в результате чего могла появиться и наклонность к расширению вновь ударенного о и превращению его в более широкий звук, что в конечном счете привело к развитию «ляпанья».

Эти намеки в сторону карельских диалектов усугубляются еще и некоторыми соображениями из области этнографии заонежского населения. В отношении этнографического облика населения Заонежья есть ряд любопытных фактов, говорящих о каком-то своеобразии Заонежья, которое выпадает из общего этнографического habitus’а русского Севера. Особенно отчетливо это своеобразие этнографического облика Заонежья сказывается в области одежды и орнаментики, которые являются одними из устойчивых показателей древнейших связей отдельных групп населения.

Прежде всего следует отметить наличие в Заонежье полихром- ной вышивки как на полотенцах, так особенно часто на деталях одежды. Для всего русского Севера основными расцветками являются или красная по белому холсту или же белая нить при мережке и аналогичных ей швах. Введение синей, желтой, зеленой нити вовсе не типично для Севера. А в Заонежье как раз мы встречаемся с употреблением различных дополнительных цветов на общем фоне красной вышивки. Особенно ярко это сказывается в отношении наплечных вышивок, которые в Заонежье являются подлинными шедеврами народного искусства. Ни в каком другом районе русского Севера подобных вышивок не имеется, и этнограф по первому взгляду сумеет определить заонежское происхождение этих образцов. Почти исключительно геометрический характер основной композиции, заполняющей пространство наплечной вышивки, также является весьма своеобразным, так как в большинстве случаев в украшениях северной русской рубахи присутствуют элементы растительного и животного орнамента (птица, кони и т. п.). Кроме наплечных вышивок в старинных экземплярах женских рубах можно отметить крайне интересные детали, вовсе неизвестные в каком-либо другом районе у русских. Это нагрудные розетки, расположенные симметрично по обе стороны от грудного разреза[114]. Правда, это розетки небольшие, являющиеся как бы слабыми намеками на расшивку груди у ряда других народов — марийцев, чувашей, где расшивка нагрудных розеток достигает огромного мастерства и представляет образцы народного искусства, которыми в полной мере могут гордиться эти народы[115]. Однако самый факт наличия нагрудных розеток на женской рубахе говорит сам за себя и ведет к установлению каких-то параллелей и связей заонежской культуры с финским миром. В украшении рубахи обращает внимание также наличие вышивки на спине женской рубахи, вовсе не отмеченное нигде среди русского населения, но богато представленное в этнографических материалах поволжских финнов.

Кроме рубахи внимание этнографа останавливает женский головной убор. Заонежский головной убор выделяется среди всех собраний по русскому северному женскому головному убору прежде всего тем, что он имеет под верхним нарядным убором внизу еще кичку. Кичка представляет собою холщовый чепец, который спереди имеет твердую пластинку, служащую для того, чтобы лобная часть верхнего нарядного убора высоко поднималась. Эта деталь убора широко известна в южнорусской этнографической среде, а также среди финских народов, особенно же в Поволжье. Кроме того, верхний шитый золотом убор в Заонежье имеет лобную часть, выступающую в виде рога вперед. Деталь — вовсе неизвестная среди русского населения Севера и ярко представленная в ряде мест южнорусской территории, а также у мордвы, марийцев и удмуртов и у тверских карел в Бежецком районе, выселившихся из Карелии.

Наконец, внимание этнографа останавливает еще одна деталь за- онежского головного убора. Это наличие в структуре убора небольших лопастей, спускающихся над ушами. В этих лопастях можно усмотреть пережитки ушных украшений, которые составляют неотъемлемую часть украшений головного убора как в южнорусских районах, так и у финского населения Поволжья. Все эти детали придают специфический облик заонежскому головному убору и резко выделяют его на общем фоне русского северного этнографического материала (см. рис. 37). Указанные детали убора связывают его с южнорусскими и финскими материалами.

Отсюда естественно напрашивается предположение о том, что и в заонежском материале указанные особенности находятся в определенной связи с финским материалом. Правда, непосредственно близкие карельские материалы существенной помощи оказать не могут, так как среди карельского населения старинные этнографические ма-

Рис. 37. Заонежский головной убор, имеющий остроконечный лобный выступ, наушные лопасти и сзади так называемый позатылень

териалы еще не найдены, а имеющиеся музейные собрания говорят о сравнительно поздних этапах развития культуры карел, находившихся под сильным воздействием русской культуры. На территории Карелии пока лишь в Заонежье обнаружены особо архаические остатки этнографических материалов по истории женской одежды.

Несомненно, что рука об руку с взаимовлияниями в области материальной культуры шли и влияния в области языка. Отмеченные выше особенности заонежских диалектов, выявляющие ряд фактов, не свойственных севернорусским говорам, вернее всего следует поставить в тесную связь с местными карельскими диалектами. Это сопоставление может пролить свет на указанные особенности, резко противоречащие общему характеру севернорусских говоров, к которым по своей основе и принадлежат заонежские говоры. Когда успешно начатое Д. В. Бубрихом обследование карельских диалектов будет доведено до конца и материалы будут опубликованы, небезынтересно будет еще раз вернуться к анализу заонежских говоров и на их материале раскрыть некоторые стороны процессов скрещения и взаимовлияний разноязычного населения нашей страны.