ЕСТЕСТВЕННОЕ (сриоікод), ИСКУССТВЕННОЕ (TCXVriTOg, ИЛИ TCXVlKOg в смысле «искусный»)
- понятия, составившие одну из фундаментальных оппозиций античного мышления, которая обусловила противостояние между физикой как «наукой» (фіклкг) ?яклтцл,т|) и механикой как «искусством» (jirixaviKf) xexvri).
Будучи производным от глагола сргхо (рождать, взращивать, создавать), существительное (ptiaig, «природа», насколько известно, впервые встречается в «Одиссее» (X, 302- 304). Первое использование этого слова в качестве философского термина приписывают Гераклиту, у которого cptgt;ai? приобретает значение внутренней сущности, «таящейся», в отличие от чувственной явленности феномена. В этом смысле понятие «природа» исконно связано с такими понятиями, как «начало» (йрхл), «элемент» (axoixelov), «сущность» (ойша), «сила» (6wa|ii?), «возникновение» (yeveaig). Противопоставление «природы» «искусству» (x?xvr|X равно как и «закону-соглашению» (vofiog), «обычаю» (rjGog) оформляется во втор. пол. V в. до н. э. у софистов (в частности, в рамках их естественно-правовой концепции: Гиппий, Гор- гий, Антисфен, Антифонт). У Антифонта, вслед за ним у Платона (особенно в «Законах»), появляется существенное для развития античной науки отождествление природы с истиной (dX^Geia) и знанием (?тотгцл,г|), а искусственного соглашения с «мнением» (6о|а). В своем классическом виде оппозиция «природа - искусство», «естественное - искусственное» оформляется в трудах Аристотеля.
Исконный смысл, каким нагружено греческое т^х^ - «ремесло», «искусство» и соответствующее этому «научение», подразумевает как искусность, так и искусственность, неестественность. Такое искусство и есть собственно «техника» как набор обеспечиваемых практическим знанием процедур, гарантирующих достижение определенной цели. В своем существе xexvr| «механична», т. е. представляет собой |іт|Х^Л (отсюда лат. machina, machinatio) - «ухищрение», «хитрость», «кознь» (ср. xexvaajia), связанную с обманом природы (фші?).
«Механикой» в этом значении будет как всякое техническое устройство, так и всякая уловка, или «махинация», в человеческих отношениях. С |іТ|ХауЛ в значении «сообразительность» сходно и латинское ingenium (отсюда ingenieur как «хитрец» и «изобретатель»).При этом неверно было бы полагать, что в греческом понимании «искусства» уже заложена новоевропейская идея совершенствования природы, ибо самый смысл обмана (|!T|xcxvf|) состоит в том, чтобы одно выдавать за другое. Так, по Платону, тіх^ есть лишь миметическое подобие подлинно сущего. Например, «зеркало» как метафора хєх^Л у Платона: «.. .Возьми зеркало и води им в разные стороны - сейчас же у тебя получится и Солнце, и все, что на небе, и земля, и ты сам...» - «Да, но все это будет одна лишь видимость, а не подлинно сущие вещи». Идея совершенствования предполагает несовершенство природы, тогда как фяЗаід есть совершенство и то, что происходит само собой, напрямую, - таково аристотелевское начало движения в себе самом как таковом, а не при посредстве чего-то другого (jir|xavf| также и «средство»). Античное понимание «искусства» коренится в архаической героико-аристократической страте-
гии греческого мышления, согласно которому «техническая» косвенность в достижении результата достойна порицания. Так, Гомер именует лучника Париса «подлым стрельцом»: ведь человек, использующий техническое средство для поражения находящейся на известной дистанции цели, уравнивается в силе с «героем», иными словами, выдает себя за другого.
Таким образом, соотносясь, с одной стороны, с «подражанием» (|u,L|ir|aig), соответственно с «не-бытием», а с другой - с «мнением» (66|а), «искусство» является наименее «почитаемым» занятием. Тем самым оппозиция сршід - Te/vri органически входит в антитетическую структуру греческого мышления, где «искусство» выступает подчиненным членом, что, исходя из специфики греческой культуры, говорит о его неполноценности.
