б) Имя Бога — Бытие  

Э.Фроммом (1992, 146) — “Я становлюсь тем, чем Я становлюсь”, — является более предпочтительным, поскольку Бог (бытие, сущее, природа, жизнь) понимается становящимся. Становящийся Бог более реален, чем статичное, неподвижное существование.

Какую же пользу для метафизики, гносеологии, для человеческого познания в целом может принести философское понятие Бога? Рассмотрим несколько примеров.

Обсуждая проблему свободы воли, Э.Фромм отмечает: “Человек может выбирать. Бог не может его спасти; все что может сделать Бог, — это поставить его перед принципиальной альтернативой жизни и смерти и потребовать от него выбрать жизнь” (Фромм 1992, 106, примечание). С этой точки зрения человек спасается сам. Бог не наделен способностью спасти человека, Он может только требовать от человека выбирать между жизнью и смертью, добром и злом. В изображении Фромма Бог предстает как безразличный и потому недоброжелательный свидетель человеческой деятельности. Однако философ заблуждается относительно Бога.

Августин Блаженный, не отрицая свободы воли человека, полагал, что “благодать Божия не по заслугам нашим дается...” (Августин 1987, 538), благодать Божия происходит “не от дел, чтобы никто не хвалился” (Ефес. 2, 8, 9). Именно Бог по милости своей спасает человека, приводит нас в жизнь вечную (см. Августин 1987, 542).

По мнению А.Гусейнова и Г.Иррлитца, вывод Августина о том, что божественная благодать не зависит от личных человеческих заслуг, шокировал даже его сторонников( см.

Во-первых, все что делает человек для жизни, все доброе исходит от бытия (от Бога). Иначе говоря, когда человек утверждает жизнь, он руководствуется принципами самой жизни, его делами руководит бытие, т.е. Бог. В утверждении и развитии жизни слышится голос самой жизни, нескончаемого бытия (Бога). Человек, повествующий о жизни, рассказывает о Боге. Человек, созидающий жизнь, действует во славу Бога, т.е. бесконечного бытия. Альтернативный индивид сеет смерть, его устами и руками действует дьявол (небытие, ничто).

Во-вторых, доброта Бога-бытия состоит в том, что он предоставляет человеку всякий раз новые возможности для творения жизни, добра. Реальный мир со своими подчас совершенно уникальными возможностями обращен ко всем живущим. Мир открыто предлагает, можно даже сказать, навязывает себя людям. Однако мы часто не верим в жизнь, в себя, в те возможности, которые нам предоставляются реальностью; мы отворачиваемся от бытия и обращаемся к небытию, к ничто. Вместо жизни (Бога) мы начинаем любить и культивировать смерть (дьявола).

В истории нередко случалось так, что люди оказывались вовлеченными в пляску смерти. Тогда страх становился доминирующей чертой бытия. Но страх есть свидетельство присутствия в мире дьявола. Ужас — это дыхание Ничто. Люди, очарованные ужасом, начинают принимать исковерканный злом мир за единственно возможную реальность. Однако они ошибаются. Нужно остановить пляску смерти, и обнаружится новая реальность. Для этого существует один путь: со-зидание жизни, бытия.

В-третьих, Бог-бытие спасает человека для “вечной жизни” еще и потому, что нынешнему человеку не дано знать, что будет признано добром в далеком завтра. В свое время инквизиция сжигала людей на кострах. С точки зрения светской теологии инквизиторы, требуя веры в Бога, заставляли людей уверовать в бесконечное бытие, в то, что сущность (логос) бесконечного Космоса существует. Они не сомневались в том, что занимались воистину богоугодными делами. Однако сегодня становится ясно, что души этих “праведников” не обрели “вечную жизнь”: в наши дни жечь людей на кострах, как уголь в топках, считается по крайней мере моветоном.

Бесконечное бытие (Бог), сама история определяет, выбирает, что есть добро, т.е. что есть жизнь, бытие. Кстати, этот выбор не является для истории предопределенным и заранее известным. Бесконечное бытие не знает себя, оно не имеет предустановленной программы развития. Природа и история становятся тем, чем они становятся. С этой точки зрения Бог-бытие не знает себя, но узнает себя в процессе своего становления. Иными словами, решения Бога оказываются неожиданными для Него Самого.

Таким образом, человек имеет основания на “Божье вспоможение”, т.е. на помощь бытия. Нам следует верить в жизнь и любить ее, а не смерть. Вера в возможности нескончаемого бытия укрепляет веру человека в себя. В самой безвыходной ситуации, в последнее мгновение своей жизни человек имеет хотя бы один шанс для выбора в пользу жизни. Только мертвые не способны выбирать. Поэтому человек всегда может и должен отдавать предпочтение жизни (на другом языке: служить Богу), а не способствовать смерти (на другом языке: не сотрудничать с дьяволом).

Вот почему, например, эвтаназия недопустима. Согласно светской теологии, философы, юристы, врачи и другие лица, допускающие и практикующие эвтаназию, т.е. помогающие умирать человеку, как некоторые уверяют, из-за сострадания к нему, являются слугами дьявола, т.е.

