Объективность как адекватность квантовой теории
Рассматривая этот аспект объективности, можно смело утверждать, что квантовая теория объективна в той же мере, что и классическая физика. В данном отношении при переходе от классической парадигмы к неклассической ничего не изменилось. Идеал объективности знания, в смысле адекватности его положению дел в мире, является таким же важным и значимым в неклассической физике, как и в классической. И там и здесь, делая скидку на историческую ограниченность и относительность теории, обусловленных уровнем существующей системы знаний, экспериментальными возможностями данного периода развития науки и техники и т.д., можно утверждать, что достигается хотя бы относительная истинность теорий.
Не существует ни одного экспериментального факта, который противоречил бы квантовой механике. Это теория находится в полном согласии со всеми имеющимися в наличии экспериментальными данными. Правда, методы достижения объективности знания в неклассической физике отличаются от методов классической. В отличие от классической физики, где для получения информации об объекте достаточно экспериментальной установки одного типа, для получения информации о микрообъекте необходимо использование двух типов экспериментальных установок (одна — для исследования волновых свойств микрообъекта, другая — корпускулярных). Эти приборы обеспечивают наблюдателя двумя типами взаимоисключающей информации, которые тем не менее каким-то образом дополняют друг друга.
Такие представления противоречат здравому смыслу (если, конечно, имеется в виду здравый смысл представителя классической науки).
Но физики, по крайней мере, те, кто придерживается стандартной интерпретации квантовой механики, убеждены, что эта картина верна, что сколь бы странной она ни была, в ней зафиксировано, пусть относительно истинное, знание о микрореальности. Экспериментальное подтверждение нарушения известных неравенств Белла явилось, как утверждают физики, очень сильным аргументом в пользу того, что стандартная интерпретация квантовой механики адекватна действительности.Так что в плане объективности — в смысле адекватности знания действительности — каноны рациональности не изменились. Изменились критерии, связанные с объектностью описания. В настоящее время после довольно длительного затишья на физиков и философов науки обрушилась лавина новых интерпретаций, стремящихся преодолеть не-объ- ектный (в известном смысле субъектный) характер квантовой теории и разрешить ее парадоксы.
Присуще ли ученым стремление к объектности в той же мере, что и стремление к истинности, покажет время. Но то, что это две различные стратегии познавательной деятельности и две различные характеристики научного знания, уже очевидно. Поиск истины по-прежнему рассматривается учеными как основная цель научного исследования, в то время как достижение объектности описания многим исследователям уже не кажется столь необходимым. Ведь многие из них уже приняли стандартную интерпретацию, «смирившись» с ее не-объектным характером. Возможно, что стремление к объектности теоретического описания является не таким глубинным свойством психологии ученых, как жажда истины. Вполне может оказаться, что идеал объектности описания никогда не будет реализован в квантовой механике и не-объектная (стандартная) интерпретация этой теории будет признана окончательно верной.
Насколько универсально проведенное различение двух аспектов объективности?
Квантовая механика является универсальной теорией, она приложима ко всем явлениям действительности. Для объектов, масштабы которых много больше планковских, т.е.
для объектов макромира, квантовыми эффектами можно просто пренебречь и использовать здесь уравнения классической механики. Но это не значит, что квантовая теория не приложима к уровню макромира! В этой связи есть определенный резон в том, чтобы утверждать: сформулированный выше вывод о том, что квантовая меха- ника (согласно стандартной ее интерпретации) не дает объектного описания (но при этом дает объективное, относительно истинное описание реальности), является справедливым не только для неклассического, но и для классического, и постнеклассического естествознания.Однако проблема не сводится к простому обобщению и переносу особенностей квантовой механики на все естествознание. Она значительно глубже. Следует учесть, что копенгагенская интерпретация хорошо «укладывается» в кантовскую теорию познания, которая во многих, а возможно и основных, своих чертах является наиболее адекватной процессу познавательной деятельности человека. Согласно этой гносеологии, познающий субъект имеет дело не с ноуменом, не с «вещью в себе», а с феноменом, который является продуктом синтеза априорных категорий рассудка и тем материалом ощущений, которые он получает от «вещи в себе». Но ведь и в квантовой теории, согласно стандартной (копенгагенской) ее интерпретации, исследователь имеет дело только с феноменами, с явлениями, а не с самими микрообъектами. Эти феномены возникают как результат оформления того неопределенного нечто, что продуцируется микрообъектом и существует до измерения, самим актом его взаимодействия с прибором в процессе измерения. (Кстати, это «нечто» очень напоминает кантовский трансцендентальный объект, который Кант определяет как то, что «лежит в основе внешних явлений», как «неизвестную нам основу явлений»[60].)
Возможны два варианта истолкования рассматриваемой специфики квантово-механического описания реальности: более сильное и менее сильное. Согласно более сильному, микрореальность не существует до акта измерения; она создается этим актом.