Эта подчиненность четко сформулирована в аристотелевском различении вещей, существующих «по природе» (напр., животные, растения, первоэлементы), и вещей, существующих «в силу иных причин» («ложе, плащ и прочие»). Первые, согласно определению природы, имеют в самих себе вышеупомянутое «начало движения» (архл Kivriaecog), «началом» же вторых как раз и является x^xvri, суть которого сводится к тому, что своим существованием ложе и плащ обязаны не себе, а иному.
Этим иным является «пойэсис» (лоїгіац;), «произведение» в смысле процесса, которое предполагает внешнее по отношению к искусственной вещи amp;РХЛgt; «начало», воплощенное в лице «архи-тектона» (архі-тєктсоу), «начальника [искусственного] построения». Указанный момент дистанцирования произведения от своего «архитектора» хорошо усматривается в том, что ло(г|аі?, помимо «делания» и «стихотворчества», означает также и «усыновление»: приемные родители не являются непосредственной причиной усыновленного ребенка. Ключевыми словами для постижения существа т?х^ здесь являются «произведение» (яо(г|сл?) и «движение»(Kivriaic;).
Первый термин отсылает к проводимому Аристотелем в другом тексте отличению «теоретического», или умозрительного, типа рассуждения от «пойэтического», или «способного сделать что-либо» (лоіг|тікбд). Специфика этого «производительного» рассуждения заключается в том, что оно, в отличие от «теории», предполагает знание не о сущности вещи, но об алгоритме ее (вещи) изготовления. Таким образом, в «искусстве» невозможно отделить объект деятельности от субъекта. Выраженный в «знании-как» момент субъективности и есть то опосредование, благодаря которому «искусство» (тёх^лХ соединяясь с «хитростью» (|1Г|ХауП)» становится искусностью, искушенностью: только искусный и искушенный человек, напр. Апеллес, способен так изобразить на картине коня, что его будет приветствовать ржанием реальный конь. Однако же этот и множество других подобных анекдотов античности далеки от современного пиетета перед Мастером: «Если он хороший художник, то, нарисовав плотника и издали показав это детям или людям не очень умным, он может ввести их в заблуждение, и они примут это за настоящего плотника» (Платон).
Что касается термина Kivr|aig, «движение», то его нельзя путать с «действием» (?vepy?ia). По Аристотелю, «энергия» есть действие, имманентное цели данного действия. Завершенность и определенность характеризуют «действие», и именно в этом существо действительности: «Так, напр., человек видит - и тем самым увидел, размышляет - и тем самым размыслил».
Поэтому ?V?pYeia есть (целевой) поступок, оппозицией которому как раз и является Kivrjai^, «движение» как таковое: «Ведь всякое движение незакончено - похудание, учение, ходьба, строительство; это, разумеется, движения и именно незаконченные. Ибо неверно, что человек в одно и то же время идет и уже сходил, строит дом и уже построил его, возникает и уже возник...» (Аристотель). Поэтому движение только «кажется некоторой энергией», если бы таковая могла быть «незавершенной». И это значит, что имма-нентная незавершенность Kivr|aig еще требует энергийного завершения.
Будучи «производительным» знанием, т?х^Г| исчерпывает себя в процессе «движения» к цели, никогда тем самым не осуществляя ее внутри себя. В такой культуре мышления, где ставшее имеет приоритет перед становлением, «искусство» имеет низкий социальный статус, «пойэсис» уступает «теории». Соответственно этому различению знаний складывается судьба x?xvr| в латино- язычном мире. «Искусства», относящиеся к «производительному» знанию, оформляются в artes mechanicae, а знания преимущественно теоретического характера - в artes liberates. Постепенное преодоление оппозиции фшід -x?xvr| способствовало реабилитации «механических искусств» и соответственно возникновению классической науки, образцом которой явилось объединившее физику и механику экспериментально-математическое естествознание Нового времени.
А. С. Горинский