Заповедь “Не убий” возможна, в частности, потому, что в человеке есть божественное (бытийственное) начало. В таком случае покушение на жизнь человека означает и покушение на Бога (бесконечное бытие). Так, Николай Бердяев, протестуя против смертной казни (1906), писал: “Казнящий смертью, утверждали истинные христиане, присоединяется к делу мучителей Христа, убивает не только человека, но и Бога” (Бердяев 1989, 202).

Теперь обратимся к другому примеру. З.Фрейд считает, что “целью всякой жизни является смерть...” (Фрейд 1990, 405). Разумеется, верно, что всякая жизнь заканчивается смертью, что всякое конечное бытие имеет предел своего существования. Верно также, что каждое существо начинает умирать с момента своего рождения. Наконец, верно и то, что в каждом существе заключен “инстинкт жизни” и “инстинкт смерти”. В каждом из нас сидят Бог и дьявол, т.е. жизнь и смерть, причем оба начала находятся в постоянной борьбе между собой.

Тем не менее Фрейд ошибается. Если принять его постулат, то мы должны энергично стремиться к достижению поставленной цели и, следовательно, постараться как можно скорее умереть. Действуя таким образом, люди достойно реализуют установку психоаналитика. На религиозном языке эта идея будет означать, что Бог (бытие) рано или поздно должен уступить место дьяволу (смерти).

Однако религия с подобной перспективой едва ли согласится. Бог и сатана — вечные конкуренты. Сторонники Бога обречены на постоянную борьбу с кознями дьявола. И они поступают совершенно правильно, поскольку служить Богу (бытию, жизни) — значит противостоять дьяволу (небытию, смерти). Поэтому цель Бога есть Бог (но не дьявол). Цель бытия есть бытие (но не ничто). Цель всякой жизни есть жизнь (но не смерть). Наконец, цель человека есть сам человек (но не сверхчеловек, к примеру). Жизнь с изначальной установкой на смерть добровольно уступает свое место смерти. “Ничто само ничтожит”, — говорил М.Хайдеггер, и он совершенно прав.

С точки зрения светской теологии вопрос “Зачем мне следует быть нравственным?” может получить следующий ответ.

Итак, Бог есть бытие, жизнь, добро. Дьявол есть ничто, смерть, зло. Жизнь и смерть, бытие и небытие, добро и зло составляют два противоположных начала человеческой сущности и космического порядка.

Для религии важнейшим идеалом является достижение рая, т.е. установление одного сплошного бытия, в котором больше никогда не будет смерти. Врата рая закрыты для дьявола. Однако подобная перспектива весьма сомнительна, так сказать, с материальной точки зрения. Если человек когда-нибудь все же отменит свою физическую смерть, то он перестанет быть человеком. Такой “человек” должен будет умереть, трансформироваться в иное качество, чтобы навсегда преодолеть смерть. Окончательная победа над смертью покупается ценой жизни.

Светская теология предлагает, так сказать, идеальную интерпретацию понятия рая. Рациональный смысл этого образа заключается в том, что после физической смерти человек остается жить в памяти благодарных потомков, в духе последующих поколений. Рай как вечная жизнь — это духовное бытие конкретного человека в духе человеческого рода. Это бытие в духе не имеет физических или географических координат, однако и не является потусторонним. Жизнь в раю той или иной личности — это не только добрая о ней память потомков, но и ее духовное влияние на реальную жизнь поколений теми результатами своих деяний, которые она получила в течение своего конечного земного срока. Так понятый рай находится среди нас, он составляет наше духовное наследие, наше духовное богатство, нашу великую силу. Поэтому уничтожение истории, культурных ценностей и памятников можно рассматривать как тяжкий грех, как отцеубийство.

Так понятый рай служит живым людям, он поддерживает их жизнь, укрепляет их. Бесконечная жизнь в духе служит сегодняшнему и бесконечному бытию. Следовательно, попасть в рай, спастись человеку невозможно в одиночку. Спасается тот, кто служит человечеству, его вечной жизни. “Спасающий спасется”, — сказал Владимир Соловьев.

Соответственно ад следует трактовать как вечные проклятия тем или иным субъектам. Но если индивидов, сеявших физическую или духовную смерть, начинают превозносить, то это означает, что сама человеческая жизнь превратилась в ад.

Диалектика жизни и смерти, бытия и ничто применительно к Богу и дьяволу означает следующее. Однажды одержав окончательную победу над дьяволом, Бог прекратил бы свое существование и перешел бы в иное состояние. Бог является Богом благодаря... дьяволу.

Задача Бога не в том, чтобы уничтожить своего извечного противника, а в том, чтобы максимально ограничивать его влияние, его смертельные “шутки”.

Поскольку человек не может окончательно победить физическую смерть, его цель состоит в укрощении смерти. Торжество жизни особенно впечатляет, когда смерть стоит на коленях. Умножая жизнь, мы побеждаем смерть. Умножая жизнь, мы делаем добро, действуем во славу Бога и отрицаем дьявола (зло).