Менее сильное состоит в том, что хотя микрореальность и считается непознаваемой (познаваемы только квантовые явления, т.е. результаты квантовых измерений), но ее существование до акта измерения не отрицается.Очевидно, что кантовской гносеологии соответствует слабая версия. Какова в этом отношении стандартная, копенгагенская, интерпретация квантовой механики? Некоторые высказывания Бора, казалось бы, дают основания предполагать, что он склонялся к сильной версии. Так, близко знавший Бора и глубоко изучивший его философские взгляды А. Пе- терсен утверждает, что когда Бора спрашивали, отражает ли каким-либо образом математический аппарат квантовой механики лежащий в его основании квантовый мир, Бор отвечал: «Не существует никакого квантового мира. Есть только абстрактное описание, даваемое квантовой физикой. Неправильно думать, что задача физики состоит в том, чтобы открыть, что представляет собой природа. Физика интересуется только тем, что мы можем сказать о природе»[61]. Так что действительно возника- ет впечатление, что Бор — сторонник сильной версии. Однако внимательный читатель этих строк сразу же отметит: уже то, что Бор говорит о природе как существующей, позволяет утверждать, что взгляды Бора соответствовали все-таки слабой версии, а следовательно, кантовской гносеологии: ведь Кант отнюдь не отрицал существования «вещей в себе».
Точно так же ошибочно было бы утверждать, что Дж.А. Уилер отрицал существование микрореальности. Основанием для таких выводов служат нередко высказываемые Уилером суждения об участии человека в возникновении универсума[62]. Думается, однако, что и Бор, и Уилер делали рассматриваемые заявления с целью заострить ситуацию в познании микромира, привлечь к ней внимание исследователей. Нам представляется, что более соответствуют подлинным взглядам Уилера те идеи, которые он изложил в одной из рассказанных им притчей. В ней передается диалог, якобы состоявшийся между Иеговой и Авраамом. «Иегова упрекает Авраама: "Ты бы даже не существовал, если бы не я".
"Да, Господь, я это знаю, — отвечает Авраам, — но и ты не был бы известен, если бы не я"»[63]. В наше время, говорит Уилер, изменились участники диалога. Ими стали универсум и человек. Мораль сей притчи такова: универсум все-таки существовал до человека, и роль человека состоит в том, чтобы познавать, а не создавать его. И Уилер это хорошо понимает, что вполне соответствует кантовской гносеологии.Развиваемой здесь трактовке проблемы эпистемологической объективности вполне соответствует не только квантовая теория, но и релятивистская физика. Нередко среди неспециалистов высказывается мнение о том, что теория относительности Эйнштейна является пристанищем релятивизма. Поводом для таких суждений служит то, что некоторые физические величины — пространственные и временные промежутки, масса тел — нельзя рассматривать в качестве абсолютных, как это было в классической физике: их значение зависит от того, в какой инерциаль- ной системе отсчета они определяются. Иногда, отождествляя систему отсчета с наблюдателем, на этом основании делают даже вывод о том, что рассматриваемые величины являются субъективными. На самом деле, как справедливо утверждалось в многочисленных дискуссиях по философским вопросам релятивистской физики, о наблюдателе в данном случае можно вообще не упоминать: достаточно сослаться на вполне материальную систему отсчета. Так что субъективизм здесь ни при чем.
Используя принятую нами терминологию, можно утверждать, что рассматриваемые величины, не будучи ни в коей мере субъективными, не являются в то же время объектными (и, следовательно, являются в из- вестной мере субъектными). Их определение требует отсылки к той системе отсчета, в которой они определяются. Это, однако, не мешает им быть объективными: используя преобразования Лоренца, мы всегда можем рассчитать величину пространственного или временного промежутка в любой инерциальной системе отсчета.
В свете проведенного нами различения (между объектностью и объективностью) становится понятна и ситуация в синергетике.
Эта наука исследует человекоразмерные системы, включающие в себя человека[64]. Для таких систем также невозможно построить объектное описание. Что касается объективности теорий — ее в синергетике добиваются точно так же, как и в классической науке. Пафос работы двух наших отечественных методологов синергетики[65] состоит в том, что, споря с И. Приго- жиным и подвергая критике многие моменты его концепции, они стремятся дать более адекватное описание синергетических систем и процессов по сравнению с пригожинским. С этой целью они используют новые научные данные, результаты новых экспериментов, математические выкладки, теоретические рассуждения. Какие бы экзотические свойства ни выявляла синергетика в исследуемых ею сложных самоорганизующихся системах, связанных, в частности, с их принципиальной открытостью, нелинейным характером совершающихся в них процессов, непредсказуемостью (в классическом смысле слова) их развития и т.п., идеал объективности работает и здесь.Более того, как отмечалось выше, рассматриваемая особенность естественно-научного знания — его не-объектный характер свойствен не только постнеклассической науке. Это общая черта научного знания, на каком бы этапе развития науки — классическом, неклассическом или постнеклассическом — мы его ни рассматривали. В классической науке это различие также существовало. Но оно не было заметным и очевидным, поскольку классическая наука имела дело с макрообъектами, являющимися непосредственно наблюдаемыми. Только в квантовой физике, изучающей непосредственно ненаблюдаемые объекты, реальность становится «завуалированной» (Д'Эспанья) и встает вопрос о самой возможности достичь объектности в ее описании.
Выражая эту черту научного знания в более привычных нам понятиях и категориях, мы говорим о предпосылочном характере научного знания. Беспредпосылочного знания не существует. Между познаваемыми объектами, к какому бы уровню организации материи они ни принадлежали, и познающим субъектом стоят мировоззренческие, культурные и ценностные предпосылки познавательной деятельности, которые, несомненно, влияют на интерпретацию и истолкование фактов, и даже на содержание теоретических принципов и постулатов научных теорий. Ученый — это не интеллектуальная машина, а человек, разделяющий стереотипы и пристрастия той парадигмы, в рамках которой он работает, и тех взглядов на мир, которые свойственны его времени.